Княгиня Екатерина вошла в спальню царя и остановилась у двери. Он прекрасно знал, что она здесь, но делал вид, что поглощен чтением Библии.
Она наблюдала за ним с легкой усмешкой. Затем направилась к нему, шурша бледно-розовым кружевным пеньюаром. Блики свечей играли в ее светлых волосах и придавали ее припухшим глазам таинственное очарование, которое всегда нравилось Александру. Но сейчас он не был расположен к встрече: давно он не чувствовал себя столь отвратительно.
Князь Волконский сообщил ей о своем разговоре с царем и попросил постараться развеять его дурное настроение.
— Государь теряет свою популярность, — говорил Волконский. — Когда он только прибыл сюда, к нему относились гораздо лучше. Вена бурно аплодировала ему как победителю Наполеона. Кроме того, люди искренне верили в его добросердечие, стремление к миру. Но сейчас он сам все портит своим непредсказуемым поведением.
— Да, он трудный человек, — вздохнула Екатерина.
— Трудный? Ведь я один из самых близких ему людей, он доверяет мне, зная, как преданно я служу ему. И все-таки…
— Конечно, он не может обойтись без вас, — льстиво произнесла княгиня.
— Кто еще представит ему такую достоверную информацию, если не я? Но с ним сейчас что-то происходит — даже я иногда не в силах выдержать такое напряжение.
— Но, согласитесь, князь: Александр бывает временами так обаятелен.
— Да, так дьявольски обаятелен! — добавил князь. Князь произнес это с таким чувством, что Екатерина рассмеялась.
— Что ж, попробую что-нибудь сделать, — пообещала она.
Князь улыбнулся и немного расслабился.
— Он обожает вас, — сказал он. — Клянусь, он действительно вас обожает.
Екатерина пожала плечами:
— Сегодня обожает, а завтра, не задумываясь, сошлет в Сибирь. Да Бог с ним! Будь что будет. Я сделаю, что смогу. Что, снова Меттерних?
— Да, он самый. И дело не в польском вопросе. На сей раз — графиня Юлия Зичи…
— Я так и предполагала, — задумчиво произнесла Екатерина. — Я видела, как поспешно она вышла вчера из-за стола.
— Если бы только это! Сегодня утром он узнал, что Мария Нарышкина изменяет ему с кавалерийским офицером!
— Кто же донес ему? — Голос Екатерины прозвучал неприятно резко.
— На сей раз не я, — откликнулся князь. — Все-таки я стараюсь следить за тем, что ему важно и интересно знать, и сообщаю именно это. Но вы ведь прекрасно знаете, что у него есть и другие источники информации.
— Нарышкина кем была, тем и осталась! — воскликнула Екатерина. — Бессовестная изменница! Подумаешь — новый любовник! Просто время она выбрала очень неподходящее: государь все-таки любит ее.
— Сомневаюсь, скорее… он привык к ней, как привыкают дети к старым, потрепанным игрушкам, — возразил князь.
— Неужели любовь может превратиться просто в скучную привычку? — спросила Екатерина.
— В темноте все кошки серы.
Екатерина засмеялась, откинув голову назад.
— Вы всегда так циничны, князь?
— Что касается вас, княгиня, — никогда! — И, склонившись, он поцеловал ее руку.
Только вечером Екатерине удалось найти время поговорить с Александром наедине: ей доложили, что он уединился в своей спальне. Весь его день прошел в тягостном настроении, которое сказывалось на всех без исключения придворных. Последовали оскорбления, увольнения и всякого рода недовольства. Но, когда Александр угрюмо молчал и мрачно внимал их оправданиям, это делалось совсем невыносимо.
Идя по коридорам дворца и глядя на закрытые двери, Екатерина гадала, сколько влюбленных сейчас уединились за ними. Забыв о своих обязанностях и рискуя навлечь на себя справедливый гнев, они предаются утехам любви, даже не подозревая, что за ними следят.
Пройдет совсем немного времени, и на стол князя Волконского аккуратно стопкой лягут донесения о передвижениях не только главных действующих лиц, но и самых незначительных. Слуги, дворецкие, камеристки, которым платит Волконский, хорошо делают свое дело! Он знал все, что касалось царя.
Когда Екатерина переступила порог царской спальни, она знала, что время это отмечено с точностью до минуты и князю уже доложили, что она выполняет данное ему обещание. Для нее было важно не портить отношения с князем.
