Чудеса на седьмом этаже

12. Чудеса на седьмом этаже

— Подожди, не торопись! — Коля выскакивает из машины и стремительно обегает ее, распахивает дверцу и подает мне руку. Я с трудом встаю и неповоротливо вылезаю из салона, тяжко охая. Девятый месяц. Николай, будущий папочка и любимый муж, заботливо поддерживая за талию, помогает мне подняться по ступенькам подъезда.

Мы расписались в сентябре. Как и планировали — тихо, скромно, по-семейному. Съездили вдвоем на Сицилию — Ярик упрямо отказался, проявив в кои-то веки деликатность. А в декабре я забеременела. Не внезапно. Запланированно — я наконец-то нашла повод бросить курить и даже занялась спортом, готовясь к материнству. Не думали, что получится так быстро, но, видимо, мы на всех уровнях подходили с Колей друг другу и очень хотели общего ребенка.

Я наслаждалась каждой минутой своего нового состояния, потому что меня баловали, надо мной тряслись, оберегая. И Коля, и Ярик срывались ко мне по первой просьбе. И вообще… Чудесное состояние, правда. Ешь, сколько влезет, бездельничай от души, наслаждайся всеобщим вниманием. Организм иногда давал сбои, но в целом беременность протекала ровно, без эксцессов.

Некоторое время я еще не понимала, что вскоре стану мамой, пока мы не сходили на УЗИ. Накрыло до слез, когда на экране монитора появилось крохотное существо, и врач нам радостно сообщил, что будет девочка.

Девочка Олечка. С именем определились сразу.

Я рыдала от счастья, Коля растроганно поджимал губы, Ярик плясал!

Я очень переживала за Яра, не зная, как наше великовозрастное дитятко воспримет новость о том, что он теперь будет не единственным любимым чадом у своего отца. И тут же осознала, как было глупо подозревать его в ревности подобного характера. Это же Ярик — славный, добрый и открытый. Разумный и понимающий, как нужен нам всем троим этот ребенок — склеить, сплотить, объединить окончательно в полноценную семью.

Отношения между нами не изменились, оставаясь такими же дружески-доверительными. Яр по-прежнему звал меня «Аней» и, возвращаясь домой с учебы, с удовольствием проводил со мной время до прихода отца. Со мной, потому что…

…в феврале наш мальчик пережил личную трагедию — расстался с Агатой. Долго не рассказывал, что произошло. Потом признался, что застукал ее с тем самым Артемом — они целовались в подъезде. Я ждала укоров с его стороны — сама же подтолкнула к отношениям. Но Ярик, как будто в одночасье повзрослев, заявил, что ни о чем не жалеет. И да, ему больно, он все еще ее любит, и выть иногда хочется волком, но…

Но! В мае у нас уже появилась Катя. Через два месяца — Вера. Потом Настя. Мы с Николаем посмеялись, с облегчением выдохнув. Пусть ищет свою единственную. Восемнадцать лет — благодатный для этого возраст. А Ярик по секрету мне сообщил, что знает, кого ищет… Такую же, как я. Потому что ему нравится, какие у нас с «папой Колей» классные отношения. От признания сжалось благодарно сердце.

— Найдешь, — пообещала я ему. — Не такую же — еще лучше.

— Ох, скорее бы родить, — пыхчу я, останавливаясь у двери подъезда, чтобы перевести дыхание.

— Раньше срока не надо, — встревоженно замечает Николай.

Улыбаюсь. Коля ищет ключи, пряча взгляд. Он крайне взвинчен эти дни — по ночам просыпается, прислушиваясь к моему дыханию, реагируя на каждое мое движение. Переживает. А я спокойна, как танк. Недаром говорят, что у беременных другое восприятие реальности: страха нет — только легкая озабоченность.

Возле ступенек подъезда замечаю темноволосого, скромно одетого парнишку, который мнется, оглядывая окна высотного дома. Входная дверь распахивается, и из нее, оставляя шлейф жасминовых духов, царственно выходит молодая женщина, где-то моего возраста. Холеная брюнетка с гордо вздернутым острым подбородком и насмешливым прищуром карих, восточного разреза глаз на скуластом смуглом лице. Яркая, впечатляющая. Кидает презрительный взгляд на внезапно ссутулившегося юношу, медленно спускается, цокая каблуками, обходит его стороной и направляется к машине.

— Каро! — зовет парнишка.

— Оставь. Меня. В покое, — бросает брюнетка, не оборачиваясь. И резво выезжает с парковки. Юноша прислоняется спиной к перилам, уныло провожая автомобиль потухшим взором.

— Фигасе… сценка, — бормочу, толкая Колю в бок. Мне почему-то до слез жалко влюбленного в равнодушную богиню мальчика. Елки, а воображение-то заработало!

— Ну, у тебя есть еще время, чтобы закончить свою книгу «Чудеса на седьмом этаже», — замечает Николай, пропуская меня вперед. Мы поднимаемся на лифте.

Да, я почти дописала этот спонтанно возникший сборник рассказов — год корпела над ним, дорабатывая, вычищая. Отвлекалась на другие произведения, потому что для финала этого не хватало последней, ударно-щемящей истории. Но все не подворачивался достойный сюжет, и вот — пожалуйста.

— Пиши, — понимающе произносит муж. — Потом ведь какое-то время не до того будет.

— Угу, — киваю. — Не до того.

Анины истории

Мальчик

«Мальчик был ясно-голубоглазым, взъерошенно-темноволосым, улыбчиво-белозубым с миленькими детскими ямочками на щеках. В смешной футболке с Бартом Симпсоном, драных джинсах, болтающихся гораздо ниже талии, и красных конверсах. В одном ухе торчал наушник, за плечом висел рюкзак с нашивками. Он рассматривал застрявшие в пробке автомобили, слегка притоптывал ногой в такт песни, и, кажется, абсолютно не напрягался от утомительного ожидания хоть какого-нибудь транспорта, также скорбно застрявшего в общем потоке.

