— Так, кожа вроде свежая… Глаза… Не слишком ли ярко накрашены? — оценивающе себя разглядываю. — Пожалуй, для прогулки на море тени лишние, — и снова в ванную. — Черт… Дурацкая челка! — снова хватаюсь за плойку.
Да, я та идиотка, которая уже полтора часа носится по всей квартире в попытках привести себя в порядок. Получается плохо: то мне не нравится выбранный сарафан, то волосы лежат не так, как надо, а как надо — понятия не имею! Поэтому укладываю их то на одну сторону, то на другую, то зачешу назад. В итоге вообще мелким барашком накрутилась… Вздыхаю: никогда бы не подумала, что могу так нервничать перед свиданием.
Казалось бы, Коля меня видел в моем привычном виде, оценил, зачем этот цирк? Но мне очень-очень важно показать ему, какой сногсшибательно красивой я умею быть. Чтобы у него даже мысли в голове не возникло передумать.
Вчера вечером закрыв за Яриком и Николаем входную дверь, я вернулась в гостиную, и она мне вдруг показалась жутко пустой и неуютной без них. Полночи не могла заснуть, а на утро проснулась с одной простой и до ужаса очевидной мыслью…
…я влюбилась.
Как будто в первый раз. Те же ощущения и эмоции. И даже левый глаз начал дергаться.
В это трудно поверить, но в моей душе всколыхнулось нечто, давно похороненное и забытое, описываемое в ярких красках только в моих рассказах. И это нечто можно назвать твердой уверенностью в том, что я наконец-то встретила своего мужчину.
Все, как в моих придуманных историях.
И чем больше я думала о Николае, пытаясь заснуть, тем он с каждой минутой становился идеальнее и идеальнее. Я перебирала в памяти все, что мне рассказывал о нем Ярик, сопоставляла с тем, что увидела и услышала сама, и пришла к выводу, что ради Коли я готова даже поменять режим дня. И вообще стать примерной и заботливой женой, потому что для него такой стать именно хочется! И четко разделить между собой жизнь реальную и мои фантазии.
Вот почему в данный момент я снова лезу в шкаф за новым платьем…
В дверь раздается звонок. Вернув на тело предыдущий сарафан в пол из нежнейшего шелка, попавший по сиюминутной прихоти в опалу по принципу: «А не чересчур ли?», иду открывать. Уже какая есть — такая есть. Буду изображать из себя голливудскую диву на Лазурном берегу.
На пороге стоит Коля и счастливо улыбающийся в тридцать два зуба Яр.
— Он с нами напросился, — виновато поясняет Николай, одетый в обычную светлую рубашку с короткими рукавами и серые льняные брюки, а я глаз от него отвести не могу. В общем, контрольный в голову. Для меня он сейчас выглядит круче всех известных рок-звезд и актеров скопом, вместе взятых. Между делом подмечаю, что у него на сто процентов красивое (по моим меркам) тело. Да-да-да, потому что оно угадывается через ткань свободного кроя рубашки. И вспоминаю, что мне вообще-то всегда нравились невысокие парни без намеков на широкоплечесть. И смазливых я тоже терпеть не могла. Всегда требовалась изюминка во внешности. А у Николая их… Подвисаю на его глазах.
— Ань! — зовет меня Ярик. — А мы… то есть, папа… тебе опять цветы принес! — и сует букет полевых васильков. — Это я купил! Специально к мини-рынку за ними бегал! — хвастается.
— Спасибо, дорогой, — киваю.
— Ничего, что у нас не совсем обычное свидание будет? — уточняет шепотом Коля в то время, как Яр закидывает на плечо мою пляжную сумку.
— Ну, я так полагаю, без деятельного участия этого купидончика нам не обойтись, — улыбаюсь.
— Кстати… Ты сегодня очень красивая. Такое шикарное платье! — Николай запинается. — Мне даже как-то неловко рядом с тобой. Я по-простому. Может, мне переодеться?
— Нет, нет, — машу руками. — Мне нравится. Если тебя смущает мой наряд, давай лучше я… Перестаралась, видимо, — бормочу. Вот же… Надо было в самом первом сарафане остаться, в образе барышни-крестьянки!
— Нет, нет! — Коля хватает меня за руку. — Пусть мне все завидуют!
Отворачиваюсь, пряча улыбку. Вот это ощущения: когда мужчина, который тебя одним своим присутствием с ума сводит, одаривает искренним комплиментом! У меня, кажется, плечи сами собой расправились, спина выпрямилась и грудь на размер увеличилась.
