Черничная ведьма, или Все о десертах и любви

Глава 1

Я точно знаю: нет ничего вкуснее хорошего кекса. Небольшого, на три укуса, упругого, сочного. Разламываешь его ложечкой, отправляешь в рот, и голова начинает мягко кружиться от удовольствия. Сладкий, но не до приторности, сочный, но не сырой, с целыми ягодами черники – хороший кекс это истинное наслаждение.

Конечно, есть те, кому подавай пирожные с кремом в тридцать три этажа – и в «Черничной ведьме» такие тоже есть. В кафе госпожи Марлен вообще много выпечки и десертов. Эклеры, кексы, пирожные, авторские конфеты из белого шоколада с персиковой начинкой – но на первом месте, конечно, все, в чем есть черника. Госпожа Марлен ее просто обожает, ну а я – я работаю с тем, что мне заказывают.

Так что «Черничная» на вывеске, это Марлен, а ведьма – это я, Эрна Уиллоу. Провинциальный Ханибрук принял меня пять лет назад, с тех пор моя жизнь сделалась более-менее спокойной, и многие ведьмы королевства могут мне позавидовать. Я создаю сладости в ресторанчике госпожи Марлен, раз в год езжу в столицу округа отмечаться у тамошнего инквизитора, и в принципе у людей нет ко мне ни претензий, ни вопросов. Я не колдую, веду законопослушную жизнь, и посетители «Черничной ведьмы» только в шутку интересуются тем, использую ли я заклинания при готовке – уж очень вкусно получается!

Вкусно – это по моей части, и мои кексы и пирожные такие вкусные не потому, что я над ними колдую, а потому, что руки у меня растут, откуда надо, а госпожа Марлен не экономит на продуктах.

- Эрна!

Я прикрепила шоколадную эмблему заведения к боку большого дынного пирожного и понесла блюдце к витрине. Госпожа Марлен возвышалась над прилавком, словно сахарная гора. Каждый, кто входил в заведение, понимал: здесь кормят вкусно – на невкусном такого туловища не наешь.

- Эрна, ты слышала, к нам приезжает инквизитор!

Видимо, мне следовало выронить блюдце – но я этого не сделала. Аккуратно поставила его в витрину рядом со стаканчиками с вишнево-шоколадным десертом, всеми силами удерживая волнение, и спросила:

- Чего это ему у нас понадобилось?

- Его сослали! – глаза госпожи Марлен расширились от испуганного восторга, словно она предвкушала визит такого гостя и представляла, что именно он закажет. Наверняка, мое сердце на шампуре, как и полагается инквизитору. – Сослали из самой столицы, представляешь? Мэри Смолл рассказала, что он был следователь по особым вопросам. И на задержании убил ведьму и ее дочь, а девочке было всего восемь, - госпожа Марлен процокала наманикюренными ногтями по стойке и продолжала: - Без обид, Эрна, но к вашему племени сама знаешь, какое отношение. Но девочка! В общем, ему настоятельно посоветовали уйти в отставку и уехать.

Я надеялась, что мне по-прежнему удается удерживать волнение и не показывать Марлен, что меня знобит. Что ледяной водоворот, который сейчас закручивается у меня в животе, никак не отражается на лице. Я законопослушная ведьма, я не колдую и, в конце концов, не виновата, что родилась такой.

Есть обычные люди, есть инквизиторы, а есть ведьмы. И если с первыми и вторыми все в порядке, то ведьма может никому не причинять вреда – и все равно быть виноватой во всем. Просто потому что кого еще обвинить в чужих бедах, кроме ведьмы?

Мне пока еще везло. Ханибрук был тихим и спокойным, а мои пирожные и кексы – вкусными, и люди здесь не то что бы любили меня, просто относились без вражды. Живи и жить давай другим, говаривал бургомистр, и его мнение разделяли.

И теперь вот инквизитор из столицы, который наверняка затаил злобу на всех, кому не повезло родиться ведьмой. Судя по всему, Марлен прекрасно поняла мои чувства, потому что добавила:

- Ты не бойся. Весь город знает, что ты не колдуешь. Но на всякий случай постарайся не показываться ему на глаза. Мэри Смолл сказала, что он тут ненадолго. Решит какие-то имущественные вопросы и уедет. В общем, ты меня поняла.

