Теперь все будет не так, как прежде. Летти ясно сознавала это, но ей было все равно. Поразительное открытие должно было вызвать у нее потрясение, но не вызывало. Так велико было облегчение, которое она почувствовала, когда все сомнения разрешились, что, несмотря на притаившийся внутри страх, ей хотелось петь, кричать от радости. Ничего этого Летти не сделала. Она спокойно ехала назад в Сплендору, но была при этом так сосредоточена на своих мыслях, что проехала мимо сборщика налогов О'Коннора, не заметив его. Он так и застыл со шляпой в руке на одной из улиц На-китоша, с удивлением глядя вслед удалявшейся коляске.
Летти рассчитывала застать тетушку Эм одну, но напрасно — кроме Салли Энн, которая так и не уехала, там еще были и Мари Вуазен с Анжеликой. Похоже, девушки приехали, чтобы Анжелика могла проститься. Все они собрались в спальне тетушки Эм — очевидно, хотели, чтобы визит прошел не замеченным для посторонних. Лайонел рассказал Летти, кто приехал и где их найти. Еще несколько часов назад Летти сомневалась бы, стоит ли идти туда, где ей, скорее всего, будут не очень рады. Но сейчас же самым важным было как можно скорее встретиться с тетушкой Эм и все обсудить.
Подойдя к двери, Летти услышала их голоса. Все замолчали, как только она постучала, но через несколько секунд ее пригласили войти.
Тетушка Эм сидела на пуфике, по обеим сторонам от нее стояли Салли Энн и Мари Вуазен, а перед ней на коленях стояла Анжелика, пряча заплаканное лицо в складках платья пожилой женщины. Когда Летти вошла, Анжелика выпрямилась и закрыла лицо носовым платком.
— А, это вы, Летти, — произнесла тетушка Эм. — Я думала, это Мама Тэсс идет забрать поднос с кофе.
— Я могу его унести, если хотите, — искренне предложила Летти — она понимала, что пришла не вовремя.
— Что вы, что вы, не нужно. Мама Тэсс вот-вот будет здесь.
Летти прикрыла за собой дверь и прошла в комнату.
— Я не хотела помешать… — осторожно начала она. Анжелика наконец показалась из-за носового платка:
— Ах нет, это все я. Не обращайте внимания, через минуту я успокоюсь.
— Мы все равно уже собирались уходить, — сказала Мари.
Тетушка Эм взяла Анжелику за руку.
— Как мне убедить тебя, что во всем этом нет необходимости?
Девушка обреченно пожала плечами:
— Вы же знаете, как обстоят дела.
— Но ведь не обязательно делать такой выбор. Многие из ваших уезжают в Калифорнию или Мексику. Там их принимают за…
— За испанцев. Да, я знаю. Но отец никогда не согласится. Он будет держаться за свою землю до конца. В этом его главная гордость — быть крупным землевладельцем. А мне этого недостаточно.
— Но вы оба должны понять, что уже никогда не будет так, как до войны. Ничего не будет, как прежде.
— Я буду довольствоваться жизнью с человеком, который меня избрал.
— Ты можешь ему доверять? Я хочу сказать — по-настоящему доверять?
— Мне ничего другого не остается. — В дрожащей улыбке девушки была печаль всех женщин мира. Тетушка Эм вздохнула:
— Не буду скрывать, не нравится мне все это. Но это твой выбор, и я не могу с уверенностью сказать, что на твоем месте поступила бы по-другому. Когда ты уезжаешь?
— Завтра ночью.
— Завтра ночью? Но почему?
Анжелика отвела взгляд:
— Но это же так понятно.
— Вот что я тебе скажу: он просто-напросто дурак.
— Но ему нужно позаботиться о своей репутации. Вы же сами сказали, что теперь все не так, как прежде. Теперь уже не модно иметь цветную любовницу.
— Подумать только, «не модно»! Что же за жизнь тебе уготована, если он даже не хочет показываться с тобой на людях?!
— Другой жизни для меня нет. Но, возможно, я не права и он просто хочет успеть в Монро к отплытию парохода.
— В Монро? — Тетушка Эм нахмурилась, и по всему было видно, что она ждет объяснений.