Царь лежал на своей узкой походной кровати, прикрытой, однако, соболиным одеялом. Поблескивал его зеленый парчовый халат, а бриллиант на руке отбрасывал блики на окружающие предметы каждый раз, когда он переворачивал страницы своей потрепанной Библии.
Княгиня подошла и, изящно склонившись перед Александром, присела рядом.
— Мне хотелось бы поговорить с вами, ваше величество.
— О чем? — Вопрос прозвучал довольно резко и отчужденно.
— О вас… Мы так беспокоимся о вас, ваше величество, и мы все так огорчены состоянием вашего духа!
Александр задумчиво перевернул страницу и вслух прочел отрывок о том, что придет время, когда враги будут побеждены.
— Все ваши враги погибнут, только не дайте погибнуть вашим друзьям, — успокаивала его Екатерина.
— О каких друзьях вы говорите? — воскликнул царь. — Я никому не доверяю!
— Может быть, вы требуете слишком многого от тех, кого любите? — мягко заметила Екатерина. — Не забывайте, ваше величество, что им трудно сравниться с вами по силе духа и тела.
— Да, это правда, — согласился царь.
— А женщины вообще, как и я сама, слишком слабы и глупы. Не стоит судить их строго.
— Но есть вещи, которые невозможно дольше терпеть.
Он подумал о Марии Нарышкиной, поняла Екатерина. Необходимо отвлечь его от этих мыслей.
— Графиня Зичи недостойна вашего внимания, государь.
— Она прекрасна, — возразил Александр. — Но… она любит князя Меттерниха! Что же он за человек, если ни одна женщина не может устоять перед ним?! Кстати, и вы, княгиня, говорят, тоже не смогли отвергнуть его?
Екатерина передернула плечами.
— Что ж, в нем было что-то такое в свое время, возможно какая-то особая привлекательность.
— Она любит его, — повторил царь. — Она сама призналась мне в этом.
— Но ведь она не единственная женщина в Вене!
— А кто я, по-вашему? Почему мне достается только то, что уже не интересует его?!
Он отложил Библию и опустил ноги на пол.
— Меттерних преследует меня! Я не могу избавиться от этого чувства: куда бы я ни шел, что бы я ни делал, он, как дьявол, держит в руках мою душу. Я хотел быть с Юлией, хотел ее для себя… А почему бы и нет?! Я свободен, нет больше клятв, которые я давал Марии Нарышкиной. Она изменяет мне на каждом шагу, а я вновь и вновь должен ее прощать?! Я слишком долго терпел. Больше этого не будет!
В голосе Александра звучали истерические нотки. Он, не останавливаясь, шагал взад и вперед по комнате.
— Ваше величество, выслушайте меня. Я знаю способ, как отомстить обоим — Марии Нарышкиной и Клеменсу Меттерниху.
— Отомстить? — Царь остановился. Екатерина кивнула. — Говорите же, говорите скорее! — с нетерпением потребовал он.
— Не нужно так громко, — оглянувшись, прошептала она. — Кто знает, вдруг нас подслушивают?
Она поднялась и подошла к камину, где пылали дрова.
— Подойдите сюда, ваше величество. Давайте присядем здесь. Никто, кроме вас, не должен слышать то, что я скажу.
Александр повиновался и опустился в кресло. Екатерина пристроилась у его ног.
— В Вене есть кое-кто гораздо красивее графини Зичи, — тихо проговорила Екатерина.
— Сомневаюсь, — возразил царь. — Я сам назвал ее небесной красавицей и считаю самой прелестной из дам, присутствующих на конгрессе. Но что толку думать о ней? Меттерних опередил меня… Меттерних!
— Да, я знаю, — успокоила его Екатерина. — Но Меттерниха интересует еще одна особа — Ванда Шонберн.
— Это та девушка, с которой встречался Ричард? Что она из себя представляет? — поинтересовался царь.
— Значит, вы не видели ее? Она просто очаровательна, и я подозреваю, что она значительно дороже Меттерниху, чем Юлия Зичи или любая другая женщина.
— Меня не интересуют женщины Меттерниха, — раздраженно сказал царь.
— А если я скажу вам, что, используя одну из них, вы сможете нанести такой сокрушительный удар Меттерниху, какого он никогда в жизни не испытывал?
— Что вы имеете в виду?
— Ванда Шонберн — дочь Клеменса Меттерниха, — прошептала Екатерина.
— Вы уверены?
