Человек Огня

Глава 6

В последующие несколько дней Тина была почти благодарна Тео за его грубое вторжение. Это, по крайней мере, помогло ей сохранить остатки растоптанной гордости. Всю свою энергию девушка направила исключительно на работу: она лихорадочно и сосредоточенно собирала в джунглях образцы полезных и декоративных растений, классифицировала, прессовала, сушила и надписывала свои находки. Только это позволяло не думать о кошмаре окружавшей действительности. Тина с волнением воспринимала любую находку, ведь эти растения она до сих пор видела только в гербариях — безжизненными экспонатами на музейных полках, а теперь на каждом шагу попадались растения, каких она и вовсе не встречала. Но ничто — даже великолепные, завораживающие такой красотой, от которой дух захватывало, орхидеи в буйном цветении на ветках деревьев — не могло до конца отвлечь мысли от той страшной сцены, что неумолимо вставала у Тины перед глазами и как будто отпечаталась в памяти навечно, выжженная каленым железом.

Стоило вспомнить о происшедшем — и все тело заливал жар стыда за перенесенное унижение. Тысячи раз Тина спрашивала себя: «Как я могла сделать такое? Какая блажь подвигла меня броситься в объятия этого человека с таким бесстыдством, что он мог подумать, будто я по меньшей мере влюбилась?» И всякий раз девушка заново испытывала неловкость, не в силах найти оправдание своему поступку. Тина могла бы попытаться убедить себя, что податливость и уступки сеньору Вегасу были вызваны потрясением, после того как он спас ее от пираний с их отвратительной привычкой обгладывать жертву заживо, но к чему было притворяться перед собой? Сочетание магии тропической ночи, мимолетного ощущения счастья и неотразимого шарма Рамона — вот что ее погубило. У Тины было только одно, и очень слабое, утешение: спасибо Тео, что успел вовремя вмещаться. Рамон так и не узнал, что чувства, так доверчиво и неосмотрительно выплеснутые той ночью, исходили от сердца, ибо поверил, будто она просто пыталась отомстить Инес. Но утешение это имело горько-сладкий привкус. Тина всей душой жаждала показать Рамону, как сильно его любит, но разум восставал против того, чтобы он об этом узнал.

После трех дней изнурительных размышлений и лихорадочной работы у Тины не осталось времени откладывать на потом выполнение главной задачи. Ей следовало просить у сеньора разрешения отправиться на поиски загадочного лесного доктора. Терзаясь нерешительностью и проклиная себя за страх перед его суровым взглядом, девушка несколько раз пыталась набраться мужества и подойти к Рамону, но все медлила в ожидании удобного случая. Вечером третьего дня после ужина Тина, собравшись наконец с духом, рискнула высказать свою просьбу.

Все, как обычно, сидели у лагерного костра и вели неторопливую беседу, удовлетворенно делясь друг с другом тем, что каждому удалось сделать за эти несколько дней. Темноволосая голова начальника экспедиции склонилась к Инес, когда Тина без долгих предисловий задала волновавший ее вопрос:

— Сеньор, не могли бы вы позволить мне устроить небольшой собственный поход во внутренний район? Я должна попытаться отыскать деревушку Гуахарибос…

Во рту у Тины пересохло, когда после ее слов разговор прервался, а голубые глаза сеньора мгновенно ожгли ее лицо. Девушка встретила этот пронизывающий взгляд с замиранием сердца.

— Гуахарибос? — обдав Тину ледяным равнодушием, переспросил он. — А вы знаете, что живущие там люди совсем недавно изжили у себя довольно неприятный обычай — каннибализм — и, вполне вероятно, могут тотчас решить к нему вернуться при виде незваных гостей? Я должен услышать достаточно вескую причину, чтобы удовлетворить вашу просьбу, сеньорита Доннелли. У вас она есть?

Тина, пустившись в торопливые объяснения, моментально позабыла обо всех страхах. Умоляюще глядя в его суровые глаза, девушка просила понять, какие перспективы сулит возможность отыскать загадочного лесного доктора и какими причинами она руководствуется. Рамон слушал молча, пока последние слова не замерли у Тины на губах, но стоило ей вообразить, будто сквозь застывшую на лице сеньора маску невозмутимости пробился лучик интереса, как эту робкую надежду убил неестественный смех Инес, звонко раскатившийся по поляне.

— Что за глупость! — оживленно защебетала она. — Никогда не слышала ничего более нелепого! Вы, должно быть, крайне наивны, — бразильянка усмехнулась, — если думаете, что какой-то примитивный грязный докторишка, живущий среди дикарей, может знать о таком серьезном заболевании больше именитых врачей!

— А разве врачи сами создают лекарства, сеньора? — негодующе вспыхнула Тина. — Растения — первейшее сырье для лекарств, именно из них были получены такие бесценные препараты, как хинин и пенициллин. Я признаю, что в крупных научных лабораториях химики нередко совершенствуют свойства натурального продукта, но они не получили бы растений для своих исследований, не будь таких людей, как этот лесной доктор, — тех, кто по чистой случайности обнаруживает новые лекарственные свойства известных растений, а также ботаников и селекционеров, которые, используя малейший шанс, добиваются, чтобы такие растения культивировали!

— Браво, Тина! — громогласно заявил Тео. — Это было очень убедительно, настолько, что у любого, кто выслушал твою речь, должна возникнуть потребность помочь тебе в поисках. Если только, — американец лукаво улыбнулся сеньору, — он не боится ужасных аборигенов и их страшного оружия. В любом случае, — пообещал он Тине, — я буду счастлив проводить тебя к деревне дикарей.

— Вы этого не сделаете, Брэнстон, — холодно возразил сеньор. — Решения в этой экспедиции принимаю я. А я обязан как следует обдумывать любые действия каждого из участников этой экспедиции, что отнюдь не делается так быстро, как вы полагаете.

Тео самодовольно ухмыльнулся. Американца ничто не могло расстроить теперь, когда он сумел сделать подлость человеку, заставившему его впервые в жизни почувствовать себя маленьким и ничтожным. На губах Брэнстона остался сладкий привкус мести, а воспоминание о собственном триумфе бальзамом легло на душу, даруя ощущение полной безопасности даже в присутствии деспотичного сеньора.

Но холодный, презрительный взгляд Рамона недолго задержался на торжествующей физиономии Тео, а, скользнув, остановился на грустном личике Тины. Она поспешно подняла глаза, как только сеньор заговорил.

— Я уважаю ваши побуждения, сеньорита, и достаточно путешествовал в обществе ботаников, чтобы признать сказанное вами чистой правдой. — Сердце Тины с надеждой замерло. — И тем не менее, — тотчас разочаровал ее Вегас, — то, о чем вы просите, обсуждению не подлежит. Пусть все участники экспедиции изъявят желание сопровождать вас, мне придется им отказать, поскольку риск слишком велик.