— У него там, кажется, какие-то федеральные дела. А возможно, он не хочет рисковать и знакомить меня со своими друзьями, которых наверняка встретит, если мы сядем на поезд в Колфаксе.
Салли Энн положила руку на плечо девушке:
— Анжелика, пожалуйста, не уезжай.
Анжелика улыбнулась, но ее большие карие глаза опять наполнились слезами.
— Спасибо за вашу заботу, я этого никогда не забуду. Но у меня нет другого выбора.
— Лучше бы это был человек твоей расы… лучше, чем этот бесчувственный болван, который увозит тебя!
Салли Энн не назвала имени сборщика налогов, но Летти решила, что она сделала это из деликатности.
Анжелика подняла голову, глаза ее блеснули.
— Моей расы? Но во мне только четверть негритянской крови, только четверть. Какой же я расы?
Все пристыженно замолчали. В законе четко говорилось, что даже капля негритянской крови делает из белого человека цветного. Это бессмысленное положение не изменили ни война, ни законы Реконструкции.
Анжелика выпрямилась, расправила юбки и хотела встать, но тетушка Эм остановила ее, взяв за руку.
— Ты милая, прекрасная женщина и замечательный человек. Никогда не забывай об этом. Если ничего не получится, не будь слишком гордой и возвращайся домой.
— Я вернусь, — тихо сказала Анжелика. — Мне очень неловко, что я залила вас слезами, но так уж получилось. И я даже рада этому. Вы мне очень помогли.
Тетушка Эм покачала головой:
— Ты знаешь, мы желаем тебе счастья.
— Я знаю. Ну, мне нужно идти, чтобы успеть собраться.
Анжелика поднялась, взяла со столика свою шляпу, надела ее и закрепила булавкой. Мари опустила вуаль и взяла с кровати свою вязаную сумочку. Все вместе они вышли из комнаты и прошли на веранду, где долго прощались. Затем обе гостьи спустились к своей коляске. Летти, Салли Энн и тетушка Эм долго смотрели им вслед и махали, пока они не скрылись из виду.
— Если бы О'Коннор не предложил ей ехать в Новый Орлеан, Анжелика жила бы здесь вполне счастливо, — мрачно заметила тетушка Эм. — Я готова убить этого человека.
— У меня есть идея получше, — сказала Летти. Ее глаза светились от воодушевления, которое она чувствовала в последние полчаса.
— О чем вы говорите?
— Что вы имеете в виду?
Обе женщины произнесли это одновременно. В голосе тетушки Эм была подозрительность, а в словах Салли Энн звучало раздражение. Но они были заинтригованы и внимательно всматривались в лицо Летти.
Летти рассказала им все, что задумала.
Вечером они двинулись в путь впятером. Салли Энн не захотела отпускать Летти одну: она не могла пропустить такого приключения. Тетушка Эм настояла, что поедет с ними, потому что двум молодым женщинам опасно путешествовать без сопровождения. Лайонел ни за что не хотел оставаться, потому что должен был помочь Рэнни, ну а Мама Тэсс не могла отпустить Лайонела одного.
Летти не возражала против компании: подкрепление могло даже очень пригодиться в ответственный момент. Не исключено, что без них вообще невозможно будет обойтись. То, что она задумала, было по меньшей мере рискованно, а в худшем случае могло закончиться просто катастрофой. Если же тетушка Эм с домочадцами окажутся рядом, положение можно будет спасти, представив все каким-нибудь чудовищным розыгрышем.
Они выехали до наступления темноты — всем известное семейство из Сплендоры, отправившееся в своем фургоне куда-нибудь в гости. Рядом семенила оседланная лошадь. Летти держала поводья, рядом сидела тетушка Эм, остальные расположились сзади, на скамье. Их ноги упирались в длинный, завернутый в плед сверток. Улыбаясь, болтая между собой, чтобы у встречных создавалось впечатление беззаботного веселья, они проехали через город и направились на юг, к Иль-Бревиллю.
К тому времени, когда они добрались до поворота к дому месье Ла Кура, отца Анжелики, уже стемнело. Место выбрала тетушка Эм. Во-первых, потому, что сразу за крутым поворотом были заросли сливовых деревьев и рощица молодых дубков, а во-вторых, недалеко от дороги стоял брошенный фермерский дом.