— Ну, мы идем? — нетерпеливо вопрошает Ярик, с ехидной лыбой все это время наблюдавший за нами.
Возле подъезда, на скамейке я замечаю Агату, которая сидит на спинке и с убитым лицом смотрит прямо перед собой. Ее волосы убраны в тугой хвост на макушке, отчего темные глаза выглядят еще больше. На ней простые майка и шорты, без рисунков или кричащих деталей, как будто она в чем дома ходила — в том и выскочила на улицу. С родителями поссорилась, что ли?
Ярослав, конечно, тоже ее видит, но опять вместо того, чтобы поздороваться, бросается впереди отца к машине и суетливо начинает закидывать вещи в багажник. Девушка провожает его разочарованным взглядом. А может, она его ждала? Ведь сидит и глаз с него не сводит.
Так, все. Мне это надоело. Как можно быть таким оболтусом?
Решительно подхожу к красавице и здороваюсь.
— Тебя ведь Агата зовут?
— Да, — девушка непонимающе смотрит на меня.
— Я Аня. Подруга Яр… папы Ярослава. Слушай, мы сейчас отправляемся на море — загорать, гулять. Поехали с нами? А то, понимаешь ли, у Ярика нашего никогда духу не хватит пригласить тебя хотя бы мультики вместе посмотреть! — и кидаю сердитый взгляд на побелевшего от неожиданности моего поступка дружочка.
— Я… А я не помешаю? Мне неудобно, — Агата говорит это мне, а сама смотрит в упор на Ярика, который стремительно начинает покрываться красными пятнами.
— Конечно, не помешаешь. Да, Коля? — выразительно на него смотрю. Потому что это шанс избавиться от назойливого внимания амурчика нашего. И пообщаться без дополнительной пары ушей.
— Да о чем речь? — улыбается Николай, угадав мои мысли. — Места в машине предостаточно! К тому же, вам вдвоем веселее будет. Это твоя подруга, да? — он оборачивается к сыну, который уже с ненавистью пялится на нас.
— Я не… — беспомощно бормочет Ярослав, переводя несчастный взор на Агату.
— Ярик, ты не сходишь со мной за купальником? — внезапно предлагает девушка.
— Схожу! — восклицает Ярик и вихрем срывается вслед за ней.
— Вау! Что это сейчас было? — смеется Николай. Мы закуриваем, пока ждем нашу парочку. — Неужели это та самая Агата?
— Ты о ней знаешь? — удивляюсь.
— Знаю, — кивает Коля. — Я, может, и не так много провожу времени с сыном, как хотел бы, но слушать его умею. Он же болтает без умолку! И вроде о всяких разных мелочах: как день провел, что в школе делал, с кем гулял… Так вот имя этой девочки я слышу очень часто. Причем в таком контексте: «Мы в волейбол играли на площадке. Потом наши еще подтянулись. И с соседнего двора ребята пришли. С ними Агата была. Она тоже с нами играла… Она, кстати, классно играет в волейбол». И так далее. А на лице все огромными буквами написано.
— И в кого же он тогда такой нерешительный? — кошусь на Николая.
— Наверное, в меня, — пожимает он плечами. — Мне тоже очень трудно решиться сделать первый шаг. В этот раз, если бы не Ярик…
— Ох уж этот Ярик! — улыбаюсь. — Будем считать, что мы ему оказали встречную услугу.
— Кстати, да! — соглашается Николай. — Потому он нам потом еще припомнит эту выходку.
— Вряд ли, — смешливо морщу нос. Судя по тому, как ребята долго ходят за купальником… Счет времени явно потеряли, получив возможность наконец-то пообщаться.
Коля оборачивается ко мне и закидывает руку на спинку скамейки в приглашающем жесте. Я кладу голову на нее и прикрываю глаза. Хорошо!
— Ань, — зовет меня Николай.
— Да? — открываю глаза и встречаюсь с его мягким взглядом.
— Извини, что как сын лезу со своими предложениями… Но вон там, видишь, идет молодая женщина? — он кивает в сторону.
Поднимаю голову и замечаю размашисто вышагивающую эффектную девицу в деловом костюме, с черным портфелем в руках и в очках. С неприступно-воинственным выражением на лице.
— Кто это? — немного ревнивым голосом интересуюсь.