— Как никогда! — ответила Екатерина. — Один из агентов князя Волконского только что вернулся из ее родных мест в горах, где навел все справки. Девятнадцать лет назад Клеменс Меттерних отдыхал в их доме и познакомился с Карлоттой Шонберн. Когда вы увидите глаза Ванды, доказательств вам уже не потребуется.
— И это правда?
— Факты достоверные. Перед смертью ее мать, графиня Карлотта Шонберн, решила послать дочь в Вену. Она говорила окружающим о своей любви и преданности князю Меттерниху, и, хотя они не виделись почти девятнадцать лет, она была уверена, что он обязательно поможет Ванде. Так и случилось. Ванда приехала в Вену и сразу была принята Меттернихом. Она бывает везде и всюду. Как это можно назвать? Дружбой? Или здесь нечто большее?
— А девушка знает об этом?
— Не имею представления, — бросила Екатерина. — Да это и неважно. Важно то, что она влюблена в вас, ваше величество.
— В меня? Но ведь я никогда не встречался с ней!
— Вы забыли, государь, что Ричард был в роли императора.
— И она в него влюбилась?
— Только потому, что была уверена: перед ней — император всея Руси, величайший воин со времен Александра Македонского, победитель, которому аплодировала вся Вена, герой, у ног которого все женщины.
— А она хорошенькая?
— Она прелестна, — воскликнула Екатерина. — Юная и чистая. Никто не прикасался к ней.
— И что же вы предлагаете?
Александр был очень заинтересован и возбужден. Мрачное выражение исчезло с его лица.
— Я хочу, чтобы она заняла место Юлии Зичи. Оставьте графиню Меттерниху, но возьмите у него Ванду.
— Вы думаете, это огорчит его?
— Я полагаю, — Екатерина осторожно подбирала слова, — Меттерних знает о вашей верности Марии Нарышкиной: всей Вене известно, что вы человек чести и слова.
— А откуда у Меттерниха такие подробности моей личной жизни? — злобно спросил царь.
Екатерина улыбнулась.
— Мария Нарышкина, к сожалению, очень хвастлива. Она, похоже, не понимает, каким сокровищем обладала, когда вы дарили ей свою любовь.
Александр сверкнул глазами.
— Она на самом деле не ценит меня! Это ее новое увлечение — кавалерийский офицер, — вы слышали о нем?
— Боюсь, что нет, я просто не общаюсь с такими людьми.
— Понимаете, совершенно невыносимо, когда узнаешь, что тебя променяли на какого-то там капитана, — не мог успокоиться Александр.
— Мария Нарышкина и не подозревает, что вы знаете об этом, — Екатерина старалась еще сильнее распалить его, — она же так привыкла к вашему терпению и великодушию.
Александр вскочил с кресла.
— Я покажу ей великодушие! — закричал он. — Она поймет, кто я такой!
— Вы гложете, показать это и Меттерниху, ваше величество.
— Да, и ему тоже, — повторил царь. — Как все это можно осуществить?
— Я уже подумала об этом. Сегодня мы собирались отобедать здесь. Но вместо этого можно отправить посыльного к графу Разумовскому и предупредить, что ваше величество желает почтить его своим посещением. Необходимо отметить, что мы все будем с вами, включая Ричарда.
— Так, ну и что нее?
— В последний момент вы, ваше величество, извинитесь и отправите всех нас к графу, а сами останетесь здесь, не позволив никому из нас остаться с вами, якобы не желая расстраивать наши планы. Пообедав в одиночестве, вы почувствуете себя лучше и решите присоединиться к нашему обществу. Ночью дворец вы войдете не через парадный вход, а через боковую дверь и по потайной лестнице подниметесь в маленькую гостиную на втором этаже. Только необходимо заранее послать записку Ванде Шонберн и назначить ей встречу — она уже знает где.
— Какой же мне смысл оставаться здесь, а потом оказаться во дворце графа, причем вы все тоже будете там?
— Никто не должен знать, куда вы направляетесь и зачем, — пояснила Екатерина. — У барона Хагера везде шпионы, они следят за каждым вашим шагом. Он будет знать, что вы остались обедать у себя. Конечно, можно предположить, что Ванду кто-то предупредит о вашем отсутствии. Но ведь там будет государыня — кто же сможет возразить или запретить!