Глубокое разочарование Тины вызвало среди мужчин сочувственный шепот.

Феликс Крилли первым выступил в ее защиту;

— Это ваше последнее слово, сеньор? Было бы стыдно подойти так близко к цели путешествия Тины и не помочь девушке добраться да нее. Я первый буду рад отправиться в эту деревню, если вы измените свою точку зрения.

Дружный хор голосов свидетельствовал о том, что Феликс высказал общее мнение, и надежда Тины воскресла. Она с замиранием сердца подумала, что вряд ли сеньор сможет отказать, когда его единодушно просят все. Однако девушка быстро убедилась, что Рамон способен и на это. С уверенностью, приобретенной за долгие годы работы, он обстоятельно объяснил причины отказа:

— До тех пор пока мы останемся вместе, аборигены не посмеют причинить нам вреда, но если я позволю нашей партии разделиться, последствия могут быть очень серьезными.

— Помилуйте, сеньор, — снова вступил Феликс, — за все время, проведенное здесь, мы не встретили ни одного аборигена! А даже если бы и встретили, почему вы так уверены, будто они настроены враждебно? Достаточно нескольких безделушек, от неприязни аборигенов не останется и следа, как вы и сами отлично знаете.

Брови сеньора сошлись на переносице.

— Это вам не племя наивных туземцев, Крилли! — сердито отрезал он. — Гуахарибос — дикие каннибалы и впервые встретили белого человека всего несколько месяцев назад. Да, вы ни разу не видели их за все время нашего пребывания здесь, — в голосе Рамона послышались зловещие нотки, — но, думаю, вам будет небезынтересно узнать, что глаза гуахарибос следят за каждым нашим движением с тех самых пор, как мы вступили на их территорию! — В ответ на это сообщение раздался дружный удивленный вздох, и сеньор продолжал: — Будь вы немного наблюдательнее, могли бы заметить отблески их костров ночью, а также и то, что бусы и безделушки, которые я развешиваю на ветвях вокруг лагеря каждый вечер, остаются нетронутыми, хотя по утрам заметны несомненные доказательства того, что гуахарибос около них побывали!

Сеньор Вегас умолк, нетерпеливо ожидая, что кто-нибудь еще захочет высказаться. Однако воцарившееся молчание нарушало только беспокойное ерзанье и смущенное покашливание. Спорить никто не осмелился, даже Тео не нашел что возразить. Последние надежды Тины рухнули, когда она оглядела потрясенные лица мужчин, нарочно избегавших ее полного мольбы взгляда. Девушка быстро отвернулась от ироничных пронзительно-голубых глаз, обладателя которых, несомненно, радовало ее поражение, и, как всегда гордо расправив плечи, встала. Но не успела Тина выйти из круга света, как ее остановил приказ:

— Утром я хочу поговорить с вами, сеньорита Доннелли. Соизвольте подойти ко мне после завтрака.

Тина, не глядя, кивнула куда-то в его сторону и как слепая побрела к своей палатке.

Той ночью сон долго не шел. Разбитые в пух и прах надежды и мечты не шли из головы, настойчиво требуя отыскать пути к их осуществлению, но бескомпромиссный отказ Рамона на просьбу начать поиски лесного доктора наглухо закрыл все лазейки. Возмущение подталкивало девушку идти в деревню аборигенов одной. Мысль о том, что нельзя добровольно отказываться от своих планов, подстегнула Тину, и она стала обдумывать путешествие в одиночку со все возрастающим оптимизмом, однако буйное воображение тотчас нарисовало безрадостную картину: вот она одна-одинешенька продирается сквозь непроходимые заросли между лагерем и бог весть где стоящей деревней. Тина, прекрасно зная пределы своих возможностей, стыдилась собственного малодушия, но никакое стремление избавить человечество от мук, причиняемых тяжким недугом, не могло вылечить ее самое от страха перед джунглями. Ледяная дрожь пробрала девушку с ног до головы, не успела она и на шаг удалиться от лагеря в поисках растений. А три нерешительных шага от места стоянки и надежных товарищей повергли Тину в глубокую, как могила, пучину ужаса, и она долго стояла, обливаясь холодным потом и трепеща осиной на ветру, не в силах сделать более ни шагу. Не возникни рядом Тео, девушка могла бы так и простоять весь день, парализованная необоримым страхом. Брэнстон мгновенно уразумел, в чем дело, и в обмен на вечную благодарность Тины оставался поблизости, пока она не собрала все, что только смогла найти интересного. То же самое повторилось на следующий день и на третий. Осведомленность Тео о ее тайне оказалась даже кстати, поскольку без его помощи девушка была бы предоставлена собственной судьбе, ведь никому бы и в голову не пришло, что мисс Доннелли — новичок. Поразмыслив обо всем этом, Тина с горечью забраковала планы самостоятельных поисков и закрыла усталые глаза в надежде уснуть. Однако настойчивые мысли об отказе Рамона не желали ослабить мертвую хватку, и, лишь когда ночное небо заалело, Тина погрузилась в тяжелое забытье.

Естественно, наутро после завтрака Тина предстала перед Вегасом бледная, поникшая, с воспаленными от бессонницы глазами. Все мужчины разошлись по своим делам, даже Инес составила компанию братьям Бреклингам, поскольку те упросили ее позировать на фоне дикой природы, чтобы, по их словам, разительный контраст подчеркнул великолепие модели. Таким образом, когда Рамон заговорил с Тиной, они были совершенно одни.

— Что, черт возьми, с вами стряслось? Заболели?

Девушка, удивленная столь неожиданным приветствием, покачала головой, пытаясь стряхнуть гнетущую тоску.

— Нет, ничего подобного! — пробормотала она.

Вегас, нетерпеливо прищелкнув пальцами, указал ей на перевернутый ящик:

— Садитесь, я хочу поговорить с вами.

Под свирепым взглядом сеньора Тина не посмела возражать, но подчинилась так неохотно, чтобы он понял, насколько она возмущена неоправданной грубостью, и с оскорбленным видом стала молча ждать.

— Насколько сильно вы жаждете отыскать своего лесного доктора? — ошарашил ее вопросом Рамон. — Достаточно ли, чтобы сделать это без лишних слов, пообещав мне беспрекословно выполнять все инструкции, какие я сочту необходимым вам дать? И хорошенько подумайте, прежде чем ответить на последний вопрос, — бросил он, видя, что ответ уже готов сорваться с языка Тины. — Вам необходимо осознать всю важность моих требований, чтобы я рискнул отвести вас в деревню Гуахарибос.

Тина рот открыла от удивления. Не веря собственным ушам, она медленно выговорила:

— Вы собираетесь отвести меня туда?

