Чарующий вальс

ГЛАВА XI

Ричард весь день не находил себе места. Дело было даже не в злости и ревности Екатерины, которые он ощущал на себе, а в том, что он никак не мог разобраться в своих чувствах к Ванде.

В необъяснимо короткое время она стремительно ворвалась в его жизнь и так быстро изменила все вокруг! Он не мог не думать о ней беспрестанно, ему повсюду виделись ее милое лицо, прекрасные синие глаза… Где бы он ни был, везде его взгляд искал ее маленькую фигурку, он надеялся увидеть ее среди танцующих на балах, бродил по Пратеру. О ней напоминало все: вот он мельком увидел чей-то золотистый локон, там случайно заметил изящный жест маленькой руки, или в толпе чье-то оживленное лицо привлекло его внимание — и вдруг перед ним появлялось ее оживленное, сияющее лицо с непослушным завитком у виска… Временами Ричарду казалось, что она стала частью его самого. И хотя его губы были готовы произнести: «Я люблю вас», холодная логика вновь заставляла его сомневаться. Разумеется, Ричард и прежде бывал увлечен каким-либо хорошеньким личиком; он знал много женщин и находил их привлекательными, но очень быстро разочаровывался и уставал от них. Неужели теперь он встретил женщину, которая не будет похожа на всех других?

Он пытался смеяться над своей любовью, убеждал себя, что Ванда играет с ним, принимая его за царя. Но она так молода. Не может быть, что она пройдет по его жизни так быстро и жестоко. Он забывал голос разума, думая о ее искренности и чистоте. Сердце подсказывало, что это настоящая любовь.

Он не мог уснуть после бала в Хофбурге. Промучившись несколько часов, Ричард оделся и вышел в парк. Падал снег, убирая деревья в сказочные наряды. Любуясь этим чудом, он не переставал думать о Ванде.

Иногда ему казалось, что она пришла из другого мира — оттуда, где тишина, одиночество и чистота. Но вспомнив, как мягки ее губы, как она трепетала в его объятиях, осознавал, что она очень живая, реальная и очень близкая.

Интересно, отличается Ванда от других женщин? Ричард вспомнил, как был увлечен леди Изабель Мэнверс. Она тогда блистала в Лондоне, и все его приятели называли ее несравненной. Однажды она подарила ему поцелуй в парке возле девонширского дома. Что она сделала с ним! Он до сих пор помнил тот восторг, который он испытал, когда ее губы коснулись его. Запах ее волос, прерывистое дыхание и страстный шепот превратили неопытного юнца в мужчину.

— Вы сводите меня с ума! — прошептал он, и собственный голос показался ему чужим.

— Я уезжаю завтра в Гилдфорд, к лорду Саттону. Поедем со мной? — спросила она.

Он ушел, исполненный благодарности за то, что она пригласила его. Ричард был счастлив. И только приехав в родовое поместье Саттона, он понял, что означало это приглашение. Это дикое распутное сборище не так поразило бы его, если бы он не видел, что Изабель чувствует себя там словно рыба в воде. Он не удивился, узнав, что их с Изабель спальни расположены по соседству. А когда он пришел к ней ночью, она уже ждала его в легком пеньюаре и лишь протянула к нему руки. Та ночь привела его в восторг, но его романтические представления о любви и женщинах развеялись в прах.

Еще дед Ричарда советовал: поцелуй их и беги. Старый негодяй и сам следовал этому правилу, пока не скончался восьмидесяти лет от сердечного приступа, пытаясь догнать на лестнице молоденькую танцовщицу.

Нет, Ванда другая. Она, казалось, излучала чистоту и невинность. Он уверен в том, что первым прикоснулся к ее хрупкому стану, первым поцеловал эти желанные губы. В ней ощущалась милая неопытность, такая же хрупкая и неуловимая, как капля росы, дрожащая на первом весеннем цветке, но совершенно неопровержимая и несомненная.

