Четвертый жених

Глава пятая

— Почему ты так стремишься уехать из своего городка? — спросил Грант, откидываясь на спинку кресла и вытягивая ноги, благо расстояние между креслами в салоне первого класса позволяло.

Чтобы не смотреть на эти длинные мускулистые ноги, Энни отвернулась к иллюминатору, темнота за которым была такой же плотной, как и в ее душе. Она чувствовала себя разбитой, растерянной. Шампанское ли тому виной или тридцать с лишним тысяч футов над землей — высота, на которой летел их самолет? А может, этот длинный безумный день ее так называемой свадьбы?

— Я уже перебрала всех более или менее подходящих холостяков в Локетте, — отшутилась она, не желая вдаваться в истинные причины ее решимости покинуть родной городок и вообще вести серьезный разговор.

Пристальный взгляд Гранта сказал ей, что он ожидал другого ответа.

Энни вздохнула.

— Кто теперь женится на мне? — Как ни странно, ей было легко разговаривать с ним, даже легче, чем с тетей Мод. — Я — матримониальный кошмар Локетта. Трижды брошенная невеста.

— А ты по-прежнему хочешь выйти замуж? Несмотря ни на что?

— Да. Нет. Не знаю. — Энни стала сворачивать льняную салфетку, которую стюардесса не забрала после обеда.

Ей еще не доводилось летать первым классом. Она не представляла себе, что в самолете могут подавать креветочный коктейль, телятину «пармезан» и отбивные из ягненка под мятным соусом. Что тарелки могут быть фарфоровыми, ножи и вилки — серебряными, а бокалы — хрустальными. Она почувствовала себя особенной, а ей это было так нужно сегодня. Или, может быть, это Грант и его добродушное подшучивание заставляли ее чувствовать себя как-то по-особенному?

Нет, все-таки это восхитительно — ягнятина с гарниром из тыквы, цуккини и моркови. А еще свежайшее шоколадное печенье с холодным молоком.

— Я привыкла думать, что хочу замуж, — не очень внятно пояснила Энни.

— Замужество ради замужества как такового? — Грант смотрел на нее с любопытством, но без осуждения. — Или ты ждала от брака чего-то особенного?

— Я просто хотела иметь семью, дом, детей. Как все.

Грант выразительно выгнул бровь, и Энни рассмеялась.

— А Гриффин знал, что ты хочешь… — Грант не договорил, будучи не в силах поверить, что его брат мог мечтать о детях.

— Детей? Конечно, он знал. Почему ты так удивлен?

Грант пожал широкими плечами. Еще в начале полета он снял смокинг, поэтому под натянувшейся рубашкой Энни могла видеть его рельефные мышцы. Ей нестерпимо хотелось положить голову на это надежное плечо и ни о чем не думать. Но она не должна… не может. Ей не нужен ни Грант, ни любой другой мужчина.

— Просто Гриффин не из чадолюбивых…

— Ты судишь по себе?

Широкие плечи Гранта напряглись, губы сжались в тонкую линию.

— Просто он — безответственный и легкомысленный.

— Да, теперь я это знаю.

Россыпь огней за окном отвлекла внимание Энни.

— Только взгляни!

— Ты была в Нью-Йорке? — спросил Грант.

— Нет. Но всегда мечтала. — Она попыталась представить, сколько же требуется электричества, чтобы освещать такой огромный город. — Я вообще всегда мечтала путешествовать.

— Что ты собираешься делать, Энни? — мягко спросил Грант.

Как же ей не хотелось сейчас думать, принимать решения! Ей хотелось просто наслаждаться моментом, не заглядывая в будущее и не анализируя прошлое. Ей был нужен тайм-аут, чтобы собраться с силами и жить дальше.

— Не знаю. Думаю, когда мы приземлимся, я найду отель.

— Я имел в виду другое. Ты намерена возвращаться в Локетт? Или поедешь еще куда-нибудь?

— Может быть.

