Черная маска

16

Одни сумерки очень похожи на другие: солнце село, свет померк, наступила ночь. Так было на протяжении тысячелетий и будет еще тысячелетия. Единственным отличием этого вечера от всех других за прошедшие недели — ив том числе от вечера накануне, когда Летти оставила записку в дупле, — было то, что ветер дул с юго-запада. Горячий, сухой и порывистый, он шелестел листьями деревьев, пока они не начали стучать, как маленькие бумажные тарелки. Именно этот ветер Летти считала причиной своей головной боли.

Они с тетушкой Эм сидели на веранде после ужина. Летти усиленно делала вид, что читает, а тетушка Эм обметывала наволочку, заменяя кружевную оборку, которая оторвалась во время стирки. Рэнни и Лайонел были на кухне с Мамой Тэсс, которая решила испечь пирожные, подслащенные черной патокой. Она собиралась подать их с молоком, что охлаждалось в ведерке, опущенном в колодец.

— Утром я заезжала в Элм Гроув и разговаривала с Питером. Он, кажется, примирился с тем, что отцом у него будет янки, — заметила тетушка Эм. Томас пообещал ему маленькую тележку и пони. Конечно, нехорошо покупать благосклонность ребенка, но я полагаю, в любви и на войне все средства хороши.

— Боюсь, добиться благосклонности Салли Энн ему будет не так просто, усмехнулась Летти. Тетушка Эм пожала плечами:

— Салли Энн все еще прохладно к нему относится, но по крайней мере разговаривает с ним. Не уверена, что она держит его на расстоянии из-за того, что не испытывает к нему чувств. Скорее всего, причина в ее сатанинской гордости. Представляю, что будет, если после всего сказанного и сделанного она откажет ему! Но он сам в это ввязался. А пока Элм Гроув защищен от сборщика налогов или кого бы то ни было еще, кто задумал бы его захватить. Ужасно смотреть на все с этой точки зрения, но так уж выходит.

— Довольно практичный подход.

— Да, нам приходится быть практичными. — Тетушка Эм завязала узлом нитку и подняла наволочку, чтобы рассмотреть ее. — С Салли Энн я тоже говорила.

Она расстроена. Оказывается, Анжелика, подруга Мари Вуазен, получила предложение, которое я не могу назвать иначе, как непристойным. Какой-то мужчина набрался нахальства и предложил ей поехать с ним в Новый Орлеан и стать его любовницей. — Тетушка Эм тяжело вздохнула. — Но если она захочет быть практичной, то согласится.

— Потому что она не чистой крови? — Голос Летти прозвучал резче, чем она хотела.

— А что же ей делать? Она слишком хорошо воспитана и образована, чтобы выйти замуж за освобожденного невольника. Но у нее больше нет огромного приданого, которое могло бы убедить белого человека взять ее в жены.

— Но любовницей!..

— Такие женщины пользуются в Новом Орлеане определенным уважением. У них есть собственные дома, лошади, экипажи. Подобная связь может длиться годами, часто так и бывает. Иногда эти мужчина и женщина живут вместе до конца дней. Если есть дети, отец обеспечивает их, дает им образование… Конечно, такое положение ниже, чем положение жены, но гораздо выше положения уличных женщин. Подобная жизнь совсем не так плоха.

— Наверное, нет. Для мужчины. Тетушка Эм пожала плечами:

— Я все думаю, кто же ей это предложил. Она нравилась О'Коннору. Надеюсь, Анжелика не доверится ему, если это именно он. Возможно, он слышал о таких связях, но будь я проклята, если он понимает, как действуют такие договоренности. Он продержит ее месяц или два, и на этом все кончится. Да я и не слышала, чтобы он собирался переезжать в Новый Орлеан.

Летти делала вид, что ее очень интересует рассказ, на самом же деле ей хотелось, чтобы собеседница помолчала. Все, что ей было нужно, это посидеть тихо и дождаться часа, когда можно будет уйти спать, а на самом деле отправиться на назначенную встречу.

