Цена счастья

8

— Леонора! — позвал меня издалека чей-то голос. — Леонора!

Потребовалось некоторое время, чтобы я поняла, что голос не померещился мне. Кто-то действительно звал меня.

Я прокричала что-то, но ветер заглушал мой голос. Чисто инстинктивно я отступила на шаг назад и тесно прижалась к стене. И тут из двери появился Фарамон. Он был бел как мел и дико озирался по сторонам. Его волосы растрепались еще до того, как их коснулся первый порыв ветра. Нетвердо держась на ногах, я шагнула и упала к нему на руки. В течение нескольких мгновений мы стояли, шатаясь, в опасной близости от пропасти. А затем он буквально втащил меня назад в комнату, и за нами захлопнулась дверь.

Фарамон грубо встряхнул меня и поставил на ноги.

— Что, черт побери, за бредовая идея пришла вам на ум выходить одной из комнаты? Даже ребенку было бы ясно, что это слишком опасно.

Когда я несколько успокоилась, он отвел меня в Мою комнату. Я смутно вспоминаю, что по дороге хватала его за руки и умоляла никому ничего не рассказывать. Было бы просто ужасно, если бы эта история дошла до ушей Майкла. У него и без того слишком много своих собственных проблем.

— Если вы будете чувствовать себя неважно, я пошлю вам обед на подносе, — сочувственно предложил Фарамон.

Но я решила, что все-таки лучше спуститься вниз. Хотя бы ради Майкла следовало сделать это. Ведь он не видел меня целое утро, мое присутствие должно благоприятно сказаться на его настроении.

Поэтому я даже не прилегла. Я понимала, что если моя голова коснется подушки, я непременно засну. А тогда последуют неизбежные сновидения...

Я развила бешеную деятельность. Для начала уложила волосы и тщательно привела в порядок свое лицо, чтобы никто не заметил, какая мертвенная бледность покрывала его. До обеда оставалось еще по крайней мере полчаса. Но мне подумалось, что никому не повредит, если я немного поброжу по замку.

Я заглянула в две или три комнаты, которые уже были мне знакомы по предыдущему вечеру. А затем открыла дверь в комнату, которую Фарамон мне еще не показывал. Она была сверху донизу заполнена полками и выполненными из дуба ящичками для картотек. Стоявшие на полках книги выглядели как бухгалтерские. По всей видимости, комната использовалась в качестве бюро.

Я уже почти вошла в комнату, когда внезапно обнаружила, что была тут не одна. За громадным письменным столом сидел и что-то писал Брайан. Запинаясь от смущения, я пробормотала свои извинения, однако он поднялся, взял мою правую руку и более не отпускал ее.

Появившийся в его взгляде блеск весьма благотворно действовал на меня.

— Сожалею, что помешала вам, — сказала я. — Не подозревала, что тут располагается ваше бюро.

— Да нет, — заметил он. — Это не мое бюро. Это общее бюро управления замком. Когда-нибудь здесь будет сидеть Майкл. Насколько же у нас все запутано! Вы и представить себе не можете! — и он как бы для усиления сказанного пригладил рукой свои густые темные волосы. — Побудьте хоть немного со мною, Леонора, составьте мне компанию.

Он пододвинул мне стул, и я с благодарностью опустилась на него. Его темные глаза испытующе наблюдали за мною.

— Что-нибудь произошло? Вы бледны как полотно. И даже боевая индейская раскраска не может помешать увидеть это.

— Да нет, ничего, — заверила я его. Меня смутило, что он заметил мое возбужденное состояние. — Я немного испугалась. Но — не стоит тратить время на разговоры об этом.

— Позвольте мне судить — стоит или не стоит, — серьезно произнес он. — Прошу вас, расскажите, что случилось.

Я попыталась обрисовать происшедшее как можно более безобидно. Однако он был достаточно настойчив и в конечном итоге выудил из меня все подробности. Когда же я завершила свою историю, его лицо напоминало собою какую-то маску.

— Непостижимо, — наконец заметил он.

Я опустила взгляд.

— С моей стороны было крайне глупо одной выходить на эту площадку.

— Действительно, это было не очень умно, — согласился он. — Но главное не в этом. Все двери во всех башнях имеют ручки не только изнутри, но и снаружи.

Потребовалось несколько мгновений, прежде чем до меня дошел смысл сказанного. Но я продолжала инстинктивно сопротивляться.

— Может быть, в последнее время вам не приходилось бывать наверху. Ручка, наверное, была плохо закреплена... А ветер ее окончательно расшатал, и она отвалилась. Там, наверху, ветер очень сильный.

— Очень может быть, — сказал Брайан. Но это прозвучало так, как если бы он как раз исключал подобную возможность.