Рамон слегка оттаял:

— Я обдумаю такую возможность только в том случае, если вы дадите слово за все время похода не отходить от меня ни на шаг, а также, — сеньор помедлил, выделяя каждое слово, — делать все в точности, как я скажу, не раздумывая и не задавая вопросов, с той самой минуты, как мы покинем лагерь, и до возвращения. Я видел достаточно глупых выходок, доказавших, что у вас не хватает ни благоразумия, ни компетентности для свободного путешествия по этим землям, а поскольку мне всю дорогу придется смотреть в оба, чтобы мы благополучно добрались до деревни, я хочу услышать от вас твердое обещание, что вы не броситесь в объятия анаконды или в лапы леопарда, если я на миг повернусь к вам спиной!

Мертвенную бледность на лице Тины мгновенно сменила краска гнева, а в глазах сверкнуло возмущение — в словах сеньора звучал жестокий сарказм без намека на юмор. Девушка уже готова была резко отвергнуть предложение, но благоразумие пересилило, и необдуманные слова замерли на губах. Ведь Рамон Вегас давал ей реальную возможность пойти по стопам родителей, и рисковать таким шансом Тина не имела права.

Но от одного вопроса девушка все-таки не удержалась.

— Почему вы передумали? — осмелилась полюбопытствовать она. — Вчера вечером вы отказали нескольким мужчинам, вызывавшимся сопровождать меня, поскольку это дело слишком опасное, а сейчас предлагаете в проводники одного себя. Разве опасности больше нет?

— Она есть всегда, — невозмутимо обронил Вегас, — но, пойдя вдвоем, мы рискуем меньше, чем если бы к гуахарибос отправилась большая группа. — И, наклонившись поближе, Рамон объяснил: — Я знаю этих людей, а они знают меня и не причинят вам зла, пока я рядом. — Сеньор неожиданно встал, и последние его слова прозвучали как ультиматум: — Если вы согласны на мои условия, будьте готовы через десять минут. Берите с собой только то, что влезет в карманы; я уже собрал все, что понадобится нам в походе.

— Десять минут? — У Тины перехватило дух. — Но как же остальные? Что они подумают, когда вернутся и обнаружат, что нас нет?

— Я уже обсудил это с Феликсом Крилли и Джозефом Роджерсом, — спокойно пояснил Рамон. — Мне не хотелось дискутировать с вашим другом Брэнстоном или с Инес, поскольку они оба непременно изъявили бы желание пойти. Феликс объяснит им все, когда вернутся в лагерь. Не волнуйтесь, сеньорита, — сухо добавил он, — вы не надолго расстанетесь с Брэнстоном. Думаю, мы вернемся завтра к ночи, при условии, — он погрозил ей пальцем, — что вы прекратите раздумывать и возьметесь за дело. Пошевеливайтесь!

Тина тотчас побежала собираться. Горя воодушевлением, она поспешно рассовала по карманам несколько вещиц, каковые, по ее мнению, могли понадобиться в походе, и уже через пять минут, слегка запыхавшись, предстала перед сеньором, ожидая инструкций. Тот удовлетворенно кивнул и указал на каноэ, лежавшее на берегу реки.

— Дело пойдет гораздо быстрее, если часть пути мы проделаем по реке, — объяснил Рамон. — Так что вперед! Но только больше не суйте пальцы в воду!

Тина возмущенно фыркнула. Сколько можно напоминать ей об этой дурацкой ошибке! Девушка хотела выразить негодование вслух, но переполнявшая ее радость не оставляла места сердитым словам. Секунду спустя хмурое лицо Тины осветила улыбка, а сердце ее трепетало от искренней признательности.

— Не могу передать вам, сеньор, как много значит для меня этот шанс, — прошептала она, — и я хочу от души поблагодарить вас за бесценный дар…

Лицо Вегаса посуровело, черты его стали жестче, а голубые глаза сузились в щелочки.

— Не воображайте, будто я делаю это рада вашей выгоды, сеньорита Доннелли, — резко перебил он. — У меня есть к тому свои причины. Просто я тоже болею за будущее науки…

Пока они скользили в каноэ к деревне Гуахарибос, Тина изо всех сил старалась не показывать, насколько тягостно ей это путешествие по реке. Девушка страстно желала вновь оказаться в лагере: атмосфера тут была удручающей, их с Рамоном разделяла стена молчания и взаимных обид. А судя по всему, дальнейшее пребывание вместе обещало стать еще хуже. Оливковая ветвь, от души протянутая Тиной сеньору с отчаянной надеждой, что он ее примет и все недоразумения тотчас исчезнут, обернулась пучком крапивы, больно ожегшей девушку в наказание за самоуверенность. И Тина осознала, что через разверзшуюся между ними пропасть нельзя перекинуть мост, просто позабыв о размолвке. Презрение Рамона унижало и ранило ее. И одного взгляда налицо сеньора хватило, чтобы понять: никакие попытки объясниться не только не помогут, а, напротив, окончательно убедят Рамона в ее непроходимой глупости.

Тина отвлеклась от мрачных размышлений, заметив, что каноэ изменило курс и направляется к одному из многочисленных притоков. Сеньор не счел необходимым дать какие-либо пояснения, и, когда они нырнули в узкое пространство под настолько буйным переплетением ветвей, что казалось, джунгли решили медленно поглотить утлое суденышко, Тина сочла это входом в самое сердце неисследованных земель, где живет лесной доктор. Путь по узкому притоку тянулся бесконечно, и нервы у девушки напряглись до предела, ей было страшно, что они заблудились, поскольку спутник до сих пор не произнес ни единого слова и не объяснил особенностей маршрута. Рамон спокойно работал веслом, хмурясь каким-то думам, пока глаза Тины блуждали по зеленой чащобе подлеска и огромных деревьев, а воображение рисовало притаившихся в зарослях страшных и злобных тварей. Каждая свесившаяся над водой ветвь скрывала гигантское насекомое, готовое ужалить, а любой более тонкий побег был смазанной ядом стрелой или трубкой, через которую дикари выплевывают в путешественников отравленные иглы. Несмотря на то что девушка видела в лесу лишь безобидных птиц и бабочек, интуитивно ощущаемая в атмосфере опасность подсказывала Тине: из густых зарослей за каждым дюймом их пути пристально следят чьи-то зоркие глаза.

Наконец Рамон уверенно подвел каноэ к берегу и, выскочив, протянул Тине руку, помогая перебраться на сушу. Принимая ее, девушка так дрожала от терзавших ее дурных предчувствий, что темные брови сеньора вопросительно приподнялись. Однако, прежде чем он успел задать вопрос, Тина поспешно и немного нервно воскликнула:

— Как тут красиво — взгляните! — Она указала на ярко-красные орхидеи, пламенеющие на фоне темно-зеленой листвы. — Ну разве они не чудо? — Потом девушка обратила внимание Рамона на крохотную птичку с разноцветным оперением: — А это! Прелесть до чего хороша!