Большой бледно-зеленый мотылек подлетел к лампе, трепеща крылышками. Летти протянула руку, чтобы отогнать его от жаркого пламени за стеклом, и мотылек сел ей на руку, подрагивая крылышками. Летти смотрела на него как завороженная. Ее странно тронула его доверчивость. Он не мог знать, что ей доверять нельзя…

— Кстати, о переезде, — продолжала тетушка Эм. — Говорят, миссис Риден будет жить у родственников в Монро. Она не может оставаться здесь, где был убит ее сын. Во всяком случае, так рассказывают. Но что касается меня, я бы уезжать не стала. У каждого из нас своя тяжелая ноша, и все мы должны нести ее, кто как может.

— Да, это верно, — сказала Летти и сама не узнала своего голоса.

Тетушка Эм испуганно посмотрела на нее.

— Господи, как же вы бледны, моя милая. Надеюсь, вы не заболеваете? Новички часто болеют, пока не привыкнут к жаре. Может быть, вам дать лекарственного чая с сассафрасом? Старики говорят, он разжижает и очищает кровь.

— У меня просто немного болит голова.

— Тогда я вам сейчас дам опийной настойки из запасов Рэнни? Я знаю, что такое головная боль. У меня голова болит не часто, но когда болит — это ужасно.

— Нет-нет, спасибо. Все и так пройдет. — Летти знала, что от опийной настойки она заснет, а этого ей хотелось меньше всего. — А вот и Рэнни с пирожными. Может, это как раз то, что мне нужно.

Летти казалось, что время остановилось и этот вечер никогда не кончится. Но, наконец, часы в гостиной пробили одиннадцать, пора было идти спать. Оказавшись в своей комнате, Летти немного подождала, а потом выскользнула из темного дома через окно на веранду.

В одних чулках она бесшумно прошла по веранде и спустилась с крыльца. Внизу она остановилась, надела свои сапоги для верховой езды, вышла за ворота и двинулась по дорожке — туда, где ее ждал полковник. Он привел ей лошадь. Летти взобралась в седло с его помощью и подобрала поводья.

Летти вполне могла отказаться от этой поездки — не было никакой необходимости ей ехать самой. Вполне достаточно было ее утреннего визита к полковнику, дальше он и его люди прекрасно обошлись бы без нее. Но она не могла не поехать. Ей было необходимо увидеть все своими глазами. «Это мой долг, — говорила она себе. — Я это начала и должна знать, чем все закончится. Ради Генри и ради всех других погибших должна увидеть, как схватят Шипа, убедиться, что он больше никому не причинит зла».

Однако дело было не только в этом. Ей хотелось знать, необходимо было знать, кто этот человек, который обольстил и обманул ее, использовал — и научил любить. Летти не могла больше выносить неведения ни дня, ни часа. Любопытство разъедало все внутри, как мучительная болезнь. Она знала, что не остановится, не успокоится, пока не узнает его имени, не поймет, что он за человек.

Но и это было еще не все. Как в конце какого-нибудь чудесного сна, Летти чувствовала потребность задержать пробуждение. Где-то в глубине души она продолжала надеяться, что реально существует человек, который рискует собой ради спасения других, принципы которого непоколебимы, кто борется со алом не потому, что может что-либо выиграть или потерять, а потому, что это — зло. В конце концов, кончина героя заслуживала того, чтобы на ней присутствовали один-два плакальщика…

Ну а если все это сказки для наивных людей, Летти хотела сама в этом убедиться. Она хотела посмотреть ему в лицо и воочию увидеть в нем расчетливого убийцу, каким он наверняка и был на самом деле. Ей были необходимы доказательства, подтверждения, осознание своей правоты, чтобы неотступно преследовавшие ее сомнения развеялись, чтобы она могла заключить мир со своей душой.

Наконец, она должна была присутствовать при аресте Шипа ради Генри, чтобы остаться верной его памяти. Она хотела знать, что человек, которого она помогла поймать, — убийца ее брата, что она добилась того, ради чего ехала так далеко. Летти хотела убедиться, что она выполнила долг перед памятью Генри, что она может уехать отсюда со спокойной совестью и больше никогда не возвращаться.

Оправдания, опять оправдания! На самом деле она хотела самой малости ей просто надо было увидеть его. Летти чувствовала, что должна встретиться с ним наедине во имя того, что между ними было.

