Чарующий вальс

ГЛАВА VI

Князь Меттерних положил на письменный стол бумаги, которые только что изучал, и повернулся к жене с видом человека, сбросившего с себя великий груз.

— Кое-что удалось сделать. Пусть и маленькая победа, но она важна, — с радостью сказал он жене.

— Замечательно, наконец-то вы к чему-то пришли. Я начала опасаться, что ваши заседания превратятся в пустой разговор.

— Русские, кажется, уверены, что конгресс будет тянуться сто лет. Сегодня речь шла о Франции и нам удалось договориться с Талейраном. А завтра мы вернемся к польскому вопросу.

— Постарайтесь хоть ненадолго забыть работу. Ее было слишком много, и пора отдохнуть. Вы собираетесь выезжать? — спросила Элеонора.

— Да, необходимо сделать несколько визитов. Надеюсь, они будут полезны и в то же время дадут мне возможность немного расслабиться. В последние недели я совершенно забыл о своих общественных обязанностях.

— Клеменс, все жаждут видеть вас, — заверила княгиня. — Если бы я не обещала заехать к леди Каслри, то могла бы сопровождать вас.

— Встретимся за обедом, Элеонора. — Он поцеловал ей руку, и она вышла из комнаты.

Несколько мгновений Меттерних задумчиво смотрел на закрывшуюся дверь, затем подошел к зеркалу, стоявшему между окнами в парк, и взглянул на свое отражение. Те же брови, чистые синие глаза, орлиный нос, то же исключительное — как говорили многие — чувство собственного достоинства.

— Тебе уже сорок один, — сказал он своему отражению. — Где твоя юность, где радость жизни? Неужели государственные дела отняли у тебя все?

Он вздохнул и подошел к открытому окну. Несколько часов свободы, а он не знает, что поделать с собой.

Действительно, Клеменс не привык к подобному состоянию. Жизнь всегда кипела в нем: как бы он ни был занят, всегда находилось время для развлечений и для страстных волнующих романов.

Он обладал удивительной способностью влюбляться одновременно в нескольких женщин, любя каждую по-своему и будучи совершенно искренним в своей привязанности, воспринимая каждую, как божественный дар.

И очень часто, хотя никто этому не верил, отношения с женщинами совершенно случайно тесно переплетались с его политическими делами. Влюбляясь, он даже не предполагал, что его новое увлечение может быть так полезно для его карьеры: все происходило само собой. Но сейчас, впервые за многие годы, Клеменс с удивлением обнаружил, что его сердце свободно.

Он стоял у окна, думая о женщине, так много значившей в его жизни, — Констанции де ля Форс. Она была первым юношеским увлечением и оставила неизгладимый след в памяти. Все нравилось в ней: клин волос на чистом лбу — примета, предвещавшая раннее вдовство, аккуратные раковины ушей, звенящий смех. Он обожал ее с такой юношеской чистосердечностью, какой никогда в жизни больше не испытывал.

Клеменс не мог забыть первую ночь, проведенную вместе в ее доме в Страсбурге. Было темно, когда они подъехали к литым воротам, лишь свет фонарей дрожал на кустах цветущей сирени. Дверь отворилась, и он наклонился, чтобы поцеловать ее руку на прощание она дома, в целости и сохранности, можно откланяться. Но Констанция взяла его за руку и повела в холл и дальше вверх по лестнице — в будуар.

«Я сейчас вернусь», — прошептала она, оставив его в полном смятении. Через несколько минут она предстала перед ним, как волшебная фея, в легких валасьенских кружевах, слегка прикрывавших ее чудесную наготу. У Клеменса перехватило дыхание, он не мог поверить в это чудо! Незнакомое чувство трепета и ликования пронзило его, и, вскрикнув, он спрятал лицо у нее на груди.

У Констанции родился ребенок. Двум женщинам отведено особое место в его сердце — Констанции де ля Форс и Карлотте Шонберн, — они подарили ему детей.

Княгиня Екатерина Багратион — еще одна из женщин, которая имела существенное значение в его жизни, она была предметом его любви в течение нескольких лет. Редкое сочетание восточной нежности, андалузской грации, парижской элегантности и блестящего ума завораживало в ней.