И Тина с облегчением перевела дух, уловив тень согласной улыбки, промелькнувшей на губах сеньора, но в его проницательных глазах по-прежнему горел опасный огонек, впрочем, он, как хорошо помнила девушка, не угасал никогда.

Когда они выволокли каноэ на землю, Рамон строго приказал:

— Идите вплотную за мной, сеньорита, след в след. И что бы ни случилось, не отставайте. Понятно?

Тина, сглотнув застрявший в горле комок страха, молча кивнула. Сеньор повернулся и шагнул в лабиринт джунглей. Девушка бросила всего один затравленный взгляд на царящую вокруг тихую красоту и безжалостно заставила себя нырнуть вслед за проводником в уже поглотившую его громадную зеленую пасть.

Подгоняемая паникой Тина спешила изо всех сил; не сомневаясь, что Рамону ничего не стоит ее здесь бросить, посмей она самую малость нарушить приказ, и в считанные секунды девушка оказалась за надежным щитом широкой спины, аккуратно ступая маленькими ножками по огромным следам.

Впоследствии Тина не переставала изумляться, как она вынесла тот день. По правде сказать, только одно гнало девушку вперед — твердая уверенность, что Рамону Вегасу доставит удовольствие ее несчастный вид и он станет с радостью испытывать ее на прочность, пока она не попросит пощады. Но сеньора ждет разочарование. Стиснув зубы, Тина упорно не сбивалась с заданного Рамоном убийственного темпа, как только поняла, что он не намерен делать скидки на женскую слабость. Девушка поставила перед собой цель и шла к ней по бесконечному зеленому миру тропических растений. Она переходила вброд болота, взбиралась на холмы, пересекала ручьи, и, как ни странно, хуже всего оказались сотни изголодавшихся москитов, чье упорство могло сравниться разве что с ее собственным. Иногда идти след в след было легко, а порой путь преграждала путаница лиан и ветвей — тогда Рамон пробивал дорогу своим мачете. Лианы и ужасающе гибкие корни растений-паразитов, что растут на деревьях, не нуждаясь в почве, царапали ее лицо. Тина упорно шла, проклиная горластых попугаев, когда те пугали ее, внезапно срываясь с веток и начиная метаться меж деревьев как сумасшедшие.

Тина смертельно устала и обливалась потом, когда Рамон наконец скомандовал привал. Взглянув на мокрое лицо девушки, он довольно ухмыльнулся:

— Предпочитаете поесть, сеньорита, или еще немного пройтись?

Тина, подавив тяжелый вздох, выпрямила гудящую спину.

— На ваше усмотрение, сеньор. Я могу идти дальше, если хотите, — уверенно солгала она.

Его глаза сверкнули невольным восхищением. Каждая мышца Тины молила об отдыхе, пока она ждала приговора.

— Мы поедим и отдохнем сейчас, — наконец объявил Рамон, к большому облегчению своей спутницы, а потом, словно вознаграждая ее за перенесенные муки, как будто невзначай добавил: — Деревня — в часе ходьбы отсюда, так что самая трудная часть путешествия позади.

Трапеза — сухое печенье, сардины и финики, добытые Рамоном из рюкзака, — показалась Тине божественной, и она с восторгом набросилась на еду. Сеньор Вегас незаметно наблюдал, как девушка, с сосредоточенностью ребенка облизав каждый палец, растянулась на ковре из мха и полувздохнула-полумурлыкнула от удовольствия. Рамон удивленно вскинул бровь. А Тина, вдруг ощутив его безмолвное присутствие, лениво приоткрыла один глаз и убедилась, что проводник никуда не исчез. Его хмурое, лицо было последним, что увидела девушка, прежде чем усталость окончательно сморила ее, погрузив в глубокий, крепкий сон.

Разбудили Тину крупные капли дождя, упавшие на лицо. Дремота мигом, слетела с нее, когда ослепительная молния разорвала облака и на землю обрушился ливень. Инстинктивно девушка отыскала взглядом сеньора. Он укладывал рюкзак, но, уловив движение, тотчас повернул голову и успокоил Тину:

— Не волнуйтесь. Гроза будет сильной, но быстро пройдет. Идемте, — он тряхнул головой, — мы одинаково промокнем, независимо оттого, пойдем ли в деревню или останемся тут, а у нас нет времени — надо быть на месте до темноты.

Тина послушно встала и двинулась было за сеньором, но секундой позже ее ослепила хлынувшая с небес лавина воды. От бешеного напора перехватило дыхание, и Тина подняла руки, пытаясь протереть ослепшие в водопаде глаза. Вообразив, будто сеньор ушел вперед и даже не оглянулся, оставив ее совсем одну, девушка чуть не впала в истерику и не сумела сдержать громкий вопль. Тотчас что-то мелькнув в воздухе, Хватило ее за руку. Может, змея?

Ее отчаянный крик ужаса перекрыл шум дождя, но тотчас утих, поскольку совсем рядом послышался голос сеньора:

— Что случилось? Вы ранены?

Деловитые вопросы Рамона, достигнув ушей Тины, привели ее в чувство. Девушка поняла, что это он схватил ее за руку, а вовсе не какой-нибудь страшный обитатель джунглей, и принялась лихорадочно выдумывать оправдание.

— Я… я оступилась и подвернула ногу, — соврала Тина, не очень-то надеясь, что Рамон ей поверит. — Но все уже прошло, честное слово. — Она поспешно отступила, когда сеньор нагнулся, собираясь осмотреть лодыжку. — Просто на мгновение ступню пронзила острая боль. Но теперь я прекрасно смогу идти.

Рамон с недоверием посмотрел на ее сконфуженное личико, струи дождя стекали по его черным волосам на впалые щеки. Под этим испытующим взглядом сердце у Тины бешено заколотилось от страха, как бы из-за такой глупой нервозности Рамон не посчитал ее ни на что не годной трусихой, но сеньор лишь недовольно бросил:

— Хорошо, идем!

Ливень перестал так же внезапно, как начался. Тина, впервые воочию увидев красоту омытого дождем тропического леса, едва не вскрикнула от восторга — так волшебно преобразилось все вокруг: деревья, кусты, травы, цветы, что всего несколько минут назад казались тусклыми и умирающими. Но девушка торопливо следовала за сеньором, наслаждаясь зрелищем молча. На минуту вновь стало душно, но жара спала, да и шли они теперь по прохладным низинам, так что измученные душа и тело Тины немного воспрянули. Каждое растение, каждая травинка сейчас словно родились заново — обновленный вид джунглей и благоухание, разлитое в воздухе, были словно гимн благодарности от иссушенной солнцем земли. Тине хотелось бежать вприпрыжку, обогнав все еще безмолвного сеньора, позабыв о его отчуждении и о собственной промокшей одежде (впрочем, последняя под лучами солнца стала подсыхать на омытом ливнем теле). Мысли девушки целиком сосредоточились на окружающем великолепии. Она рассеянно вынула шпильки из волос, не заплетенных в толстую косу, и позволила им упасть тяжелой волной, чтобы высохли поскорее. Совершенно упустив из виду, что основная цель строгой прически — придать ей вид взрослой женщины, Тина в беспечном неведении предстала острым глазам сеньора совсем юной.

