Глава 9


Джорджи набралась терпения выждать до следующего утра. Как только Брэм отправился в тренажерный зал, она бросилась в столовую, схватила ключ, который он ранее бросил в медное блюдо на книжной полке, и стала пробираться к его офису в гостевом домике. Странно, что Брэм вообще оборудовал офис, вместо того чтобы вести дела прямо у стойки бара.

Шагая по гравийной дорожке, Джорджи думала о том, как отличается сексуальная агрессия Брэма от того, что она испытывала с Лансом. Бывший муж хотел, чтобы она играла роль соблазнительницы. Именно такой она и пыталась быть. Прочитала с дюжину секс-руководств и пособий, купила самое эротичное белье, которое только могла найти, и исполняла стриптиз, хотя казалась себе полной дурой. Шептала на ухо Лансу непристойности, от которых ее тошнило, и советовалась с более изобретательными приятельницами, чтобы ежедневно вносить нечто новое в постельные игры. Ланс казался удовлетворенным и заверял, что ценит ее усилия, но, очевидно, она потерпела полный провал, иначе он не бросил бы ее ради Джейд Джентри. Так что все ее труды пошли насмарку. Должно быть, для многих женщин занятия сексом — дело простое, она же не принадлежит к большинству.

При мысли о том, в какой переплет попала с Брэмом, Джорджи становилось не по себе. Брэм от секса не откажется. И добьется своего: либо с ней, либо с другой. А может, с обеими.

Она пообещала себе, что постарается решать все проблемы по мере их появления, но они были женаты всего пять дней, и ей требовалось время, чтобы справиться хотя бы с этой.

Джорджи отперла дверь офиса, включила компьютер и, ожидая, пока машина загрузится, принялась обшаривать книжные полки. Необходимо узнать прямо сейчас, действительно ли продолжение шоу — плод его воображения или нечто более ощутимое.

Она обнаружила собрание развлекательной литературы и хаотичную гору сценариев, но ни один не имел отношения к «Скип и Скутер». Здесь же громоздились различные DVD с не менее разнообразными названиями: от «Взбесившегося быка» до чего-то более рискованного — «Секс-трек: следующее проникновение». Шкафы с файловыми папками были заперты, но в ящики письменного стола доступ был открыт. Именно там, под бутылкой с виски, Джорджи обнаружила рукопись, обмотанную скотчем. На этикетке стояла надпись: «Скип и Скутер. Продолжение».

Джорджи оцепенела. Значит, все правда. А она надеялась, что Брэм просто хочет ей досадить! Ведь он знал, что продолжение принесет ее карьере больше вреда, чем пользы. Почему же надеется убедить ее согласиться на эту авантюру?

Ей очень не нравился очевидный ответ на этот вопрос. Шантаж. Брэм может пригрозить ей разводом, если она не станет участвовать в проекте. Но в этом случае ему не видать ее денег, да и в глазах окружающих он будет выглядеть полным идиотом, хотя на это ему наплевать. И все же…

Она вспомнила, как он вел себя с Рори Кин. Может, имидж далеко не так безразличен Брэму, как он хочет показать?

— Что вы здесь делаете?

Джорджи испуганно вскинула голову и увидела стоявшую в дверях Чаз. Вид у нее, как обычно, был неописуемым: растрепанные волосы, дырявые джинсы, оливковый топ и черные сланцы.

Джорджи ногой закрыла ящик и, поскольку не смогла найти разумного объяснения, решила бить противника его же оружием:

— У меня вопрос получше: что здесь делаешь ты?!

Чаз злобно сощурила обведенные черной тушью глаза:

— Брэм не любит чужих в своем офисе. Вам тут нельзя находиться.

— Я не чужая. Я его жена, — отрезала Джорджи, втайне поражаясь собственным словам.

— Он сюда даже уборщицу не пускает, — прошипела Чаз, вскинув подбородок. — Никого, кроме меня.

— Ты очень ему предана. Интересно почему?

Чаз вытащила из чуланчика ведро и веник.

— Это моя работа.

Теперь Джорджи не могла покопаться в его компьютерных файлах и уже собралась уходить, как заметила видеокамеру, стоявшую на углу столешницы. Чаз принялась подметать. Джорджи долго изучала камеру и наконец обнаружила, что в ней нет ни единой записи. Если Брэм и снимал какие-то сексуальные игры, то уже успел все стереть.