— Может быть что?

— Может быть, я останусь в Нью-Йорке. А может, и нет. — Энни глубоко вдохнула прохладный кондиционированный воздух. — Я всегда хотела изменить свою жизнь. Я уволилась с работы, намереваясь найти работу в Далласе, когда мы с Гриффином поселимся там. Таким образом, в настоящий момент я свободна как ветер и могу делать все, что заблагорассудится.

Энни лукавила. Она была настроена отнюдь не так оптимистично и легкомысленно. Страх перед неизвестным будущим стискивал ее грудь.

— Ты думаешь, в Локетте тебя не возьмут на прежнее место работы?

— Взяли бы, если бы я захотела. — В этот момент Энни остро, как никогда, почувствовала, что не хочет возвращаться домой. — Но я не хочу. Я не знаю, как это объяснить… Я хочу увидеть что-то новое, познать жизнь, встретить новых людей… — Она поежилась, не в силах скрыть свою неуверенность перед будущим. — Поэтому я пока поживу в Нью-Йорке, а потом видно будет. — Она потерла лоб, чувствуя приближение головной боли. — Разве я должна решить вопрос о своем будущем немедленно?

— Нет, конечно. — Голос Гранта был теплым и глубоким, и Энни почувствовала, что может утонуть в нем, как в омуте. — Я ни к чему тебя не принуждаю.

— Вот и отлично. Похоже, сам ты привык планировать свою жизнь от и до. Спорю, ты даже записываешь в ежедневник, в какой день постирать носки.

— Когда забрать их из прачечной, — со смехом поправил Грант.

Энни засмеялась в ответ и снова подумала, как же отличаются их жизни. От этой мысли улыбка сошла с ее лица, и она прислонилась лбом к прохладному стеклу иллюминатора, чтобы скрыть замешательство. Собственное будущее виделось ей как в тумане, с неясными проблесками где-то далеко впереди.

— Передо мной целый непознанный мир. Я хочу все увидеть и все испытать. — Но только не сегодня. Сейчас ей хочется забыться и… уснуть.

— Не думаю, что тебе следует испытать все, что может предложить Нью-Йорк.

Она повернулась и натолкнулась на смеющийся взгляд Гранта. Энни казалось, что он знает и понимает ее лучше ее самой. Он заставлял ее улыбаться даже тогда, когда она была уверена, что улыбаться нечему.

— Наверное, ты прав. Просто все дело в том, что я не готова вернуться домой. Во всяком случае, пока. — Она позволила своему страху вырваться наружу. — Ты думаешь, что Нью-Йорк не примет меня, провинциальную простушку?

— Почему? Ты далеко не первая провинциалка, решившая его покорить. Если кому-то удалось, то почему не удастся тебе?

— Ты так думаешь?

— Конечно. Если ты решишь остаться, то скоро привыкнешь, просто потребуется некоторое время.

Энни кивнула, думая, представляя, предвкушая, каково это — жить в Нью-Йорке, называться ньюйоркцем, быть одним из миллионов, а не героиней еженедельной колонки сплетен в газете Локетта. Она словно раздвоилась: одна половинка Энни чувствовала себя на седьмом небе от счастья, другая — боялась будущего одиночества.

— Привыкну к чему?

— К шуму — сирены и гудки могут завывать всю ночь. К толпам народа и отсутствию больших пространств. К тому, что здесь преобладают законы джунглей. — (Энни вопросительно подняла брови.) — Тебе лучше не знать этого. Поверь только, что с привольной жизнью оленей и антилоп у тебя в Техасе это не имеет ничего общего.

— У нас нет антилоп, во всяком случае в Локетте. Зато в избытке броненосцев и гремучих змей.

В который раз за этот странный день Грант от души рассмеялся.

— К чему еще мне предстоит привыкнуть?

— К чертовски холодной зиме и жаркому лету. Жару усугубляют небоскребы из стекла и бетона.

— Меня не испугать жарой, ведь я из Техаса.