— Не знаю, как зовут, — пожимает плечами Коля. — Просто очень часто встречаю ее в лифте, когда меня в субботу на предприятие вызывают. Похоже, у нее кроме работы личной жизни нет. И знаешь, счастливой она не выглядит. Может…
— Придумать ей историю? — заканчиваю за ним.
— Как вариант, — кивает Коля. — Все-таки женщины не должны все свое время тратить на карьеру — можно главное упустить.
— И что же? — склоняю голову набок, разглядывая его посерьезневшее лицо.
— Обыкновенное семейное счастье, — просто отвечает Николай. — Может, я консерватор, и феминистки бы меня закидали тухлыми яйцами, но я всегда считал, что для женщины работа должна быть этаким хобби… Любимым увлечением. Да, она может достигнуть больших успехов, но не зацикливаться на этом. То есть… Я не к тому, что удел женщины — сидеть дома, борщи варить и детей воспитывать. Но, честно говоря, мало встречал я дамочек из категории карьеристок, которые на самом деле были бы счастливы. Точнее, вообще не встречал. Если копнуть глубже — всегда обнаружится житейская драма. И недовольство собой. И жизнью.
— Ну, многим вообще-то приходится вкалывать, чтобы обеспечить себя, — замечаю.
— И это еще хуже! — качает головой Коля. — Мужчина должен обеспечивать, а женщина… Думать о себе, о детях, о доме. Оставаться желанной и дарить праздник своим любимым. Мне всегда так мама говорила.
— Да где ж взять-то тех, кто обеспечивать будет? Сейчас чаще встречаются те, кто хочет, чтобы баба и зарабатывала сама, и выглядела отменно, и еще хозяйство вела! А самому желательно вообще ничего не делать. Себя баловать, — бурчу.
— Ну, не все же такие… — Коля передергивает плечами. — И женщины тоже во многом виноваты в сложившейся ситуации. Это, думаю, двусторонний процесс.
— Не буду спорить. Не хотят сегодня люди идти навстречу друг другу — тут я, пожалуй, с тобой соглашусь. Проще в одиночестве, для себя жить, чем отношения выстраивать, — хмурюсь. — Слушай, какая-то тема у нас… грустная. Я напишу рассказ. Про сильную женщину, которой в душе хочется быть слабой.
— Напиши. С удовольствием прочитаю, — замечает Николай, погладив меня по плечу.
День прошел в чарующе волшебной атмосфере. Мы позагорали, Коля с Ярославом даже рискнули искупаться, хотя вода была ледяной! Потом долго гуляли по променаду: Яр с Агатой шли чуть впереди, мы с Колей — за ними… Держась, как и наши юные влюбленные, за руки, и опять много разговаривали. И, в общем, я, наверное, ничем не отличалась от восторженно смотрящей на Ярика Агаты. Кстати, очень милой и воспитанной девушки. Приятной в общении. Уж не знаю, сложится у них с Яром или нет — все-таки еще очень они молоды, но сейчас это не имеет значения. Пусть наслаждаются обществом друг друга.
Я же уже точно знала: судьба решила мне подарить шанс — снова влюбиться, снова попытать счастья, и в этот раз я его не собиралась упускать! Не буду притворяться идеальной женщиной, но ведь если люди подходят друг другу, то и притворяться не нужно.
Мне очень хотелось верить, что мы подходим. Я так чувствовала.
Впервые. Честное слово.
Коля провожает меня до двери и замирает на пороге.
— Я очень рад, что мы познакомились, — вдруг произносит он, чуть коснувшись моей щеки пальцами.
— Я тоже, — отвечаю тихо.
— Значит, завтра я опять приглашу тебя на свидание?
— Обязательно, — киваю.
Николай сжимает мою ладонь, целует деликатно в щеку на прощание и уходит к лифту. Чувствую легкое разочарование, но понимаю, что все правильно. Переспать — легко и просто, а вот сделать так, чтобы желание уже переполняло, и секс стал чем-то большим, чем обычное удовлетворение естественных потребностей…
Подожду.
А пока сяду-ка я править судьбу встреченной утром карьеристки!
Анины истории
Карьеристка
«— Григорьев! Ты отчеты перепечатал? — из своего кабинета выглянула Алла Леонидовна — подтянутая, в строгом деловом костюме, в наглухо застегнутой до подбородка белой блузке — и смерила подчиненного грозным взглядом.
— Почти, — отозвался Алексей, не отрывая глаз от монитора и продолжая быстро клацать по клавиатуре.