Каро рассеянно рассматривала его сквозь защитные стекла стильных солнечных очков, погрузившись мыслями в задумчивую электронику исландцев GusGus. Приятные ассоциации — с чем-то давно ушедшим и похороненным в глубине души, с первой любовью, со странным парнишкой Антоном, в которого до беспамятства была влюблена… Похож чем-то. Этот, голубоглазенький, на остановке. Как же было сладко, больно, безнадежно-безответно. И всего один поцелуй, но какой! Потом он уехал, а Каро плакала. Дня два. И вскоре снова влюбилась — в Макса. В том возрасте просто было влюбляться! И объект обожания каждый раз казался принцем, идеалом, самым лучшим парнем на земле.

Это сейчас, после семи лет брака, который взрастил в сердце цинизм буйным чертополохом, после развода с некрасивой, мелочной дележкой имущества вплоть до столовых ложек и финальным: «Это тебе нужен был ребенок — вот сама его и расти» хочется любому мужику плюнуть в рожу и ядовито прошипеть змеей: «Ты себя в зеркало видел, чмо самодовольное?» Нет, нет, нет, всем спасибо, все свободны. Ну, если попадется ничего, то трах на ночь и давай, до свиданья. Наелась романтики по самое «не хочу». И спасибо себе любимой, хотя бы раз не послушавшей маму и ее вечного: «Негоже женщине жить одной!»

Очень даже гоже, потому что послушалась бы — до сих пор беспомощной курицей барахталась бы в несчастливом замужестве. А так: есть своя хорошая квартира, есть не такая новая, но во всех смыслах комфортная машина, есть бизнес — риэлтерское агентство, поднятое с нуля потом, кровью и разборками с конкурентами. Есть связи, подвязки, нужные контакты в телефоне, наглый адвокат с акульими зубами, который в тонкий блинчик раскатает того, кому неймется. Ибо Каро Башарова — сука, стерва, дрянь. И гордится этим, потому что в этом сучьем, стервозном, дрянном мире по-другому нельзя.

А что одна? Да кому нужен институт брака, если ее хороший друг, почти идеальный мужчина — гей? Так и живем.

Зато у ее принцессы, ее драгоценной девочки счастливое детство… Уж насчет этого Каро Башарова не переживала — все усилия приложила, чтобы Машутка ни в чем себя ущемленным ребенком не чувствовала: элитный детский сад, кружки, ночевки у бабушки, феерические дни рождения, море игрушек, нарядные платья и засыпание в обнимку под тихий шепот: «Пупсик мой сладкий, котеночек».

Застопорившееся из-за нелепой аварии на светофоре движение Каро не сильно волновало — она иной раз любила, откинувшись на спинку сиденья любимого «Мерса», никуда не торопиться, побыть наедине с собой и спокойно послушать в эти моменты музыку. Напряженный рабочий график, бесконечное мотыляние по клиентам, в которое необходимо было вклинить бальные танцы, рисовалки-обучалки и плаванье дочери, порой утомляли. Хорошо хоть для домашних дел и готовки она наконец-то решилась нанять расторопную девицу Настю, вновь вопреки укорам мамы, иначе… Чего скрывать, крыша бы поехала.

Впрочем, далеко не уехала бы — Каро виртуозно научилась ее ловить и возвращать на место. Безвыходных ситуаций не бывает: надо всего лишь откричаться-отплакаться, сесть, успокоиться и подумать. И решение — на ладони. Главное — помнить: выхода нет только из могилы, остальное… Прорвемся! Вон, солнце светит яркое, небо чистое, впереди заслуженный отпуск. Можно и постоять в пробке, любуясь симпатичным мальчишкой. Сколько, интересно, ему? Семнадцать-восемнадцать? Эх, где ее семнадцать лет? Когда из всех забот — сдать сессию да выпросить денег у родителей на тусовку!

Каро улыбнулась, на автомате глянула на себя в зеркало: не молодеет — да, но для тридцати одного года — отменно хороша. И скромность оставим убогим и закомплексованным. Кожа на смуглом лице — гладкая, свежая, губы свои — крупные, вызывающие, на зависть дамочкам из силиконовой долины, глаза — шоколадные, раскосые, скулы — татарские, высокие. Ни разу не крашенные, богатого каштанового оттенка волосы густой копной ниспадают ниже плеч. Тело стройное, подтянутое спортзалом и массажем, все женские выпуклости на месте — не выдающихся объемов, зато а-ля натурель и крепенькие — что попа, что грудь. Может, и не красавица, но кто устанавливал стандарты? Себе Каро нравилась, и даже бывший муж не отнял у нее уверенности в собственном девизе: «Я красива, а кому не нравится — не мои проблемы».

И можно смело смотреть на мальчика в смешной футболке, угадывать его, наверняка еще угловатое, не до конца оформившееся тело под ней и расслабленно витать в облаках. А кто запретит? Правильно, некому. Себя же Каро в фантазиях не ограничивала: если есть стоп-кран — не будет достижения поставленной цели. Тоже золотое правило.

Мальчик, как будто почувствовав заинтересованный взгляд, вдруг пробежался по ряду машин и метко уставился на сидящую за рулем представительного авто Каро. Оторопело сглотнул, облизал пухлые губы и широко улыбнулся, не сводя с нее голубых, широко распахнутых глаз. Зачем-то пригладил волосы, которые еще больше растанцевались на его голове в разные стороны. Каро усмехнулась, приспустила очки и подмигнула. А нехай, настроение отличное — можно невинно пофлиртовать. Милый же! В этом возрасте все милые.

Парнишка переступил с ноги на ногу, поправил рюкзак, снова облизнул нервно губы и на всякий случай оглянулся. Каро расхохоталась.

— Да тебе, тебе подмигиваю, — пробормотала она, натягивая свою самую очаровательную улыбку.

Мальчик явно прифигел… Того и гляди опадет осенним листиком на тротуар. Машины впереди тронулись, Каро отпустила ногу с тормоза и плавно продвинулась на несколько метров вперед. Голубоглазый невольно вслед за машиной сделал несколько шагов. Жадно скользнул по свободному сиденью рядом с водительским.