Ричард бродил по парку до рассвета, потом вернулся к себе и наконец заснул крепко и без сновидений. Встал он около полудня, и ехать к Ванде было уже поздно. Он решил нанести визит баронессе Валузен на следующий день и рассказать девушке всю правду.

Он не может больше притворяться, он не из тех, кто позволит сломать себя и растоптать ради денег. Все эти интриги противны его натуре, его английскому воспитанию. В юности он несколько раз встречался со своими русскими родственниками по линии бабушки, но не обращал внимания на их странное поведение. Только со временем вспомнились ему недомолвки гостей, их напряженные взгляды, фальшь в голосе и неестественные улыбки. Вена открыла ему глаза на правду: царское окружение не могло жить по-другому. Слежка стала частью жизни этих людей.

Теперь Ричард понял, что ему не следовало соглашаться на интриги царя против Меттерниха. Он решил поговорить обо всем с Александром и отказаться от своей унизительной роли двойника. Даже если кончится все плохо, совесть его будет чиста. Но Ванде он признается во веем еще раньше. Ведь это он ее обманул, а теперь просто обязан повиниться перед ней.

Он был уже одет, когда вошел слуга и сообщил, что его ждет царь. Ричард должен был сопровождать его в очередном визите, которые монархи наносили друг другу. Опять одни и те же разговоры, те же ложь и притворство и немного последних сплетен.

Сегодня после обеда предстояло санное катание, где ему также необходимо было присутствовать. Снег пушистым ковром покрыл землю, за ночь подморозило дороги. Огромная толпа народа собралась на площади, где стояли санные повозки. Они были расписаны в яркие цвета и отделаны позолотой. Монархов пригласили в сани, обитые изумрудно-зеленым бархатом, мехами. Серебряная сбруя лошадей, украшенная эмблемами австрийского императорского дома, переливалась на солнце, весело звенели колокольчики. Когда все устроились, раздался барабанный бой и процессия тронулась. Впереди, прокладывая путь, ехал кавалерийский отряд; за ним в огромных санях, которые тащила шестерка лошадей, находились музыканты с литаврами и трубами. Медленно проехав по главным улицам Вены мимо приветствующей толпы, санный поезд направился в Шенбрунн.

В первых санях ехали, укутавшись в меха, император Австрии Франц и русская императрица.

Ричард был почти уверен, что окажется в одних санях с Екатериной, и удивился, увидев рядом с собой графиню Софию Зичи, которая, как упорно утверждала молва, старалась привлечь внимание русского царя. Александр, однако, почти не замечал Софию, она казалась ему скучной после того, как он познакомился с ее золовкой, и звание, каким он наградил ее — земная красавица, — едва ли можно счесть комплиментом после «небесного» титула, каким он одарил Юлию. Ричард обратил внимание на оживленное лицо Софии и даже с удовольствием слушал ее болтовню. Он подумал, что царь напрасно игнорирует девушку и тщетно пытается завоевать Юлию, которая уже отдала свои симпатии Меттерниху.

Постепенно все гости съехались ко дворцу, и санный поезд расположился вокруг замерзшего озера, где было множество конькобежцев, одетых в национальные костюмы народов Северной Европы. Ричард поймал себя на том, что невольно разглядывает толпу гостей в поисках Ванды и рассердился на себя — это уже стало навязчивой идеей. Появились первые слуги, и тех, кто остался в санях, обносили горячими напитками. Графиня София взяла в руки бокал.

— Может быть, выпьем за ваши глубокие мысли? — услышал Ричард ее голос и понял, как грубо он себя ведет.

— Простите, что я так невнимателен к вам. Я задумался о своих несчастьях, вместо того чтобы хоть немного развлечь вас.

— По-моему, вы влюблены. Все признаки налицо.

— Странно, но это действительно как раз то, над чем я думаю, не могу понять — влюблен я или нет.

— Только сердце скажет вам правду.

— Боюсь, я не могу больше доверять ему, — грустно заметил Ричард.

— Тогда поверьте мне, — улыбнулась она. — Моя интуиция говорит, что вы влюблены по-настоящему и, может быть, впервые в жизни.