— Я не стараюсь испугать тебя. — Грант коснулся ее руки, и волна сладкой дрожи прокатилась по телу Энни. — Но здешняя жизнь действительно совсем не похожа на ту, которую ты вела в Локетте.

И слава богу, подумала Энни. Сейчас ее больше беспокоило то, что от самого невинного прикосновения Гранта к ее руке температура у нее повысилась на десять градусов.

— Если решишь снять квартиру, смотри, чтобы в ней обязательно был кондиционер.

— Кондиционер? Хорошо, я запомню.

Она не могла не признать, что близость Гранта возбуждала ее, заставляла нервничать и трепетать. Энни охватило чувство необъяснимой тревоги. Ее больше не должны привлекать мужчины, и особенно — этот. Ведь ее только что бросил его брат, а кроме того, Грант — ярый противник брака.

Это самое меньшее, что он мог сделать, убеждал себя Грант, загружая тяжелые чемоданы Энни в багажник такси. Его окружала привычная какофония Нью-Йорка, воздух был пропитан выхлопными газами. Но в то же время в атмосфере города вибрировала какая-то особая энергия, заставляющая ускорять шаг и обостряющая реакцию.

Грант почувствовал, как уходят медлительность и расслабленность, в которые его повергло короткое пребывание в Техасе. Может быть, именно из-за них Энни удалось втянуть его в брачную авантюру? Что ж, теперь он снова в привычной обстановке, а значит, пришло время распрощаться с Энни. Грант стал перебирать в памяти дела, которые он должен сделать в офисе в понедельник. Но прежде он должен поселить Энни. В гостинице. Одну.

Спустя несколько минут такси влилось в поток машин, направляющихся в город. Грант сидел рядом с Энни, которая завела беседу с таксистом.

— Вы давно живете в Нью-Йорке? — Южный акцент в ее голосе мигом выдавал провинциалку. А это было чревато неприятностями.

Водитель обернулся, отвлекшись от дороги, и посмотрел на нее как на сумасшедшую — в Нью-Йорке никто не разговаривает с таксистами. Но улыбка Энни обезоружила его, и он ответил:

— Три года. — Его латиноамериканский акцент был очевиден, но, как ни странно, он придавал голосу мужчины теплоту.

— И вам нравится?

— Наверное. Я как-то не думал об этом.

— Но ведь вы могли поселиться в каком-нибудь другом городе.

— Но все деньги-то здесь, — ответил таксист. — Я должен зарабатывать, чтобы кормить семью.

— Понятно. Значит, вы женаты?

Водитель кивнул, затем резко нажал на тормоз и посигналил, перестраиваясь в другой ряд. От его манипуляций Энни бросило сначала в одну сторону, а потом в другую, чуть ли не на колени Гранту. В поисках опоры она ухватилась за его бедро. Тело Гранта тут же отреагировало на это прикосновение. Он забыл, что хотел сделать Энни замечание, что не стоит заговаривать и улыбаться кому ни попадя.

Он сидел рядом с женщиной, которую хотел нестерпимо, и задавался вопросом, как он мог попасть в такую передрягу? Ему следовало оставить ее в Техасе, где ей самое место. Привезти ее с собой в Нью-Йорк было настоящим безумием.

А Энни, не ведая о моральных и физических страданиях Гранта, с восторгом смотрела в окошко на ночной город. Ее рот был приоткрыт, а в глазах горел восторг. Она была так невинно-очаровательна, так обезоруживающе красива… Грант не мог отвести от нее глаз, не мог перестать хотеть поцеловать ее снова.

— Посмотри! — воскликнула она. — Неужели это то, о чем я думаю?!

Грант перегнулся через нее, чтобы увидеть, что привело девушку в такой восторг.

— Да, это «Эмпайр стейт билдинг» — самый известный небоскреб в мире.

— О, как романтично!