Они въехали во двор фермы и загнали фургон за старый дом с пустыми окнами и покосившейся дверью, чтобы спрятать его получше. Лайонела отправили к дому Ла Кура разведать, не приехал ли тот, кого они ждали, а Мама Тэсс тем временем достала из корзины холодный ужин. Заедая цыпленка булочкой, Летти с удивлением почувствовала, что, оказывается, проголодалась. Когда все перекусили, она достала из фургона длинный сверток и развернула его. Там оказались две винтовки, мужская одежда, несколько небольших подушек, набитых перьями, платок и револьвер — тот самый, что достался ей от Шипа в кукурузном сарае.
Когда Лайонел вернулся, уже наступила ночь. Он доложил, что Анжелика все еще дома, — окно ее комнаты было освещено, и он видел, как она ходит из угла в угол.
Мальчику дали булочку и курицу, остатки ужина убрали. Тетушка Эм и Салли Энн взяли с сиденья по винтовке. Мама Тэсс выудила из-под него ужасающего вида нож. Лайонел, с булочкой во рту, достал из кармана рогатку и горсть камней. Маме Тэсс поручили остаться с фургоном — в случае необходимости она должна была быстро отвезти его назад в Сплендору. Летти, переодетая мужчиной, взяла лошадь под уздцы и повела ее назад. Остальные последовали за ней к дороге.
Летти привела лошадь в дубовую рощу, а ее спутники укрылись в зарослях сливовых деревьев. Теперь ей оставалось взобраться на высокое мужское седло с привязанной к нему подушкой. Она и на плечи себе под плащом положила подушки, а волосы скрыла под шляпой, чтобы создавать впечатление седока-мужчины.
Послышался стук копыт. Кто-то подъезжал. Летти подтянулась повыше, с силой оттолкнулась и через мгновение уже была в седле. Успокоив пританцовывавшую лошадь, она поправила подплечники плаща, чтобы выглядеть шире в плечах, затем натянула шляпу пониже, завязала рот и нос черным платком и стала смотреть на дорогу.
В какой-то момент ей показалось, что она видит привидение. Луна еще не взошла, и все, что виднелось в темноте, сливалось в белую дымку. Летти крепко зажмурила глаза и снова их открыла — дымка оказалась светлой рубашкой мужчины на темном коне. Он подъехал ближе, и стало видно, что это чернокожий старик, сгорбившийся в седле на худой и древней кляче. А им нужен был белый человек в коляске. Значит, придется еще подождать.
Старик не спеша проехал мимо и исчез в ночи. Минуты тянулись. Постепенно Летти расслабилась и спустила пониже платок, чтобы легче было дышать. Жарко, в этих подушках так жарко! Хорошо бы пошел дождь… А что она, собственно, скажет О'Коннору? «Кошелек или жизнь?» Так всегда поступали разбойники с большой дороги среди покрытых вереском болот Англии. Или достаточно одного: «Стой!»? Может быть, ей нужно было приклеить себе усы и соорудить нос побольше? Конечно, на лице ее будет черный платок, и его невозможно будет разглядеть, но тогда, возможно, изменился бы голос… «Боже, что я делаю?! — подумала вдруг Летти. — Может быть, я сошла с ума?»
Лучше не искать ответов на такие вопросы. Вместо этого она начала думать о том, с какой легкостью Мама Тэсс нашла все необходимые для ее роли вещи. Как будто она делала это не в первый раз. А Лайонел? Как быстро он согласился на роль разведчика, ему ничего не пришлось объяснять… Впрочем, удивляться нечему: он ведь столько раз помогал Рэнни.
Летти благодарила бога, что Рэнни оказался не тем невинным младенцем, за которого она его принимала. Значит, и она сама не была такой уж испорченной женщиной. Ее прегрешения теперь по крайней мере были объяснимы, а значит, извинительны. Возможно, со временем она сможет снова стать прежней, и уважение к себе не навсегда потеряно для нее.
Летти испытывала огромное облегчение еще и оттого, что больше не сомневалась: Рэнсом Тайлер — Шип, и он — не убийца. Тут еще было много неясного, но, похоже, тетушка Эм была права. Во всяком случае, она теперь свободна наконец от обязательства найти убийцу брата и Джонни. Пусть этим занимаются федеральные войска. За ней оставался последний долг, и она должна исполнить его сегодня. Тогда она сможет уехать с чистой совестью и легким сердцем. А если потом ей временами будут сниться мужчины в масках, призрачные любовники, приходящие в темноте, то она с радостью заплатит эту цену. Это будет ее искуплением.