- Поняла, госпожа Марлен, - кивнула я. Чего тут непонятного: сиди на кухне и не высовывайся в зал – только это мало чем поможет. Инквизитор всегда учует ведьму.

Я вышла из-за стойки и окинула взглядом витрину с кондитерскими изделиями. Наборы трюфельных конфет с темным шоколадом, фисташками и ванилью, шоколадно-мятный торт, уже разделенный на сектора, профитроли со сливочным кремом, тарталетки с лимонным и ягодным конфитюром – и, разумеется, черничные кексы. Уже через несколько часов от этого сладкого богатства не останется ни крошки: народ в Ханибруке любит десерты.

- А муссовый торт? – уточнила Марлен – она была до него большая охотница. Я кивнула.

- Готов. Уже несу.

Черничный муссовый торт был настоящим произведением искусства. Шоколадный брауни с хрустящим слоем утопал в нежнейшем сиреневом муссе, задекорированном глазурью. Стоил такой тортик пятнадцать крон – но он того стоил. И полторы кроны из этих пятнадцати были моими, а это значило, что к осени я все-таки смогу переехать в собственную квартиру и перестану снимать комнатушку по соседству с рестораном.

Когда я выносила торт из кухни, то над дверью звякнул колокольчик, и меня бросило в жар – такой, словно у меня под ногами развели костер. Руки задрожали, черничный торт на подносе качнулся в моих руках.

Оборачиваясь к двери, я уже знала, кого увижу.

1.1

На первый взгляд инквизитору было чуть за тридцать, но нитки седины в каштановых кудрях, которые не желали спокойно лежать в стильной стрижке, делали его старше. Я смотрела на него, не в силах сдержать дрожь. Узкое лицо с печатью усталого равнодушия, презрительно скривившийся тонкогубый рот, острый длинный нос, пересеченный едва заметным шрамом, темные глаза, которые смотрели так, словно пытались заглянуть под кожу – инквизитор выглядел джентльменом, который приехал сюда не пытать и рвать на части, а отдыхать. Такие вот господа в светлых костюмах, пошитых по мерке, а не купленных в магазинах, наполняют Ханибрук каждое лето – у нас тут хороший климат и живописное озеро, туристы тут не переводятся…

Я поймала себя на том, что думаю о какой-то ерунде, стараясь выбросить из головы картинку, которая поднялась перед внутренним взглядом – столб, к которому меня привязали, большие вязанки хвороста, разгорающийся костер. Никакого дыма, ведьме положено не задохнуться, а сгореть заживо – и столичный инквизитор не сводил с меня взгляда, и в его глазах поплыли огоньки, чтобы зажечь хворост под моими заледеневшими ступнями.

«Подчинись, - услышала я далекий голос, который наполнил голову шумом и звоном. Такой голос появлялся всегда, стоило мне встретиться с инквизитором – они не могут не подавлять. – Пади и подчинись».

Не знаю, каким святым господним чудом я умудрилась удержать поднос с тортом. Наверно, дело было в том, что моя казнь была еще под вопросом – а пятнадцать крон за размазанный по полу торт Марлен удержит из моего жалования, и это был неоспоримый факт. Инквизитор устало усмехнулся и процедил:

- Ведьма.

- Не просто зарегистрированная законопослушная ведьма, а наша лучшая повариха! – пропела госпожа Марлен, выплывая из-за стойки, подобно гигантскому кораблю. Взяв столичного гостя под руку, она повела его к лучшему столику у окна с видом на город, и мне стало легче дышать, когда мужчина перестал на меня смотреть. Я поставила торт в витрину и привалилась к стойке – ноги подкашивались, голова гудела. – Добро пожаловать в Ханибрук, господин…?

- Энцо Саброра, - представился инквизитор. Улыбка госпожи Марлен сделалась еще шире.

- Присаживайтесь, господин Саброра, присаживайтесь, у нас как раз все готово для второго завтрака. Как насчет брускетты с лососем? Или, может быть, карпаччо из телятины с помидорами, шампиньонами и сыром? Могу также посоветовать салат с пикантными овощами, перепелиными яйцами и острой заправкой – чистый восторг!