Он не представлял, что многоэтажную стальную коробку можно воспринимать подобным образом. Впрочем, он никогда не осматривал достопримечательности Нью-Йорка, тем более с кем-нибудь похожим на Энни, впервые оказавшейся в каменных джунглях мегаполиса.

И если ее оставить одну, с ней обязательно приключится беда. А значит, он должен… Нет, он совсем этого не хочет, но вынужден, поскольку Гриффин — его брат и он виноват перед этой девушкой.

Наклонившись к водителю, Грант назвал ему свой домашний адрес. Недолго думая, тот лихо развернулся прямо посреди улицы, заставив Энни вскрикнуть и ухватиться за Гранта.

Конечно, он должен был ее успокоить. Поэтому он взял Энни за руку так, что их пальцы переплелись.

— Это не опасно? — спросила Энни. — Я имею в виду…

— Все нормально, — заверил он ее.

Но на самом деле все было ненормально. Грант вступил на опасную территорию. Прикосновение ее руки, близость ее гибкого, податливого тела уводили его мысли все дальше от реальности.

Что, черт возьми, ему делать с Энни Бакстер?

По здравом размышлении ему стоило бы отправить ее — с ее багажом, свадебным платьем и мечтами — обратно в Техас, которому она принадлежала. Подальше от Нью-Йорка и от него.

— Ты здесь живешь? — спросила Энни, стоя в своем свадебном наряде перед дверью его квартиры. В руке она сжимала хот-дог, купленный у уличного торговца неподалеку. — Но я не могу жить у тебя.

— Почему? — спросил Грант, распахивая дверь. — И куда ты пойдешь?

— Не знаю. — Ее голос выдавал нервозность. — Но я что-нибудь придумаю. Здесь есть неподалеку отель?

— Дюжина. Но зачем тебе лишние траты? У меня просторная квартира. И я не кусаюсь. — Впрочем, он был бы не прочь слегка прикусить нежную кожу на этой шейке… и под коленками…

Оставив Энни посреди просторного холла, Грант вошел в квартиру. Пройдя через гостиную, он зашел в спальню и поставил ее чемоданы на пол. Когда он вернулся в холл, она как раз нерешительно переступала порог. Подобрав ее шлейф и фату, он закрыл дверь, стараясь не думать, что остался наедине с женщиной, оказывающей на его либидо такое странное и мощное воздействие.

Глядя, как она доедает хот-дог, Грант насмешливо спросил:

— Не хочешь чем-нибудь запить холестерин, чтобы не было закупорки вен?

Напряжение сошло с лица Энни, а на губах появилась слабая улыбка.

— У тебя есть содовая?

— Вряд ли. И молока тоже нет. Я пойду…

— Ничего, я с удовольствием выпью воды. Не хочу тебя затруднять еще больше.

— Ты меня не затрудняешь, — солгал Грант. Она его не просто затрудняла — мысли о ней лишали его покоя, нервировали, возбуждали. — Проходи. Можешь снять туфли. Это не Техас, но янки тоже бывают дружелюбными.

— Что ты хочешь сказать?

— Что мы тоже обучены манерам. А если серьезно, Энни, перестань переживать из-за того, что ты здесь. Я не преследую никакой дурной цели и не собираюсь приставать к тебе.

— Спасибо. Еще один удар по моему самолюбию.

Грант провел рукой по волосам.

— Я хочу помочь тебе. В конце концов, это мой брат…

— Послушай, Грант, — с горечью сказала Энни. — Я уже говорила тебе, что мне не нужны твоя жалость и чувство вины за поступок брата. Ты мне очень помог, и этого достаточно. Дальше я справлюсь сама. Или ты забыл, что у меня большой опыт по части выживания?

Горькие слова повисли в воздухе.

— Энни, ты устала и взвинченна. Я тоже очень устал. И прежде, чем мы наговорим друг другу то, о чем оба потом пожалеем, почему бы тебе не принять горячую ванну и не расслабиться? Завтра мы обстоятельно все обсудим. Если ты решишь переехать в отель, я сам помогу тебе устроиться.