Издалека донесся шум быстро приближающейся повозки. Летти надела шляпу, поправила платок и, натянув поводья, выпрямилась в седле. Все ее чувства обострились. Она, казалось, слышала, как сердце бьется в груди, как пульсирует кровь в сосудах. Летти знала, что эту ночь она будет вспоминать, когда станет совсем старой дамой.
Коляска приближалась. Летти повернула голову и увидела, как она появилась на дороге. Фонаря на ней не было. В свете звезд коляска казалась движущейся тенью, за которой тянулся серый хвост пыли. Летти тронула лошадь шпорами и подъехала к краю дороги. Со стороны зарослей сливы раздался резкий свист — наверное, Лайонел. Она улыбнулась, но улыбка быстро исчезла, и Летти замерла в ожидании.
Коляска замедлила ход перед поворотом. Летти увидела, как развивается грива лошади, как напряжены руки мужчины, натягивающего вожжи.
Пора!
Летти пришпорила лошадь и выскочила из-за деревьев на дорогу. Она с такой силой дернула поводья, что лошадь под ней заржала, попятилась, а потом поднялась на дыбы. Запряженная в коляску другая лошадь резко остановилась и забилась в оглоблях. Человек на козлах выругался и вскочил на ноги. Он натянул вожжи, заставляя рвущееся, храпящее животное успокоиться. Летти осадила свою лошадь и, выпрямившись, вытащила револьвер.
— Какого черта?! — с яростью закричал человек в коляске. — Прочь с дороги!
Летти почти сутки упражнялась, чтобы говорить хрипящим шепотом, пока и в самом деле не охрипла. Но когда она узнала этого человека, чуть не забыла все свои тренировки. Так вот кого ждала Анжелика! Что ж, в таком случае неудивительно, что она приняла его сомнительное предложение!..
Но на размышления времени не было — как и на изменение плана: он выпустил вожжи из одной руки и полез в карман сюртука.
— Нет! — скрипучим голосом выкрикнула Летти. — Руки вверх! Быстро!
Мужчина на козлах неохотно подчинился.
— Ты идиот, — сказал он тихо, но резко. — Ты знаешь, кто я?
— Знаю. Вылезай из коляски.
— Что?!
— Ты слышал, что я сказал. Вылезай! — Она подняла револьвер, целясь ему в сердце; с этого расстояния промахнуться было невозможно.
— Да я тебе за это кишки выпущу!
— Попробуй, — спокойно ответила Летти.
Это ее спокойствие привело его в ярость. Он приподнялся и снова попытался добраться до внутреннего кармана сюртука. Летти прицелилась и нажала на курок без всякой задней мысли или каких-нибудь угрызений совести.
Револьвер выстрелил. Рука ее тут же занемела от отдачи, из облака дыма вылетело оранжевое пламя. Мужчина согнулся и упал на сиденье, схватившись за руку. Послышалась его злобная брань.
Летти не ожидала, что сможет когда-нибудь выстрелить в человека. Но он и не заслуживал гуманного отношения после того, что собирался сделать с Анжеликой. Во всяком случае, он сам был виноват.
Теперь ей нужно было спешить: домочадцы Анжелики Ла Кур могли услышать выстрел и прийти сюда посмотреть, что случилось.
— Не советую этого повторять, — произнесла Летти жестко, молясь про себя, чтобы рана оказалась неопасной. — А теперь вылезай.
Он спустился на землю. Медленно, придерживая раненую руку.
— Черт бы тебя побрал, кого ты из себя изображаешь? Шипа?
Летти была поражена. Ведь именно такое впечатление она и хотела произвести, и если ничего не вышло, то какой смысл во всем этом? Однако времени рассуждать не было. Ей ничего не оставалось, как завершить начатое. Летти заставила лошадь подойти на шаг и встать чуть левее, сама же не спускала с мужчины глаз.
— Раздевайся!
Последовали новые проклятья, но он подчинился. В дорожную грязь полетел сюртук, шелковой лентой туда же прошелестел галстук, затем рубашка. Подтяжки потребовали больше времени, так как он оберегал раненую руку. Но пуля, слава богу, только поцарапала ему предплечье.