Чаз бросила подметать и выпрямилась:

— Не трогайте это!

Джорджи быстро направила камеру на Чаз и нажала кнопку «Запись».

— Почему ты так хлопочешь о Брэме?

Чаз прижала веник к груди.

— Что вы делаете?

— Мне интересна причина такой преданности.

— Выключите это!

Джорджи отрегулировала фокус. Под пирсингом и свирепой гримасой обнаружились тонкие, почти изящные черты. Чаз прихватила волосы сбоку маленькой серебряной заколкой. Другая сторона топорщилась над ухом острыми прядями, как ирокез. Яростная независимость Чаз поражала Джорджи. Она и представить не могла, что существуют люди, которым совершенно нет дела до мнения окружающих.

— Полагаю, ты единственная в Лос-Анджелесе, кто терпеть не может камеру. Никогда не мечтала быть актрисой? — спросила она. — Именно для этого сюда приезжают девушки со всех концов Америки.

— Я? Нет. А откуда вам известно, что я не родилась здесь?

— Интуиция.

Продолжая смотреть в объектив, Джорджи видела, как напряжены уголки маленького рта Чаз.

— Большинство двадцатилетних девушек терпеть не могут такую работу, как твоя.

Чаз крепче сжала веник, словно готовилась идти в бой.

— А мне моя работа нравится. Вы, возможно, считаете, что она не важна?

— Думаю, любая работа зависит от того, как человек к ней относится, — процитировала Джорджи отца.

Камера незаметно изменила сущность отношений между ними. Впервые с той минуты, как они встретились, Чаз выглядела неуверенной.

— Люди должны заниматься тем, к чему у них талант, — выговорила она наконец. — Я ничего другого не умею. — Она попыталась вернуться к работе, однако камера явно ее беспокоила — Выключите эту штуку.

— Как это случилось? — Джорджи обошла вокруг стола и снова взяла ее в фокус. — Как ты выучилась вести дом в таком молодом возрасте?

Чаз вымела мусор из угла.

— Занималась этим с детства.

Джорджи молчала. И, к ее удивлению, Чаз продолжила:

— Мачеха работала в мотеле, недалеко от Барстоу. Двенадцать комнат и закусочная. Вы выключите это или нет?

— Через минуту.

При виде камеры многие люди замыкались. Другие были готовы говорить. Очевидно, Чаз принадлежала к последним. Джорджи снова отошла в сторону.

— Ты там работала?

— Иногда. Мачеха любила повеселиться и не всегда приходила домой вовремя, чтобы успеть на работу на следующий день. Когда так бывало, я пропускала школу и шла убирать мотель.

Джорджи взяла крупным планом лицо девушки, наслаждаясь обретенной свободой.

— Сколько лет тебе было?

— Не знаю. Одиннадцать или около того.

Она принялась орудовать веником на том месте, которое уже успела подмести несколько минут назад.

— Тому типу, что владел мотелем, было наплевать, сколько мне лет; главное — чтобы работа была сделана. А я работала намного лучше ее.

Камера отражала факты. И не высказывала мнения о тяжком труде одиннадцатилетней девочки.

— А как ты относилась к тому, что пропускала школу?

Похоже, батарея вот-вот разрядится.

Чаз пожала плечами:

— Нам нужны были деньги.

— Но работа, наверное, была тебе не по силам.

— Были и хорошие моменты.

— Какие именно?

Чаз продолжала тыкать веником в то же злополучное место на полу.

— Не помню, — выдавила она и, прислонив веник к стенке, взялась за тряпку для пыли.

— Сомневаюсь, что было много хороших моментов, — осторожно заметила Джорджи.

Чаз протерла книжную полку.

— Иногда в мотеле останавливалась семья с ребятишками. Заказывали пиццу или приносили бургеры из закусочной. Дети обязательно проливали что-нибудь на ковер. Страшно было видеть, во что превращался номер. — Она рассеянно протирала одну и ту же книгу. — Повсюду мусор и остатки еды. Простыни на полу, грязные полотенца. Но я старалась привести комнату в порядок.

Лопатки сошлись на худенькой спине, как сложенные крылья. Чаз отшвырнула тряпку.

— Все чушь собачья. Мне нужно работать. Вернусь, когда вас здесь не будет.

