Цена счастья

3

Маделон д'Эшогет была моей свекровью в течение девяти лет, но в этот вечер мы встретились с нею впервые. Встреча состоялась в гигантском по своим размерам и потрясающем своей обстановкой салоне, который в гораздо большей степени приличествовал бы какому-нибудь музею, но никак не личной комнате в частном доме. Хотя, с другой стороны, называть этот замок частным домом было бы, пожалуй, не совсем правильно.

— Не позволяйте запугать себя, — нашептывал мне Фарамон, когда мы вчетвером этакой процессией шествовали по длинному абиссинскому ковру в другой конец комнаты, где старая дама величественно восседала в своем кресле. — Мама как раз этого и добивается. Обычно семья в подобных случаях собирается в розовом салоне, но сегодня она явно намеревается в полной мере продемонстрировать свои наихудшие стороны.

В высоком резном деревянном кресле, выглядевшем еще старше, чем сам замок, Маделон д'Эшогет всем своим видом вызывала ужас. Кресло на самом деле было очень старым. Потом мне рассказывали, что оно было изготовлено в двенадцатом веке, в то время как сам замок был построен лишь в восемнадцатом, хотя и стилизован под норманнскую крепость двенадцатого столетия. Кресло же было настоящим реликтом одного из норманнских замков, принадлежавших кому-то из предков д'Эшогетов.

— Мой прадед выкупил практически все из того замка во Франции, — сообщил мне Фарамон. — А потом путем неимоверных усилий и колоссальных затрат переправил вещи сюда, включая и целую кучу всевозможных мелких ценностей, которые ему удалось собрать среди представителей тамошней обедневшей знати.

Как выяснилось позже, Фарамон испытывал мало почтения к «славным традициям», которые так много значили для других членов его семьи. Он полагал, что д'Эшогеты с их стилем жизни в условиях двадцатого века являются явным анахронизмом. И точно так же были они анахронизмом и в девятнадцатом веке, — а точнее говоря, с тех самых пор, как нога первого из д'Эшогетов вступила на канадскую землю.

Во всяком случае, для меня с первого взгляда стало ясным, что мадам д'Эшогет анахронизм из анахронизмов. В тот первый вечер, когда я ее увидела, она была одета в черное шелковое платье, украшенное сказочно красивыми бриллиантами. И они наверняка были настоящими, не могло быть даже мысли о том, что мадам д'Эшогет может носить модную бижутерию. С небольшой головой и коротко подстриженными снежно-белыми волосами она выглядела настоящей королевой. И когда она протянула мне руку, я вдруг поняла, что мне следует поцеловать ее.

Однако я ограничилась тем, что скромно подала ей свою руку. То же проделал и Майкл. Она же притянула его к себе и поцеловала в лоб. Как ни странно, это ему понравилось. Во всяком случае, процедуру знакомства он перенес спокойно, без протестов. Майкл даже не покривился, когда она сказала:

— Так-так, ты, следовательно, Мишель, — а затем продолжила, как бы ни к кому не обращаясь: — Какое счастье, что ты, мальчик, похож на своего отца.

— Но, мама! — встрепенулась молодая женщина, сидевшая рядом с нею. — Как можно говорить такое! Леонора очень красивая женщина.

Это была Дениз д'Эшогет, жена Брайана. По-английски она говорила с ярко выраженным французским акцентом, из чего я заключила — и это позже подтвердилось — что она родом не из Квебека, а непосредственно из Франции.

Мадам д'Эшогет наблюдала за мной с ледяной улыбкой.

— Я абсолютно уверена, Леонора понимает, что мое замечание не относится к тому, как она выглядит. А выглядит она очаровательно.

Это было сказано таким тоном, что я тут же прокляла то обстоятельство, что предварительно не потрудилась привести себя в порядок. Я наверняка могла бы попросить Брайана предоставить мне для этого немного времени, но у меня не хватило мужества.

Между тем мадам д'Эшогет продолжала:

— Алан был моим сыном. Его уже нет среди нас. Так разве же не естественно, что я рада найти его вновь в моем внуке?

— Абсолютно естественно, — поспешила я ее заверить.