— Сапоги и брюки тоже, — невозмутимо скомандовала Летти.
— Иди ты к черту!
— После тебя, — ответила она.
Летти хотела сказать это хрипло и невнятно, но вместо этого слова прозвучали достаточно четко. Он долго и внимательно смотрел на нее и вдруг сказал:
— А твой голос мне знаком.
Волна ужаса захлестнула Летти, но она спокойно повторила:
— Сапоги и брюки.
— Я вспомню, кто ты, и тогда…
Угроза повисла в воздухе. Он нагнулся и, прыгая то на одной ноге, то на другой, стянул сапоги. Потом спустил брюки, вылез из них и остался в кальсонах.
— Туда, к дереву! — Она револьвером показала на дуб, который выбрала еще раньше. На седле у нее было несколько мотков веревки. Летти взяла ее, не сводя глаз с белеющей фигуры стоявшего перед ней мужчины. Вытащив ногу из стремени, она соскользнула на землю и поднырнула под головой лошади.
— Руки за спину! — бросила она.
— Я истекаю кровью, будь ты проклят!
К счастью, это было не правдой, хотя царапина действительно слегка кровоточила. Не опуская револьвер и оставаясь на безопасном расстоянии, Летти размышляла, как же привязать его к дереву, не выпуская из вида и контролируя каждое его движение? Эта проблемы решилась быстро: Лайонел, словно безмолвная тень, внезапно возник рядом с ней. Он взял у Летти веревку, а она завела за дерево сначала одну руку пленника, потом вторую. Лайонел туго затянул веревку, и через минуту все было кончено. Привязать к дереву ноги было уже просто. В качестве последней меры предосторожности Летти достала из кармана носовой платок и, встав на цыпочки, завязала пленнику глаза.
Она даже подумала, не засунуть ли ему в рот кляп, но решила, что не надо. К тому времени, когда его обнаружат, они будут уже далеко отсюда, и это не имело большого значения.
Оставалось сделать одну важную вещь. Летти подала знак Лайонелу, чтобы он увел тетушку Эм и Салли Энн из сливовой рощи к фургону, а сама отошла от дерева и оценивающе посмотрела на свою работу. Похоже, все было в порядке. Она осторожно достала из кармана своего плаща панцирь саранчи, проколотый шипом, и на несколько секунд задержала взгляд на человеке у дерева. К чему же прицепить панцирь? Разве что к кальсонам? Недолго думая, Летти так и поступила.
Надо было спешить. Бросившись к коляске, Летти стегнула вожжами по крупу лошади, и коляска, громыхая, помчалась в ночь. Затем она направилась к своей лошади, подобрала волочившиеся по земле поводья и тут только вспомнила про сброшенную в кучу одежду. Она решительно свернула ее и перевязала рукавами сюртука. В одном из карманов что-то приглушенно звякнуло. Пленник отчаянно задергался, извергая страшные проклятья и угрозы. Не обращая на них внимания, Летти закинула сверток на свою лошадь и привязала к седлу. Сердце билось так сильно, что на этот раз ей ничего не стоило забраться на лошадь.
Доскакав до фермерского дома, Летти обнаружила, что ее спутники уже успели забраться в фургон и отъехали на некоторое расстояние. Догоняя их, Летти пришпорила лошадь. Они остановились, чтобы она успела забросить в фургон сверток с одеждой и влезть туда сама. Лошадь ее привязали к повозке и тронулись дальше. Летти попросила Лайонела отвернуться и поспешно переоделась. Очень скоро они опять выглядели, как компания дам с маленьким мальчиком.
Спокойно они ехали домой. А там, где их уже не было, привязанный к дубу, ругался и пытался высвободиться не сборщик налогов О'Коннор, а Мартин Иден.
Они отметили успешное завершение операции ежевичной наливкой. Пили из тонких фужеров венецианского стекла, которые подарили тетушке Эм еще на свадьбу. Даже Лайонелу дали фужер, но он уже через две минуты положил голову на кухонный стол и закрыл глаза.