— Даже не думай, нахаленок, — хмыкнула Каро. Мальчишка словно услышал ее и чуть нахмурился, но затем снова белозубо улыбнулся. Потер подбородок, подтянул джинсы и сделал шаг навстречу машине. Неосознанно, словно увлекаемый собственными расхрабрившимися мыслями.

— Паршивец маленький… Прыткий какой! — Каро перевела взгляд на дорогу: с виновниками аварии разобрались, пробка потихоньку начала рассасываться.

— Ну, пока, малыш, — бросила она и ловко перестроилась в более шустро идущий ряд. В зеркало заднего обзора зацепила разочарованное выражение на лице пацана. Настроение с метки «Отличное» перескочило на «Превосходное».

Собственно, на этом история и должна была закончиться.

Но у провидения имелись свои планы на этот счет.

На следующее утро, по дороге из детского сада, куда Машутку пришлось вести с уговорами, обещаниями купить золотую живую рыбку и шаманскими танцами под бубен, так как лето и хотелось с мамой на море, а не в душную группу, Каро торопливо шагала к парковке, выискивая в сумке ключи от машины. Споткнулась, тихо матюкнулась и вздрогнула, расторопно подхватываемая кем-то под локоток.

Кем-то с робкими голубыми глазами. Послышалось тихо-заботливое: «Осторожно». Каро вскинула голову и замерла от неожиданности — мальчик. Тот самый. С остановки.

— Спасибо, — сухо поблагодарила она, про себя охнув: вблизи парнишка оказался еще симпатичнее. И что особенно зацепило: кажется, сам мальчик не осознавал своей привлекательности. Во взгляде отсутствовала блядская самоуверенность знающего себе цену самца. Не избалован вниманием — это точно. Потому что девочки в этом возрасте на другое смотрят и им еще не понять, что вот такие скромные мальчики со временем превращаются в по-настоящему красивых мужчин. А яркая показная смазливость порой может обернуться ранним облысением, мешками под глазами и пивным пузом.

Но медлить не стала — коротко кивнула и поспешила на парковку. Мальчик мог понять ее превратно: одно дело флиртовать из окна авто на безопасном расстоянии, другое — засмотреться недолжным образом на пацана, столкнувшись с ним лоб в лоб.

Со шлейфами вылетела со стоянки, расстроенно дернула подбородком, заметив так и застрявшего на полпути парня, провожающего жадным взглядом ее «Мерседес».

Запоздалое удивление: «А что он вообще делал в ее дворе и что это за странные случайности?» пришло лишь перед сном, когда образ мальчика смутным видением прокрался в воспоминания об ушедшем дне.

«Ничего это не значит», — фыркнула Каро, пряча лицо в подушку.

Ошибалась. Значило. И многое.

Мальчик, видимо, жил где-то неподалеку, потому что теперь она его встречала с завидным постоянством: в магазине, на парковке, возле детского сада. Парнишка каждый раз смотрел на нее в упор, но не нахально, а все с тем же робким восхищением.

А потом появились цветы. Букетики васильков, подброшенные на капот машины. Такие же наивные, прекрасные и синие, как глаза мальчика. Каро попыталась их выбросить в первый раз, но вместо этого зарылась в них носом, вдохнула аромат поля и реки и отнесла домой. И не успевал увянуть один скромный букетик, как его сменял другой.

При этом мальчик не пытался сблизиться, даже не здоровался — растерянно замирал при встрече и млел, не сводя серьезных глаз.

Каро злилась, но отшить безмолвного поклонника не хватало решимости. Как и сделать шаг навстречу.

Гнойным нарывом ее сердцу не давали покоя воспоминания о прошлом.

Каро вышла замуж в двадцать три года, буквально, через две недели после знакомства. Казалось, что ждать незачем — вот он, парень ее мечты. Любовь вспыхнула фейерверком, с первого взгляда. Сергей был воплощенным идеалом! Ухаживал красиво, стихи писал, под балконом серенады пел… Каро млела и таяла. Каро умирала и жить не хотела без него.

Только вот семейная жизнь оказалась далеко не раем в шалаше, а фарсом в одной отдельно взятой двухкомнатной квартире. Пока любила — все терпела: и вечные придирки, что недосолено-недоубрано, и воспитательный процесс мужа своей жены, который сводился к бесконечному неодобрению любых ее действий, и его подозрительное скупердяйство, и «друзьям надо помогать», что на деле означало шляться черт-знает-где до часа ночи, и беспредметную ревность.

— Притретесь, — мудро вещала мама. — Ребенка заведете, и все уляжется.

Потому что ну не отгулял еще свое, но ведь зарабатывает хорошо, умный и «правильно, что деньги не позволяет на всякую ерунду тратить — вам копить надо». И хорошо, что никуда не пускает — ты же замужняя теперь.

Но появление Машутки не спасло — стало хуже. Сергей считал, что заниматься ребенком — исключительно бабское дело, поэтому даже в салон красоты выбраться не получалось. После родов Каро поправилась, подурнела. Муж не только не поддерживал, но еще и загулял. Были смс от любовниц, унизительный запах чужих прикосновений на теле. А любые истерики обрывал насмешливой фразой: «А ты себя-то в зеркало видела? Распустилась же, обабилась — смотреть противно». Но денег на «красоту» не давал, более того — еще и тупо на памперсы с боем их выбивать приходилось.

Уже тогда хотелось уйти. Только идти некуда было: мама убежденно вещала, что семья — это святое, что она должна взяться за себя, за мужа и сделать так, чтобы он не смотрел по сторонам. Что просто так ничего не бывает, и семейное счастье дается не сразу.

Каро злилась: на собственную беспомощность, на мать с ее советами, на Сергея, который по факту оказался эгоистичной себялюбивой сволочью. На себя, что допустила подобное. Об одном не жалела: у нее была Машутка! И ради нее, ради своей принцессы…

Каро, как тот солдат Джейн, в военно-полевых условиях, то есть дома и собственными силами, взялась за себя. Похудела, занялась спортом, влезла в студенческие платья. Одухотворенная целью стать независимой, похорошела. Как-то одномоментно. Глаза засияли, в голосе появился азарт. Значит, никчемная, значит, на шее сижу? Как бы ни так.