Он поднялся и прошел к окну. Он постоял там некоторое время, разглядывая серый каменистый двор внизу. Затем вновь повернулся ко мне. Его лицо выглядело необычно серьезным.

— Леонора! Мне не хочется говорить вам это, но боюсь, что самым правильным для вас и Майкла было бы как можно быстрее покинуть замок. И никогда более не возвращаться сюда.

Он сказал, что ему не хотелось говорить мне это. Если бы он только знал, как не хотелось мне слышать это!

В течение некоторого времени тонкие черты лица Брайана оставались скованными.

— Как бы мне хотелось надеяться, что это был просто чей-то недосмотр. Но в любом случае есть основания утверждать, что вы находитесь тут в опасности. — Он не замолчал, чтобы дать мне возможность справиться, на основании чего он делает такие выводы, и торопливо продолжил: — Вне всякого сомнения, нам нужно будет назначить вам соответствующую ренту — пусть даже вопреки самому духу завещания. Но на этом пункте не будет настаивать ни один местный суд. Мой отец не имел никакого права указывать, где следует жить Майклу. И уж по крайней мере не следовало делать этого на период вашей опеки над ним. Однако же, чтобы не дразнить общественность, наверное будет лучше, если я буду выплачивать вам ренту из своих собственных средств. Вы сможете мне все вернуть, когда Майкл достигнет совершеннолетия.

Ну как я могла дать ему понять, что может случиться, если я действительно попытаюсь уехать? Как объяснить ему все, не упомянув об угрозах Поля? Нет, мне нужно найти какую-нибудь гениальную отговорку. Я должна убедить его в том, что мне следовало бы вначале свыкнуться с этой мыслью, или... И тут пришло озарение.

— Но это будет означать, что Майкл появится тут как абсолютно посторонний человек, когда вступит в права владения. Будет не очень хорошо, если Майкл вернется сюда как «англо».

Для меня же это означало, что мне скорее всего не придется видеть Брайана в течение многих лет. Или именно этого он и добивается? Но почему? Причиной, по которой он хотел бы нашего отъезда, могла быть и любовь, и ненависть. Не знаю, как далеко я зашла бы в своих мыслях, если бы вовремя не остановила себя. Какое право я имею рассчитывать на столь сильные чувства с его стороны?

— Вы правы, — медленно, как будто все еще обдумывая мои слова, произнес Брайан. — Следует еще поразмыслить над всем этим, прежде чем делать окончательные выводы.

Судя по тону, наша беседа была закончена. Поэтому я встала и попрощалась, выразив при этом надежду вновь увидеться с ним через некоторое время за обедом.

Когда я услышала веселый смех Майкла, то почувствовала что-то вроде легкого душевного укола. У Фарамона была для меня приятная новость. Мадам д'Эшогет сочла невозможным столь рано спуститься к столу, а к тому же она придерживалась старомодной точки зрения, согласно которой детям не следовало обедать вместе со взрослыми. Так что в последующем мне не придется видеть Майкла за обедом. Уже этого было достаточно, чтобы радоваться своему решению на сей раз спуститься к обеду. Но одно мне было полностью ясно — мое главенство в качестве госпожи этого замка было весьма иллюзорно.

За обедом, вопреки моим ожиданиям, нас было лишь четверо — Фарамон, Поль, Майкл и я. Дениз всегда поднимается очень поздно, как и ее свекровь. А Брайан неожиданно отправился на отдаленную ферму, дабы оговорить там какие-то важные проблемы.

Вначале мне подумалось, что после нашей эмоциональной беседы он хотел избежать очередной встречи со мной. Но мне пришлось изменить свою точку зрения, поскольку Фарамон рассказал нам, что деревня занесена сильнейшим снегопадом и отрезана от окружающего мира.

— А снег тут идет долго и основательно, — сказал он. — Я прав, Поль?

Поль ответил со своей обычной мимолетной улыбкой на лице, которая любого другого мужчину наверняка сделала бы очень привлекательным:

— Вы не можете себе и представить, что у нас за зимы, мадам Леонора. Если зима особенно сурова, то некоторые из этих ферм неизбежно вынуждены «впадать в зимнюю спячку». И зачастую после особенно обильных снегопадов вся долина отказывается отрезанной от цивилизации, в результате чего нам приходится полностью полагаться лишь на самих себя.

— До чего ж это здорово! — с горящими глазами воскликнул Майкл.

На меня же, напротив, слова Поля подействовали как своеобразный индикатор безысходности нашего положения. Что толку строить какие-то планы побега, когда их невозможно осуществить.