Александр был так увлечен сценарием Екатерины, что не заметил некоторой его шаткости и ненадежности. А главное, он не понял истинных причин, подтолкнувших княгиню на этот шаг. Ей нужно было любой ценой удержать Ричарда возле себя в этот вечер, так как чутье подсказывало, что он сделает все возможное, чтобы увидеться с Вандой. Если царь останется в Хофбурге со своей свитой, он тут же найдет предлог, чтобы исчезнуть, и тогда за ним не уследишь. А оказавшись гостем графа Разумовского, он будет вынужден остаться в его доме…
— Вы совершенно правы, княгиня, — решительно сказал царь.
— Но никто не должен знать о ваших намерениях, даже Ричард.
— Разумеется, не беспокойтесь об этом. И все-таки вы уверены, что девушка влюблена в меня?
— Совершенно уверена, государь. Она просто сражена чудесной встречей с вашим императорским величеством. Не забывайте, она каждый день видит вас везде: на параде, на балах, в Пратере. Она молода, неопытна и очень доверчива. Вы только представьте, что значит для нее быть удостоенной внимания самого блистательного и могущественного человека во всем цивилизованном мире.
Царь легонько ущипнул Екатерину за щеку.
— Вы льстите мне, княгиня, но как хорошо мы понимаем друг друга, вы и я!
— Вы так добры ко мне, ваше величество. Можете быть уверены: я сделаю для вас все на свете!
— Я верю вам. Главное — мы доставим неприятность князю Меттерниху, не так ли?
— Конечно, кроме того, я думаю, и Мария Нарышкина едва ли будет чувствовать себя хорошо.
— Да, я представляю, как они будут злы! — воскликнул царь. — А вы уверены, что девушка придет, если я пошлю ей записку?
— Неужели в этом можно сомневаться, ваше величество?
Александр улыбнулся, его дурного настроения как не бывало. Он с удовольствием посмотрел на себя в зеркало над камином.
— Я, пожалуй, надену белый мундир. Мне кажется, он нравится женщинам.
— Важно, какое сердце бьется под этим мундиром! — не преминула польстить княгиня. — Вы не забудете распорядиться насчет обеда у графа Разумовского?
— Сейчас же пошлю туда посыльного. А я, значит, остаюсь здесь один?
— Да, государь, умоляю!.. Сошлитесь в последний момент на головную боль.
— Постараюсь не забыть.
Екатерина почтительно поцеловала его руку и, склонившись в глубоком реверансе, шепнула:
— Эта девушка принесет вам удачу!
Спустя три часа Александр был в том же прекрасном расположении духа. Улыбаясь, он вошел в тайную маленькую гостиную во дворце графа Разумовского. Все шло по плану. Его свита, хотя и была обеспокоена нездоровьем его императорского величества, отбыла из Хофбурга, подчиняясь его желанию остаться одному.
Он пообедал в одиночестве, набросил черный плащ и спустился по боковой лестнице к карете.
Теперь он внимательно рассматривал гостиную. Уютно горел камин, свет не резал глаза, аромат цветов заполнял комнату. Александр с удовольствием подошел к сервированному столику в углу: вина и закуски делали честь хозяину дома.
Посмотрев на себя в зеркало, он остался доволен работой Бутинского: волосы были уложены немного по-другому и очень удачно прикрывали наметившиеся залысины.
Интересно, как далеко зашел Ричард в своих отношениях с Вандой? Екатерина сказала, что девушка любит его, а она понимает в таких делах. Александру не хотелось, чтобы Ванда что-нибудь заподозрила. Тогда ему не удастся скрыть от Меттерниха свою двойную игру. Этого допустить нельзя: Ричард еще не раз может оказаться ему полезным. Он молодец! Нужно взять его в Россию после конгресса…
Александр поправил локон на виске и вдруг услышал легкие шаги — на пороге появилась Ванда. О эти волосы, словно с полотен венецианских живописцев, улыбающиеся губы, глаза небесной синевы, огромные для такого изящного лица, пушистые ресницы… Она бросилась к нему.
— Вы без маски сегодня! Как это прекрасно, как… — голос ее замер на полуслове.
Он инстинктивно протянул к ней руки, но, когда она коснулась их, что-то произошло с ней. Ее только что счастливое лицо вдруг стало растерянным.
— Что случилось? — спросил Александр.
— Вы… и ваш голос…
— Вы не рады видеть меня? Вас что-то беспокоит?