По какой-то мне самой непонятной причине вмешательство Дениз мне показалось крайне неприятным. Может быть, это объяснялось тем, что мое чуткое ухо уловило покровительственные нотки в ее мелодичном голоске. Не знаю. Во всяком случае, Дениз была странным видением в этом Богом забытым краю, удаленном на сотни миль от ближайшего крупного города, где она наверняка смотрелась бы более естественно. Ее едва ли можно было назвать красавицей — она не была даже по-настоящему интересной, — но ее украшала некая удлиненная худоба манекенщицы экстра-класса, которая поневоле наводила на мысль о породе. Вне всякого сомнения, ее гардероб пополнялся не из местного салона мод. Я бы даже сказала, что он формировался не в, Штатах, а скорее за «большим прудом» — непосредственно в Париже.

Своей элегантностью Дениз отлично дополняла холодного, сдержанного Брайана. Я подумала, что такой жены не могло бы быть у жизнерадостного Фарамона. Впрочем, как я вскоре узнала, у Фарамона и вовсе не было жены. Постоянство вообще не являлось отличительной чертой его характера.

Мадам д'Эшогет обратилась с каким-то замечанием по-французски к Майклу. Но мальчик лишь непонимающе посмотрел на нее.

У мадам д'Эшогет глаза округлились так, как если бы она вдруг почувствовала сильные боли. Помолчав, она сказала:

— Меня предупреждали, что такое может случиться, но я не могла заставить себя поверить в это. Мой собственный внук — и не знает ни слова на своем родном языке!

Майкл повесил голову, как если бы он сам был виновен в этом.

— Вероятно, все дело во мне, — заметила я. — Я не говорю по-французски. Или, точнее, почти не говорю.

— Разумеется, в вас! — процедила мадам д'Эшогет с нескрываемым презрением.

И тут я сделала неожиданное открытие — в ее глазах читалась какая-то первобытная ненависть. Однако мадам д'Эшогет достаточно быстро справилась с собою и принудила себя к вежливости, которую была обязана соблюдать хотя бы потому, что я была ее гостьей.

— Возможно, для вас и нет никакой трагедии в том, что вы не говорите по-французски. Но я должна заметить, что и для вас это может оказаться достаточно неприятным. До сих пор мы изъяснялись по-английски лишь ради вас, но в нашем доме принято говорить по-французски. Весь персонал говорит исключительно на языке этого края. Что касается Мишеля, то в один прекрасный день ему предстоит стать главой этого дома, и овладеть французским языком ему необходимо как можно скорее, хотя, конечно, он должен был бы владеть им уже с пеленок.

Откровенно говоря, я много лет думала над этим. Но моего отца и его братьев сама мысль, что Майкл будет изучать французский, приводила в ужас. Они полагали, что ни в коем случае нельзя заставлять мальчика изучать эту «канакскую тарабарщину». Ради мира и спокойствия я никогда не касалась этой темы. Однако мне тоже было бы много приятнее, если бы Майкл вырос у меня говорящим одинаково хорошо на двух языках.

— Ему так или иначе предстоит изучать французский в школе, — робко возразила я.

— В школе! — повторила мадам д'Эшогет звенящим голосом. — Мой Бог! Надеюсь, вы не собираетесь отправить ребенка в этом возрасте в школу?!!

Хотя я и не имела такого намерения, сама идея не представлялась мне такой уж абсурдной. Конечно, для Майкла было бы лучше, если какое-то время родственники не докучали ему чрезмерным вниманием. Но это означало одновременно, что и мне также придется расстаться с ним.

Дениз улыбнулась.

— Мне кажется, Леонора имела в виду деревенскую школу. По всей видимости, это соответствует воспитанию, которое до сих пор получал «petit Michel»?

На сей раз не нужно было быть особенно чувствительной и восприимчивой, чтобы услышать в ее голосе упрек.

Мадам д'Эшогет презрительно наморщила нос, а Брайан невозмутимо пояснил:

— Боюсь, ему будет там не очень весело, Леонора. Дело в том, что патер Давье и сам не говорит по-английски, и я очень сомневаюсь в том, что он будет в достаточной степени терпим к человеку, который не говорит по-французски.

— И все-таки он, конечно же, будет изучать язык! — восторженно воскликнула Дениз. — И еще какой французский!