Летти и полковник добрались быстро — за полчаса до назначенного времени они уже были в миле от места встречи. Люди полковника заняли свои позиции задолго до темноты на случай, если Шип вздумает осмотреть место до того, как подъехать туда. Не было причин полагать, что он испугается ловушки, но лучше было все предусмотреть. Полковник натянул поводья, Летти остановилась рядом с ним.

— Вы уверены, что хотите встретиться с ним наедине? — спросил Уорд.

— Уверена.

— Я еще раз предупреждаю вас, это очень опасно. Он может попытаться вырваться из окружения и тогда не пощадит вас.

— Спасибо за заботу.

— Дайте мне слово, что при первом же признаке опасности вы просто ляжете на пол и не будете пытаться остановить его.

— Я обещаю вам.

— Мои люди и я будем рядом. Все закончится раньше, чем вы успеете это понять.

— Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.

Уорд выругался:

— Как же я могу не беспокоиться, черт побери?! Мне не надо было позволять вам ехать со мной. Вы же знаете: если что-нибудь с вами случится, Салли Энн никогда мне этого не простит!

— Это, конечно, самый веский аргумент, — усмехнулась Летти.

— О черт, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду!

— Я понимаю и обещаю вам, что со мной все будет в порядке.

— Посмотрим, как вы сдержите свое обещание.

Дальше она поехала одна, предоставив полковнику добраться до места встречи обходным путем. Ночь была душной и безлунной, дыхание сухого ветра с равнин Техаса обжигало лицо. Кожа натянулась и сжалась. Лошадь из-за погоды капризничала — то ли из-за погоды, то ли из-за того, что ей передалось напряжение всадницы. Летти мучили какие-то дурные предчувствия, нервы стянулись в тугие узлы. Однако беспокоила Летти не собственная безопасность, а скорее неуверенность в том, что она поступила правильно, Летти подумала о полковнике. Он смотрел на нее так, словно подозревал, что она устроила эту ловушку из мести. Но он не мог знать о всех ее мотивах! Да разве двух смертей, ее брата и Джонни, не достаточно? У нее не было желания позлорадствовать над Шипом. Конечно, ей станет легче, когда она увидит этого человека поверженным, но не это ее главная цель. Все гораздо сложнее…

Летти говорила себе много всего, расставляла доводы по степени значимости, но все же важнее всего для нее было услышать, что Шип скажет в свое оправдание. Если он что-то сможет сказать…

Перед ней открылся поворот к кукурузному сараю.

В лесу вокруг царила тишина, люди полковника хорошо укрылись. Дорожка была узкой, за лето она заросла травой, и побеги шиповника цеплялись за поплиновые юбки Летти. С метелок каких-то цветущих трав летел пух.

Наконец кукурузный сарай проступил впереди черным силуэтом. Он еще больше осел и пришел в запустение с тех пор, как она в последний раз его видела. Навес как будто опустился и стал более ветхим. Соскочив с лошади, Летти всмотрелась в темноту. Под этим навесом Шип провел ночь, когда она с помощью револьвера заставила его выйти из сарая в непогоду. Должно быть, он примостился здесь, у стены, чтобы укрыться от потоков дождя. Удивительно, что он не пробрался в сарай и не разоружил ее, когда она спала. Она никогда не думала об этом… И не было никакого смысла думать об этом сейчас!

Вытянув перед собой руку, Летти нащупала в темноте столб, привязала лошадь и, постояв немного, чтобы собраться с силами, двинулась к сараю.

Дверь заскрипела, когда Летти открыла ее. Знакомый запах сухих кукурузных листьев, мышей и пыли нахлынул на нее и вызвал воспоминания, которые она не в силах была отогнать. Внезапно ей захотелось хлопнуть дверью и бежать, бежать, не останавливаясь, до самого Бостона… Нет, так не пойдет. Она должна закончить то, что начала. Она должна это сделать ради Джонни. Ведь именно здесь она стояла, разговаривала и шутила с ним, пока они ждали, что Шип приедет и перевезет его в Техас. Здесь они впервые и увидели эту живую карикатуру старухи. Смертоносной старухи!