Но все внимание Рамона поглощал маршрут, и сейчас он становился все напряженнее. Девушка наблюдала, как ее спутник ступает по джунглям с осторожностью и грацией дикого зверя, быстро оглядывая каждое дерево на пути и частенько останавливаясь в поисках следов, прежде чем решить, в каком направлении идти дальше. Эта сосредоточенность была важнейшей частью его работы, и Тина знала, что отвлекать Рамона нельзя.

Около получаса сеньор молча и внимательно изучал джунгли, затем остановился и довольным тоном пробормотал что-то под нос. Тина наклонилась, выглянув из-за его спины, желая узнать, в чем дело, и тотчас замерла, не в силах унять ледяную дрожь страха: сквозь дебри вела довольно заметная тропинка. Они добрались.

Девушка удивленно взглянула на сеньора, когда тот громко и гортанно что-то прокричал, обратив лицо к ближайшим зарослям, а потом с тревогой увидела, как оттуда выскользнули четверо мужчин самого дикого вида. Тина в жизни не видела более жутких физиономий. Едва сдержав вопль, она юркнула за спину сеньора. А тот, не отрывая глаз от индейцев, успокаивающе шепнул:

— Бояться не надо. Будь они враждебно настроены, напали бы несколько часов назад. Сохраняйте спокойствие и ни в коем случае не показывайте, что испуганы.

«Несколько часов?» — мысленно повторила Тина. Это значило, что туземцы тенью следовали за путешественниками, с тех пор как они высадились из каноэ, а может, и раньше. Значит, интуиция Тину не подвела, их с самого начала не оставляли без надзора. Наблюдая за аборигенами, девушка тряслась от страха, но изо всех сил старалась это скрыть и как завороженная разглядывала густые спутанные волосы, крупные острые зубы, оскаленные в радостной гримасе (от нее, впрочем, по всему телу шла дрожь омерзения), угрожающую позу: индейцы, полуприсев, чуть подались вперед. От них исходила какая-то первобытная угроза, подчеркиваемая цветным узором, испещрявшим нагие тела. Да, то были, несомненно, дикари, живущие по своим, неведомым ей законам, таким же странным, как их негромкие возгласы.

А в самом деле, что означает этот щебет? Напрягая слух, Тина уловила среди невнятной тарабарщины знакомые нотки и тут же с удивлением обнаружила, что сеньор улыбается. Все мгновенно встало на место: знакомым словом было «Карамуру», а индейцы не только не проявляли враждебности, но приветствовали ее спутника!

Тина бессильно прислонилась к ближайшему дереву, наблюдая за радостной встречей. Смеясь и улыбаясь, сеньор похлопывал эти ужасные создания по спинам и тоже что-то говорил на их языке. Это выглядело настолько далеким, от той привычной жизни, что девушка не сумела сдержать рвущийся смех. Несколько секунд она хохотала, безвольна привалившись к стволу, а из глаз потоком струились слезы. Лишь когда что-то резко и звучно ударило ее по щеке, Тина пришла в чувство и уставилась на сеньора: тот стоял перед ней, приподняв руку для нового удара. Девушка задохнулась от возмущения, хотела разразиться гневной тирадой, но не смогла — казалось, из легких разом вышел весь воздух и язык совершенно оцепенел. Впрочем, взгляд Тины красноречиво свидетельствовал, что она думает по поводу этой выходки. Зеленые глаза с упреком таращились на Рамона с белого мел лица. Наконец девушка сбросила оцепенение, и гнев тотчас облекся в слова.

— Вы — зверь! — сквозь слезы выдохнула она. — Как вы могли!

Тина почувствовала удовлетворение от того, что ее слова попали в цель — несколько секунд сеньор смотрел на нее так, будто видел в первый раз, однако он быстро опомнился. Схватив девушку за плечи, Рамон так встряхнул ее, что гнев и страх всколыхнулись одновременно. Тина принялась лупить кулачками по широкой татуированной груди, но сеньор такой железной хваткой стиснул оба запястья, что она попросила пощады:

— Пожалуйста… о нет, вы делаете мне больно!

— Тогда прекратите эту детскую истерику, — прошипел он, — пока окончательно все не испортили! Ни одна туземка не позволит себе опозориться, при всех показав, что сердита на своего мужчину, и вам этого делать не стоит. Помните, мы в гостях у этих людей, и они наградят вас таким прозвищем, какого вы, по их мнению, заслуживаете.

От слов сеньора краска гнева залила щеки Тины, и девушка даже запнулась, спеша избавить его от подобных иллюзий.

— Я не туземка, а вы не мой мужчина! — выпалила она.

Но холодный ответ Рамона начисто лишил ее дара речи.

— Для вашей собственной безопасности вы моя женщина, а я ваш мужчина до тех пор, пока мы находимся на этой территории. Но, поверьте, все вернется на круги своя, как только в притворстве исчезнет необходимость. А сейчас, — он грубо подтолкнул девушку вперед, — если вы готовы, мы продолжим поиски того, за чем пришли, — вашего лесного доктора.

Четверо аборигенов исчезли из виду, но сеньор уверенно отыскивал путь. Они прошли всего несколько ярдов, как вдруг джунгли расступились, открыв поляну с двумя большими, напоминающими ульи домами и несколькими хижинами поменьше. Среди них вились многочисленные тропинки. Гостей, несомненно, здесь ждали — вся деревня вышла приветствовать их, и, едва спутники вышли из джунглей, дружный хор аборигенов завопил:

— Карамуру! Карамуру!

Индейцы — мужчины, женщины и дети — толпой хлынули навстречу. Тина нервно вцепилась в руку сеньора, но, к полному недоумению девушки, первая волна туземцев остановилась в нескольких футах, и все они рухнули на колени, пожирая ее горящими глазами.

— Что случилось? — Пальцы Тины сжались еще крепче, чуть ли не до судороги. — Почему они так смотрят на меня?

Озадаченный взгляд Рамона еще больше ее обеспокоил. На мгновение вся живописная группа застыла, потом от толпы отделился старый индеец, судя по величавой осанке и головному убору, — весьма важное лицо.