— Вы хотите сказать, что зимой тут вообще не ходят поезда? — со страхом уточнила я, и тут же по выражению лиц обоих мужчин поняла, что полностью выдала себя.

Фарамон улыбался, и мне хотелось бы надеяться, что он счел мой страх лишь естественной реакцией на необычность ситуации.

Поль же, напротив, оставался весьма серьезным.

— В прежние времена наша железнодорожная ветка бывала отрезанной месяцами. При этом долина оставалась без связи с окружающим миром в течение всей зимы. Но, несмотря на это, местные жители не испытывали особых неудобств. Их число даже существенно приумножалось за это время.

— В конце концов, — заметил Фарамон, — это было единственным доступным им развлечением.

Поль с упреком поглядел на него, одновременно кивнув слегка головой в сторону Майкла. Но Майкл не обратил на шутку внимания. Судя по всему, он не особенно-то следил за нитью разговора, предпочитая есть с нескрываемым удовольствием. Что за счастье, что у него столь отменный аппетит!

В отличие от него мне с большим трудом удалось проглотить пару кусочков. При этом Поль с любопытством наблюдал за мною, что также не слишком благотворно сказывалось на моем аппетите.

— Нас учили довольствоваться малым, — продолжил он. — Наверное — слишком малым.

— Наверняка это касается только замка, — возразила я. — Ну, а как выходят из положения люди в деревню? У них хватает средств, чтобы запастись всем необходимым на длительный срок?

Мужчины переглянулись, как если бы я и на самом деле затронула сверхактуальную тему, и Фарамон заметил:

— Только, прошу вас, не касайтесь этой темы в присутствии мамы. Видите ли, она несколько пристрастна... По ее мнению, жители деревни слишком глупы, чтобы рационально вести свое домашнее хозяйство. Однако когда они действительно оказываются в затруднительном положении, им достаточно обратиться за помощью в замок. У аристократии свои обязанности, в конце концов.

Вилка Поля с громким лязгом упала на тарелку. Его глаза прямо-таки пылали гневом. И он обрушил на Фарамона бурный словесный поток. Конечно — на французском. Фарамон отвечал — и тоже по-французски — с почти что приторной мягкостью.

На сей раз даже от Майкла не укрылось то обстоятельство, что, кажется, не все было тут в порядке. Забыв закрыть рот, он уставился на обоих спорщиков.

Я попыталась отвлечь его, спросив, как ему понравились местные блюда.

— Спасибо, — запинаясь, ответил он, — они не такие, как у нас, но все равно очень вкусные.

Без всякой видимой причины мужчины вдруг разразились смехом. Фарамон повернулся ко мне и пояснил:

— Ради Бога, простите, прошу вас, мою рассеянность, Леонора. Чтобы вы знали — Поль у нас ярый — как бы это выразиться — либерал, — говоря это, он не смотрел на Поля. — И для него различие между богатством нашей семьи и нищетой деревни лишь наглядный пример непереносимого социального неравенства. Он уверен, что причиной отсталости нашей провинции является отказ д'Эшогетов использовать современные методы хозяйствования.

С моей точки зрения Поль был прав. Но если бы я поддержала его, то это автоматически означало бы, что я одобряю и его методы. С другой стороны, я весьма охотно поспорила бы с Фарамоном, поведение которого мне было не очень понятным. Ведь он вроде бы выказывал видимое понимание проблем жителей деревни и пренебрежение к своей семье. И в то же время он оставался типичным д'Эшогетом — надменным и нетерпимым. Наверное, он и сам не понимал — кто он и на чьей стороне. Возможно, это действительно было всеобщей проблемой двадцатого века, с которой пришлось столкнуться и ему.

— Ну, я не очень-то разбираюсь в политике, — наконец сказала я. — А потому мне нечего сказать. Неужели правда, что нет никакой связи с внешним миром до тех пор, пока вновь не начнут ходить поезда?

— Дорога из нашей долины в течение почти всей зимы остается непроходимой для автомобилей всех видов, — ледяным тоном перебил меня Поль. — Для того, чтобы добраться до деревни или до отдаленных ферм, мы используем сани. Это весьма приятное и практичное средство передвижения. Но их, конечно, Нужно иметь. А большинство жителей деревни располагают лишь лыжами. Ну, а на них далеко не уйдешь, особенно если не привык пользоваться ими. Кстати, а вы хорошо ходите на лыжах, Леонора?

— Нет. Скорее — вообще не умею ходить на них, — призналась я.

Я никогда не увлекалась спортом. И вот впервые искренне пожалела об этом. Не вызывало сомнения, что Поля едва ли особенно обрадовало известие о том, что я являюсь хорошей лыжницей. Я сделала вывод, что у меня мог быть шанс для побега, умей я ходить на лыжах.