Позже его сердце было отдано хрупкой и женственной герцогине Д'Абрант, супруге одного из блестящих генералов Наполеона. Он грустно вздохнул при мысли о ней: до сих пор прелестная Лаура влекла его своими раскосыми, широко поставленными янтарными глазами и нежно очерченным ртом. У нее была высокая грудь, тонкая талия, прелестные узкие бедра, а ее длинная изящная шея будила в Клеменсе целую гамму чувств. С ним герцогиня впервые познала полноту настоящего чувства, испытала то, чего была лишена в браке.

«Крепче, держи меня крепче, — повторяла она. — Мне так одиноко, Клеменс… Хочется стать частичкой тебя».

Он еще крепче сжимал ее в объятиях, смотрел, как в изнеможении она закрывала глаза, и земля убегала из-под ног…

Была еще одна женщина, которой так же, как и герцогине, не следовало появляться сейчас в Вене, Это Каролина Мюрат, королева Неаполя и сестра Наполеона. Высокая, с великолепной внешностью, умница, она засыпала Клеменса письмами, где умоляла позволить ей приехать на конгресс. Отношения с ней были прекрасными и волнующими до того момента, когда в ней неожиданно проявилась ее яростная собственническая натура и необузданная ревность. Ему оставалось только освободиться от нее.

Так же как и Каролине Мюрат, Меттерних запретил появляться на конгрессе другой женщине — очень решительной и очаровательной Вильгельмине, герцогине Саганской, несмотря на то что в момент его политического кризиса она очень помогла ему. Вильгельмина — это мир смеха, легкомыслия и восхитительного тщеславия. Они были вместе весь 1814 год, когда союзные армии продвигались к Франции.

Ее не смущали тяготы походной жизни: она ехала впереди в карете, а Клеменс в серой шинели, в высокой серой шляпе следовал за ней верхом. Это напоминало ему прогулки по Пратеру. Вечером, когда дневной марш был закончен и войска останавливались на отдых, они обедали вместе и уже не расставались до утра.

Герцогиня Саган была незаменимой в дни войны, но сейчас, в мирное время… Пришлось учтиво, но твердо убедить ее в том, что только дела Австрии в ближайшие месяцы могут заполнять его ум и сердце.

Боже, сколько женщин! А теперь он один; один — и ему уже больше сорока. Вдруг он почувствовал тяжесть прожитых лет. Ничего не поделаешь, пройдена половина жизни. Что ждет впереди? Достигнуто немало: благодаря его собственным усилиям и заслугам весь политический мир преклоняется и трепещет перед ним. Но сейчас его жизнь пуста: ушла любовь.

Он никогда не любил Элеонору. Их брак был предопределен и, к счастью, оказался значительно приятнее, чем он смел надеяться. Они стали очень близкими друзьями, и он ценил ее преданность, зная о том, что это значительно важнее, чем увлечения, которые уходят и приходят легко и просто, как времена года.

И все же он не мог жить без любви. Нет, он должен любить: женщины в его жизни — как воздух. Он вновь повернулся к окну и ощутил смятение. Что заставляет человека предчувствовать, что вот-вот произойдет что-то волнующее и прекрасное, что чудесное приключение уже ждет его. Именно такая уверенность появилась у него.

Казалось, скоро, совсем скоро судьба вознаградит его, и он, улыбаясь, вышел из комнаты и спустился к карете, которая уже ждала его.

Первым он решил навестить графа Карла Зичи, одного из самых интересных и радушных людей в столице. Граф предоставил свой дом конгрессу, и теперь здесь кипела своя удивительная жизнь. Лучшие умы собирались на приемы и беседы, самые блестящие люди посещали графа.

Как жаль, подумал князь, что у него не было времени приехать сюда раньше. Он отклонял множество лестных предложений, чтобы успевать работать в канцелярии. Как бы то ни было, нужно оказать почтение графу и постараться задержаться в его доме; потом еще пара визитов — и пора ехать переодеваться к обеду.

Думая о своем, князь Меттерних не заметил, как очутился у дома Зичи. Вся площадка заполнена экипажами: одни подъезжали, другие торопились отъехать. На тротуарах полно зевак, которым очень интересно хоть краешком глаза посмотреть на жизнь великих и сильных мира сего.

Князя узнавали везде. Его появление всегда вызывало бурю восторга среди простых жителей Вены. Что бы там ни говорил царь Александр о своей безграничной популярности, князь Меттерних оставался для них настоящим победителем Наполеона, спасшим Европу от французского тирана. Люди громко приветствовали Клеменса, над головами взлетали шляпы и платки, и, улыбаясь, он видел, нежность в глазах женщин и девушек.