Она закрыла за собой дверь как раз в тот момент, когда батарейка камеры разрядилась.

Джорджи только сейчас сообразила, что все это время старалась не дышать. Чаз никогда не рассказала бы так много, не будь у Джорджи камеры. Вынув кассету с пленкой и сунув в карман, она ощутила такой же подъем, который всегда испытывала перед трудной сценой из очередного фильма.

Вечером она нашла на кухне абсолютно отвратительный сандвич, приготовленный, очевидно, для нее: монументальное уродство, сооруженное из толстых ломтей хлеба и таких же кусков мяса и сыра. Все это утопало в майонезе.

Джорджи разобрала сандвич, сделала себе другой, попроще, и поела в одиночестве на веранде. Брэма она так и не увидела.

На следующий день Эрон отдал ей новый выпуск «Флэш». Обложку украшал один из снимков Мела Даффи, сделанный на балконе. Заголовки прямо-таки вопили: «Свадьба, которая потрясла мир!»; «Эксклюзивные фото супружеского счастья Скипа и Скутер!»

На снимке Брэм держал ее в объятиях. Прозрачная белая юбка Джорджи драпировала его рукава. Оба нежно смотрели друг другу в глаза.

Свадебное фото с Лансом появлялось на этой же обложке. Но даже настоящие новобрачные не выглядели такими влюбленными. Как эти. Фальшивые.

Ей следовало бы радоваться. Они предмет не жалости, а зависти.

«Поклонники Джорджи Йорк потрясены ее шокирующим побегом в Лас-Вегас вместе с бывшим партнером по ситкому «Скип и Скутер», плохишом Брэмуэллом Шепардом. «Они несколько месяцев встречались тайком», — утверждает лучшая подруга Джорджи Эйприл Пэтриот, — и сейчас на седьмом небе от счастья. А мы счастливы за них».

Джорджи мысленно поблагодарила Эйприл и дочитала статью.

«Пиар-агент Джорджи отметает истории о жестокой вражде между звездами «Скип и Скутер»: «Они никогда не были врагами. И Брэм давно изменил к ней отношение».

Какая гнусная ложь!

«Друзья считают, что у них много общего…»

Интересно, что же у них общего? Кроме взаимной ненависти, конечно.

Джорджи отбросила журнал и, поскольку делать было нечего, вышла в столовую и оборвала засохшие листья с лимонного деревца. Уголком глаза она увидела, как в кухню входит Брэм — возможно, за спиртным. Джорджи не хотела, чтобы он думал, будто она намеренно избегает его, и поэтому взяла мобильник и позвонила ему:

— Ты выиграл этот дом в покер? Тогда это все объясняет.

— Что именно?

— Прекрасную обстановку, изумительный сад, книги, в которых есть слова, а не только картинки. Но не важно. Скипу и Скутер необходимо сегодня же появиться на публике. Как насчет того, чтобы пробежаться по кофейням?

— Согласен.

Он вошел в столовую, прижав телефон к уху. На нем были джинсы и винтажная майка с логотипом «Нирваны».

— Почему ты звонишь мне, вместо того чтобы просто поговорить?

Джорджи поднесла телефон к другому уху.

— Решила, что с тобой лучше общаться на расстоянии.

— С каких это пор? А, помню. С той самой ночи, когда я поцеловал тебя на пляже. — Он прислонился к косяку, пожирая ее глазами. — Я сразу понял по тому, как ты смотришь на меня. Я завожу тебя, и ты чертовски этого боишься.

— Ты роскошен, а во мне всегда таились инстинкты шлюхи, так как же я могу с собой совладать? — Джорджи плотнее прижала телефон к уху. — К счастью, некоторые черты твоего характера полностью уничтожают эффект. Причина, по которой я тебе звоню…

— …вместо того чтобы пересечь комнату и поговорить со мной лицом к лицу…

— …потому что это деловое соглашение, и…

— С каких это пор брак стал деловым соглашением? — возмутился Брэм.

Джорджи так взбесилась, что рывком закрыла телефон.

— С тех самых пор как ты выманил у меня пятьдесят тысяч в месяц.

— Неплохой аргумент.

Он сунул в карман свой мобильник и направился к ней.

— Я слышал, что Лузер при разводе не дал тебе ни цента.

