Цена счастья

5

Было уже почти девять часов, когда после звонков Поля появилась экономка. Ее звали мадам Маршан. Было ей под пятьдесят и со своими похожими на румяные яблоки щеками она производила впечатление весьма дружелюбного человека. К моей радости, по-английски она говорила лучше, чем я могла ожидать после рассуждений мадам д'Эшогет. И когда я сообщила ей, что прежде чем идти в постель, я хотела бы обязательно заглянуть к своему сыну и пожелать ему спокойной ночи, она прекрасно поняла меня. Я-то хорошо знала, что без моего поцелуя на ночь Майкл просто не уснет, как бы он ни устал.

— Mais cela va sans dire[7], — сказала она. — Pauvre petit[8]. Эта первая ночь покажется ему слишком effrayant... как это — слишком ужасной.

— Да и мне тоже, — заметила я со слабой улыбкой.

— Он еще полюбит замок, — почти страстно заверила она меня. — И вы, мадам, вы тоже полюбите его.

Это звучало очень любезно, но совсем неубедительно.

Я была абсолютно уверена, что мадам д'Эшогет поселит нас с Майклом по возможности дальше друг от друга. При размерах замка это могло вылиться в достаточно большие расстояния. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что его комната располагалась рядом с моею и что нас разделяла лишь общая ванная. Но все-таки я не ошиблась в оценке моей свекрови — Майкл рассказал мне, что дядя Фарамон вначале собирался разместить его где-то в другом месте.

В огромной кровати мой сын смотрелся как маленький совенок.

— Он хотел оставить меня в детской комнате, — возбужденно рассказывал мне Майкл. — И я не мог ничего возразить ему, потому что это было бы невежливо, а кроме того, — он усмехнулся, — я был слишком усталым. Но тут появился дядя Брайан и отнес меня сюда. И мне эта комната кажется намного красивее.

Чрезвычайно довольный, он с удовольствием рассматривал свою темную, обшитую деревянными панелями комнату, обставленную слишком помпезно для ребенка. А после того как я укрыла его, он задумчиво добавил:

— Ты не сердись, мама, но наша новая семья мне не совсем нравится. Дядя Брайан — очень приятный человек, а вот дядю Фарамона я не люблю. Он слишком много смеется. И обращается со мной, как с девочкой.

— Просто он еще не привык иметь дело с маленьким мальчиком, — возразила я.

— И все-таки мне не нравится дядя Фарамон, — упрямо повторил Майкл.

— Разве я тебе никогда не говорила, что нельзя судить о человеке по первому впечатлению? Я абсолютно уверена, что дядя Фарамон такой же приятный и добрый человек, как и дядя Брайан. Тебе нужно только лучше узнать его...

Говоря это, я в равной мере уговаривала и саму себя. Не то чтобы я оказалась совсем невосприимчивой к очевидному шарму Фарамона, нет. Просто меня странным образом влекло к Брайану. Он настолько был похож на моего покойного мужа, что казался мне очень близким. У него был такой же ласковый тембр голоса, то же удивительное сочетание мужественности и нежности, и я со смущением подумала, что и в постели он, вероятно, тоже похож на Алана. Никакие разумные доводы не могли удержать эти мои сравнения. «Что за наваждение», — наконец спохватилась я и усилием воли заставила себя вслушаться в монолог Майкла.

— А вот что сказать о мистере Ожильви, я даже не знаю, — серьезно продолжал Майкл. Он говорил таким озабоченным голосом, что в обычных случаях я наверняка рассмеялась бы. — Тетя Дениз — от нее я, пожалуй, тоже не в восторге. Поль говорит, что он лучший друг дяди Фарамона. Но я бы лучше стал ходить в нормальную школу. Вместе с другими детьми. Даже если они всего лишь крестьяне, как утверждает бабушка. Мне кажется, что тут она не совсем права, правда?

И он с надеждой на одобрение заглянул мне в глаза. Поскольку я промолчала, он более не упоминал свою бабушку.

— Но дядя Брайан сказал, что если я хочу ходить потом в деревенскую школу, то мне вначале следует выучить французский язык. Так что мне ничего не остается, как начать заниматься с мистером Ожильви. Только если он будет вести себя со мной как с девчонкой, я убегу. Вот и все.

— Он наверняка не будет к тебе так относиться. Ведь он, в конце концов, преподаватель. А вот нам с тобой не следует обсуждать других людей в их отсутствие, как ты полагаешь?

Не обратив внимания на мое замечание, Майкл задумчиво спросил:

— А ты помнишь людей, которые толкнули нас на вокзале, мама? Знаешь, мама, мне пришло в голову...

Я и сама не знаю, что со мною случилось. Я схватила его за плечи и начала трясти с такой силой, какой и сама не предполагала в себе. При этом я кричала:

— Ты должен, слышишь, должен забыть все то, что видел сегодня утром на вокзале. Тебе понятно?

Он непонимающе уставился на меня. По всей видимости, в тот момент я выглядела просто кошмарно — смертельно бледная и близкая к истерике. Что должен был подумать сын, который всегда видел свою мать спокойной и сдержанной?

— Да мне же больно! — вскричал он.

— Прости, пожалуйста, — сдавленным голосом извинилась я, заставляя себя выпустить его плечи. — Я не хотела причинить тебе боль, сердце мое. Я только хочу, чтобы ты понял, насколько важно не говорить об этом ни с кем. Слышишь — ни с кем!

Внезапно я страшно испугалась.

— Но ты ведь пока ни с кем не говорил об этом? Никому ничего не рассказывал?