— Во всей округе патер Давье говорит на самом лучшем французском, — обратилась мадам д'Эшогет к своей невестке, — но я, конечно, не допущу, чтобы мой внук ходил в школу вместе с бастардами и дураками из села.

— Но ведь ему так или иначе нужно посещать какую-нибудь школу, — возразила я. — В конце концов существует же всеобщее образование даже в...

— ...В таком Богом забытом месте, как это, — сердито закончила она. — Вы абсолютно правы. Этот закон действует и тут. Но вот только законы не особенно-то нас интересуют. Ведь мы д'Эшогеты!

Фарамон озорно подмигнул мне, но это уже не могло исправить сложившуюся ситуацию. У меня было такое ощущение, что я падаю. Мне казалось, что часы идут в обратную сторону и уже таким образом перенесли меня с сыном в те средневековые времена, когда законом было слово лорда.

— Разумеется, мой внук должен получить приличествующее ему образование, — продолжила эта кошмарная старая дама. — И именно с этой целью я уже пригласила к нам учителя. У мальчика будет свой личный учитель.

— Но я бы...

— Вне всякого сомнения, вы останетесь им довольны, — прервала она меня. — Поль — отлично воспитанный молодой человек. А кроме того, он еще и наш дальний родственник. И, — продолжила она с таким выражением, как если бы это было единственным, что не нравилось ей, — он является другом моего сына. — Ее покрытая голубыми жилками поблекшая рука показала на Фарамона. — Как раз он-то и предложил пригласить его сюда. Сама я даже не подозревала, что Поль находится в этих краях и не была уверена, что он согласится принять такое предложение.

— Вы сможете убедиться, что Поль лучший педагог, чем патер Давье, — заверил ее Фарамон. — Я бы даже осмелился сказать, что получить его согласие на обучение Майкла — просто везение. Он профессор колледжа. Из-за болезни матери он вынужден оставаться тут. Она живет в деревне внизу. Так что он будет рад возможности немного подработать, пока придется оставаться здесь.

— Я не сомневаюсь, что у вас самые добрые намерения, — заметила я, обращаясь к ним обоим, но втайне имея в виду лишь Фарамона, — но не кажется ли вам, что вы несколько... поспешили нанять моему сыну учителя, дав ему согласие еще до того, как я хотя бы посмотрела на него?

Старая дама некоторое время оставалась абсолютно неподвижной. Затем решила наградить меня скупой улыбкой.

— У вас очень скоро появится возможность познакомиться с ним. К тому же вы должны иметь в виду, что найти учителя в такой удаленной местности не просто. И я нахожу, что Фарамон абсолютно прав. Вам следует радоваться, что удалось заполучить в качестве учителя такого высококвалифицированного специалиста, как Поль Ожильви.

— Поль Ожильви? — сбитая с толку, повторила я. — Не хотите ли вы сказать, что он не француз? И это после всего, что тут говорилось?

Мадам д'Эшогет посмотрела на меня так, как если бы я была ненормальной. Дениз начала смеяться.

— О ля-ля, мама! Ее вводит в заблуждение имя. Она считает, что он англ...

— И это предположение не лишено оснований, — прозвучал позади меня спокойный голос.

Я обернулась и поняла, что во время нашей беседы в помещении появился еще один молодой человек. Он был среднего роста, строен и темноволос. Внешне он выглядел настоящим французом.

— Я франкоканадец до мозга костей, с длинным рядом франкоканадских предков, который прерывался лишь один-единственный раз — а именно, когда моя прабабушка имела несчастье влюбиться в шотландского охотника за пушниной. Он бросил ее уже через год однако оставил ей свое имя. Я — Поль Ожильви, или, если угодно, — Ожильви, мадам. И я — к вашим услугам.

Он поклонился. Я должна была бы подать ему руку, но какое-то внутреннее стеснение помешало мне сделать это. Полностью оцепенев, я смотрела ему в глаза. Он был очень привлекателен, если даже не сказать — красив в общепринятом понимании этого слова.

Однако его лицо не вызывало у меня никаких эмоций, кроме ужаса, поскольку — я не могла ошибиться — мы встречались и раньше. Он был в числе мужчин, убегавших с вокзала незадолго до того, как прогремел взрыв бомбы.