- Все, что угодно, кроме того, что готовила она, - ответил Саброра, кивнув в мою сторону, и к нему метнулся официант с книжкой меню и минеральной водой. Марлен снисходительно улыбнулась.

- Господин Саброра, не стоит отказывать себе в удовольствии! Видите вон тот диплом в рамке? Эрна получила его за свой шоколадный торт в прошлом году, ее оценили на столичном кулинарном конкурсе! Попробуйте черничные кексы, это настоящее счастье на языке. Если вам не понравится, то завтрак за мой счет!

Марлен знала, о чем говорила. Не родился еще тот человек, которому не пришлись бы по душе мои кексы. Даже господин Магуро, генеральный инквизитор округа, всегда улыбался от удовольствия, ставя подпись и печать в мою желтую книжку регистрации – потому что чувствовал дивный аромат из картонной коробки с кексами, которую я привозила ему в подарок.

Саброра едва заметно кивнул. Через несколько мгновений перед ним стояла брускетта с лососем и яйцо пашот на хрустящем зерновом тосте в компании с ломтиками бекона. Марлен вернулась к стойке, ободряюще дотронулась до моей руки. Я была ей благодарна за поддержку: хозяйка «Черничной ведьмы» придерживалась разумной философии о том, что своих надо защищать – а я была своей, потому что мои сладости приносили ей сорок крон каждый день. Инквизитор ел, орудуя ножом, словно хирург – нельзя было не представлять, как похожие ножи работают в пыточных, отделяя…

Нет. Не надо об этом думать. Я законопослушная ведьма и собираюсь оставаться такой. Ему просто не к чему будет придраться.

Марлен нырнула в витрину, выложила на блюдце два кекса и протянула мне. Я с ужасом взглянула на нее – всех моих душевных сил сейчас хватило лишь на то, чтобы отрицательно мотнуть головой.

- Иди, - с нажимом прошептала Марлен. – Тебе незачем прятаться. Ты ни в чем не виновата. Так выпрями спину и подними голову!

Я выдохнула и взяла подносик с блюдцем. Марлен была права. Ведьма не может не трястись перед инквизитором, такова ее природа – но я в самом деле никому не сделала ничего плохого. Значит, выйду из-за стойки, улыбнусь и пройду к лучшему столику возле окна.

Инквизитор оторвался от брускетты, посмотрел на меня – даже без ненависти, с какой-то невероятной глухой усталостью. Я улыбнулась, поставила блюдце перед ним и сказала:

- Приятного аппетита, господин Саброра.

Он даже не взглянул в мою сторону и отпил воды из стакана. Я вернулась за стойку, положила поднос на место, а потом нырнула на кухню и подумала, что не выйду отсюда, пока Саброра не уедет из города. Это было невыносимо. Я чувствовала себя мокрой простыней, которую сильные руки прачки выкрутили досуха. Сквозь звон в ушах я слышала, как приходили новые гости, как официанты сновали по залу, как Марлен ворковала, расписывая все достоинства карпаччо с телятиной – а потом вдруг дышать стало легче, и Марлен, заглянув на кухню, с нескрываемым удовольствием сообщила:

- Эрна, он ушел! А это тебе, чаевые за кексы.

В книжке для чеков, которую она мне протянула, красовалась сиреневая купюра в пять крон. Мой заработок за два дня.

Хотелось надеяться, что это не прикрытие для удара, который Саброра готовился нанести.

1.2

- Давайте смотреть правде в глаза. Ведьмы – такие же граждане Маранзона, как и не-ведьмы. Я понимаю, что раньше дела обстояли иначе, но теперь мы достигли такого уровня нашего развития, что государство защищает всех. И людей, и законопослушных ведьм.

Максим Вайн, бургомистр, сделал паузу и отпил лимонного коктейля со льдом. Погода выдалась жаркой и солнечной – в такие дни Марлен приказывает выставить столики на улице, под полосатым навесом. Вайн сейчас занимал как раз такой столик, Саброра составлял ему компанию. Я не подслушивала – у жены одного из наших официантов начались преждевременные роды, и Марлен попросила помочь. Теперь я сновала среди столиков, принимала заказы и старалась не думать о том, что столичный инквизитор смотрит в мою сторону.

Я чувствовала его взгляд на своей спине, словно ожог.

