Час льва

Глава 28

Лапы несли Викторию на юг, и она согласились с пунктом назначения. Она не могла с точностью сказать, как долго пробыла в лесу. Первая неделя или около того прошла, словно в тумане. Каждый раз, когда она оборачивалась в человека, боль в душе возвращалась, и девушка, опустившись на колени, плакала как брошенный ребенок.

Но боль постепенно притуплялась, и теперь Вик, превратившись в человека в дневное время, сидела на солнце и думала. День за днем она пыталась сделать выбор.

У нее была настоящая тактическая проблема — как удержать даонаинов от ее убийства, — которая не могла быть решена, пока девушка не ответит на более сложный вопрос: «вернуться назад или нет?»

О, тяжелое решение. Она была чертовски храбрым солдатом.

Расстрелять или даже убить ее? — Нет проблем.

Вступить в перестрелку? — Пожалуйста.

Но рискнуть ее сердцем? — Да пошло оно на хрен.

Поговорим о кошке-трусихе. Она даже не дождалась начала битвы как настоящий трус. Черт, она убежала при первом же артиллерийском обстреле. Но, как известно, солдаты, покинувшие поле битвы, а затем взявшие себя в руки, мужественно возвращались в бой. Сможет ли она?

Самый безопасный выбор — держаться подальше. Жить как изгой, скрываясь в лесах, или вернуться в человеческий мир и прятать свою животную половину. Она справится. Уэллс поможет, даже отправит ее в далекую страну при необходимости. Она жила под прикрытием много лет. Ничего нового.

Или она может вернуться. Но это намного, намного страшнее. Физический риск — она может умереть, а что еще хуже Алек или Калум станут теми, кто убьет ее. Да, ужасный конец. Но смерть была не в новинку. Что по-настоящему напугало Вик, так это мысль о борьбе за жизнь — за любовь, — что она хотела. Обнажить душу для эмоциональной боли. Потому что, — она тяжело вздохнула, — эти двое могли причинить ей боль гораздо хуже смерти.

Если бы в том ресторане был кто-то кроме Калума и Алека, она убежала бы, когда Уэллс выставил ее предательницей? Конечно, нет.

Если бы ее любовники не отнеслись к ней так же, как к Видалю, она бы сдалась так легко? Или она велела бы Уэллсу уходить, а сама осталась, чтобы сразиться?

С кем-то другим она выбила бы всё дерьмо из них, если бы они судили ее, не дав возможности говорить. Неважно, насколько явными были доказательства. Но поскольку это были Алек и Калум, она сдалась, заставляя себя выглядеть еще более виноватой.

Почему?

Потому что она не верила, что заслуживает их любви. Или жизнь, которую они хотели дать ей. Ее глупое подсознание решило, что никто не может действительно любить ее настолько, чтобы выслушать и решить все проблемы. Ведь они должны знать, насколько она недостойна, насколько испорчена.

Ее подсознанию нужно было надрать задницу.

Но потребовалось время, чтобы осознать весь идиотизм ее поведения и признать, что Алек и Калум действительно ее любили. Мужчины не притворялись. Они хорошо ее узнали. Может быть, не ее прошлое, но определенно ее личность, недостатки и всё такое. Они любили ее так же, как и она их.

И она хотела всё вернуть назад. Поэтому она направилась на юг.

В лучшем случае ее мужчины позволят ей объясниться. Они поймут — и, возможно, даже извинятся за поспешные выводы — и заберут ее домой. Она бы любила их, Джейми и… у девушки сжалось в груди… и, возможно, когда-нибудь у них будет ребенок. Или помет.

В худшем случае она умрет.

Виктория придумала план: она притащится в центр Колд Крик, устроит зрелище — учитывая, что у нее нет одежды, это должно быть нетрудно — и потребует разговор с Калумом и Алеком. Они не смогут убить голую женщину перед городом, на глазах у целой толпы, среди которой будут и люди.