— Почему вы так уверены?

— Возможно, порой я бываю ясновидящей, — ответила она. — Кроме того, ваш вид говорит об этом, взгляд… Вы очень ждете этой, любви, но боитесь, что она только плод вашего воображения.

Ричард поднял свой бокал.

— Я пью за ваши прекрасные глаза, — сказал он. — Интересно, что принесут мне ваши слова — радость или горе?

Сказанные легким тоном, словно невзначай, слова Софии постоянно звучали в его ушах, и, когда забили барабаны, возвещавшие о конце праздника, и сани повернули к столице, он был уверен в одном — во что бы то ни стало нужно увидеть Ванду.

Он твердо знал, что скажет ей, и надеялся: она поймет его. Сердце нетерпеливо билось и радостно твердило ему о любви, а разум пытался остудить его и вернуть к действительности.

В сумерках лошади резво бежали через заснеженные поля к Вене; весело звенели колокольчики, пьянящий воздух кружил головы закутанных в меха седоков.

— Я тоже влюблена, — вдруг доверительно сказала графиня София.

— Будьте осторожны, — предупредил ее Ричард. — Подумайте, кому вы отдаете свое сердце.

Она рассмеялась.

— Но ведь мы не можем выбирать, кого любить. Любовь просто приходит и все. Неужели вы не знаете этого?

Он кивнул. Да, София была права. Ему вспомнился первый чарующий вальс, лицо Ванды, когда она сняла маску и он увидел синие глаза. Если любовь пришла, от нее уже не уйти.

Когда они вернулись в Хофбург, было довольно поздно, и он не успевал навестить Ванду до обеда. Пока он переодевался и размышлял, удастся ли ему увидеть ее вечером, вошел слуга и сообщил, что царь и весь двор обедают сегодня у графа Разумовского.

— Господин, они словно нарочно занимают вас целыми днями. Вы даже не можете отдохнуть пару часов, — недовольно проворчал Гарри.

— Я уверен, это скоро пройдет, — ответил Ричард.

— Господин, я вижу, как вы устали от бесконечных переодеваний и расшаркиваний, у вас такой измученный вид. Нужно отдохнуть. Денек настоящей охоты за фазанами или лисами был бы вам очень полезен.

— Замолчи ты, черт возьми!

Ричард нечасто покрикивал на Гарри, но сейчас в его голосе звучало отчаяние. Слова слуги вновь пробудили в нем ностальгию, которая была почти невыносима. С острой тоской он вдруг вспомнил пустое, заколоченное здание, которое привык называть своим домом. Хотелось лететь в этот далекий заброшенный угол. Леса, должно быть, полны фазанов; верный пес ждал бы его, беспокойно озираясь по сторонам, прислушиваясь к лаю других собак, откликающихся на призыв охотничьего рога.

Неужели всю жизнь ему предстоит волочиться за женщинами и довольствоваться шампанским и угощением в чужих домах? Хотелось выть от безысходности своего положения! Но он молча закончил свой туалет, усмехнулся, глядя на себя в зеркало, и не торопясь направился в гостиную, где должны собраться все перед отъездом к графу Разумовскому.

Отказ царя от поездки в последний момент был воспринят по-разному. Ричард почувствовал облегчение. Хотя, бывая в хорошем расположении духа, Александр был очень приятным собеседником, все-таки его присутствие вносило оттенок официальности и чопорности, а веселье всегда граничило с напряженностью. Императрица вела себя очень скованно в его присутствии, хотя без него иногда пыталась быть любезной и веселой. Значит, сегодня можно будет несколько расслабиться.

Обед у графа Разумовского прошел очень непринужденно. Изысканное вино и обильное угощение даже немного подняли настроение Ричарда, который с тревогой поглядывал на часы, еще надеясь увидеться с Вандой. Но, по мере того как неумолимо двигались стрелки часов, ему пришлось расстаться с этой мыслью. Стараясь в очередной раз подавить зевок, он увидел, что императрица наконец-то поднялась из-за стола.