Зря, что ли, вышку получала, зря, что ли, со скрипом в декрет отпустили? До родов-то у нее вполне неплохо получалось в крупном агентстве недвижимости риелтором пахать — продажи шли, план всегда выполняла. Муж пожал плечами: мол, дело твое, работай, но помогать не буду. Да и не надо! У Каро был план: заработать на свою квартиру и подать на развод. Будущего за этой семьей она не видела. И Сергея разлюбила.

Приходилось крутиться: Машутку отвозила к маме и — на работу. Сначала своими ногами, потом прикупила на первые отложенные деньги раздолбанную машину, затем кризис сыграл ей на руку — она вдруг резко взлетела до должности генерального директора. Учредитель считал, что агентство сдохнет, поэтому отдал место девчонке, по его мнению, чтобы вскоре прикрыть лавочку.

Щас!

Каро набиралась опыта стремительнее сверхзвукового самолета, умела убеждать — мягко или жестко, нежно или агрессивно, когда надо — шла по головам и напролом, потому что обиженной женщине палец в рот не клади. Мужиков не боялась — подминала танком, только кости хрустели. И наработав базу, сколотив преданный штат сотрудников (а когда деньгами не обижаешь — все преданные до усрачки), определившись с приоритетными направлениями в недвижке — ушла. Открыла свое агентство.

Прежний работодатель бесновался и грозился уничтожить, но Каро была не из пугливых: по всем фронтам подстраховалась. И юристы-адвокаты имелись, и нужные люди в полиции, и весомый компромат, если еще раз пасть откроет. На войне как на войне.

Одна больная оскомина… Сергей.

Почувствовав перемены в жене, утратив над ней власть, он внезапно осознал себя любящим мужем и отцом. Только любовь как-то странно доказывал — закатывал скандалы, бил посуду, пугал до слез Машутку и что-то предъявлял. Что именно — Каро понять не могла. И не хотела. Она нашла квартиру и собиралась туда в скором времени переехать. Брак давно уже был номинальным — каждый жил своей жизнью.

Но тут вмешалась мама… Опять со своими увещеваниями, что внучке нужна полноценная семья: и мама, и папа. И что Каро совсем свихнулась на своей работе. Приезжала, разговаривала, убеждала. Сергей винился, клялся в любви… На нее наседали. Машутка ревела, разжалобленная папашиными обещаниями.

Каро медлила. И дождалась.

Приехала однажды к матери с разбитым в кровь лицом, с нервно всхлипывающей Машкой на руках, позвонила в дверь родительского дома и с порога спросила:

— Что? И это терпеть?

И вот тут впервые вмешался отец… Без слов уехал, забрал все вещи дочери и внучки, а Сергею на память оставил сломанный нос. Мать причитала, но больше о полноценной семье не заикалась.

Каро выдохнула. Выдохнула и поняла, что ей вообще не нужен никакой пресловутый муж. У нее есть все, что нужно: обожаемая дочь, ради которой сдвигались дела в рабочем графике, есть работа, жилье и возможность ни в чем себе не отказывать. Нет любви. Да и нахрен бы она сдалась? Не девочка — переживет.

Мама покаянно забирала внучку с пятницы на субботу к себе каждую неделю в надежде, что дочь еще устроит свою личную жизнь, а Каро тратила это время на кратковременные романы, даже не помышляя искать Мужчину! Ибо нет их, и точка. Есть жалкие подобия.

И мальчик несомненно из той же породы. Пока наивен и не испорчен, но дайте ход времени, и все необратимо встанет на свои места.

Забыть и не думать о нем!

Каро встретилась с подругами-одногодками в ресторане — текила, закусочки-салатики, караоке, хохот, циничное общение на уровне: «Ду на нах… У него член маленький!» Подруги — годами заработанные, временем проверенные: такие же проженные, злые, незамужние разведенки. Кто в активном поиске, кто, как и Каро, себе на уме, на своей одиноко-распутной волне, без планов строить семью и заводить серьезные отношения. Были за тем мужем, знаем, хватило! Дети есть — считай, состоялись по жизни. В плане финансов — у всех по-разному, но бедствующих не имелось. И можно говорить что вздумается — никаких косых взглядов и надутых презрительно губ.

Машутка сегодня у бабушки — можно расслабиться.

А расслабиться хотелось по полной программе, потому что мысли о мальчике в конец вымотали. Поэтому хмельной глаз оценивающе скользил по представителям противоположного пола. Тухляк! Видимо, после ресторана будет ночной клуб.

Соседний столик заняла компания парней: модненьких, хорошеньких, беспонтовых. Студенты. Не мажоры и не золотые мальчики — Каро по одежде прочитала, сколько у них наличности в кармане. Будут пить дешевое пиво, обсуждать какую-нибудь свою, типа, взрослую фигню, без конца пялиться в телефоны — контачиться, флиртовать с официантками и, скорее всего, выискивать, с кем поразвлечься. Смешно, компании, статус, возраст — разные, а цель у всех на пятничную ночь — одна.

Каро почти потеряла интерес к ребятам, почти отвернулась, как вдруг наткнулась на ясно-голубые, пронзительные глаза, радостно поблескивающие в приглушенном свете ресторанного пространства.

Это был он. Мальчик с остановки. Смотрел, не отводя наивно-восхищенного взгляда… И выглядел немного взрослее в белой обтягивающей футболке и серых джинсах-скинни.

Не просто хорошенький — красивый. Юный, упругий, как мячик, худощавенький, без обрюзглости и обвислых мышц на руках. Может, не восемнадцать? Иначе кто б ему алкоголь продал. Но не старше двадцати, точно.