Летти старалась думать об этом, чтобы отбросить те, другие воспоминания, которые ей так хотелось вычеркнуть из памяти. Но у нее ничего не получалось. Ей следовало устроить эту встречу где-нибудь в другом месте, все равно где. Она прислонилась к стене и закрыла глаза, пытаясь вообще ни о чем не думать, но воспоминания наплывали на нее. Невероятное, фантастическое желание, которое она разделила с Шипом, этим неизвестным убийцей. Чудо прикосновений. Волшебство слитых воедино тел. Странное чувство узнавания не того, кто он, но чего-то внутри него, что словно сроднило их души. Все это отпечаталось в памяти и Сердце, и разрушить эту связь могла только смерть…

Время встречи приближалось. Летти почти желала, чтобы он не пришел. Она могла бы считать, что выполнила свой долг, и это сняло бы с нее тяжкий груз ответственности.

Но провести остаток жизни, не зная, кто он? Нет, это было бы невыносимо!

Наконец ей показалось, что она слышит стук копыт. Это был всего лишь отдаленный звук, затихавший и становившийся громче с дуновением ветра, но по ней пробежала дрожь. Летти сжала руки. Она была так уверена, что Томас хочет схватить Шипа живым! Ей даже не пришло в голову спросить его об этом. Ну почему она не спросила?!

Неравномерный звук ударов подков стал громче. А вдруг они сразу начнут стрелять, как только он появится, до того, как она сможет увидеть его, поговорить с ним?

Стук копыт быстро приближался. Интересно, хочет ли он увидеть ее или разгневан тем, что она его снова вызвала? О чем он думает, подъезжая сюда? Уж, наверное, не о том, что она его выдала федеральным властям…

Звук копыт стал ровным, он все ближе и ближе. Летти вдруг подумала, сможет ли она все это остановить, если захочет? Если она выскочит и закричит, поскачет ли он прочь или подъедет выяснить, что случилось? Нет-нет, нельзя быть такой дурой. Как же можно раскаиваться в том, что она помогает поймать такого злодея?

Стук копыт замедлился. Подковы застучали по дорожке. Ближе, еще ближе…

Летти ничего не хотела знать. Не хотела! Она только чувствовала, как внутри у нее все сжимается от мучительной тревоги.

Звякнули удила. Скрипнула кожа седла. Лошадь тихо фыркнула, другая лошадь заржала в ответ. Дверь заскрежетала и открылась.

Высокий силуэт появился на фоне темного неба — широкие плечи, шляпа надвинута на лоб. Он немного постоял, чтобы глаза привыкли к темноте, потом шагнул вперед:

— Мисс Летти?

Вздрогнув, она выпрямилась, кровь в венах застыла от охватившего ее ужаса.

— Рэнни?! Что вы делаете здесь? Убирайтесь! Немедленно!

В то же мгновение ночь словно взорвалась. К сараю с криками бросились люди. Дверь взвизгнула на петлях и ударилась о стену. Четыре солдата накинулись на Рэнни и повалили его, еще двое ворвались внутрь, встали у стен и навели на катающийся по полу клубок свои ружья.

Летти сбросила охватившее ее оцепенение и рванулась вперед. Она схватила за рукав одного из солдат, пытаясь его оттащить.

— Остановитесь! Прекратите! Это не тот человек!

Она пыталась зайти и с той стороны, и с другой, наступая себе на юбки, пока кто-то случайно не ударил ее. Она споткнулась, отлетела в сторону и упала у стены.

Прозвучала резкая команда, сарай заполнился людьми в синей форме. Зажгли фонарь, и его свет показался Летти ослепительным, страшным в своей яркости.

Схватка закончилась.

Рэнни стоял посреди сарая без шляпы, руки его были скручены за спиной, а ноги широко расставлены. Из уголка рта у него текла кровь, золотистые волосы упали на глаза. Он стоял, опустив голову и пытаясь отдышаться, потом медленно поднял глаза. Его взгляд нашел Летти и задержался на ней. Она приподнялась и села на полу.

Когда их взгляды встретились, он так же медленно покачал головой:

— О, мисс Летти, что же вы наделали?!

Солдаты расступились, в сарай вошел Томас Уорд.

— Летти! — воскликнул он, увидев ее на полу, и быстро подошел к ней. С вами все в порядке? Она протянула ему руки, и он помог ей встать.