— Я счастлива быть с вами! Весь день я ждала известия от вас, и ваша записка очень обрадовала меня. Но… Так странно… вы совсем другой сегодня. Неужели маска может так сильно изменить человека?
— Я изменился? Кого же вы ожидали увидеть?
— Вас, конечно, вас! — Ванда прикрыла глаза руками. — Но… я не могу объяснить…
— Что-нибудь не так? — спросил царь, обнимая Ванду.
Она не сопротивлялась, но глаза были полны тревоги.
— Как вы хороши! — искренне оценил Александр.
Он притянул ее к себе и, наклонившись, прикоснулся губами к ее губам. В первый миг она ответила на его поцелуй, но неожиданно отпрянула.
— Расскажите, где вы были сегодня. Я думала, увижу вас в Пратере или на концерте, — попросила девушка.
От волнения речь ее стала очень быстрой и сбивчивой.
— Умоляю, не отходите от меня. Ваши губы нежны, как голубиный пух, — сказал царь. — А ваши волосы напоминают мне золотые осенние листья, которые вот-вот унесет холодный ветер.
Он подошел ближе и обнял Ванду. Но девушка оттолкнула его и вскрикнула:
— Нет, пожалуйста, не надо!
— Вы боитесь меня?
— Нет… то есть, да… я не знаю, что случилось… Вы другой сегодня.
— Взгляните на меня. Ничего не произошло. Мы и прежде видели друг друга. Просто сегодня на мне нет маски. Вы смотрите на меня как на императора — поэтому и боитесь меня?
— Нет, не потому, — ответила Ванда.
— Тогда не бойтесь, — воскликнул царь, — я ведь тоже человек!
Он неожиданно схватил ее на руки и понес к широкому дивану. Она пыталась высвободиться, но напрасно. Царь целовал ее, наваливаясь всей своей тяжестью. Ванда пыталась крикнуть, но он плотно прижался к ее губам, лицу, шее, плечам. В какой-то миг ей удалось крикнуть:
— Отпустите, пожалуйста, отпустите меня.
— Отчего? Я люблю вас, а вы меня.
— Неправда… неправда! Отпустите меня!
Он смотрел на нее сверху как на пленницу, как на свою собственность. Казалось, он забавлялся ее беззащитностью. Ужас обуял девушку. Все происходящее представлялось ей кошмарным сном, от которого она никак не могла проснуться. В отчаянии она умоляла отпустить ее, но натыкалась на холодный, отчужденный взгляд, и это пугало еще больше, он вовсе не был ослеплен страстью, а его улыбка казалась зловещей.
— Умоляю, отпустите меня!
— Как же я могу? Ведь я так ждал вас, и теперь моя любимая будет принадлежать мне.
Он снова принялся целовать ее жадными губами, и Ванда чувствовала, что каждый нерв ее отвергает его.
Она не могла понять, что произошло, почему человек, который был так ей дорог, стал вмиг ненавистен. Ванда содрогалась от отвращения, стонала от бессилия, но никак не могла вырваться из его железных рук. Его объятия оскорбляли ее, душили в ней последнюю надежду на спасение.
— Пустите, пустите меня! — отбивалась она, словно птица в силках охотника. — Я буду кричать! Сюда придут люди, они увидят вас!
— Я не дам вам кричать, моя дорогая, — сказал Александр, закрывая ей рот поцелуем.
Александр становился не просто настойчивым, но даже жестким. Она чувствовала на своем теле его жадные руки и услышала, как затрещала ткань разорванного им платья. Все ее существо отчаянно взывало о помощи! И вдруг она услышала какие-то голоса. Из-за двери доносились настойчивые, пронзительные крики. Они насторожили царя. Он прислушался и на миг оторвался от Ванды.
— Пожар! Пожар! — крики звучали все отчетливее, и скоро шум и суматоха послышались возле двери…
Александр оставил Ванду и поспешил к панели, которая прикрывала выход. Испытывая головокружение, девушка попробовала сесть и услышала, как захлопнулась дверь. Притронувшись к губам, она заметила кровь. С огромным трудом она попыталась встать с дивана, но тело не слушалось ее. Она в изнеможении упала и спрятала лицо в ладонях. Ванда поняла, что спасена, он убежал, но остались ужас и отчаяние в ее душе… Силы покидали ее… Пережитые волнения и страх, борьба и страшное разочарование давили на нее все сильнее. Она почувствовала, что проваливается куда-то, и не нашла в себе сил сопротивляться. Темнота обступила ее…