Грант медленно и осторожно приблизился к ней, положил руки на ее хрупкие плечи и развернул лицом к ванной комнате.

— Ванная там. Чувствуй себя как дома. А я подумаю насчет ужина. — Затем он вспомнил о съеденном ею хот-доге. — Или ты сыта?

— Нет, я с удовольствием поем, — поспешно ответила Энни.

Грант усмехнулся. Почему-то он был уверен, что Энни Бакстер выйдет победителем из выпавших на ее долю испытаний. А он?

Спустя несколько минут он услышал, как льется вода, наполняя ванну. От греха подальше он ушел в кухню, открыл холодильник и обнаружил голые полки. Такие же голые, как Энни в ванной…

В горле Гранта пересохло, когда он вспомнил самый первый момент их знакомства. Она была почти обнажена, если не считать кружевного белья, которое больше открывало, чем скрывало.

— Грант?

Обернувшись, он увидел Энни на пороге ванной комнаты. Она была по-прежнему в свадебном платье.

— Полотенца…

— Мне нужна твоя помощь.

— В чем?

— Я не могу расстегнуть пуговицы. — И она повернулась к нему спиной.

Он увидел длинный ряд мелких, обтянутых атласом пуговок. Расстегнута была только верхняя, вторая — оторвана, а ряд тянулся через всю спину до талии и ниже… Представь, что ты читаешь финансовый отчет, уговаривал себя Грант, поднимая руки.

Ему потребовалось несколько минут, за которые его лоб покрылся испариной. Когда было расстегнуто лишь несколько пуговиц, половинки платья раздвинулись, и он увидел застежку кружевного бюстгальтера. С трудом протолкнув ком в горле, Грант продолжал расстегивать пуговицы. Теперь он видел хрупкие позвонки и узкую талию. Еще несколько пуговиц, и все. Ты сделаешь это. Просто сконцентрируйся, забудь, что раздеваешь красивую, желанную женщину. Женщину, вкус поцелуя которой ты никак не можешь забыть.

Промокнув вспотевший лоб рукавом рубашки, Грант продолжал сосредоточенно расстегивать пуговицы. Он запрещал себе смотреть на шелковистую кожу, вдыхать ее теплый, волнующий аромат. Расстегивая последнюю пуговицу, Грант вдруг осознал, что его рука лежит на ягодицах Энни, на упругих, чудесной формы ягодицах.

— Грант! Проблемы?

Еще какие!

— Готово, — хриплым голосом отрапортовал он и поскорее отступил.

— Спасибо. — Не оглянувшись, Энни вышла из кухни.

Грант вернулся к изучению содержимого холодильника. Оно не радовало — пакет прокисшего молока, две бутылки пива, одно яйцо и кисть увядшего винограда. Зато холодный воздух из холодильника слегка остудил его разыгравшееся воображение.

А оно разыгралось не на шутку. Грант видел себя снимающим с Энни свадебное платье, которое атласной лужицей ложится у ее ног… Он слишком хорошо помнил, что на ней надето под платьем — кружевное белье невинного белого цвета. Но оно не было невинным.

Наградив себя мысленным тумаком, Грант позвонил и заказал пиццу.

Энни вышла из ванной прежде, чем ее доставили. На ней был надет бледно-розовый шелковый халат, туго затянутый поясом. Шелк струился по ее бесконечно длинным ногам, подчеркивал все изгибы тела. Кожа ее после ванны казалась теплой и чуть влажной. У Гранта перехватило горло, низ живота налился сладкой тяжестью. Он чуть не застонал в голос. Что же она творит с ним?

В вырезе халата мелькнуло кружевное белье.

— Извини, но у меня не оказалось ничего другого… — Она посмотрела на свои ноги и зарыла ступни в пушистый ковер. — Я же готовилась к медовому месяцу.

Не напоминай мне об этом!