— Я жду! — сурово бросила коммерческий директор, за которой, безусловно, должно остаться последнее слово.
— Лешик! Макет для баннеров готов? — это уже из своего кабинета высунул начисто выбритую морду лица Сергей Дмитриевич, начальник рекламного отдела.
— Да. На согласовании, — бросил Леша, не оборачиваясь в сторону второго руководителя.
— Будь добр, ускорь процесс. К вечеру макет ждут в типографию. Ладушки?
— Я помню, — монотонно произнес Алексей, никак не реагируя на подбадривающие интонации в голосе Сергея Дмитриевича.
Н-да, такая вот затейливая ситуация: на одного несчастного подчиненного целых два начальника… Которые еще и страстно друг друга ненавидят. Кидаться папками с документами на планерках, брызгая при этом во все стороны слюной и выпучив гневные глаза, для них обычное дело.
Леша вздохнул. А он — как то яблоко раздора: постоянно между двух огней.
Григорьев покосился на дверь Аллы Леонидовны Угольниковой… Авторитарной командирши, работающей в торговой сети «Сатурн» почти восемь лет, и за это время заслужившей немало ласковых прозвищ, самым мягким и нежным из которых было «Сука недотраханная». Хотя ей только месяц назад исполнилось всего двадцать девять лет, но по ее манерам и поведению казалось, что Угольниковой прилично за сорок. Не внешне.
Внешне коммерческий директор выглядела убойно: высокая, стройная, ноги от ушей, роскошные русые волосы, красивое лицо с правильными чертами и пронзительными серыми глазами, которые она представительно прятала за очками в золотой оправе. Но больная на голову трудоголичка без намека на личную жизнь, всю свою нерастраченную энергию тратящая на склоки с начальником рекламного отдела.
Сергей Дмитриевич Круглов — полная противоположность Алле Леонидовне: бабник, гуляка, рубаха-парень, балагур, отец, брат и крестный дядя для своих подчиненных, душка и типа все понимающий человек. Статный, рослый мужчина тридцати пяти лет от роду, щеголяющий в костюмах от Армани, поблескивающий стеклом дорогих часов, ослепляющий белозубой улыбкой. И тоже словно с обложки журнала сошел: темные волосы с первой элегантной проседью на висках, глаза голубые, легкая небритость, выдающий подбородок.
Главный оппонент Угольниковой куда не ткни: потому что задача одной сэкономить бабки, задача другого — их вытребовать. По мнению Аллы, рекламный отдел — тунеядцы и бездельники, по мнению Сергея, коммерческий отдел — банда злостных беспредельщиков, тормозящих процесс продвижения компании на рынке.
А Леша Григорьев — всего лишь мелкая сошка, тихий неприметный парень, постоянно невольно участвующий в их разборках. Как так вышло, что он оказался подчиненным у обоих начальников?
По несчастливому для него стечению обстоятельств: он пришел в «Сатурн» по объявлению на должность дизайнера-верстальщика рекламных материалов. Его взяли и посадили в огромном, разделенном перегородками офисе, где трудилось еще десять таких же специалистов. Половина из них подчинялись коммерческому директору, чей кабинет находился по левую сторону, остальные — начальнику рекламного отдела, который сидел в «стекляшке» по правую сторону.
Работал себе и работал. Зарплата — нормальная, работа — не предел мечтаний, но стабильная.
И тут грянул кризис. Начались массовые сокращения. И под горячую руку разогнали к чертовой бабушке всех сидящих в этом офисе сотрудников. Кроме Леши. Потому что, как выяснилось, он мог один делать работу пяти человек рекламного отдела. А из экономистов достаточно было и одной Угольниковой. Правда, кому-то требовалось возиться с бумажками, что-то вроде функций офис-менеджера выполнять. За дополнительную плату предложили Григорьеву.
Лешка согласился. Живет он один, девушки нет, шумных посиделок с друзьями не любит, выходные предпочитает проводить дома, и жизнь его пока тоже зациклилась на офисе торговой компании «Сатурн».
Вот и делят его начальники, каждый пытаясь доказать свою значимость. Попеременно высовываются из кабинетов, отдавая распоряжения, а Григорьев сидит себе по центру пустого офиса на десять человек и любит их. Обоих.
Леша, по мере возможности, не обращал на их разборки внимания, старательно выполнял поручения своих руководителей и мысленно злорадно желал им когда-нибудь пожениться. Отличная пара выйдет… Карьеристы чертовы. Вынесли друг другу мозг на работе — продолжили дома. Класс, да?