Каро задорно тряхнула волосами, бросила подружкам, что ей нужно «попудрить носик», и под пошлые смешки встала из-за стола. Демонстрируя секси-мини-платье, призванное гордо обтянуть и показать все, что можно и нельзя. Изящной походкой грациозной кошки в загуле продефилировала мимо столика на секунду замолкших студентиков. А то! Это вам не девочки в пинетках. Это, пардон, женщина в соку. И не то чтобы хотелось сразить наповал, но слегка покрасоваться… К чему ей влюбленная малолетка? Решила уже все для себя.

Но как же смотрит, как смотрит! Не грязно, не оценивающе-похабно, не раскладывая на первой попавшейся поверхности… А словно на богиню. Даже про пиво забыл и телефон в сторону отложил. И на друзей не реагирует. Каким-то безумно-щенячьим, преданным взором смотрит… Так на нее в последний раз смотрел Антон, когда выяснилось, что дураки оба, а время упущено: он уезжает, а Каро остается. И на мгновение стало грустно от той забытой, упущенной первой любви. И подумалось про букетики васильков.

Вернулась, подкрасив губы. Включилась снова в разговор с подругами, каждой клеткой тела ощущая светлый взгляд мальчика на себе. Ощущая и отвечая не менее пристально.

— Я тя умоляю… — вдруг фыркнула ей на ухо Мариша, уловив забавную игру Каро с ясноглазым. — На детей потянуло?

— Ну прелесть же, — хохотнула Каро.

— Ага, прелесть. Сидит и пасет добрую мамочку, которая заплатит за выпивку и новый айфончик подарит, — ехидно бросила подруга.

Ее слова отрезвили, как пощечину отвесили. Краем глаза заметила, как мальчика пихает под столом приятель в бок и тоже что-то нашептывает, косясь насмешливо на Каро.

— Может, в клуб? — спохватилась Каро. — Сколько уже жрать можно?

— Тема, — поддержала Мариша.

Расплатились, оставили щедрые чаевые, с шумом покинули ресторан и весело загрузились в такси. Каро больше ни разу не оглянулась на столик ребятни.

Глухой, гулкий бит, пульсирующий по венам, толпа народу, пытающего урвать свой праздник жизни в стенах порочно-отвязного заведения. Дым сигарет в лаунж-зоне, кальян, красное вино на столе, танцы-танцы-танцы…

Каро распирало изнутри: тело подрагивало от громкой музыки, глаза влажно-мутно-пьяно блестели, подруги казались расчудесными блядями, с которыми и в разведку не страшно пойти. После очередного глотка рубиновой жидкости потянуло в зал, в самый центр, под перекрещивающиеся огни. Устроить им всем тут кузькину мать: вот как танцевать надо, по принципу: «Один раз живем»! А то что наутро едва с постели встанет… Так то завтра будет.

Каро его не видела — кожей почувствовала тот же чистый, искренне-восторженный взгляд. И вдруг занервничала: как? Он здесь зачем? Зачем маленьким мальчикам смотреть на пьяных теток в кураже?

— Можно… Можно угостить тебя коктейлем? — услышала Каро робкий голос, когда запал внезапно пропал — захотелось пойти в туалет, подправить боевой раскрас, снять первого попавшегося, более или менее пристойного парня и смыться домой. Подальше от мальчика. И чтобы грязно, похабно, до тошноты. Чтобы мерзко потом было. И романтический порыв сдох, увянув, как букет васильков.

— Может, это я тебя угощу? — усмехнулась Каро, оборачиваясь. Парнишка храбрился, но был испуган собственной наглостью до чертиков. В его несчастных глазах цвела безысходность от осознания, что отошьют ведь сейчас, грубо и позорно.

— Н-нет, меня не надо, — качнул головой мальчик и растерянно улыбнулся, на щеках обозначились ямочки. И Каро обожгло, накрыло, вмяло. Такой свежий, такой изумительный и наверняка сладкий. И пахнет небось стиральным порошком, недорогими духами и юностью. И на ощупь — горячий, гладкий, бархатный.

— Идем, — решилась Каро и подхватила его за руку. Плевать на подруг, плевать на то, что дура, на все плевать! Пусть будет одна ночь… С тем, кто волнует, будоражит, тревожит. С кем хочется целоваться до одури, сминая мягкие, полные губы. Вспомнить о том, что когда-то и ей было семнадцать, и розовые очки на глазах, и все планы на будущее — солнечные. Просто остаться наедине с мальчиком, который напоминает о первой любви. Тогда… с ним… ничего так и не случилось. Может, получится урвать сейчас? Одну ночь.

Его ладонь была сухой и теплой, он торопливо лавировал за ней среди отдыхающих и, перекрикивая музыку, сбивчиво объяснял:

— Меня Вася зовут. Мы с друзьями… А там ты… Я на остановке автобус ждал. В музыкальный колледж. Я на звукорежиссера учусь. И тут снова… И опять… Я очень хотел… Эти цветы, но боялся… Поехал наугад и нашел… Ведь ты…

— Сколько тебе лет, Вася? — насмешливо поинтересовалась Каро, когда они вышли на улицу. Она полезла в мизерную сумочку за сигаретами. Закурила, пытаясь немного прийти в себя. В упор посмотрела на мальчика.

— Двадцать… три… два… Двадцать два, — смутился, — будет. В следующем году.

Трындец! Десять лет разницы. Замечательно. Докатилась.

— А тебе? Двадцать пять? — наивно спросил мальчик.

— Угу, двадцать пять, — хмыкнула Каро.

— А как тебя зовут?

— Каро.

— Каро? Каролина? Или?

— Просто Каро, — пожала плечами она. — Так и чего ты хочешь, Вася? — любопытно, спасует или нет?

— Я… Я… — парнишка опустил глаза, покраснел и нервно потер тыльной стороной ладони запястье. И у Каро приключилось затмение разума: сигаретный дым она уже выпускала в легкие мгновенно ответившего на поцелуй Васи. Его губы на вкус были еще лучше, чем представлялось. Он целовался немного неумело, но пылко. От его тела исходил жар, окончательно оплавивший мозги.