Настроение было приподнятым. Все, кроме Летти, не сомневались, что, когда Мартина найдут с саранчой на кальсонах, это примут за очередную выходку Шипа и Рэнни тут же выпустят. Тетушка Эм без конца говорила о том, как Рэнни вернется домой. Она, конечно, не могла рассчитывать, что он успеет уже завтра к обеду, но к ужину ждала его непременно. Они с Мамой Тэсс даже принялись с упоением обсуждать, что приготовить для праздничного стола. Салли Энн тоже время от времени вносила свои предложения. Летти слушала их, улыбалась, но не могла разделить подобный оптимизм в отношении результатов операции.
— Летти, дорогая, — сказала тетушка Эм, — давайте я налью вам еще наливки. Вы до сих пор такая бледная… Сейчас, когда все позади, вы могли бы вздохнуть с облегчением.
Летти покачала головой:
— Я все время думаю о Мартине. А если он освободится сам до того, как его найдут и увидят саранчу? Что, если он не сообщит о случившемся? Тогда все напрасно.
— Да он тут же бросится жаловаться шерифу!
— Не сообщит? Конечно, он сообщит.
— Вы уверены? Но ведь это сделает из него посмешище.
— Во всяком случае, вы не повесили ему на шею табличку, как это сделал Шип с О'Коннором.
— Да, но меня что-то беспокоит в его поведении. Он так хотел знать, кто я, как будто не сомневался, что я не Шип.
— Ну, естественно! Он же думает, что Шип в тюрьме. Все в этом уверены.
— Думаю, дело не в этом. Он сказал, что мой голос кажется ему знакомым, и собирался непременно припомнить, где слышал его.
— Боже мой!
— Это было наше слабое место с самого начала, — заметила Салли Энн.
Летти не могла не согласиться:
— Я не предполагала, что придется столько говорить. Я бы и не говорила, но одного моего появления оказалось недостаточно — оно не произвело на него нужного впечатления.
— Вы думаете, он догадается, что это были вы?
— Не знаю.
— Он такой вспыльчивый, — с тревогой заметила тетушка Эм.
Салли Энн повертела в руке свой фужер:
— Я ушам своим не поверила, когда услышала его голос. Я была так уверена, что Анжелику заманил в Новый Орлеан О'Коннор! Она, конечно, этого не говорила, но я почему-то сразу так решила. Странно, что Анжелика никогда не упоминала его имени.
— Ничего странного, — сказала тетушка Эм. — Она знала, что он друг нашей семьи, что когда-то ухаживал за тобой. Она просто проявила деликатность.
— Теперь хотя бы понятно, почему она согласилась с ним ехать, — сухо сказала Салли Энн.
— Да, конечно. Мартин сумел бы соблюсти правила приличия. Кроме того, он джентльмен и привлекательный мужчина.
— Я не могу понять, зачем они ехали в Новый Орлеан, — сказала Летти. Он мог бы устроить ее здесь, поближе к дому.
— Вот именно, — медленно проговорила тетушка Эм. — Очень уж это было похоже на бегство. С чего бы Мартин вот так все бросил и уехал не попрощавшись?
— Очевидно, он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал об его отъезде. Может быть, он чего-то боялся?
Взгляд Летти упал на сверток с одеждой Мартина. Он лежал у двери кухни.
— Может быть, мы найдем ответ там?
— Вы предлагаете обыскать его карманы? — неуверенно спросила тетушка Эм.
— Я знаю, что это нехорошо…
— Это может помочь Рэнни, — сказала Салли Энн.
Мама Тэсс, сидевшая тут же, в ответ на их колебания возвела глаза к небу. Она встала, взяла сверток и, плюхнув его на середину стола, несколькими быстрыми и умелыми движениями развязала рукава сюртука.
Скоро на столе выросла горка из вещей Мартина. Там были золотые карманные часы на цепочке с брелоками, носовой платок, маленький пистолет с перламутровой рукояткой, зубочистка из слоновой кости, свернутый листок бумаги, мелочь, длинный кожаный кошелек, завязанный сверху шнурком. Кошелек был туго набит, Летти развязала его и высыпала содержимое на стол. Золотые монеты, сияя и мелодично позвякивая, образовали высокий холмик.
Салли Энн удивленно подняла брови:
— Да здесь несколько сотен долларов!
— Не меньше.
— Похоже, он собирался уехать навсегда, — задумчиво сказала Летти, машинально перебирая монеты. Все они было достоинством в двадцать долларов. Все, как одна, новые.