Джорджи могла получить миллионы от терзаемого угрызениями совести Ланса, но зачем? Ей не нужны его деньги. Она хотела мужа.

— Кому нужны деньги? — повторила она вслух. — Ой, совсем забыла. Тебе, конечно.

— Мне нужно сделать несколько звонков. Дай мне полчаса, — попросил Брэм, сунув руку в карман джинсов. — И еще одно. — Он протянул ей коробочку с кольцом: — Я купил это за сотню баксов на интернет-аукционе. Признайся, смотрится как настоящее.

Открыв коробочку, она увидела бриллиант в три карата, ограненный розой.

— Вот это да! Фальшивый бриллиант в дополнение к фальшивому мужу. Неплохая идея!

Джорджи надела кольцо на палец.

— Этот камень больше, чем тот, который ты получила от Лузера. Жадный подонок!

— Вот только его кольцо было настоящим.

— Как и брачные обеты.

Какой-то склонной к самообману частью души Джорджи хотела верить в благородство человека, покинувшего ее, однако подавила порыв броситься на защиту Ланса.

— Я всегда будут беречь его, — протянула она, проскальзывая мимо Брэма и поднимаясь наверх.

Там она сверилась с альбомом Эйприл и выбрала поплиновые брюки и собранный складками темно-зеленый топ с рукавами-фонариками. Натянула балетки от Тори Берч, но не взяла дизайнерскую сумку за три тысячи долларов, которую рекомендовала Эйприл. Фанаты не понимали, что непристойно дорогие сумки, которыми так беззаботно размахивали звезды, чаще всего доставались им даром, и Джорджи была по горло сыта этим общим заговором, целью которого было заставить обычных женщин выбрасывать безумные деньги на модные сумки. Никому не было дела до того, что при этом бедняжки безжалостно опустошали счета.

Вместо этого она взяла сумку из пестрой ткани, подаренную Сашей в прошлом году. Причесалась, наложила макияж и мужественно подавила волну неприязни, поднявшуюся при виде Брэма, стоявшего в холле в тех же джинсах и майке с «Нирваной». Похоже, он пальцем не шевельнул, чтобы подготовиться к встрече с фотографами. Но больше всего раздражал тот факт, что ему вообще ничего не нужно было делать! Золотистая щетина будет так же хорошо выглядеть на фото, как и жесткие взъерошенные волосы. Еще один признак голливудского заговора против женщин-звезд.

Он потеребил карточку, засунутую в роскошный букет, стоявший на кредензе[12].

— Каким это образом вы с Рори Кин сумели так подружиться?

— Это от нее?

— Она желает нам счастья. Поправь, если я ошибаюсь, но, похоже, она очень интересуется тобой.

— Я едва ее знаю.

Джорджи сказала правду. Хотя Рори как-то звонила ей и предостерегла от участия в одном фильме, Джорджи тогда последовала ее совету. И действительно, у продюсеров возникли большие финансовые проблемы и картина закрылась в самой середине съемок. Поскольку «Вортекс» не имела отношения к съемкам и Рори, очевидно, была абсолютна бескорыстна, когда звонила Джорджи, та была несколько озадачена таким вниманием.

— Думаю, она симпатизирует мне еще с тех пор, когда работала помощником режиссера на «Скип и Скутер».

Брэм небрежно бросил карточку на кредензу:

— Почему-то мне она не симпатизирует.

— Я всегда была с ней любезна.

Джорджи почти не помнила тогдашнюю Рори, но очень хорошо помнила привычку Брэма осложнять жизнь съемочной бригаде.

— Ничтожная помощница режиссера через четырнадцать лет становится главой «Вортекс стьюдиоз», — покачал головой Брэм. — Кто бы подумал?!

— Очевидно, не ты, — ехидно ухмыльнулась Джорджи. — Иногда приходится платить по счетам.

— Полагаю.

Он надел потрясающе сексуальные очки-авиаторы и улыбнулся:

— Пойдем покажем твое кольцо американским зрителям.

Они позировали папарацци перед входом в «Кофе бин и Ти лиф» на бульваре Беверли. Брэм поцеловал ее волосы и улыбнулся фотографам:

— Разве она не красавица? Я самый счастливый парень в мире.

После адского года публичных унижений его притворное обожание лилось бальзамом на израненную душу. Неужели она так жалка в его глазах?