Огромный дом графа был великолепно обставлен. Слуги в желтых бархатных ливреях с серебряными галунами проводили князя в гостиные комнаты, полные народа. Он медленно продвигался в поисках хозяина; поскольку было уже поздно, тот покинул свое место у входа, где раньше сам приветствовал каждого гостя.

Князь не успевал отвечать на многочисленные приветствия: всем хотелось побеседовать с ним, пожать ему руку; иностранцы старались по его взгляду или слову определить отношения князя к ним и их монархам.

И вдруг он увидел ее! Она переходила от одной компании к другой, удаляясь от него в сторону. Она была так ошеломляюще прекрасна, что он следил за каждым ее движением, затаив дыхание.

На ней было серое платье, а сверху изумрудно-зеленый бархатный жакет. Шляпка была, несомненно, из Парижа, и зеленые перья на ней очень удачно подчеркивали ее спокойные серые глаза и совершенство белой кожи. Она была невысокого роста, туфли без каблука в стиле ампир показывали ее еще ниже, чем на самом деле.

Почувствовав на себе пристальный взгляд, она остановилась, огляделась и увидела его. Казалось, они были одни на разных полюсах земли. Их глаза встретились, и исчезло все вокруг: люди, музыка, разговоры. Еле заметно улыбнувшись, она повернулась и ушла.

На мгновение Клеменсу показалось, что он потерял ее. Непроизвольно Меттерних шагнул вперед, как бы намереваясь последовать за ней.

Сейчас нужно забыть все: условности, дипломатический этикет, даже свою неприступную позу. Он сгорал от желания окликнуть ее, объяснить, что она не должна уходить, что ему нужно немедленно поговорить с ней, что он сойдет с ума в случае отказа. Затем он увидел, как она подошла к графу и что-то сказала, указав на него. Довольно тяжелое лицо Карла Зичи осветилось радостью, и он поспешил навстречу Клеменсу Меттерниху.

— Какая честь, ваша светлость! Добро пожаловать!

— Я должен извиниться перед вами, граф, что не смог раньше принять вашего любезного приглашения. Мне очень приятно бывать у вас.

— Позвольте, князь, представить вам мою невестку.

Наконец-то Клеменс мог прикоснуться губами к ее маленькой руке. Сердце его перевернулось в груди от одного прикосновения к ней, и он понял, что влюбился, безумно влюбился! Ни одна женщина еще не могла привлечь его вот так, с первого взгляда.

— Мне бы хотелось поговорить с вами наедине. Она слегка удивилась настойчивости его тона, но без лишних слов повела его в маленькую гостиную, где им никто не помешает.

Как и другие комнаты, гостиная была отделана с изысканным вкусом, и на фоне легких занавесей каштанового цвета и старинных зеркал его спутница казалась еще прекраснее.

— Кто вы? Почему я никогда вас не встречал? — спросил князь.

— Граф сказал вам, кто я. Мы с мужем приехали в Вену помочь ему принимать гостей. Вы ведь знаете, что граф вдовец.

Ее голос восхитил его. Он был тихий, мягкий и очень ласковый. Голоса всегда имели особую власть над ним, и сейчас, слушая ее, он почувствовал, что понемногу успокаивается, его волнение переходит в какое-то другое, глубокое и тихое, чувство.

— Как вам нравится Вена?

Он задал первый пришедший на ум вопрос, лишь бы смотреть в ее спокойное лицо, серые искренние глаза, слушать ее голос.

Ей понравилась Вена больше, чем она ожидала. Здесь было очень занимательно и весело. Она рассказала, какое огромное удовольствие ей доставило участие в сценках и живых картинах из жизни знаменитостей; в каком восторге она была от оперы «Фиделио» Бетховена, где он сам дирижировал, несмотря на глухоту; с каким нетерпением она ждала предстоящего конкурса, где будут сражаться рыцари в доспехах, чтобы добиться милости двадцати четырех красавиц, которым присвоен титул прекрасных дам.

Она продолжала свой рассказ, описывая то одно торжество, то другое, а князь поймал себя на мысли, что очень давно он не был так спокоен и умиротворен, как сейчас. Это было какое-то новое счастье.

Минут через двадцать графиня поднялась и извинилась перед князем:

— Надеюсь, вы простите меня. Я должна идти к гостям.