- Согласитесь, я могу взять вот этот нож и кого-нибудь зарезать, - продолжал бургомистр. Я поставила перед ним большую тарелку со стейком средней прожарки в компании овощей, бесшумно собрала скомканные салфетки. – Не отменять же все ножи на свете и не тащить же людей в тюрьму просто за то, что они могут кого-то убить! Когда убьют – тогда ими и займутся по всей строгости закона.

Саброра усмехнулся. Узел его стильного изумрудного галстука с золотым шитьем был ослаблен, воротник идеально белой рубашки расстегнут, но инквизитор все равно казался застегнутым на все пуговицы, стянутым, окаменевшим. Такова их природа. Ведьма – это внутренняя свобода. Инквизитор – это цепи и оковы.

- И что вы предлагаете? – поинтересовался он. Я скользнула к соседнему столику: немолодой турист, который пришел в компании с юной леди с холодным взглядом и поджатыми губами, заказал ломтики свиной вырезки с грибами и картофелем, его спутница потребовала, чтобы ей принесли стейк лосося в сливочном соусе и салат из морепродуктов.

- Да смотрите, чтобы не пригорело, как в прошлый раз! – распорядилась она. Я улыбнулась, кивнула и двинулась было в сторону дверей, как вдруг Саброра придержал меня за руку.

Прикосновение к запястью опалило, заставило качнуться не от боли – от ее предчувствия. Я была уверена – опущу глаза и увижу, как сквозь почерневшую кожу выглядывает кость. Бургомистр смотрел с искренним сочувствием.

- Принесите кофе, - сказал Саброра, посмотрел мне в лицо с прежней брезгливой усталостью. Господни чудеса продолжались – я выдержала его взгляд, кивнула и ответила:

- Да, конечно. Что-то еще?

- Там остался муссовый торт, или я опять опоздал? – спросил бургомистр.

- Остался, - ответила я. Саброра по-прежнему держал меня за руку – ему нравилось пугать, нравилось, что его прикосновение вгоняло несчастную, ни в чем не виноватую ведьму то в жар, то в холод. И ведь рукой не дернешь!

- Тогда несите все! – с улыбкой распорядился бургомистр, и инквизитор наконец-то соизволил выпустить мое запястье. Я влетела в ресторанчик, не чувствуя пола под ногами, отдала на кухню листок с заказом и, пройдя к витрине, прошипела:

- Драный ты извращенец!

- Что такое, Эрна? – спросила Марлен, пересчитывая чеки. Касса перед ней красовалась раскрытой пастью, полной разноцветных купюр – день выдался удачный, гостей было много.

- Ему нравится меня пугать, - выдохнула я. От муссового торта осталось три куска и, переставляя блюдца на поднос, я не сомневалась: бургомистр съест все, и у него не склеится. Марлен вздохнула.

- Терпи, милая, что еще я тебе могу сказать. Он уедет, и все снова будет хорошо.

Я с благодарностью посмотрела на хозяйку ресторанчика. У Марлен были свои недостатки, но в общем и целом работать с ней было здорово. Я отнесла торт бургомистру, поставила перед Сабророй крошечную чашку кофе, черного, как его душа, и на этот раз он обошелся без прикосновений.

Полчаса прошли в беготне между столиками. Компания студентов, которые приехали на озеро порыбачить, заказала порцию вареников с сыром и шпинатом и пятнадцать больших стаканов местного бодрящего коктейля на травах – все правильно, молодые крепкие парни, смуглые и улыбчивые, в белых рубашках с короткими рукавами и клетчатых штанах, никогда не превращали закуску в еду. Я принесла вырезку и лососиный стейк туристу и его спутнице, взяла опустевшие тарелки с соседнего столика и, заглянув в книжку с чеком, увидела купюры и монеты точно по счету – семья с двумя детьми ушла, не оставив чаевых – и вдруг услышала тоненький сиплый стон.

Я обернулась – капризная юная леди заваливалась на землю, царапая горло скрюченными пальцами и раскрывая и закрывая рот. Ее лицо налилось красным, глаза испуганно распахнулись, и вилка, на которую было насажено осьминожье щупальце, звякнула по столу. Кто-то из гостей испуганно вскрикнул, кто-то шарахнулся в сторону, требуя звать врача. Турист бросился к девушке, рухнул рядом с ней на колени и воскликнул:

- Китти! Я же говорил, что тебе их нельзя!