И, в общем, неизвестно, как бы долго царила подобная ситуация, насколько бы еще хватило Лешку и его терпения, но однажды все изменилось настолько резко, что Григорьев и сам не понял, как такое произошло…
Как он мог влюбиться в Угольникову!
День не задался с самого утра: коммерческий директор с начальником рекламного отдела затеяли битву титанов посреди офиса — орали, как оглашенные.
— Какой выхлоп от твоих дурацких баннеров, а? Какой? — распиналась Алла Леонидовна. — Продажи не выросли ни на один процент!
— А от них и не должен быть прямой рост! — рычал Сергей Дмитриевич. — Это имидж, Аллочка, имидж, понимаешь? Мы заявляем о том, что мы есть на этом рынке, дела у нас идут хорошо и кризис нам нипочем! Приходите в наши супермаркеты за продуктами! Вот информационный посыл!
— Ты на этот гребаный посыл израсходовал триста тысяч! Триста, мать его, тысяч! На месяц! В самых дебильных местах города! — орала Угольникова.
— Места нормальные! А были бы еще лучше, если бы кое-кто не урезал мне бюджет в начале года! Хорошо, что эти места вообще были! Потому что из-за твоей чертовой экономии я еле выбил нам хоть какие-то щиты!
— Ой, да ладно заливать! На Центральной площади, где самая большая проходимость, пустой щит стоит!
— Но я же следовал вашему указанию искать бюджетные варианты! — ерничал Круглов.
— Разрешите… — пробормотал Леша, пытаясь пробраться к своему рабочему столу.
— Григорьев, зайди ко мне! — моментально среагировала Алла Леонидовна.
— Григорьев, зайди ко мне! — само собой тут же бросил Сергей Дмитриевич.
— Поканайтесь еще, — непроизвольно вырвалось у насупившегося Алексея.
— Что? — оба начальника обернулись к нему.
— Погода сегодня хорошая, — пожал плечами Григорьев и, игнорируя руководителей, отправился за кофе.
По выработанной им собственной стратегии поведения в случае подобной ситуации Григорьев сначала неторопливо выкурил сигаретку в компании Мишки из логистического отдела, затем спокойно выпил кофе вместе с секретарем Марией и не спеша вернулся в офис. Принялся за работу — дел у него, как всегда, по горло. А эти… остынут и сами потом скажут, что им опять двоим от одного его бренного тела нужно.
В обед Григорьев, перед тем как отправиться в кафетерий, завернул в туалет, умылся холодной водой и завис перед зеркалом, разглядывая себя. Ему двадцать семь, а он уже пять лет торчит в этой конторе без надежды на какое-то продвижение. Пора бы отсюда валить. Лешка давно подумывал о том, что неплохо бы открыть собственное небольшое рекламное агентство, прикупить кое-какое простейшее оборудование и заняться производством полиграфической продукции небольших тиражей. Опыта работы с невменяемыми у него предостаточно, дизайнер он довольно сильный, а ваять макетики с акциями: «Только с 1 по 9 июня в сети супермаркетов «Сатурн» колбаса «Докторская» по 209 рублей за 1 кг!» надоело до тошноты.
Пригладил взъерошенные, непослушные волосы, которые светлыми прядями вились на кончиках и оттого вечно путались, потер уставшие глаза. Эх, был бы он красавчиком или уродом откровенным… А так — взглянешь и не запомнишь. Глаза серые, нос ровный, прямой, губы… как губы, подбородок… Да много таких подбородков. Никакой изюминки, кроме пореза на левой щеке от поспешного бритья. Нет, определенно что-то нужно менять в своей жизни. Причем кардинально. Может, в рыжий перекраситься или татуировку набить? А то скучный он какой-то, обычный.
— Поаккуратнее можешь? — услышал он тихий, рассерженный шепот. Дернулся и обернулся, только сейчас заметив, что в туалете есть кто-то, кроме него. Пробежался взглядом по кабинкам и замер, едва не охнув вслух. Из одной доносились весьма характерные звуки и шорох одежды. И чем там занимаются — можно сразу догадаться. Только Лешку в ступор ввело другое: знакомые лодочки на высоченные каблуках и лаковые пижонские туфли.
Григорьев выскочил из туалета, как ошпаренный. То есть… Аллочка и Сереженька того? Вместе? Или… А как же их обоюдная ненависть? Как же пылающие желанием порвать друг друга на запчасти глаза?