Каро не дала мальчику опомниться и осмотреться — нечего изучать и исследовать ее личное пространство, квартиру. Ему незачем знать о ней больше, чем он узнает этой ночью.

Просто секс.

Она прижала его к стенке, с порога увлекая в поцелуй, начавшийся возле клуба и продолжившийся в такси. Вася, задыхаясь, шарил лихорадочно руками по ее спине в поисках опоры, откидывал голову назад, подставляя шею, подбородок под ее ненасытные губы… Хотелось испить его до дна, распробовать, убедиться, что мальчик — морок, ее глупая тоска по несбывшемуся, что он не опытен, не интересен и жалок. Хотелось, чтобы с ним все вышло смешно и нелепо, и без сожалений выставить его наутро из дома. Забыть и успокоиться. И жить дальше в своей прочной стальной броне цинизма, презрения и сарказма.

Вася целовался, прикрыв глаза, забывая, как правильно дышать, с короткими всхлипами и тихими стонами. Прижимаясь упругим, разгоряченным телом, возбужденный до предела. Он то ловил ладонями ее лицо, то обхватывал за шею, то сжимал талию и неуверенно поглаживал пальцами ее ягодицы, как будто проверяя, имеет ли право на подобное безумие. Каро забавлялась его робостью, в ответ энергично терлась об него, как кошка в загуле, сжимала его крепкую, как орех, задницу, пробравшись под ремень джинсов, и без намеков утверждала: «Бери. Сегодня можно все».

— Я… кеды сниму? — прерывисто, невнятно спросил Вася, распахивая помутневшие от страсти глаза.

Каро изумленно охнула, разглядывая посиневшую до цвета разбушевавшегося моря радужку, расширившиеся словно под влиянием наркотика зрачки. Мальчик растворился — ее желал мужчина. Усмехнулась. Надо же.

— Сними, — благодушно разрешила она, отстраняясь от него. Вася присел, расшнуровал конверсы, а затем потянулся к ступням Каро и деликатно помог разуться ей. И стягивая туфли с ее ног, трепетно, невесомо коснулся губами лодыжек, дорожкой влажных следов прошелся наверх, забираясь руками под платье, стискивая до синяков ее бедра. Задрал голову и замер, как рыцарь перед своей прекрасной дамой: на одном колене, преданно ожидая разрешения встать.

— Ну и чего ты ждешь? — хмыкнула Каро.

Вася сглотнул, встал.

— Мне… наверное… надо в ванную, — пробормотал он, смущаясь.

— Ну раз надо… — она подтолкнула его в нужном направлении, включила свет, заставивший обоих зажмуриться.

Вася завороженно наблюдал за тем, как она стягивает с себя короткое платье. С шумом вобрал воздух, прослеживая изгибы ее тела, застряв взглядом на тонком, кружевном нижнем белье. Забавно покраснел.

— Ты… — хрипло, — очень красивая.

— Знаю, — самоуверенно тряхнула волосами Каро и принялась расстегивать болты на его джинсах. Вася растерянно наблюдал за ее движениями, затем судорожно сдернул с себя футболку.

Каро оценивающе окинула его взглядом: обычное тело, никаких выдающихся рельефов и косой сажени в плечах. Трогательно приподнятые плечи, острые ключицы, розовые ореолы сосков, безволосая грудь, впалый живот, выступающие тазобедренные косточки, темная дорожка волос, убегающая под ремень. Не тощий, но слишком много еще юношеского. А молочная кожа на ощупь — так и есть: приятная, нежная. И родинки… Много родинок. И пахнет… Нет, не парфюмом и стиральным порошком, а чем-то знакомым, словно Каро уже встречала этот аромат раньше — едва уловимый, терпкий, раздражающий рецепторы, заставляющий жадно его вдыхать. И тут она впервые сама растерялась, поймав себя на том, что обнимает мальчика, пряча лицо у основания его шеи, просто обнимает, вдыхая этот запах, касаясь губами, впитывая его в себя.

И застыть бы, застрять в этом мгновении, чтобы не думать ни о чем, не знать никого, кто был до него, чтобы с чистого листа, как в первый раз… Невинно, неопытно.

Вася услышал ее, подхватил за подбородок, коснулся ласково губ… Одной рукой раздвинул дверки душевой, нащупал кран и включил воду — прохладную и почему-то распаляющую еще больше.

Под больно бьющими струями Вася исследовал руками ее тело — вычерчивал узоры пальцами и жадно смотрел, смотрел, смотрел, что-то запоминая, выискивая. Каро подставлялась, выгибалась и не понимала, почему-то так хорошо от простой ласки.

Не хотелось вести — хотелось отдаться. Не играя, не соблазняя, не изводя притворными прелюдиями. А еще больше желалось доставить ему пронзительное удовольствие, чтобы увидеть, как исказится судорогой его лицо, как затрепещут густые ресницы, как вздрогнет тело.

— Мальчик… Мой мальчик, — бормотала Каро, опьяненная Васиной отзывчивостью: стоило только вобрать губами напряженную плоть, как Вася вжался в стенку кабинки, царапая ее беспомощно ногтями, пару раз толкнулся вперед и удивленно разрядился, испуганно глядя на Каро.

— Прости… — занервничал Вася. — Я просто… Это так…

— Молчи, — она прижалась к его губам, целуя глубоко, настойчиво. Про себя улыбаясь. Мальчик горяч, свеж. Ему не нужен перерыв, не нужна дополнительная стимуляция. Не прошло и пару секунд, а он вновь горит, заведясь от простого поцелуя, от ощущения собственного же вкуса на своих губах.

— Пойдем, — Каро увлекла его за собой.

Наспех вытерла Васю махровым полотенцем и босыми мокрыми ступнями проследовала в спальню. С ее волос капало, по телу сбегали струйки воды. Вася пару секунд наблюдал за ее вальяжной проходкой… И вдруг сорвался, догнал, неожиданно впился в шею зубами, что-то пошлое прорычал на ухо и повалил нетерпеливо на кровать. Как будто сам для себя снял барьеры, как будто забыл, что гость, а не хозяин, как будто перешагнул через свой возраст и снова решил, что мужчина.