Китти могла лишь сипеть. По ее щекам побежали слезы – видимо, морепродукты вызвали аллергию и невозможность дышать. Мне сделалось страшно – так страшно, как никогда прежде.

Я понимала, что сейчас сделаю – и что мне потом за это будет.

И не могла не сделать – потому что знала, чем это может кончиться.

Заклинание называлось «Разрушитель оков» - я бросила его в сторону задыхающейся Китти и сдавленно зашипела, тряся рукой: много лет не колдовала, отдача прошла от плеча до пальцев, заставив руку налиться мелкой противной дрожью. Хрип Китти сделался тоньше и вдруг оборвался – девушка смогла дышать.

На ресторанчик обрушилась тишина, густая и непроницаемая.

А потом ее разрушили радостные возгласы и аплодисменты.

1.3

- Нет-нет, не ругайте ее, господин инквизитор! Пожалуйста!

Китти усадили в кресло, принесли воды – девушка сделала несколько глотков и окончательно пришла в себя. Я стояла рядом, глядя на носки своих белых туфель на плоской подошве, и представляла, что будет дальше.

Колдовство в присутствии инквизитора. За такое во все времена полагался костер – но, бросая в Китти Разрушителя оков, я не думала о костре. Я вообще ни о чем не думала, просто сделала то, что должна была. Сейчас Китти смотрела на меня с благодарностью, а на Энцо Саброру с искренней мольбой. Он поднялся из-за стола, неторопливый и грозный, словно идущий шторм, и я с каким-то внутренним нервным смехом подумала, что мое дело скверно.

- Если бы не она, я бы уже умерла! – продолжала Китти, и ее густо накрашенные ресницы захлопали так, что смогли бы растопить даже каменное мужское сердце. Спутник Китти посмотрел на нее с укоризной, и она торопливо добавила: - Да, я знаю, я сама виновата, что решила это съесть, но в прошлый раз у меня не было аллергии на морепродукты, и я решила, что она кончилась! Прошу вас, господин инквизитор, не будьте к ней суровы!

«Будет, - подумала я. – Мой арест – это его возможность вернуться героем на прежнюю работу. Восстановиться там, откуда его выкинули. Он не упустит такого случая».

- Не будет, не будет! – бургомистр приобнял Саброру за плечи, и это выглядело, как в стихах у классика: мужик и ахнуть не успел, как на него медведь насел. Максим Вайн славился и ростом, и весом, и широтой плеч. – Я ручаюсь за госпожу Уиллоу, она законопослушная ведьма, и сейчас ей двигало лишь желание спасти человека!

«Да хоть ты обручайся тут, - устало подумала я. – Он будет делать свою работу».

Правый край рта инквизитора дрогнул в улыбке. Кажется, его забавляла вся эта суета вокруг ведьмы, которой пришла в голову блажь спасти человека. Обычно-то ведьмы занимаются совсем другими вещами. Они ткут приворотные нити, намертво пришивая одну душу к другой, поднимают покойников из свежих могил и отправляют их пить кровь живых, чтобы получить вечную молодость, насылают порчу на жертву с другого конца света, поднимают ураганы и приказывают засухам уничтожать посевы и ввергать в голод целые страны.

А тут вдруг надо же – ведьма кого-то спасла.

Я представила, как господин Магуро будет сокрушенно качать головой, ликвидируя мою желтую книжку. Ну надо же, ведьма спокойно жила в Ханибруке под его неусыпным контролем, все было хорошо, но вот ведь, не сидится людям спокойно на одном месте… Саброра смотрел мне в лицо – не выдержав, я взглянула ему в глаза и увидела булыжники мостовой, заляпанные кровью, колесо автомобиля и два человеческих тела, скорченные, обуглившиеся. Большое тело обнимало маленькое, закрывая собой. Я даже заклинание узнала, Гексенхаммер, «Молот ведьм», только он мог сработать вот так, испепелив. Потом картинка сместилась – я увидела сверкающую витрину магазина и Саброру в отражении: в нем угасала ненависть, не оставляя ничего, кроме чувства выполненного долга.