Долю секунды он смотрел на нее, затем повернулся и зашагал прочь из дома, как будто во сне.

Он больше никуда не поехал в тот день. Вернувшись домой, Элеонора застала его сидящим у камина.

— Вы уже вернулись! — воскликнула она, входя в комнату, но, взглянув на него внимательнее, испугалась: неужели он нездоров? Он повернулся к ней, и она прочла на его лице то, чего так опасалась последние месяцы.

Ее муж опять влюблен! Она когда-то поклялась себе, что никто, тем более Клеменс, не догадается, как ей тяжело в такие минуты. Каждое его увлечение было, как нож в сердце. Да, она его жена; но, выходя замуж, она знала, что он не любит ее, что пошел на этот брак в интересах своей семьи: Элеонора была одной из самых богатых наследниц в Европе.

Элеонора Кауниц дала согласие на брак с молодым Клеменсом Меттернихом как раз в то время, когда его семья полностью лишилась состояния. Французская армия шла победным маршем по Европе, оккупировав, в частности, и левый берег Рейна, где находился родовой замок Меттернихов с обширными землями. Все было конфисковано во имя великой нации, и отец Клеменса граф Георг Меттерних потерял свои дипломатические посты и оказался нищим.

Клеменс и его родители переехали в Вену. Надеяться можно было только на себя, но родственники не оставили их в беде. В столице жила кузина Клеменса, которая служила экономкой в поместье Кауницев. Она и познакомила молодых людей. В это время графиня Элеонора была уже помолвлена с графом Балфи. Но полюбив Клеменса, она рассталась с графом.

Понимая, что их брак — только путь к восстановлению положения семьи Меттернихов, а вовсе не любовь, Элеонора становится его женой. Ей было все равно — любовь к Клеменсу была сильнее голоса разума.

Элеонора любила безумно, страстно, полностью отдаваясь чувству. Женщина умная и образованная, она знала, что не блещет красотой, и понимала, как трудно будет удержать Клеменса. Потому она терпеливо и неустанно работала над собой, стараясь дать ему все, что могла, но взамен не требовала ничего.

Ее труды не пропали зря: Клеменс не мог обходиться без нее.

Он привык полагаться на нее, поверял ей свои трудности — и не только служебные, но и личные, — был благодарен за то, что во все времена она была рядом, всегда верная, понимающая и терпеливая.

Сердце Элеоноры разрывалось от боли и отчаяния, когда Клеменс рассказывал ей о своем очередном увлечении. Но железная воля и выдержка помогали ей справиться с горем. На ее лице можно было прочесть лишь дружеское понимание.

— Как хорошо, что я могу спокойно рассказывать вам все, Элеонора, — говорил князь. И она не только выслушивала его с понимающей улыбкой, но и помогала найти выход из затруднительного положения. Иногда она могла сделать больше, чем просто слушать. Как-то в Париже он совершенно потерял голову, оказавшись меж двух огней. Его сердцем овладели две женщины, абсолютно разные как внешне, так и по характеру. Одна из них была неаполитанская королева Каролина Мюрат, сестра императора Наполеона, ослепительно прекрасная и такая же своевольная, как брат; другая — Лаура, герцогиня Д'Абрант, нежная и преданная.

Темпераментная, страстная Каролина хотела быть его единственной женщиной и требовала безграничной любви. Но ей помешала прелестная Лаура, заняв его сердце, а главное — его время. Он все чаще навещал ее, их видели вместе на приемах, и однажды своенравная Каролина заявила при всех, что отвоюет Клеменса у Лауры во что бы то ни стало.

Для своих целей Каролина использовала своего лакея Проспера, красавца, который слыл большим повесой среди горничных и перед которым трудно было устоять. Щедро снабженный деньгами своей госпожи, Проспер быстро преуспел в ухаживаниях за Бабеттой, камеристкой герцогини, и через некоторое время в руках Каролины оказалась пачка писем, перетянутая лентой. Оставшись одна, Каролина быстро прочла письма и убедилась, что, как она и предполагала, это были любовные письма Меттерниха.

Каролина поняла, какое убийственное орудие появилось в ее руках, и если его умело использовать, то ее соперница будет повержена. Послав за экипажем, она поспешила во дворец герцогини Д'Абрант. Забыв о достоинстве и гордости, движимая лишь чувством мести, Каролина заявила, что переписка у нее, и процитировала некоторые отрывки из писем Клеменса.