Капельки воды сменились капельками пота, зрачки расширились от удивленного восторга, сладкого наслаждения… Вася был неутомим, торопясь опробовать все и сразу. Вдавливал в кровать, переворачивал на живот, налегая сверху, приваливался сбоку… И целовал — почти грубо, кусаясь, норовя оставить метки. Каро плавилась в его руках, чувствуя себя растекающейся ртутью, гибкой ивой.

Вася захлебывался словами, убеждая, что у него никого и никогда… Что она — это навсегда, что он сейчас сойдет с ума, что не отпустит и не отдаст. И Каро ему верила. Верила в то, что и у нее до него ни с кем и никогда… И еще хотела верить, что, может, и правда навсегда? Что с ним вечно будет семнадцать.

И проваливаясь в сон в его искренних объятиях, утомленная и расслабленная, с безысходной горечью в одной-единственной мысли признала… Все-таки влюбилась.

Зачем? За что?

Бестолково это и не нужно. Разве удержишь такого мальчика? Разве хватит ее поздней беспощадной любви, чтобы уберечься от неизбежного расставания? Ведь это он сейчас кипит, а когда отгорит, когда вспомнит, что молод и все его увлечения еще впереди? Что будет делать она?

Зачем? За что?

Под утро Каро проснулась оттого, что под боком было нестерпимо жарко. Открыла один глаз и наткнулась на по-хозяйски пристроенную на ее груди ладонь. Вася дышал в шею, уютно зарывшись в нее носом. Но не мешал… Грел. И хотелось продлить это мгновение: вжиматься в него телом, чувствовать чистое дыхание, смотреть на трепещущие во сне густые темные ресницы.

Каро чертыхнулась… Твою ж, вот влипла! Она осторожно высвободилась из Васиных объятий и выскользнула из кровати.

— Мм-м-м… — недовольно замычал Вася и потянулся вслед за ней. Проснулся. — Ты куда? — испуганно спросил он.

— Пописать! — отозвалась Каро. — И это… Мне за дочерью скоро надо ехать, так что… — возвращать с небес на землю — так резко. Рубить — так с плеча. Пока не одолела снова слабость.

— За дочерью? — непонимающе переспросил Вася, садясь в постели. Его взъерошенные волосы стояли торчком, лицо заспанное.

— Да, Вася, да! Мне далеко не двадцать пять. А тридцать один и не в следующем году будет, а сейчас. И у меня есть шестилетняя дочь, которой не стоит видеть в постели мамы маленьких мальчиков, — Каро резко отдернула одеяло, приглашая покинуть не только кровать, но и квартиру.

— И муж есть? — упавшим голосом уточнил Вася, не обращая внимания на говорящий жест. Взгляд — снова растерянно-несчастный, и в сочетании с бесстыдной, возбуждающей наготой — просто убойный.

— Хм… Нет, мужа нет, — фыркнула презрительно Каро, отвернувшись — лишь бы сейчас не поддаться, не повестись повторно. — Так что, давай, вставай. Позавтракаем, так уж и быть, и свободен! — равнодушно. Но ведь дала слабину — к чему завтрак? А к тому, что до дрожи в пальцах хотелось полюбоваться напоследок мальчиком в лучах утреннего солнца за столом кухни. Как будто он принадлежит ей, как будто возможна такая гармония.

— А… А с тобой можно? За дочерью? — ошарашил внезапным вопросом Вася, нехотя выбираясь из теплой постели.

— Это еще зачем? — удивилась Каро.

— Познакомиться, — с честными, ясными глазами цвета июльского неба.

— Ты спятил? — Каро напряглась, внимательно в него вглядываясь. — Или… Ты что там вообще себе придумал?

— Я люблю тебя, — выдохнул Вася, потянулся к ней, обнял за талию и уткнулся лбом в живот.

— Вася, ты фантазер, — Каро попыталась отодвинуть от себя чудовище, но оно сопротивлялось, крепче сжимая ладони, жарко дышало в пупок и, кажется, требовало продолжения страстной ночи. Причем, доказательство уже упиралось ей в коленку. Молодость, да. — Послушай, — она схватила его за вихрь на затылке и силой дернула вверх — от замутненного желанием взгляда кипятком ошпарило. Предательским спазмом скрутило низ живота. — Мы… — облизала пересохшие губы, — мы всего лишь славно трахнулись. Причем тут любовь?

— Мы не… Мы не трахнулись, — прошептал Вася. — Я же честно… Влюбился.

— Вася, — Каро сглотнула, — ты в своем уме? — а губы уже оставляли россыпь поцелуев на его лбу, счастливо зажмуренных веках.

— Да. Или нет, — мальчик вдруг снова проявил себя мужчиной и ловко повалил ее на кровать, лег сверху и… Выгнать успеет, ага. Потом.

— Хочешь, я тебе кофе сварю? Я умею, — Вася в одной футболке и трусах, по-прежнему взъерошенный, но свеже умытый и бодрый ходил за ней хвостиком по кухне, неловко пытаясь помочь.

— Свари, — махнула рукой Каро, усаживаясь за стол. И пока молча завтракали, мучительно решала, что делать с внезапным Ромео. Вот сидит напротив нее мальчик Вася и признается в любви. Но ночные страхи туманили мозг, пробегаясь дрожью по телу. Лучше сейчас оборвать, закончить. Лучше одной.

И снова хочется выставить его вон, но почему-то рот не открывается и слова застревают на полпути, глядя на эту святую простоту, уминающую третий бутерброд с колбасой.

— И все-таки ты сейчас пойдешь домой, — решила наконец Каро. — Если хочешь… Можем встретиться в следующую пятницу.

— А можно я завтра зайду? — русского языка Вася, видимо, не понимал.

— Воскресенье я провожу с дочерью, — отрубила Каро.

— А где? — наивно спросил Вася.

— Не знаю… В парк вроде собирались пойти, — зачем-то рассказала Каро.