Фарамон налил себе еще бокал вина и заметил:

— Тут есть пара достаточно простых склонов, удобных для новичков. Вам обязательно нужно научиться ходить на лыжах. Мы все очень увлекаемся ими. Зимой у нас бывает тут в гостях масса народа. Этот год исключение — ввиду траура. Так что у вас будет много времени для катания на лыжах. А на следующий год мы сможем кататься вместе...

— И я тоже хочу кататься на лыжах, — возмущенно напомнил о себе Майкл.

— О нет, сердце мое! — испуганно воскликнула я. — Не стоит. Ты еще слишком мал для этого.

— Д'Эшогеты обучаются ходить на лыжах раньше, чем без них, — хвастливо заявил Фарамон. — Не слушай маму. Я научу тебя.

— Ну нет, это дело я возьму на себя, — возразил Поль.

Взгляды мужчин скрестились.

— В конце концов, ведь я же его учитель! — решил поставить точки над «i» Поль. — К тому же твой стиль, дорогой мой, слишком жесток для начинающего.

Итак, Поль снова спас моего сына от легкомыслия Фарамона. Но почему? Что его побуждало к этому?..

У Майкла округлились глаза.

— Как? Теперь катание на лыжах будет для меня одним из уроков?

— Ну да, — подтвердил Поль. — А потом добавятся еще коньки и санный спорт. Настоящий д'Эшогет должен уметь все.

— А знаете, — несколько выспренно произнес Майкл, — вначале я боялся, что мне тут не понравится. Но теперь я изменил свое мнение. Думаю, мне здесь будет очень хорошо.

Оба молодых человека улыбнулись друг другу с чувством той мужской солидарности, которая не требует никаких слов. А я почувствовала себя окончательно исключенной из этого союза.

Проблема была, конечно, существенно глубже. Мальчику так не хватало отца — заботливого, с твердым характером, мужественного. Такого, каким был Алан, каким мог бы стать Брайан! Или по крайней мере Фарамон... Но почему его наставником становится Поль, этот убийца? Мне совсем не хотелось этого. Я задумалась, почему бы мне прямо не попросить Брайана взять на себя спортивное воспитание моего сына? В конце концов ведь именно он опекун Майкла.

Я как раз поднялась, намереваясь выйти из гостиной, вслед за Майклом и Фарамоном, когда Поль взял меня за руку и заставил снова сесть. В течение нескольких мгновений он молчал. Его лицо было так печально, что я была готова почти что пожалеть его. Но вспомнив, кто он такой, я поборола в себе эту жалость, мимолетное сочувствие исчезло без следа.

— Вы относитесь к тем людям, Леонора, у которых все написано на лице — о чем вы думаете и что вас гнетет. И мне хотелось бы, чтобы вы поняли — я не собираюсь причинять зла ни вашему сыну, ни вам. Более того, я готов пожертвовать своей жизнью, дабы уберечь от опасностей жену и сына Алана!

Я не знала, что мне ответить на это, и лишь холодно смотрела на него. Неужели он ожидал, что после угроз, которые мне пришлось выслушать от него вчера, я смогу поверить в его добрые намерения? Неужели он считал меня такой дурой?

Он отпустил мою руку и печально продолжил:

— Да и имею ли я право обижаться на то, что вы не верите мне? К сожалению, у меня нет никакой возможности доказать вам искренность и чистоту моих намерений... — он нервно облизал губы, после чего продолжил: — Но я прошу вас по крайней мере выслушать меня. Надеюсь, позже, когда вы узнаете всю правду, вы поймете меня. То, что произошло вчера на вокзале — я не имею к этому ни малейшего отношения. Я действительно был там — но совсем по другой причине. Я хотел отговорить людей от их намерений. И когда мне это не удалось, я вынужден был бежать. Что же мне еще оставалось? Не мог же я предать своих друзей!

— Но теперь они сидят из-за вас в тюрьме.

Он вздохнул.

— В какой-то степени вы правы, да. Но имейте в виду — они там по крайней мере в безопасности.

— Что вы хотите этим сказать?

— Именно это я не могу вам разъяснить. Но я очень прошу вас, Леонора, быть крайне осторожной. Здесь, в этом замке, вам грозит опасность. Но — не с моей стороны. Даже если вы уверены в обратном. И запомните — никогда не выходите из замка одна. Да и в самом замке вам следует быть весьма осмотрительной. Опасайтесь не только находящихся тут людей, но также и самого этого строения.

Наверное, я бы рассмеялась, не будь у меня так до слез отвратительно на душе. Мне казалось, что этот человек в состоянии в любой момент открыть нож, чтобы убить меня.