Из мести Джорджи наступила ему на ногу.


Чаз возвращалась домой после уборки офиса Брэма и тут увидела жирного секретаря Джорджи, стоявшего у бассейна и глядевшего на воду. Она решительно подошла к нему.

— Вы не должны здесь находиться.

Эрон недоуменно моргнул. Его волнистые волосы стояли дыбом, а тот, кто выбрал ему дурацкие круглые очки, скорее всего сам был слеп. Одевался он как шестидесятилетний старик, брюхо нависало над ремнем, а на клетчатой рубашке уже не хватало пары пуговиц.

— Ладно, — буркнул он и, обойдя Чаз, направился к дому. Чаз отряхнула руки.

— Что вы здесь делали?

Он сунул кулаки в карманы.

— Отдыхал.

— От чего? Работа у вас — не бей лежачего.

— Как когда. Сейчас я немного занят.

— Да, оно сразу видно.

Он не попросил ее отвалить, чего она вполне заслуживала за неоправданную грубость, но она ненавидела, когда посторонние шлялись по дому, и вся вчерашняя история в офисе Брэма с Джорджи и камерой вывела ее из равновесия. Ей следовало бы сразу уйти, однако…

Чаз почувствовала себя ужасной стервой, поэтому попыталась помириться.

— Брэм, возможно, не стал бы возражать, если бы вы время от времени пользовались бассейном. Только не слишком часто.

— У меня нет времени плавать.

Эрон вытащил руки из карманов и пошел в дом.

Чаз тоже больше не плавала, но в детстве любила воду. Возможно, он стыдится показаться на людях в плавках. Или это присуще только женщинам?

— Здесь очень уединенно! — окликнула она. — Никто вас не увидит.

Толстяк, не отвечая, скрылся в доме.

Из-за камней водопада Чаз вытащила сачок и принялась выуживать листья из бассейна. Брэм нанимал специального человека чистить бассейн, но она любила, когда вода становилась прозрачной.

До этого понедельника Чаз была очень счастлива здесь, но теперь, когда дом наводнили чужаки, ей снова стало не по себе.

Через полчаса она уже входила в офис Джорджи на втором этаже. Большой изогнутый стол, шкафчики на стенах и пара кресел обтекаемой формы, обитых коричневой тканью с рисунком из древесных ветвей, — вот и вся мебель. Все слишком модерновое для этого дома, и Чаз сразу невзлюбила обстановку.

Эрон, стоя спиной к ней, говорил по телефону.

— Мисс Йорк пока не дает интервью, однако, я уверен, будет более чем счастлива участвовать в вашем благотворительном аукционе… Нет, она уже пожертвовала свои сценарии «Скип и Скутер» в Музей телевещания.

Сейчас он казался совершенно иным человеком, уверенным в себе и не таким тошнотворным.

Чаз поставила на стол рулет с индейкой, который сделала сама из обезжиренной тортильи, постного мяса, помидора, листьев шпината и кусочка авокадо. Она надеялась, парень поймет намек.

Закончив разговор, Эрон уставился на рулет.

— Только не рассчитывай на это каждый день, — предупредила Чаз и, взяв новый выпуск «Флэш», с Брэмом и Джорджи на обложке, присела на край стола и стала листать журнал. — Ешь.

Эрон принялся за рулет.

— Майонеза не имеется?

— Нет.

Она поднесла к носу пробник духов.

— Сколько тебе лет?

Оказалось, что Эрон хорошо воспитан: прежде чем ответить, прожевал.

— Двадцать шесть.

На шесть лет старше, но выглядит моложе.

— Окончил колледж?

— Канзасский университет.

— Многие из тех, кто ходит в колледж, ни черта не знают. — Она всмотрелась в его лицо и решила, что кто-то должен ему сказать. — У тебя идиотские очки. Только не обижайся.

— А что в них плохого?

— Уродливые. Попробуй контактные линзы или что-то в этом роде.

— С контактными линзами полно возни.

— У тебя красивые глаза. Нужно, чтобы люди это видели. Купи по крайней мере приличную оправу.

У толстяка действительно были ярко-голубые глаза с густыми ресницами, но больше в нем ничего привлекательного не наблюдалось.

Эрон нахмурился, отчего щеки раздулись еще больше.