— Вождь племени, — просветил ее сеньор, прежде чем шагнуть навстречу и поздороваться со стариком. Тина словно приросла к месту, чувствуя себя ужасно неуютно под пристальными взглядами блестящих глаз. Закончив беседу с вождем, сеньор обернулся, издал тихий смешок и сухо объявил:

— Насколько я понимаю, сеньорита Доннелли, вам придется быть моей женщиной, хотите вы того или нет. — И в ответ на ее недоуменный взгляд он с усмешкой уточнил мысль: — Цвет ваших волос. Бесхитростно ассоциируя одно с другим, эти люди связали нас вместе. Поскольку до меня туземцы не видели, как стреляют из ружья, я получил у них имя Карамуру — Человек Огня.

— Ну а я то здесь при чем? — севшим голосом осведомилась Тина.

Рамон взял прядь ее волос, пробежал пальцами по их пламенеющему шелку и лишь потом ответил:

— На самом деле это очень просто. Я Человек Огня, а вы, с этими жаркими волосами, — моя женщина, моя Женщина Огня. — Сеньор тихо рассмеялся.

— До чего нелепо! — Тина покраснела, взволнованная его прикосновением гораздо больше, чем согласилась бы признать.

— Ничуть! — твердо возразил он. — Скорее уж лестно. Это племя — огнепоклонники; огонь для них — душа мира. Впредь вам нечего бояться племени гуахарибос, сеньорита Доннелли, ведь вы для них богиня и потому священны. Ну и каково вам ощущать на своих юных плечах груз такой ответственности?

Смысл вопроса дошел до Тины не сразу, но потом, когда глаза Рамона пробежали по великолепному каскаду ее волос, у девушки перехватило дух, и она спешно попыталась вновь собрать волосы в пучок. Увы! Тина с опозданием вспомнила, как часто тетя Крис поддразнивала ее: «Тина, дорогая, когда ты распускаешь волосы, тебя можно принять за школьницу!»

Рамон Вегас не знал ее тетю лично, но много слышал о ней и, конечно, должен был по-ни-мать, что такая репутация складывается у человека за долгие годы. Когда Тина рискнула бросить взгляд на суровое лицо сеньора, ей стало совершенно ясно, что он уже сделал нехитрые арифметические подсчеты и подвел итоги. Отныне Рамон знал наверняка, что Тина морочила ему голову. Много ли времени уйдет, чтобы вырвать признание, сколько лет прошло с того дня, когда она родилась на свет, до их встречи?

Этот вопрос мучил Тину все время, пока они сидели рядом с вождем, наблюдая за ритуальными танцами, устроенными в их честь. Несколько раз девушка искоса поглядывала на гордый профиль сеньора, когда он говорил с вождем, сидевшим между ними, но Рамон и не думал рассеять ее страхи, ответив ободряющим взглядом или сказав хоть слово. Он просто не замечал ее.

Тина чувствовала, что готова разрыдаться. Индейцы при всем своем дружелюбии пугали ее. Все в них вызывало полное физическое неприятие, и от одной мысли о совместной трапезе начинало тошнить. Тина затравленно оглядывалась, размышляя, как бы уклониться от этой чести. Уповать на помощь сеньора нечего: он уже успел сто раз объяснить, что индейцы устраивают им самый вежливый и почетный прием, но как, хотела бы она знать, он сможет есть пищу, приготовленную без соблюдения элементарных правил гигиены?

Очевидно, им предстояло отведать дикого кабана, целиком насаженного на палку и зажаренного над костром. Благоухал он очень аппетитно, но Тина видела, как одна туземка подставила под горячую тушу сложенные ковшиком ладони и, собрав стекавшие по ней капли жира, натерла им нагое тело. Эта женщина оказалась первой ласточкой, так как вскоре к ней присоединились и другие. Словно бы не чувствуя боли от раскаленного жира, они собрались у костра и сосредоточенно растирали жир по всему телу, как посетительницы салонов красоты в Лондоне или Париже — дорогой крем.

Несомненно, туземки старались перещеголять друг друга, рассчитывая привлечь восторженные взгляды мужчин к своим блестящим и гибким коричневым телам, и сами получали от этого массу удовольствия.

«Но как, — растерянно спрашивала себя Тина, — ни они, ни их мужья не замечают потом зловония протухшего жира?» Девушка не сомневалась, что эти люди никогда не моются, поскольку, если кто-то из них случайно подходил слишком близко, страдала от прямых тому доказательств.

С ужасом Тина наблюдала, как еду готовят «к столу». Одна из пожилых женщин принялась отдирать куски мяса от туши, вручая огромные порции поджидающим туземкам помоложе — наверное, чтобы каждая отнесла мясо своей семье. Но когда женщина, получившая еду первой, устремилась к вождю и его гостям, у Тины мигом свело все внутренности. Нет, она не в силах это есть. Совершенно точно, не в силах! Вождь наклонился, чтобы получить здоровенный кусок мяса из рук хихикающей жены, и Тина за его спиной с мольбой посмотрела на Рамона:

— Пожалуйста, сеньор, я не смогу есть! Просто не смогу!

Вегас, прищурясь, сверлил ее взглядом:

— Так вы собираетесь из-за своей брезгливости пожертвовать шансом увидеть лесного доктора? Вы нанесете вождю глубокую обиду, отвергнув его угощение, так что советую вам побороть предрассудки и поесть. К тому же, — от глаз сеньора брызнули лукавые морщинки, хотя он даже не улыбнулся, — провизии в моем рюкзаке хватит лишь на обратную дорогу, и если вы не станете есть сейчас, то к тому времени, когда мы вернемся в лагерь, изрядно проголодаетесь.

От обиды, что Рамон потешается над ее затруднениями, девушка вскочила, намереваясь уйти.

— Сядьте, сеньорита! — Его приказ требовал немедленного подчинения, но каменное лицо смягчилось, когда Тина, побелев, медленно опустилась на место.

Пока вождь делил мясо на три части, сеньор кратко пояснил, как обстоит дело:

— Если мы хотим выполнить свою задачу, должны следовать правилам. Нельзя сразу потребовать встречи с вашим доктором. Сначала нам воздают должные почести, потом обязательно кормят. После этого начнутся переговоры, и потом — только потом! — я смогу попросить об услуге. Вы поняли?

Секунду поразмыслив, Тина неохотно кивнула, и сеньор улыбнулся в ответ:

— Хорошо, я знал, что могу на вас положиться.

Робкий душевный подъем от счастья, охватившего Тину после этих слов, помог не выказать отвращения, когда вождь подал ей кусок мяса. Оскалив зубы в улыбке, он ждал, пока гостья попробует и оценит подношение. Мышцы живота стянуло узлом, и девушка взглянула на сеньора — тот получил свою долю первым и с явным удовольствием ее уплетал. Тина, закрыв глаза, решительно вонзила зубы в мясо. Оно оказалось удивительно вкусным. Путешественница сама не знала, как сильно успела проголодаться, и, проглотив первый кусок, с энтузиазмом кивнула ожидающему ее реакции вождю.