— Томас, пусть они его отпустят. Это Рэнни.

Полковник даже не взглянул на пленника.

— К сожалению, это невозможно. Мы должны провести расследование по всей форме.

— О чем вы говорите?! Это же Рэнни!

— Это человек, который нашел письмо, оставленное вами в дупле, Летти.

Она смотрела на него в полном замешательстве. Возможно, с формальной точки зрения он и прав, но ведь должно быть какое-то другое объяснение! Летти повернулась к Рэнни:

— Скажите Томасу, почему вы приехали сюда. Скажите, как вы узнали об этом.

— Я приехал, потому что нашел письмо, — сказал Рэнни спокойно.

— Да, но как? Как вы нашли его?

— Я видел, как вы шли к пруду, пошел за вами. Вы, наверное, помните, что однажды мы вместе оставляли в дупле письмо.

Летти повернулась к Томасу:

— Ну конечно! Рэнни был со мной, когда я первый раз использовала дупло, чтобы связаться с Шипом. Вот видите, как все просто!

— Я не так в этом уверен. С моей точки зрения, здесь слишком много совпадений. Мне придется забрать его. Летти схватила его за руку:

— Томас, нет! Пожалуйста!

Полковник убрал ее руку со своего рукава; его голос был тверд:

— Я обязан арестовать его по долгу службы, Летти. Сожалею, но мне придется это сделать.

Рэнсом смотрел на Летти и думал, что его поражение почти стоит того, чтобы услышать, как она умоляет за него Томаса Уорда. Он ни в чем не винил Летти: любая женщина на ее месте бросила бы ему в лицо обвинение в гибели Джонни. Конечно, она могла бы сначала потребовать объяснений, прежде чем передать его в руки федеральных властей. Собственно, этого он и ждал сегодня ночью. Но он переоценил силу их взаимного физического влечения и недооценил муки ее совести. А ведь он же хотел покончить с тем фарсом, который перед ней разыгрывал. Он с нетерпением ждал, когда сможет сбросить маску, которая была на нем так много лет, когда сможет наконец предстать таким, какой он есть на самом деле. Оказалось, ему придется еще походить в этой маске — во всяком случае, пока она будет ему служить.

Полковник снова дал команду. Рэнни схватили, развернули и вывели за дверь. Следом потянулись остальные солдаты. В сарае остались только Томас и Летти.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — нахмурившись, спросил полковник.

— Да. — Голос ее был холоден.

— Хорошо. Я бы очень не хотел, чтобы вы из-за этого хоть как-нибудь пострадали.

— Я в полном порядке.

— Думаю, мне не надо еще раз повторять вам, как высоко армия Соединенных Штатов ценит вашу помощь.

— Не надо. Мне это хорошо известно.

Томас взял Летти под руку, вывел наружу и помог взобраться на лошадь. Некоторое время они ехали молча, потом полковник не выдержал:

— Черт возьми, Летти, я только выполняю свою работу!

— Это я понимаю. Чрезвычайно важно не дать такому опасному человеку, такому свирепому убийце свободно разъезжать по округе.

— Он может оказаться именно таким.

— Рэнни? Этот ребенок, который не способен проткнуть бабочку булавкой?

— Будьте рассудительны! Я должен во всем этом разобраться.

— Конечно.

— Вспомните, Летти: он был солдатом, сорвиголовой, он играл в любительских спектаклях и постоянно менял свой облик…

— Вот именно — был! С тех пор все очень изменилось, и прежде всего изменился он сам.

— Не забывайте, пруд Динка находится рядом с домом. Шип по меньшей мере один раз появлялся прямо в Сплендоре. Вы сами там его видели.

— Да посмотрите на него! — прокричала Летти. — Его же можно принять за архангела Гавриила!

— У Гавриила есть меч.

— А у Шипа нет меча, и Рэнни — не Шип!

— Вам, конечно, лучше знать, ведь вы видели этого человека. А может, сейчас, когда вы увидели его без грима, вы передумали?

— Почему вы так убеждены, что он — Шип? Вам что, обещали повышение, если вы его поймаете?

Томас выпрямился в седле, подобрал поводья. Когда он заговорил, слова звучали резко:

— Надеюсь, когда мы будем говорить с вами утром, вы будете вести себя более разумно. Ну а дальше нам не по дороге. Я выделю человека проводить вас домой.