— Я собираюсь опубликовать эти письма, — закончила она. — Они обесчестят не только вас и министра Австрии, но и вашего супруга.

Лаура бросилась к ее ногам.

— Неужели вы можете пойти на такой скандал? Особенно сейчас, когда Клеменс проводит исключительно важные переговоры с императором Франции? Ведь это погубит его!

— Да, я способна, — злобно ответила Каролина.

— Значит, вы не любите его! Нельзя любить и желать зла одновременно. Вы просто ревнуете его! Что ж, я расстанусь с ним.

— Не нужно жертв. Слишком поздно. Сначала я действительно хотела этого, но сейчас, когда прочитала эти письма, хочу заставить страдать вас обоих.

Глаза Каролины метали яростные молнии. Она возвышалась над миниатюрной Лаурой, как некий символ мести. Но герцогиня не испугалась.

— Вам не дано понять, Каролина Мюрат, что такое настоящая любовь, — спокойно сказала она. — Я люблю Клеменса всем сердцем, но ради его чести и спокойствия отрекаюсь от него. Я клянусь, что больше никогда не увижусь с ним, но взамен хочу получить письма.

Ревность переполняла Каролину, поэтому она была глуха к мольбам и уговорам.

— Нет, их скоро прочтут все! — ожесточенно воскликнула она.

Ее ненависть к Лауре была беспредельна. Она чувствовала, что эта хрупкая женщина в чем-то сильнее ее. Дом герцогини она покинула в ярости.

Но Лаура действительно любила Клеменса и пришла к единственному, отчаянному решению — рассказать все княгине Элеоноре.

Княгиня Меттерних внимательно выслушала герцогиню, и ее спокойствие помогло плачущей Лауре взять себя в руки.

— Благодарю вас, герцогиня, за откровенность, — сказала она, когда рассказ был окончен. — Не волнуйтесь, я обещаю все уладить.

Проводив Лауру Д'Абрант, Элеонора тотчас отправилась к неаполитанской королеве. Видя, что Каролина удивлена ее посещением, она не стала терять времени, а сразу перешла к сути своего визита.

— Я знаю, что у вас находятся документы, которые мой муж предназначал только для герцогини Д'Абрант, — спокойно сказала она.

Губы Каролины сжались от злости, но глаза ее были полны изумления.

— Я знаю все о своем муже, — объяснила Элеонора, — между нами нет секретов. Он посвятил меня в свои отношения с вами и герцогиней. Мы прекрасно понимаем друг друга.

— Что ж, вы редкая женщина, — едко бросила Каролина.

— Это мой муж редкий человек. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь навредил ему или смутил его покой. Кажется, именно это вы собираетесь сделать?

— Кто вам сказал?

— Это не имеет значения. Но я поняла, что вы намереваетесь опубликовать его письма к Лауре Д'Абрант. Я не вижу причины, которая могла побудить вас к этому.

— Причина есть, — воскликнула Каролина, — и достаточно веская!

— Я сомневаюсь в этом, — спокойно возразила Элеонора. — Я жена Клеменса, и если я не нахожу его действия оскорбительными, значит, это не оскорбительно и для остальных. Я совершенно спокойно отношусь к тому, что происходит между Клеменсом и герцогиней.

Пытаясь переубедить Каролину, Элеонора, к сожалению своему, заметила, что шок, вызванный ее визитом, прошел и на здравый смысл королевы уповать не стоит. Сейчас Каролина ненавидела Клеменса, и ненависть ее была тем сильнее, что она любила его отчаянно и безнадежно.

Продолжать разговор было бесполезно, и Элеонора решилась на последний шаг. Она приехала в Фонтенбло и попросила аудиенции у самого императора Франции Наполеона Бонапарта. Ее немедленно проводили в его кабинет. Он что-то писал за своим массивным столом, заваленным диаграммами, рапортами, военными документами. Тут же лежала карта России с многочисленными пометками. Император был в темно-зеленом гвардейском мундире с белыми лацканами. Он почтительно встретил Элеонору и спросил:

— Вы хотели видеть меня, мадам Меттерних? Что я могу сделать для вас?

Без малейшего колебания и нисколько не смущаясь, Элеонора рассказала о деликатной ситуации, в какой оказались герцогиня Д'Абрант и его сестра Каролина Мюрат.