Он сделал то, что должен был. Девочка была ведьмой – и даже хуже, чем просто ведьмой. Даже сейчас, в воспоминании, от нее веяло таким смертным ужасом, словно на месте ее тела распахнулись ворота в ад. Но она была восьмилетним ребенком, и теперь в сторону Саброры медленно шли люди, и было ясно – все понимают, что инквизитор делал свою работу, но не всегда ее следовало делать вот так.

Потом его били, и били страшно. Он сейчас держится так скованно, потому что часть ребер до сих пор не зажила. И врач велел ходить с тростью, но он ходит без нее, потому что упрям и не хочет показывать свою слабость. А если запустить руку в его волосы – вон там, справа – то можно будет нащупать шрам.

Меня качнуло. Все заняло не больше пары секунд – когда наши взгляды поплыли каждый в свою сторону, я едва не завалилась на один из столиков. Кто-то из студенческой компании рыбаков поддержал меня, не давая упасть; Саброра едва заметно усмехнулся, и я почувствовала вкус крови, наполнявшей рот. Не своей крови – его. Он разбросал нападавших заклинанием, но кто-то сзади сумел бросить камень, и…

«Не надо так внимательно смотреть. Можно увидеть то, что вам не понравится», - посоветовал призрачный голос Саброры. Мысленный разговор – о да, это они умеют.

«Я и не смотрю», - бессильно откликнулась я. Мне показалось, что Саброра рассмеялся, устало и грустно, и ощущение чужого присутствия в моей голове растаяло. Окончательно опомнившись, я поняла, что уже не стою, а сижу, и кто-то из студентов подсовывает мне стакан водки – отличное средство, чтобы опомниться.

Я обернулась. Саброра неторопливо шел по улице в компании бургомистра, который похлопывал его по плечу, довольно рокоча: «Вот и правильно, вот это по-нашему, а у меня дома мясная нарезочка собственного приготовления есть – просто восторг!» Марлен проплыла среди столиков и, склонившись, заглянула мне в лицо.

- Эрна, ты как? Жива?

- Жива, - выдохнула я. Перед глазами все еще стояла незнакомая улица, два сгоревших тела и люди, которые добивали скорчившегося человека. Марлен сочувствующе погладила меня по плечу.

- Иди домой, отдохни. Слышишь, Эрна? Давай, до завтра.

Я заглянула в раздевалку – сменила белую рубашку и широкие штаны, в которых работала, на темно-синее платье. Взяла сумку. Мелькнула мысль зайти в банк и положить чаевые Саброры на счет, но я решила, что с этим еще успеется.

Домой, домой. Мне надо было окончательно прийти в себя.

Мне надо было привыкнуть к мысли о том, что инквизитор позволил мне уйти.

1.4

На следующий день все уже не казалось таким страшным. Когда-то учительница в моей сельской школе говорила, что человек ко всему привыкает – вот, кажется, и я привыкла к тому, что в мире могут быть чудеса. Инквизитор, который не потащил ведьму в пыточную за колдовство, как раз и был таким чудом.

Да, формально я не сделала ничего плохого. Если перефразировать бургомистра, то я была хирургом с ножом, а не разбойником. Но для инквизиции важен сам факт колдовства – и не имеет значения, чему оно служило. И дьявол будет цитировать Святое писание, если ему выгодно, и ведьма способна делать добро, но лишь ей ведомо, к чему это добро способно привести. Так что отведем-ка ее на костер. Просто так, на всякий случай.

В ресторан я пришла к шести утра, как обычно. Сегодня был день десертов в стаканчиках – Марлен меняла меню, чтобы гости не скучали, и, переодевшись, я взялась за готовку.

Работа всегда помогала мне избавиться от дурных мыслей. Вот, например, черничный тирамису – готовишь его и думаешь только о нем. Нежный, летний, воздушный, так и тающий во рту: попробуешь – ум отъешь! Стаканчики с черничным тирамису разлетались в один миг, и я всегда радовалась, глядя, с каким довольным видом люди их опустошают. Приготовление десертов было моим искусством – и я радовалась, что оно до сих пор мне доступно.