А если все-таки он что-то сказал, поверит ли Поль Ожильви, что я просто не имела пока возможности предупредить сына? Да и будет ли это вообще играть какую-нибудь роль в данном случае? Что же, теперь все зависит от Поля? Или и другие были вовлечены в эти события? Ведь он, кажется, намекал на нечто подобное. Да и на вокзале он был не один.

Майкл покачал головой.

— Нет, не рассказывал. Никому ни слова с тех пор, как мы побеседовали на эту тему с дядей Брайаном. А почему это так важно, мама?

— Боюсь, я не смогу объяснить тебе этого, — промямлила я, опускаясь на край кровати и обнимая его. — Поверь, дело не в том, что я не хочу тебе этого сказать — я просто не могу. Я и сама не все понимаю. — Я крепко прижала его к себе. — Видишь ли, — сказала я. — Квебек является частью Канады, а Канада для нас страна в общем-то чужая. Поэтому нам следует вести себя в соответствии с обычаями проживающих тут людей, даже если они и кажутся нам несколько странными. А так как они не хотят, чтобы мы говорили о происшествии на вокзале, то мы просто не имеем права делать этого. Ты понял меня?

— Да, — ответил Майкл, но нетрудно было заметить, что он не понял ровным счетом ничего.

Вздохнув, я поцеловала его на ночь, и затем прошла через ванную к себе в комнату. Она была обставлена намного богаче любой комнаты, в которой мне приходилось жить когда-либо раньше. Элегантная мебель имела цвет неокрашенной древесины. На стенах поблескивали золотом матовые шелковые обои. Но мое настроение не располагало к тому, чтобы отдать должное этой роскоши. И единственным, что могло несколько отвлечь меня от моего подавленного состояния, была удушающая жара, царившая в помещении.

Я прошла к расположенному напротив окну и распахнула его настежь. На улице было так темно, что я не могла ничего разглядеть. Только моя фантазия могла подсказать мне, что за темная пропасть находилась внизу.

Зеркало я заметила лишь после того, как обернулась. Тогда же я увидела надпись на нем — кроваво-красные неуклюжие буквы: «Если Вам дорога жизнь Вашего сына, немедленно покиньте замок».

Меня сковал ужас. Сердце начало бешено биться. И даже то обстоятельство, что своему страшному цвету надпись была обязана моей собственной губной помаде, никак не уменьшало моего страха. С того момента, как мы приехали сюда, мне постоянно угрожали. Может быть, все эти угрозы преследовали одну-единственную цель — привести меня в состояние, в котором я и без того уже находилась? Однако если кто-то и пытался довести меня до безумия, то делал он это просто по-детски. Ну кто еще, как не ребенок, мог додуматься до чего-то столь несерьезного?

С чувством облегчения я огляделась по сторонам и тут же не без удовольствия обнаружила поднос с бутербродами и термос с горячим кофе, оставленные какой-то доброй душой на моем ночном столике. И радовали они меня не только потому, что я испытывала голод, но в гораздо большей степени потому, что они однозначно свидетельствовали — сегодня вечером меня уже более не ждут там, внизу.

Мой багаж распаковали и даже поставили мой маленький транзисторный радиоприемник на высокий резной комод, производивший впечатление античного. Я включила приемник, чтобы послушать последние известия, перед тем как отправиться в постель. Очень хотелось надеяться, что наконец-то смогу получить более четкое представление о событиях сегодняшнего утра. В не меньшей мере меня интересовало, как эти события связаны с общей политической ситуацией в стране.

Я выискивала знакомую речь по всей шкале и уже совсем потеряла надежду, когда наткнулась на англоязычную станцию, диктор которой был где-то в середине своего сообщения:

«...хотя полиции и удалось арестовать большинство демонстрантов, находившихся на вокзале сегодня утром, скрылись двое мужчин, которые скорее всего и были ответственными за происходившие беспорядки. Допрос показал, что большинство арестованных были из окрестностей, а не из самого города, и что они не имеют никакого отношения к группировкам сепаратистов. На вокзале они собрались лишь ради участия в демонстрации. Они не являются сторонниками актов насилия и заверили, что бросивший бомбу скорее всего принадлежит к организации, которая использовала демонстрацию в своих преступных целях. Они утверждали также, что не знают ни террориста, ни его сообщников, которые воспользовались всеобщим замешательством для своего побега...»

Продолжая сообщение, он мельком упомянул подробности, которые, очевидно, сообщались в предыдущих передачах. Так, чиновник, на которого было совершено нападение, отделался лишь легким ранением. Однако были убиты один из его сотрудников и один из случайных зрителей. Пострадало еще несколько человек — двое из них находятся в очень тяжелом состоянии. «Полиция, — продолжал диктор, — будет признательна за каждую подсказку, которая могла бы привести к поимке преступников...»

Если бы опасность грозила лишь мне одной, я бы в конце концов обратилась в соответствующие инстанции. Но я не могла позволить себе рисковать жизнью своего сына. А кроме того, в данной ситуации у меня не было никаких доказательств. А это означало лишь, что полиция может мне просто не поверить, особенно если они, как многие другие тут, относятся враждебно к англоязычным канадцам.

И я сказала себе, что нужно подождать. Вдруг появится возможность побега из замка. В этом случае я наверняка расскажу всю эту историю в нужном месте. И даже если мне там и не поверят, то я буду по крайней мере в безопасности.

И хотя я забралась в свою огромную, дивно мягкую постель уже в одиннадцать, заснуть мне удалось лишь ранним утром. Я видела во сне Алана. А может быть, Брайана? Не знаю.