Он уезжал. Вместе со своим пленником. Летти поспешно прикоснулась к его руке:

— Я прошу прощения за свои слова. Пожалуйста, помните о гостеприимстве, с которым вас и ваших людей встречали в Сплендоре, Помните и не держите зла!

Отряд ускакал. Летти со своим сопровождающим медленно поехали к переправе через Ред-Ривер у Гранд-Экора.

Провожатый распрощался с ней у ворот Сплендоры. Соскочив с лошади, Летти открыла ворота, прошла по дорожке и поднялась по ступенькам. Она надолго задержалась на веранде, вдыхая ароматный воздух. «Нигде, — подумала она, — не пахнет так, как в Сплендоре».

Ветер затих, над садом висела звенящая тишина. Летти чувствовала, как ее обволакивает со всех сторон эта южная летняя ночь. Но дом за ее спиной, в котором больше не было Рэнни, казался пустым.

«Думай, Летти!» — сказала она себе, пытаясь припомнить доказательства невиновности Рэнни. Он был здесь, в Сплендоре, когда Шип совершал свои преступления. У него болела голова, он уходил в свою комнату и никуда не отлучался ночами…

Внезапно она вспомнила, как однажды ночью зашла в комнату Рэнни и не обнаружила его там. Он сказал, что был на веранде. На самом же деле он мог собираться куда-нибудь уехать, но услышал, что она вошла в его комнату, и успел вернуться.

«Нет-нет, все это глупости, — сказала себе Летти. — Рэнни был ранен задолго до того, как у Шипа возникла потребность бороться с Реконструкцией!»

Впрочем, он долго был в тюрьме, а когда вернулся домой, долгие месяцы был прикован к постели. Он мог поправиться со временем и принять решение никому не говорить о своем выздоровлении… Но она жила рядом с ним несколько месяцев, разговаривала, учила. И ничто не вызывало сомнений в том, что это человек с пораженным мозгом. Однако он провел много времени в госпитале в Вашингтоне, где были другие раненые, и он мог их изучить.

И все-таки Рэнни был так кроток, так нежен… Наверняка все это было неподдельным! А то, что он такого же роста и телосложения, как Шип, ни о чем не говорит. Таких людей много — включая Мартина Идена и Томаса Уорда. В конце концов, они с Шипом занимались любовью. Наверняка внутри ее должно было что-то откликнуться, когда Рэнни прикасался к ней.

А как же быть с греховным желанием, которое она при этом испытывала? Ничего удивительного. Ведь если Рэнни — это Шип, тогда он убийца. Человек, который может сбросить тело друга в колодец, как какую-то сломанную игрушку, а потом играть нежную и печальную погребальную песнь над его могилой…

Нет, это невозможно!

Значит, если Рэнни — Шип, то Шип — не убийца. Или Рэнни — не Шип.

Если только…

Если только он не был невменяемым, когда убивал. Ведь бывают же травмы, которые приводят к какой-то форме сумасшествия!

Эта мысль впервые пришла в голову Летти и показалась вполне реальной. Если Рэнни сам не знал, что совершает преступления, тогда при свете дня его склонность к убийствам никак не проявлялась бы. Неудивительно, что ни в ком из окружающих он не вызвал ни малейшего подозрения.

Да, но как же в эту картину вписывается Шип-мститель, который, отправляется ночью восстанавливать справедливость в округе и сводит на нет упорные старания шерифа и военных изловить его? Конечно, человек, занимавшийся этим почти два года, не может быть сумасшедшим.

Это она сумасшедшая или скоро ею станет, если не покончит с этой неизвестностью!

Летти так устала, что мечтала только об одном: пойти в свою комнату, забраться в кровать и накрыться с головой простыней. Однако существовала еще неприятная обязанность, которую она должна была выполнить. Что из этого выйдет, она не знала, но и уклониться не имела права.

Летти тяжело поднялась с кресла и вошла в дом. В гостиной она нащупала спички, зажгла лампу и двинулась по коридору к двери спальни тетушки Эм. Некоторое время она постояла, склонив голову, потом, решительно вскинув подбородок, постучала.