— Мы должны поблагодарить вас, граф, за прекрасный вечер, — любезно сказала она.

Разумовский склонился к ее руке. В этот момент раздался странный шум и послышались крики:

— Пожар! Пожар! Горит дворец!

Дверь гостиной распахнулась, и все застыли при виде вбежавшего слуги. На одежде были видны следы огня, лицо и волосы почернели от копоти.

— Мы должны вывести всех женщин! — первым опомнился Ричард.

Он предложил руку императрице, совершенно забыв о том, что командовать здесь должны гости выше его рангом. Но времени для раздумий не было. Спускаясь по мраморной лестнице, Ричард понял, что горит первый этаж: оттуда вырывались клубы дыма и доносился треск горящего дерева. Проводив императрицу и сопровождающих ее дам в парк, он снова бросился во дворец на помощь оставшимся.

Слуги и гости спешно покидали здание через дюжину других дверей; сам граф отдавал распоряжения слугам, пытаясь спасти что-нибудь из сокровищ и мебели.

Ричарда больше всего волновали живые существа, а не шедевры, как бы дорого они ни оценивались. В одной из комнат он случайно увидел трех крохотных собачонок, которые сбились в угол от страха. Не обращая внимания на их попытки вырваться, он схватил обезумевших животных в охапку и быстро выбежал на улицу. Вдруг чья-то рука остановила его: рядом была Екатерина. Глаза полны ужаса.

— Ричард, там царь!

— Что?

— Царь! Он там! — Она указала на пылающий дворец. Густые клубы дыма и языки пламени были отчетливо видны на фоне белоснежных крыш соседних домов. Одно крыло было полностью в огне, и в темном небе зарево пожара казалось нестерпимо ярким. Пока Екатерина говорила, раздался грохот: обвалилась часть стены дома. В открывшемся провале показались картины и скульптуры.

— Царь?! — повторил Ричард. — Но его сегодня нет здесь. Он остался в Хофбурге.

— Он здесь. Он приехал после нас и по потайной лестнице прошел в маленькую гостиную. Вы знаете ее…

Страшное предчувствие пронзило Ричарда.

— Что вы имеете в виду? — резко спросил он. — Что он там делает? С кем-то встречается?!

Он отчетливо видел лицо Екатерины в пламени пожара. Она молчала. Но глаза ее ясно говорили то, чего не могли произнести губы. Он резко повернулся и без единого слова кинулся ко дворцу.

— Ричард! Ричард! Будьте осторожны!.. — кричала ему вслед Екатерина.

Он слышал отчаянный возглас Екатерины, но, ни на секунду не задержавшись, бросился в здание.

Главный вход был охвачен огнем. Ричард задыхался от дыма, глаза слезились. Но мрамор еще сопротивлялся огню. Ричард несколькими прыжками одолел лестницу и бросился по коридору в ту часть замка, где была маленькая гостиная.

Он лишь однажды был в этой комнате, которую граф Разумовский оборудовал как уютное место встреч для тех, кому нужно было остаться незамеченными. К счастью, Ричард хорошо ориентировался в любом помещении и поэтому довольно быстро добрался до места. Интуиция подсказала ему, что он почти у цели. Огонь ещё не добрался до этой отдаленной и уединенной части дворца.

По пути он распахивал все двери. Вот спальня, вот небольшая комната, украшенная прекрасными полотнами Фрагонара, вот галерея, заполненная скульптурными изображениями, вот опять несколько спален. В отчаянии он открыл еще одну дверь и безошибочно узнал маленькую гостиную.

Вначале она показалась пустой. Но, присмотревшись, он с ужасом увидел Ванду. Девушка лежала на полу. В первый момент ему показалось, что она мертва. Затем, наклонившись, он почувствовал слабое дыхание и понял, что она потеряла сознание. Ванда была очень бледна. Когда он взял ее на руки, ресницы девушки дрогнули. Ванда открыла глаза и несколько мгновений смотрела на него, затем судорожно вскрикнула:

— Вы пришли!.. Вы пришли! Я знала, что вы придете!