— На карусели? Можно я с вами? — не унимался Вася. — Я не буду мешать. Со мной весело.

— Василий, вы идиот? — уточнила еще раз Каро, удивляясь непробиваемости мальчика.

— Нет… Да… Не знаю, — проговорил парнишка. — Просто… Я же скучать буду. И мне очень хочется познакомиться с твоей дочкой.

— За. Чем? — отчеканила Каро.

— Ну… А как же? Если мы собираемся встречаться и жить вместе… — выдал Вася, недоуменно хлопнув ресницами.

— Что?! — Каро чуть кофе не подавилась. — Не слишком ли ты резкий? Ты вообще реально соображаешь, что происходит? Кто ты? И кто я? У нас вообще нет ничего общего! И нет будущего. Никакого! Да ты просто пацан! Смазливая моська и ничего больше! Все, на что ты можешь рассчитывать, пятница, вечер. И не вздумай лезть в мою жизнь! А уж твоя мне — и подавно не нужна! Ты мне не нужен, понятно? — сорвавшись, орала она в бессильной истерике.

— Ах так! — вскипел Вася. — Ты мне не веришь, считаешь малолеткой, придурком, а мы поженимся, ясно? Вот увидишь! Мы поженимся! — воскликнул он, подрываясь из-за стола. Выскочил в коридор, запыхтел, натягивая кеды.

— Ты без штанов пойдешь? — уточнила, успокоившись, Каро, прислоняясь к стенке и складывая руки на груди.

— А? — Вася поднял голову, оценил свой вид, осознал, что кой-какой детали гардероба все-таки не хватает, выпрямился и замер — в футболке, трусах и одном кеде на босу ногу.

— Ахахаха! — задохнулась от хохота Каро. — Откуда ж ты свалился на мою голову?

— Из Питера, — ответил Вася.

— А чего тебе там не училось? — хмыкнула Каро.

— Там родители погибли. В автокатастрофе. А здесь… бабушка есть, — тихо произнес мальчик. Просто так, спокойно, а у Каро сердце сжалось, и руки сами потянулось обнять чудовище, погладить по спине, вдохнуть его свежий юный запах тела.

— Можно я останусь? — попросил Вася.

— Оставайся, — вздохнула Каро.

Каро еще не знала, что тогда, на остановке, встретила не просто мальчика, а будущего мужа. Того, кто не уйдет, а будет любить нежно, крепко, до самой ранней смерти в возрасте всего-то пятидесяти одного года. Что будут они ссориться и мириться, отстаивая каждый свое, что мальчик окажется упрямым и с твердым стержнем характера. Что постепенно Каро оттает, сдастся, признав безоговорочную Васину победу над собой. И слаще этого знания не будет в ее жизни. Что «папа Вася» станет любимым отцом Машутки, и что будет у них еще одна любимая общая доченька — Валерия. Что ради него Каро изменит всем своим привычкам, что будет держать себя в тонусе, до старости оставаясь в душе молодой и живой. Что в какой-то период бизнес Каро начнет загибаться, не выдержав очередного кризиса, но Вася уже к тому времени встанет на ноги, организует свою фирму, купит оборудование, откроет звукозаписывающую студию. Что больше Каро не придется никому и ничего доказывать, и будет она помогать мужу в его делах, растить дочерей и наконец-то почувствует себя самодостаточной в семье, в любви к детям и к своему мужчине.

Что, похоронив мужа, каждый день Каро будет ездить к нему на могилу, рассказывать о дочках, внуках и благодарить бога и его за то, что было в ее жизни настоящее, и это настоящее подарил ей Вася, Василек, Васенька.

Она еще не знала, но уже чувствовала. Поэтому гладила, обнимала, целовала. И тонула во влюбленных ясно-голубых глазах».

— Это… хорошо, — выдыхает Коля, дослушав рассказ и нежно улыбаясь. — Все верно.

— Не слишком ли наивно? Все «Чудеса»?

— Нам всем не хватает немного наивности и веры. В себя, в любимого человека, в то, что семья лучше гордого одиночества. Нет в нем свободы. Нет, — пожимает плечами Коля. — А счастье никогда не дается просто. Жизнь не дается просто. Все всегда сложно. Все всегда трудно. И этого нельзя бояться. Иначе всю жизнь можно просидеть в скорлупе из собственных страхов.

— Хм… Думаешь, отправить ее в издательство? — спрашиваю неуверенно.

— Отправь, — твердо. — Проникнутся или нет — их дело. Главное, ты писала от души.

— Хорошо, — улыбаюсь. Потягиваюсь, вновь обращая внимания на странные прострелы в области поясницы и тянущую боль, и тут…

— Коля! — вскрикиваю.

— Что? — муж подскакивает с дивана.

— ВОды… Кажется, воды отошли… Я… — удивленно, — я рожаю!

— Рожаешь? — Коля охает. — Рожаешь? Так… Что мы сейчас делаем? Где «тревожный чемоданчик»? Блин, надо Яру позвонить! Или… Где документы? «Скорую» же нужно вызвать! — мечется бестолково по квартире муж, а я стою посреди комнаты и вообще перестаю что-либо соображать. Подумав, вспоминаю, что не мешало бы причесаться.

Ситуацию спасает Ярослав. Примчавшись по звонку и оценив с лету состояние двух невменяемых взрослых, он решительно набирает «Скорую», подхватывает заранее приготовленные для роддома вещи, находит документы, командует следовать за ним, и мы покидаем квартиру.

В приемной пожилой врач — умудренная опытом завотделения Нина Михайловна — уточняет мои данные, проверяет состояние и вызывает медсестру, отдав ей распоряжение готовить родильный зал. Я встаю, бросаю последний взгляд на дверь, за стеклом которой виден напряженный и побледневший от волнения Коля и пританцовывающий на месте от перевозбуждения Яр.

— Твои? — насмешливо спрашивает Нина Михайловна, кивая в сторону двери.

— Мои, — счастливо выдыхаю и широко улыбаюсь. — Самые любимые.

Конец

Больше книг на сайте - www.litlib.net