— Не думаю, что особа с дырками в бровях имеет право кого-то критиковать!

Чаз нравился пирсинг в бровях. С ним она чувствовала себя крутой, бунтарем, которому плевать на общество.

— Можно подумать, мне интересно твое мнение!

Эрон снова повернулся к компьютеру и вывел на экран какой-то график. Чаз поднялась и пошла к двери, но по пути заметила его большой уродливый портфель, лежавший на полу. Из него торчал огромный пакет с чипсами. Чаз нагнулась и вытащила пакет.

— Эй! Что ты делаешь?

— Тебе они ни к чему. Позже принесу фруктов. Эрон неловко поднялся с кресла.

— Отдай! Мне твои фрукты не нужны.

— Хочешь жевать эту дрянь?

— Хочу.

— Обойдешься, — фыркнула Чаз и, уронив чипсы на пол, раздавила пакет ногой. — Вот так.

— У тебя что, проблемы? — озадаченно спросил Эрон.

— Я просто стерва.

Сбегая по лестнице, Чаз почти видела, как он тянется за раздавленными чипсами.

Брэм продолжал отсиживаться в офисе, словно у него действительно было полно дел, и предоставлял Джорджи умирать от скуки. Не зная, чем заняться, она забрела в тренажерный зал и принялась разогреваться перед балетной тренировкой, как делала каждый день. Мышцы были неподатливыми, но она не сдавалась. Может, следует установить здесь балетный станок? Она всегда любила танцевать и знала, что следует тренироваться каждый день. Как и упражняться в вокале. Настоящей певицей ее не назовешь. Звонкий голосок, заслуживший ей когда-то славу на Бродвее, так и не оформился с возрастом. Но слух у нее был, а энергия возмещала недостаток диапазона и истинно красивого тембра.

Закончив тренировку, Джорджи поговорила по телефону с Сашей и Эйприл и сделала несколько покупок в интернет-магазинах. Подумать только, распорядок дня свелся к тому, чтобы надоедать занятым подругам и из кожи вон лезть, чтобы хорошо выглядеть перед очередной встречей с фотографами. Единственное развлечение — повсюду ходить за Чаз с видеокамерой и донимать девчонку вопросами.

Чаз шумно жаловалась на то, что ей не дают покоя, и тем не менее отвечала. А Джорджи каждый день узнавала о ней немного больше. Ее все возрастающее увлечение прошлым экономки было единственным, что мешало нанять собственную кухарку.

В пятницу утром, на седьмой день ее супружеской жизни, они с Брэмом встретились с устроительницей вечеринок, крикливо-назойливой, очень дорогой и высокорекомендуемой Поппи Паттерсон. В этой женщине раздражало абсолютно все. Но ей понравилась тема вечеринки, поэтому ее наняли и попросили обсудить детали с Эроном.

Этим же днем отец решил, что достаточно долго наказывал дочь, и наконец согласился подойти к телефону.

— Джорджи, насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я одобрил твой брак. Но как я могу? Особенно зная, какую ошибку ты сделала.

Она не скажет ему правду. И не станет громоздить гору лжи Достаточно с нее того вранья, которое уже пришлось наговорить!

— Я просто думала, что мы побеседуем по душам. Разве я так уж много прошу?

— Именно сейчас? Да, мне не нравится Шепард. Я ему не доверяю. И беспокоюсь за тебя.

— Тут не о чем беспокоиться. Брэм не… не совсем такой каким ты его помнишь.

Джорджи попыталась привести убедительный пример зрелости Брэма, но почему-то вспоминала лишь неизменный стакан с виски в его руках.

— Он стал… взрослее.

На отца ее речь впечатления не произвела.

— Послушай, Джорджи! Если он хоть раз обидит тебя, обещай, что придешь ко мне.

— Ты говоришь так, словно он вознамерился меня избивать.

— Издеваться можно по-разному. Ты никогда не была способна судить о нем трезво.

— Это было давно. Мы все изменились.

— Мне нужно идти. Поговорим позже, — бросил отец и повесил трубку.

Джорджи прикусила губу. Глаза жгло от слез. Отец любил ее, конечно, любил, но не той уютной, нежной отцовской любовью, о какой она мечтала, — любовью безусловной, преданной, той любовью, которую не нужно стараться заслужить каждодневным упорным трудом.


Загрузка...