Она спрятала лицо на его плече. Он чувствовал, как она дрожит с головы до ног.

— Все хорошо, любимая! — успокаивал он. — Я здесь, я спасу вас!

— Не позволяйте ему… прикасаться ко мне!.. Не позволяйте!

Сначала он не понял, о чем она твердит. Но вот его взгляд упал на разорванное платье, на сбитые покрывала. Он стиснул зубы. От гнева и ненависти лицо его исказилось так, что, казалось, он мог пойти на убийство. Ричард еще крепче прижал к себе Ванду.

— Никто не посмеет дотронуться до вас. Я клянусь!

— Я боюсь… Спасите меня!

Это был крик ребенка, крик смертельно напуганной женщины.

Он осторожно поднялся, держа ее на руках.

— Мы должны торопиться, любимая! Дворец в огне.

— Так вот что за крики я слышала! — прошептала Ванда. — Слава Богу, вы пришли до того, как…

Ее голос дрогнул, и слезы брызнули из глаз. Это были слезы облегчения, слезы, смывающие остроту пережитого ужаса.

Тело Ванды содрогалось от рыданий. Когда он понес ее к двери, она воскликнула:

— Пожалуйста, отпустите меня, отпустите! Ричард повиновался.

— Нужно спешить, Ванда, — сказал он, не решаясь выпустить ее из объятий.

Огромные заплаканные глаза девушки не отрываясь смотрели на него.

— Я не понимаю. Сначала… я думала, что это были вы, но потом поняла, что я ошиблась. Но ведь я видела вас так часто и думала…

— Не нужно об этом сейчас. Я объясню вам все позднее. Во дворце пожар, нам нужно спасаться.

Он хотел взять ее на руки, но Ванда воспротивилась.

— Я пойду сама, — сказала она. — Так будет легче. Объяснения уже не нужны: ведь вы рядом, а только что… это был… кто-то другой…

Ее губы дрожали: Ричард понял, что она никак не может успокоиться. Взяв за руку, он потянул ее за собой.

— Пошли быстрее! — скомандовал он.

Они побежали вдоль коридора, но, увидев клубы дыма, окутавшие площадку лестницы, поняли, что им уже не выбраться этим путем.

— Мы не пройдем здесь!

— А почему не попробовать через дверь за панелью? — вспомнила Ванда.

Ричард покачал головой:

— Если слуга на месте, он выпустит нас. Но скорее всего он ушел вместе со всеми и унес ключи.

— Нужно искать другой выход!

Они побежали обратно, стремясь отыскать боковую деревянную лестницу. Когда они наконец нашли ее, перила были уже в огне.

— Придется рискнуть через главный вход, — решил Ричард. — Вы доверяете мне, Ванда?

Она улыбнулась и этим сказала все. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, словно им некуда было спешить, словно не было причин для тревоги.

— Я люблю вас, — сказал Ричард. Теперь он был уверен в своем чувстве. — Люблю вас всем сердцем, как никого в жизни.

— Я тоже люблю вас, — сказала Ванда и потянулась ему навстречу.

Целуя ее губы, он вдруг радостно вскрикнул:

— Нет, мы не можем погибнуть сейчас! Идемте, я знаю, что делать!

Он вбежал в ближайшую спальню, сорвал шерстяное одеяло с постели и с помощью кувшина намочил его водой из умывальника. Затем накинул одеяло на головы себе и Ванде и взял ее на руки.

— Держитесь крепче, закройте лицо и молитесь, любимая моя, как никогда в жизни!

Ванда обняла Ричарда крепко за шею, прильнула и его груди. Дым, очень густой на площадке лестницы, немного рассеялся, когда они спустились чуть ниже. Девушка была очень легкой, но Ричард шел медленно, боясь споткнуться и уронить ее в огонь. Пламя не щадило дворец, прекрасные сокровища превращались в пепел на глазах у Ричарда.