Энни обошла Гранта, и он почувствовал запах гардений. Видимо, она воспользовалась пеной для ванны, забытой одной из его бывших любовниц.

Стук в дверь очень напугал ее.

— Кто это? — спросила она напряженным голосом. — Это может быть… Грифф? — прошептала она, почти не разжимая губ.

— Нет. Что бы ему тут делать? Это разносчик пиццы.

— Пиццы? — Глаза Энни засияли. — Ее доставили прямо сюда? — Энни вспыхнула, видимо устыдившись своей восторженности. — У нас в Локетте такого нет. А я всегда мечтала, как в кино, заказать пиццу на дом.

— Будем считать доставку пиццы на дом восьмым чудом света. — Грант улыбнулся и открыл дверь. Улыбка тут же сошла с его лица. — Миссис Хеннесси!

— Грант, дорогой, поздравляю! — Пожилая женщина внедрилась в прихожую и всучила Гранту пыльную бутылку шампанского. — Я видела, как ты приехал со своей невестой, и не поверила своим глазам. Грант Стивенс женился! Я даже не знала, что ты обручен. Я думала, что ты все еще встречаешься со Сьюз…

— Миссис Хеннесси, — резко прервал ее Грант, — это Энни. — Он указал на стоявшую рядом Энни в шелковом халате. Ему снова и очень некстати пришла мысль, что она должна была стать его невесткой. — Энни, миссис Хеннесси — моя домовладелица.

— Здравствуйте, — пробормотала смущенная Энни.

— Я…хм… извиняюсь за вторжение. Вы двое, как я вижу… хм… заняты. — Миссис Хеннесси многозначительно покашляла и стала отступать к двери.

— Миссис Хеннесси… — начала было Энни, делая шаг вслед за ней.

Полы халата разошлись, и Грант успел заметить длинную гладкую ногу. Его мысли немедленно свернули во вполне определенном направлении, как он ни убеждал себя, что они недопустимы в отношении невестки. Но ведь она не стала твоей невесткой. Она даже больше не встречается с твоим братом. Она свободна!

— Боюсь, это недоразумение…

Грант понял, что Энни решила сказать миссис Хеннесси правду.

— Энни, любимая. — Грант обнял ее за талию. Решение пришло мгновенно. Он привлек девушку к себе. — Не стоит посвящать миссис Хеннесси в подробности нашей небольшой ссоры. Я обещаю тебе, что, как только позволят дела, мы обязательно съездим в свадебное путешествие, а пока…

Он нагнул голову и коснулся ее губ своими. Прикосновение было коротким, но и этого оказалось достаточно, чтобы он немедленно возбудился. Ее губы были такими мягкими, тело таким теплым и податливым…

— Наш роман был быстрым и бурным, — стал рассказывать он миссис Хеннесси, но голос, чуть более низкий и хрипловатый, чем обычно, выдавал его. — Не правда ли, любимая? — Он выразительно посмотрел на Энни сверху вниз.

— О да, — выдохнула она, не менее его потрясенная этим мимолетным поцелуем.

А вдруг она представляет на его месте Гриффина?

Дьявол! Эта мысль отрезвила Гранта, как ведро ледяной воды, опрокинутое на голову, и он разозлился. Он — не его брат! На какое-то безумное мгновение ему захотелось продемонстрировать ей это всеми доступными способами. Ну, пусть не всеми…

Он снова поцеловал ее, на этот раз более глубоким, более томительным, более страстным поцелуем. Поначалу ее плотно сжатые губы сопротивлялись, но потом сдались и приоткрылись навстречу его языку. Из тела тоже ушла напряженность, и оно стало податливым. Энни обвила его шею руками и приникла к нему.

Из-за гулко стучащего сердца Грант еле расслышал слова миссис Хеннесси:

— О боже! Я оставляю вас наедине. Еще раз поздравляю.

Щелкнул дверной замок, но Грант не собирался отпускать Энни. Наконец-то он может целовать ее без зрителей.