К тому времени как трапеза подошла к концу, совсем стемнело. Танцы вокруг большого костра возобновились под аккомпанемент не слишком мелодичных примитивных инструментов из бамбука, но дикого вида музыканты очень старались, вдобавок торжественно подпевали старики, сидевшие у костра вместе с вождем, сеньором и Тиной.

Огромная луна тихо плыла над лесом, освещая это живописное собрание. Тина зевнула. День выдался тяжелый и богатый событиями, по крайней мере для нее, и силы совершенно иссякли. Девушка пыталась поймать взгляд сеньора в надежде, что он сумеет отыскать ей место для ночлега, но Рамон, поглощенный беседой с вождем, настолько отрешился от всего остального, что не повернул головы даже после того, как Тина многозначительно кашлянула. Несколько раз она пускала в ход всякие уловки, стараясь привлечь внимание, но тщетно — Рамон Вегас упорно их не замечал, и еще один бесконечный час миновал, прежде чем они наконец встали, собираясь разойтись по хижинам.

К тому времени Тина окончательно сникла и не обращала внимания, куда ее ведут. Девушка мечтала лишь о месте, где можно было бы вытянуть усталое тело, сунув что-нибудь мягкое под одурманенную полусном голову. Тина чувствовала, что сеньор твердой рукой поддерживает ее, ведя по тропинке, и открыла затуманенные глаза, только когда они остановились у двери маленькой, крытой пальмовыми листьями хижины и сеньор поблагодарил уходящих туземцев. Пол хижины устилало бамбуковое крошево, а разглядев в глубине некое подобие ложа, Тина мысленно застонала: судя по всему, ей предстояло промучиться всю ночь. И все-таки хижина сулила спокойствие и уединение, так что девушка повернулась к сеньору, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Это, как надеялась Тина, заставит его скорее уйти, а ей наконец-то даст возможность устроиться с максимально доступными здесь удобствами и отдохнуть.

— Спокойной ночи, сеньор. — Девушка расслабленно провела ослабевшей рукой по лбу. — И спасибо, что проводили меня.

Рамон молчал.

— Сеньор, — терпение Тины совсем истощилось, а вместе с ним и вежливость, — я устала, уходите, пожалуйста!

Сеньор, засунув руки в карманы, спокойно покачивался с мыска на пятку, и Тина одарила его сердитым взглядом.

— Боюсь, все не так просто, — сказал он. — Тут есть всего одна свободная хижина, а поскольку вы явно не стремитесь разделить ночлег с туземцами, то волей-неволей вам придется разделить его со мной.

— Разделить его с вами? Но это моя хижина, так что будьте любезны поискать себе другое пристанище! — вспылила она, мигом забыв об усталости.

— Наши хозяева неправильно нас поймут, если я оставлю свою женщину в одиночестве, — ехидно усмехнулся он, — кроме того, как я уже сказал, других свободных помещений здесь нет.

Нет, он, конечно, не мог заявить это всерьез. Усталость все же брала свое, голова соображала плохо, и девушка не вполне осознала слова сеньора. Глубоко вздохнув, она попыталась уяснить, что он задумал.

— Вы действительно предлагаете мне ночевать в одной хижине с вами или вам вздумалось так пошутить?

Сеньор, пожав плечами, подошел к куче сухой травы и отгреб от нее половину. Не веря собственным глазам, Тина наблюдала, как он отнес охапку травы в угол хижины, свалил ее там и отчеканил:

— Вот! Моя постель готова, сеньорита, так что, возможно, теперь вы наконец поймете, что я имею в виду?

Рамон бросил на девушку сардонический взгляд и так быстро и метко выпустил «парфянскую стрелу», что просто выбил из рук Тины оружие, лишив возможности защищаться.

— Полагаю, вы так настроены против моего присутствия здесь, основываясь не на пуританской морали? Я просто не верю, что такая опытная путешественница не знает, что в джунглях невозможно строго соблюдать правила поведения цивилизованного мира, поэтому мы и выработали свой кодекс, хотя он вряд ли устроил бы педантичных узколобых членов общества!

Только теперь Тина поняла, в какую ловушку она угодила. Сеньор подозревал ее в обмане, но не мог обвинить без веских доказательств, и этот вопрос был задан с единственной целью — в порыве гнева подтолкнуть к признанию: никакая она, мол, не опытная путешественница, а потому понятия не имела, что в такого рода экспедициях делить жилище с посторонним человеком вполне допустимо. Сеньор оказался весьма коварным, но, к счастью, Тина успела вовремя разгадать его замысел и решила повернуть беседу в другое, менее опасное русло, хотя даже сейчас идти на попятный и позволить ему остаться не собиралась. Конечно, Рамон видел, что девушка не намерена уступать, но спорить ему надоело, и проще было оставить ее в покое. Итак, Тина, пытаясь проявить изворотливость, дрожащим голосом спросила:

— Ну а каково же решение вождя, сеньор? Нам позволят завтра увидеться с лесным доктором?

Рамон ответил не сразу, и девушка не сомневалась, что его испытующий взгляд проник во все ее помыслы и, увидев полное смятение чувств, испанец про себя смеется над ней. Тем не менее сеньор не стал возвращаться к теме, от которой Тина старалась уйти, зато в голосе его звучала откровенная насмешка.

— Он обещал послать кого-нибудь из людей в джунгли за доктором. Как выяснилось, мы пришли очень вовремя — он именно сейчас собирает растения для новой порции чудодейственного снадобья, каковым лечит вождя от «ужасного оцепенения». Если не возникнет никаких чрезвычайных обстоятельств, доктор появится тут вскоре после рассвета.

— О, вот это прекрасная новость! — Слипающиеся глаза Тины, снова ожив, радостно заблестели. Появление доктора дарило надежду, что скоро все несчастья закончатся. Даже не верилось, что успех настолько близок. Зато многочисленные разочарования и мытарства девушка терпела не зря — она все-таки достигнет цели. Недавние страхи окончательно испарились. И Тина решила рискнуть. — В таком случае, сеньор, думаю, нам обоим стоит немного поспать. И если вы любезно соблаговолите уйти…

Тина подошла к двери хижины с уверенностью хозяйки дома, провожающей гостей, и остановилась, полагая, что сеньор уйдет. Но, вместо того чтобы выполнить очевидное желание девушки, он со вздохом удовлетворения и удовольствия растянулся на своей охапке сена.

— Я больше не могу. У нас обоих был очень тяжелый день. — Рамон указал на кучу сухой травы в противоположном углу хижины. — Настоятельно рекомендую вам расслабиться, сеньорита, отбросив всю свою враждебность, потому что завтрашний поход до лагеря покажется вам вдвое длиннее, если вы не отдохнете.

Он такого нахальства Тина потеряла дар речи. Сердце болезненно сжалось, когда девушка уразумела, что сеньор имел в виду именно то, что сказал. И, потрясенная его бесстыдством, она гневно воскликнула:

— А я-то думала, вы джентльмен!..