В ее голове начали складываться неясные, еще очень туманные подозрения. Летти взяла свернутый листок бумаги, расправила его? Но то, что она увидела, не оправдало ее ожиданий. Там была только короткая запись из букв и цифр.
— ВТ0430Э2, - вслух прочитала она.
— Что-что? — резко спросила Салли Энн. Летти прочла опять — и внезапно ее осенило. Широко раскрыв глаза, она посмотрела на Салли Энн:
— Деньги для армии. Вспомни, что говорил Томас: их отправляют во вторник в четыре тридцать утра с эскортом из двух сопровождающих. Здесь зашифрованы именно эти сведения.
— Значит, связной — Мартин?
— Но если связной он, — нерешительно начала тетушка Эм, — он и…
— …убил Джонни, — закончила за нее Летти.
Она уже ни в чем не сомневалась. Значит, это Мартин организовал ловушку ее брату у ручья в заросшем мхом лесу. Может быть, эти новенькие монеты были из той самой сумки?.. Тетушка Эм оказалась права. И если бы Летти не уверила себя с самого начала в вине Шипа, она могла бы понять все раньше, и тогда многое было бы сейчас по-другому.
— Слава богу! — воскликнула Салли Энн, закрывая лицо руками. — Слава богу!
— Господи, что ты? — Тетушка Эм, дотронулась до ее плеча. — Чему ты радуешься? Тому, что один из друзей Рэнни оказался предателем?
Салли Энн всхлипнула и вытерла глаза.
— Для меня это означает, что Томас невиновен.
— Томас?
Салли Энн еле заметно улыбнулась:
— Если бы вы знали, как я мучилась! Ведь у него в первую очередь был доступ ко всем сведениям. К тому же он такой… сдержанный, в нем нет нашей южной пылкости. Я не могла ничего понять и страшно боялась.
— Господи, Салли Энн! Если мужчина не затаскивает тебя в угол при первом удобном случае — это еще не значит, что он не способен любить и тем более, что он — убийца.
— Я знаю, знаю. Но вместе со всем прочим все как-то очень уж сходилось…
Летти были понятны опасения Салли Энн, но сейчас нужно думать о другом.
— Что делать? Мне кажется, мы немедленно должны представить вещественные доказательства Томасу. Иначе Мартин может уйти от возмездия.
— Да, если этим смогут и захотят заняться федеральные войска, заметила Салли Энн.
— Ты все еще не доверяешь Томасу?
— Я доверяю ему, но есть еще шериф. Они с Мартином большие друзья.
— Боже мой.
— Может, будет лучше, если в это вмешаются Рыцари?
— Пожалуй, — задумчиво сказала тетушка Эм.
— Но почему они? — спросила Летти с раздражением. Она чувствовала, что время уходит, а они все сидят и ничего не предпринимают.
— Рыцари вершат суд не только из-за политики, — настаивала Салли Энн.
— Возможно, но раз здесь замешан конвой с деньгами для армии — это дело военных. Я считаю, мы должны поехать к Томасу. Немедленно.
Салли Энн кивнула:
— Ну, хорошо, вы с тетушкой Эм поезжайте, а я должна поговорить с папой… то есть, я хочу сказать, мне нужно домой. Он… он будет беспокоиться.
Летти в упор посмотрела на нее. Насколько ей было известно, Сэмюэл Тайлер не знал о ночных приключениях дочери и думал, что она ночует у тетки. Однако времени выяснять и спорить не было. Летти поднялась:
— Как хотите. Мы поедем, тетушка Эм?
— Вы… вы ведь не передадите Томасу, что я о нем говорила? — спросила Салли Энн.
Улыбаясь, Летти надела шляпку и заколола булавку.
— Зачем мне это делать?
— Незачем, конечно.
— Потому что я тоже хладнокровная янки?
— Вы можете решить, что он имеет право знать.
Неужели она и в самом деле производила впечатление такой чопорной и всегда уверенной в своей правоте особы? Летти решила не думать об этом. Тем более что через несколько дней это уже не будет иметь никакого значения.
— Скажете ему сами, когда придет время, — негромко произнесла она. — А лучше не говорите вообще. Меня это не касается. Я никому не судья.