— Пока не поздно, необходимо остановить королеву, ваше величество, иначе может разразиться грандиозный скандал. Не нужно объяснять, сир, сколько вреда это принесет вашему императорскому дому, как и министру иностранных дел Австрии. В данный момент положение моего мужа очень серьезно. Многие обвиняют его в том, что он слишком хорошо относится к Франции и очень энергично защищает ее интересы. Скандал, вызванный неаполитанской королевой, может свести на нет все достигнутое между нашими правительствами.

Наполеон слушал очень внимательно. Он был достаточно проницателен, чтобы понять, насколько разумно и деликатно интерпретировала Элеонора ситуацию, но, главное, в ее словах было много правды. Он восхитился ее смелостью, мужеством и откровенностью.

— Вы можете положиться на меня, мадам, я быстро все улажу.

Элеонора горячо поблагодарила его и уже покидала кабинет, когда он на секунду задержал ее.

— И супруг же вам достался! — Его глаза блеснули. — Кажется, он вскружил головы всем моим придворным дамам!

Элеонора тихо вздохнула и улыбнулась.

— Разве их можно винить, сир?! Я не представляю, как можно устоять перед ним…

Дело было не в том, что женщины считали Клеменса неотразимым мужчиной; просто он сам считал каждую женщину неотразимой по-своему. Как была счастлива Элеонора в первые дни конгресса! Никого не было в его сердце. Они много беседовали за ужином о проделанной работе, обсуждали, завтракая вместе, волнующие его вопросы, пытались определить его отношения с царем Александром и другими полномочными представителями…

Но… чему быть, того не миновать. Судьба опять настигла ее. Элеонора не ожидала такого удара, и оттого он был еще более мучительным. Клеменс вновь влюблен! Достаточно взглянуть на его восторженные глаза, странное, отсутствующее выражение лица, улыбку. Он напоминал человека, которому вдруг привиделась чаша Грааля, и теперь он никак не может освободиться от колдовства и вернуться на землю…

Сдержанность, обретенная Элеонорой за долгие годы, позволила ей выглядеть естественной и спокойной, словно не замечая перемены в нем. Подойдя к князю, она протянула к огню руки с тонкими пальцами, унизанными кольцами. Она знала, что ее руки великолепны, и часто сожалела, что Господь не дал ей такого же лица.

— Я была у леди Каслри, — сообщила она. — Она, как всегда, вся в бриллиантах; только, по-моему, в ее доме стало еще больше собак, с тех пор как я была у нее в последний раз. Затем я поехала на прием к князю Эстергази. Там была баронесса Валузен в сопровождении юной особы. Эта девушка покорила меня! Она только приехала в Вену, и все восхищает ее здесь. Очень странно, но она удивительно напоминает мне кого-то знакомого, а кого — не могу понять.

Князь заставил себя прислушаться. Что она сказала?

— Вы говорите, девушке очень нравится Вена?

— Да, она восхищена. Все — даже самые обычные вещи — удивляет ее и приводит в восторг. Она так хороша, Клеменс! Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с ней. Ее зовут Ванда Шонберн.

— Я видел ее.

— Правда, она прелестна?

— Да.

— Я думаю, именно сочетание ее золотистых, ярких волос и синих глаз — почти таких, как у вас, — делает ее столь привлекательной.

Она ждала, что князь поддержит разговор, но он замолчал и отвернулся к камину. Ей так хотелось спросить, о чем он думает, но она сдержалась. Всему свое время. Она прикрыла глаза и почувствовала, как комната поплыла. Ей предстоит узнать еще об одной женщине, думать о ней, завидовать ей. О Боже! Как она завидовала женщинам, которых любил ее муж!

Какая она — высокая или маленькая, темная или светлая, умная или глупая? Невозможно предугадать, куда заведет его страсть. У него не было определенного типа женщин, к которым он испытывал бы привязанность, но единственное, что Элеонора знала наверняка: в ней будет что-то необыкновенное; то, что привлекло его, и чем, к сожалению, она не обладает сама.

Она услышит о ней все — о ее достоинствах, ее привлекательности, ее очаровании. Но сейчас он хочет остаться наедине со своими мыслями, подумать о новой звезде, что сверкнула ему вдали. Он хочет дотронуться до неизвестного тайно и молча.

Взяв со стула меховое манто, Элеонора бесшумно пошла к двери, но он даже не заметил ее ухода.

— Пора переодеваться к обеду, — напомнила она и с отчаянием поняла, что он не слышит ее слов.