Вторым десертом были пузатые стаканчики с муссом, и я готова была ручаться: это идеальная сладость. Взбитые сливки с легчайшей ромовой ноткой, сочная черешня без косточки, шоколадный мусс и всего полчаса на то, чтобы все приготовить. Девичьи компании сметали мусс сразу же, как только я выставляла стаканчики в витрину – Марлен подсчитывала прибыль и обещала мне премию в конце месяца.

Потом подошла очередь бананового десерта под облаком взбитых сливок на песочной основе, затем я взялась за творожный пудинг с клубникой – уже, конечно, не в стаканчике – и закончила все очередной россыпью черничных кексов.

- Ты знаешь, у него был такой вид, - сказала Марлен, описывая, как Саброра ел мои кексы, - такой юношески-мечтательный! Словно это не кекс, а грудь любимой девушки!

Говоря, она опустила ладонь на собственную грудь – такую, что на ней можно было бы пронести два ведра воды, не расплескав ни капли. Я понимающе кивнула: да, в изготовлении черничных кексов я мастерица. Марлен улыбнулась и добавила:

- Так что готовь побольше! Сама видишь: гостям нравится.

Я отправила кексы в духовку и понесла уже готовые десерты в витрину. Ресторанчик уже открывался для ранних завтраков – шелестели жалюзи, в воздухе плыли кофейные нотки, и первые гости уже занимали места за столиками. Я с облегчением увидела, что Саброра не пришел: то ли он знал, что тот, кто рано встает, всех достает, и не хотел отсвечивать лишний раз, то ли наливочка бургомистра оказалась крепче, чем он рассчитывал. Марлен, которая поприветствовала и рассадила гостей, обернулась в мою сторону, довольно кивнула, оценив количество десертов и спросила:

- А шоколадные шарики с начинкой будут?

- Обязательно, - кивнула я. – Уже сделала заготовки.

Марлен довольно улыбнулась и, зайдя за стойку, доверительно сообщила:

- На завтрак он не придет. Мэри Смолл сказала, что он с утра в управе. У него тут, оказывается, наследственная квартирка в Печном переулке, он ее продает городу.

Ну конечно, тут не обошлось без Мэри Смолл! Она работала секретаршей у бургомистра, щелкала печатной машинкой на весь Ханибрук, жевала клубничную жвачку даже во сне и была в курсе всех городских сплетен. Я понимающе кивнула.

- Прекрасно. Пусть продает поскорее, мне дышится легче, когда его нет рядом.

- Дышится… - задумчиво повторила Марлен и несколько раз втянула носом воздух. – А чем это воняет?

Я тоже принюхалась: в воздухе плыла очень тонкая, но отчетливая нотка – рыбная, сырая. И это была очень плохая рыба. Хищная, поднявшаяся с самого дна озера – там она проводила дни и ночи, а потом всплывала на поверхность, чтобы схватить рыбака или зазевавшегося купальщика и уволочь на дно.

- Холодильник, что ли, потек? – испуганно предположила Марлен и, заглянув на кухню, негромко рыкнула так, чтобы не услышали гости, а сотрудники стали двигаться быстрее: - Джейк, проверь холодильник! Мне кажется, семга подгуляла!

Нет, это была не семга. Это тьма поднялась со дна озера – моя ведьминская суть дрожала, просыпаясь и идя к ней навстречу. Голова поплыла, нос наполнился уже не гниением, а тонкими запахами болотных ягод, русалочьей икры, ледяных ключей. В ушах зазвенел смех, и я увидела полную луну над озером, черные очертания деревьев и девушек, которые протягивали к ней длинные пряди водорослей, весело покачиваясь на ветвях.

В этом запахе была смерть – и соблазн, которому никто не смог бы противостоять. Запах звал, и все во мне откликалось на этот зов – бежать под луной, которая встала вместо утреннего солнца, рвать чужую беззащитную плоть, петь на том языке, который царил в мире еще до появления людей.

Очнуться. Стряхнуть с себя оковы. Стать собой.

- Воняет, госпожа Марлен, - согласился Джейк, и я увидела, как одна из девушек скривилась и принюхалась к своему кофе и круассану с сыром. – Но это не холодильник, он вон, целехонек! Это откуда-то с улицы смердит!

Словно в подтверждение его слов где-то захлопали двери, и истошный голос, который от ужаса сделался не мужским и не женским, заорал:

- Водяной черт! Водяной черт вышел! Бегите!