Трудно было что-нибудь разглядеть, но по языкам пламени он понял, что парадная дверь открыта, только… пылала со всех сторон! Это была река огня, яркая, сверкающая, и она преграждала им путь к спасению.

Ричард медленно спустился по лестнице. Он знал, что они должны рискнуть: сейчас или никогда. Наверняка во дворце, кроме них, никого не осталось, и помощи ждать неоткуда. Они должны спастись сами или погибнуть.

— Господи, помоги нам! — прошептал он, и это, пожалуй, была самая искренняя молитва в его жизни. Ричард глубоко вздохнул и бросился в огонь. Руки Ванды обхватили его еще крепче. Жар обжигал лицо, ноги, он слышал шипение огня, который перекинулся на мокрую ткань.

Дым застилал глаза и душил. Казалось, это конец. Ричард шел наугад, не видя ничего перед собой, и вдруг понял, что он на улице. Сделав спасительный вдох, он остановился.

Десятки рук потянулись к ним, не дали упасть Ричарду; он слышал голоса вокруг. Кто-то снял с его плеч тяжелое одеяло, кто-то хотел взять Ванду из его рук, но он отстранился.

— Все хорошо. Я справлюсь сам.

Он отнес Ванду подальше от дома, где было не так жарко. Ричард видел гостей, присутствовавших на ужине. Они растерянно стояли там, где он их оставил. Языки пламени играли на их бледных, испуганных лицах. Слуги и дворецкие с трудом сдерживали толпу зрителей, которая росла с каждой минутой.

Люди стекались со всех сторон. Дворец пылал, как факел в ночи, и все сбегались сюда. Только Ванда и Ричард никого не видели. Их тоже никто не замечал. Они устроились под кипарисовым деревом, и мир перестал интересовать их.

Он с нежностью, которой не знал в себе раньше, смотрел на ее растрепавшиеся локоны, на то, как она пыталась привести себя в порядок.

— Мы спасены! — В голосе Ричарда звучала гордость.

— Кто же вы, наконец? — Она не отрывала от него пристального недоумевающего взгляда.

— Меня зовут Ричард Мэлтон, я англичанин.

— Вы лишь притворялись царем?

— Да, я играл роль царя.

— Но почему?

— Потому что вы работали на князя Меттерниха.

Он увидел, как краска залила ее лицо, прежде чем она успела спрятать его в ладонях.

— Вы все знаете? Это что-то меняет? — прошептала она. — Я так глупа. Я должна была сразу понять, что вы обо всем догадаетесь.

— Любимая моя, не мучайтесь! Я ни о чем не догадывался. Забудьте об этом! Есть более важные вещи, которые нужно обсудить.

— Мне очень стыдно перед вами, но я не могла нарушить слово. Мне не позволили сказать вам правду.

— Кто не позволил — князь Меттерних?

— Да. Я обещала ему… Ведь я делала это ради Австрии.

— Что ж, я тоже хотел рассказать вам правду. — Ричард улыбнулся.

— Значит, вы и вправду не царь?! И не его приближенный?

— А вы против?

— Что вы!.. Наоборот! Я рада… я так счастлива!

— Моя любимая! — Ричард обнял Ванду.

Она уткнулась лицом ему в грудь, а когда подняла глаза, прошептала:

— Я люблю вас. Наверное, нехорошо говорить об этом?

— Нехорошо? Что вы! Прекрасно! Повторите, пожалуйста!

Он искал ее губы. Едва наклонившись к ней, он боковым зрением увидел, что кто-то направляется в их сторону. Ричард замер. Ошибки быть не могло. Только он мог идти так величественно, словно на его голове всегда была царская корона.

За секунду все пронеслось в голове Ричарда, перед глазами мелькнули измятые покрывала, и гнев снова охватил его. Невольно он сжал кулаки. Мужчины смотрели друг на друга. И вдруг царь расхохотался:

— Ричард! Друг мой! Вы видели свое лицо? Оно черное, как у негра!