В мгновение ока Рамон оказался на ногах, и горящие недобрым голубым огнем глаза встретились с зелеными.

— Но хотя бы один из нас и вправду тот, кем представляется? Отвечайте! — От сеньора исходила такая ярость, что Тина невольно попятилась, и все ее страхи ожили, когда он прошипел: — Матерь Божья! Не знаю, почему вы способны разозлить меня так, как не удавалось ни одному человеку из всех, кого я встречал. С самого первого дня вы словно бы наслаждаюсь, испытывая на мне свою силу. Вы постоянно бросаете мне вызов, приводите в бешенство, оскорбляете и даже, — он угрожающе выпятил челюсть, — стараетесь соблазнить назло донье Инес!

Девушка в ужасе отпрянула. Лицо ее мгновенно залилось малиновой краской, а потом так же быстро стало белее бумаги. Тина была слишком потрясена, чтобы достойно ответить, но ее глаза выражали крайнее возмущение подобными наветами. А Рамон и не думал раскаиваться в том, что наговорил.

— Да, все это звучит низко и вульгарно, сеньорита, но тем не менее соответствует действительности, не так ли?

Тина чувствовала себя настолько униженной, что не могла издать ни звука. А сеньор бушевал, распаляясь все пуще:

— Но, возможно, я переоцениваю вас? Возможно, вы не собирались заходить так далеко, а хотели просто подразнить меня, чтобы продемонстрировать свою власть и превосходство над сеньорой? — Рамон разразился едким, без намека на веселье, смехом и шагнул к Тине. — А что, если я не пожелаю оставить этот эпизод незавершенным, сеньорита Доннелли? Что, если мне нравится писать слово «финиш», только когда все действительно закончено?

Девушка, тотчас уразумев, что задумал сеньор, отшатнулась от него, как перепуганный ребенок от гневного родителя. Она заметила открытую дверь и рванулась было туда, но Рамон со стремительностью разъяренного дикого кота прыгнул туда первым, отрезав ей путь к отступлению.

Тину затрясло, когда он железной хваткой вцепился в ее плечи и толкнул обратно в хижину. Сверкание голубых глаз не позволяло спрятать страх за опущенными ресницами, требуя прямого ответа. Крепко сжав губы, Рамон смотрел на лицо в форме сердечка под копной огненных волос, казалось сияющих даже во мраке хижины.

— Вы хитры и проворны, как обезьянка, — процедил он, — но неужели вы думаете, я позволю вам удрать от меня дважды?

Сеньор нагнул голову, не отрывая яростного взгляда от глаз Тины, и губы ее задрожали.

— Нет, пожалуйста, нет, — умоляюще пролепетала она и отчаянно замотала головой, пытаясь избежать поцелуя, хоть и знала, что все это бесполезно — Рамон твердо намерен отомстить.

Девушка выдержала это холодное, бесстрастное наказание молча, давясь слезами горя. Да и что она могла бы сказать? Грубые и резкие обвинения в клочья разорвали ее трепетную любовь, но у Тины ни на миг не возникло мысли замарать минуты счастья, испытанные тогда с Рамоном, и, судя по тому, какое презрение к ней он выказывал сейчас, безвозвратные. Несколько дней — даже часов — назад Тина с радостью использовала бы шанс объяснить, какое чудо произошло с ней в ту ночь в его объятиях, но теперь, когда поцелуй лишь причинял боль, девушка не сомневалась, что никакие объяснения не помогут. Рамон не верил ей и каждое слово встретил бы скептически.

Его губы давили все сильнее, и это было так мучительно, что Тина, вспомнив нежность первых поцелуев, думала, у нее разорвется сердце. Девушка не могла поверить, что ласковые, нежные слова, сказанные Рамоном тогда, слетали с тех же губ, что сегодня наговорили ей таких чудовищных гадостей. Девушка с горечью произнесла про себя его прозвище — Человек Огня. Сейчас это был холодный огонь. Холодный, жесткий и безжалостный.

Внезапно Рамон оттолкнул ее и какое-то время держал на расстоянии вытянутых рук, наблюдая за реакцией. В голубых глазах стояла боль, но не раскаяние. Бразилец вздрогнул, опустил руки и отступил на пару шагов так, чтобы Тина не могла увидеть выражение его лица в темноте хижины, однако по голосу девушке показалось, что он зол на самого себя.

— Вам есть чем посрамить опытных обольстительниц, сеньорита, — ядовито бросил сеньор. — Очарованием невинного ребенка!

Тина безмолвно повернулась, чувствуя себя совершенно раздавленной, подошла к охапке сена, которая в эту ночь должна была заменить ей постель, и легла, борясь с подступающими к глазам жгучими слезами. Девушка не могла дать им волю, поскольку Рамон был совсем рядом и пристально смотрел на нее сквозь мрак.

— Э-эх! — Выдох прозвучал слишком резко, чтобы его можно было счесть вздохом удовлетворения. — По крайней мере, насколько я понимаю, теперь между нами все ясно, то есть вы убедились, что можете делить со мной эту хижину, ничем не рискуя. Хорошо! Я рад, что наша стычка привела хоть к такому результату.

Сеньор повернулся, и Тина скорее почувствовала, чем увидела быстрый прощальный жест.

— Спокойной ночи, сеньорита, до завтра! — сказал Рамон по-испански.

До завтра! Тина повернулась на бок, задыхаясь от беззвучных рыданий, сотрясавших усталое, истерзанное тело. А потом еще долго без сна лежала в кромешной тьме, мучаясь на неудобном ложе в странной, непривычной обстановке. В хижине слышалось глубокое и ровное дыхание сеньора — сон явно победил его гнев, но Тина чувствовала себя ужасно одинокой. Она ощущала полнейшую пустоту точно так же, как некогда в детстве, много лет назад, когда ее постепенно начинали одолевать страхи и росли, пока сердце не принималось гулко бухать. Тина стиснула кулаки, чувствуя, как на лбу выступает холодный пот.

Тина погрузилась в тяжелый сон, полный кошмаров: за ней охотился давно позабытый гигантский паук, — теперь он вернулся, чтобы наконец забрать вожделенную добычу. Девушка стала звать отца, умоляя увезти ее из джунглей, и внезапно он чудесным образом пришел. С огромным облегчением Тина рассказала обо всех своих страхах и попросила разрешить ей вернуться в Англию — хоть в школу, если иначе нельзя, — куда угодно, только подальше от джунглей. Тина слышала тихие, ласковые увещевания, чувствовала, как отцовская рука гладит ее по голове, а потом погрузилась в приятную дремоту, ощущая сквозь сон, как отец вытирает ей мокрые щеки, и смутно уловив быстрый и нежный поцелуй на лбу.