И она стояла бы там и — спокойно — рассказывала бы всё. Что она сделала и не сделала, как она не знала, что делать, о том, как Уэллс дал свое слово и что она убьет его лично, если он его нарушит. Не то чтобы ее шеф мог его нарушить, но они же не знают об этом. Она пообещает родить для них миллион детей, если они этого захотят. Она будет молить о прощении.

Если они будут справедливы — поскольку они мужчины, то справедливость не всегда является гарантированной, — они признают, что совершили ошибку. Она зарычала, пробираясь через лес.

Да, они могли дать ей шанс объясниться и вместе решить проблему с Уэллсом. Но не-е-ет, нужно было сделать поспешные выводы. Конечно, попала в их ахиллесову пяту — скрывать их существование от правительства, — но всё же.

Так что остается двигаться прямо в зону обстрела, сделать себя мишенью и надеяться на лучшее. Один большой «приглашение к катастрофе» план. Но эй, даже у Уэллса могли бы возникнуть проблемы с выходом из этого беспорядка.

Кошка перепрыгнула через упавшее бревно, почуяла запах кролика и остановилась, но затем продолжила свой путь. Она приближалась, она это знала. Прошлой ночью у нее возникло чувство, что она дома, словно ей было холодно, и кто-то обернул вокруг нее теплое одеяло. Каждое прикосновение ее лап к земле повторяло это. Дом, дом, дом.

Эти штучки оборотней, конечно, странная вещь.

Кошка подняла морду, вдохнула запах раннего утра. Здесь даже пахло правильными горами, и эта мысль заставила рвануть вперед, ее темп увеличился и…

Щелчок! Боль. Ужасная боль.

Она зарычала, развернулась и упала. Сукины дети. Ловушка.

Задняя лапа угодила в тяжелый железный капкан. Вик обернулась, а затем охнула, когда металлические зубцы углубились в более нежную человеческую плоть. Черт возьми, это больно. Плотно сжав губы, она осмотрела капкан. Ловушка была огромной, сделанной из тяжелой стали. И эти зубцы были отвратительными. Рана тоже выглядела не слишком хорошо.

Когда Вик удалось подняться, она изо всех сил навалилась на «челюсти» капкана. Но ей не хватало веса. Она пыталась снова и снова, а затем соскользнула на землю. Она не могла открыть эту чертову штуку. И в пределах досягаемости ничего не было, чтобы раздвинуть зубцы. Сможет ли она вырвать его и унести с собой?

Через несколько минут она отказалась от этой мысли. Охотник забил якорные колья так глубоко в замерзшую землю, что те даже не сдвинулись с места.

Вернувшись в форму кошки, она легла и стала смотреть, как ее кровь окрашивает снег. Черт возьми, в своих немногочисленных и далеко идущих молитвах она специально просила о смерти в сиянии славы.

Но это было совсем не то.

* * *

Несколько часов спустя уши Вик дрогнули и повернулись к юго-западу. Кто-то приближался. Ветер дул как раз в ту сторону, поэтому она не могла уловить запах. К сожалению, это означало, что он может чувствовать запах ее крови и всего остального.

Человек, зверь или оборотень? Страх пронзил ее позвоночник. Похоже приближалось не одно животное. Стая волков? Как восхитительно. Черт возьми, разве хищники не должны охотиться только ночью? Разве эти животные не читали книгу правил? Мех на шее кошки встал дыбом, когда она поднялась и, балансируя на трех лапах, старалась не зарычать, когда капкан натянул ее израненную ногу. Черт, если она попытается оказать сопротивление, она, вероятно, упадет.

Ну, по крайней мере, она была избавлена от перспективы появиться в чем мать родила в Колд Крик… Но она никогда не увидит Алека и Калума снова. И Джейми. И Торсона. И…

В поле зрения появилось большое животное, которое двигалось через подлесок. Нет, два животных.

Две огромные пумы ворвались на поляну. Солнечный свет сверкал на темно-золотистом меху. И бледно-золотистом. Она узнала их и зарычала от бессилия.

Они убьют ее. Она даже не успеет ничего объяснить, черт возьми…

Смиренно вздохнув, кошка встала на ноги. Упасть и просить пощады? Ни за что. Гнев на несправедливость ситуации, на них, переплетался с любовью к ее мужчинам и радостью, что она видит их в последний раз, а ее кошачьи инстинкты не могли решить, что делать.

Калум бросился первым, прямо к ней. Он приземлился вне досягаемости. Она подняла переднюю лапу, показала свои когти и поняла, что не сможет причинить ему вред.

Он шагнул ближе и, не обращая внимания на ее демонстрацию борьбы, потерся своей мордой о ее мордочку, мурлыча достаточно громко, чтобы заставить деревья дрожать. Его гигантская лапа приземлилась на плечи маленькой кошке, расплющив ее, как блин, и он облизнул ее ухо, продолжая мурлыкать. Затем Алек толкнул Калума в сторону, чтобы сделать то же самое. Их запах охватил ее, смешался с ее запахом.

Они ведь знали кто она, не так ли? Спутница жизни, которая их предала?

Но она скучала по ним. Более высокий гул в воздухе был ее собственным мурлыканьем.

Калум обратился в человека. Встав на колени рядом с ней, он осмотрел капкан и ее лапу. Он посмотрел на Алека, который ускакал прочь и вернулся с огромной веткой в больших челюстях. Кот бросил ту на землю и трансформировался.

Мужчины освободили лапу Виктории за считанные минуты. Железные зубцы причиняли меньше боли, когда их вытащишь, но все равно чертовски больно.

Калум посмотрел на нее гневным взглядом. Одной рукой он схватил ее морду, заставляя встретиться с его очень пристальным, очень темным взглядом.

— Трансформируйся, — пробормотал он.

Его сила пронзила Викторию, и секунду спустя девушка лежала обнаженной перед ним.

Алек обхватил ее ногу, надавив, чтобы остановить кровотечение.

— Освободить кого-то из ловушки перед казнью нерационально, вы так не думаете? — пробормотала Вик, стараясь не дать губам задрожать. Она была солдатом, черт побери, солдаты не рыдают. Ей удалось вдохнуть и вернуть нотки уверенности в звучание своего голоса. — Как вы меня нашли? Я же не на тропинке, нет?

— Между козантиром и его территорией есть связь. Я знаю, когда незнакомый оборотень ступает в мои горы. — Морщинки вокруг его глаз становились всё глубже. — Или, когда потерявшийся приходит домой.

— Ой.

Он провел костяшками пальцев по ее щеке, а затем появилась его мерцающая улыбка.

— Кариада, разве я не предупреждал тебя и Джейми об этих ловушках?

У нее перехватило дыхание.

— Я — враг. Как я снова стала «кариадой»?

Алек выпустил ее ногу, подождал, чтобы убедиться, что кровотечение остановилось, а затем быстро поцеловал девушку губы.

— Как только мы вытащили наши головы из задниц, мы выяснили, что произошло и что ты, должно быть, пыталась сделать.

Глаза защипало от надежды, реальность заставляла ее опустить глаза.

Калум приподнял ее голову за подбородок.

— Маленькая кошечка, мы сомневались в тебе. Я сомневался в тебе. Сможешь ли ты простить нас?

Когда она покачала головой, его челюсть сжалась, а рука опустилась.

Девушка схватила его за пальцы.

— Нет. Я имею в виду, я не могу поверить, что вы простили меня. — Она вздохнула. — Не без долгих споров. Это моя вина, я знаю. Я… я не сказала вам всей правды. — Следующее признание далось мучительнее. Сложнее. — Я должна была остаться, чтобы всё объяснить, но я…

— Не думала, что мы любим тебя настолько, чтобы выслушать? — мягко спросил Калум.

Вик кивнула.

Алек обнял ее, его горячее тело прижалось к ее холодной коже.

— Мы любим тебя, Злючка, даже если ты заставляешь немного сомневаться в тебе. Так же, как и ты любишь нас несмотря на то, что мы параноидальные ублюдки.

— Правда, любите?

Калум кивнул, в его глазах была нежность.

— Мы любим тебя, кариада, и ты нужна нам. Возвращайся домой.

Домой.