Вот, видимо, и рвут… Лешка хмыкнул и качнул головой. Занятное открытие. Лицемеры. А ну их, к черту! Нет, точно надо уходить. Иначе они его со света сживут.
Пролетела еще неделя. Руководители воевали все с тем же пылом, но теперь Григорьев замечал, что иногда они уходят с работы вдвоем. И порой многозначительно переглядываются. Но особого значения этому не предавал — не его дело.
В пятницу вечером в шесть часов Григорьев, наплевав на все дед-лайны, вышел из-за стола и направился на выход. Ему за просиживание штанов до десяти практически ежедневно никто не доплачивает и даже «спасибо» не говорит.
Дома, приготовив ужин, он уже хотел было включить любимый сериал и расслабиться, как вспомнил, что обещал позвонить маме. Только телефон никак не желал находиться. Мать вашу… На работе оставил. Придется вернуться, иначе матушка посреди ночи заявится к нему с полицией, скорой помощью и МЧС для подстраховки.
— Зашибись, — вздохнул Лешка, заметив свет из кабинета Аллы Леонидовны. — Только ее не хватало.
Но Угольникова никак не отреагировала на его приход. Григорьев схватил телефон и намылился бежать, но застрял на пороге. Как-то подозрительно все это. А где визгливое: «Григорьев! Ты почему финансовые ведомости не перепечатал?» Что-то случилось?
Сам не понимая, почему такой идиот, Лешка осторожно постучал в кабинет Аллы Леонидовны. В ответ услышал надрывный всхлип.
— Ну е-мое, — поморщился Алексей, но собственная сострадательность не позволила ему ретироваться, пока еще не поздно. Он приоткрыл дверь кабинета и заглянул.
Коммерческий директор сидела на подоконнике и со съехавшей набок прической рыдала, размазывая тушь под глазами перед опустошенной наполовину бутылкой коньяка. Из подвешенной на стене плазмы завывала Алла Борисовна: «Сильная женщина плачет у окна…» В другой момент Григорьев несомненно оценил бы комичность ситуации и поржал, но сейчас ему почему-то стало жаль Угольникову. Не любил он, когда слабый пол плачет. Сердце сразу сжималось, хотелось сказать что-то успокаивающее, лишь бы не видеть женских слез.
— Алла Леонидовна, у вас все в порядке? — тихо спросил он, прикрывая за собой дверь кабинета и приближаясь к начальнице.
— Леша? — удивленно всхлипнула Угольникова, наверное, впервые назвав его по имени. — Ты что здесь делаешь? — она снова шмыгнула покрасневшим носом.
— Я телефон забыл на работе, — объяснил Григорьев. — У вас что-то случилось?
— У меня? — Алла грустно усмехнулась. — У меня трындец приключился. Тотальный.
Леша не мог не заметить, что она сейчас какая-то другая. Без своей брони из очков и идеально уложенных волос, с заплаканными, близоруко прищуренными глазами и испорченным макияжем, в выправленной неряшливо из строгой юбки белой блузки и без лодочек, раскиданных по полу… Как будто простая, доступная и понятная.
— Я могу чем-то помочь? — Леша присел в ее рабочее кресло.
— Ты? Вряд ли. Сама дура, — она опять всхлипнула. Затем икнула, и Григорьев сообразил, что Алла Леонидовна в хламину. Впрочем, если с ее комплекцией она в гордом одиночестве всосала полбутылки коньяка — это неудивительно.
— Чертов ублюдок Круглов! — простонала вдруг Угольникова. — Сука… Скотина… Как же он меня подставил!
— Что? — расширил глаза Леша. — Он? Вас?
— Я такая дура… Целый год он мне мозги компостировал, любовь разыгрывал… А я повелась, идиотка! И что? Что в итоге?
— Вы как-то не сильно похожи на влюбленных, — осторожно заметил Алексей, умалчивая об увиденном недавно в туалете.
— Да цирк все это, показуха… Типа, служебные романы не приветствуются, особенно в нашем случае. Сразу проверки начнутся! А если начнутся, то знаешь, сколько всего интересного обнаружится? — воскликнула Алла.
— А зачем вы мне сейчас это рассказываете? — уточнил Леша.
— Потому что мне конец! — взмахнула руками с досадой Угольникова. — Все равно по статье светит вылететь с работы. Если не хуже, — она закрыла лицо руками. — И ведь все только рады будут! Это у нас Круглов — всеми любимый душка-начальник… А я? Железная, мать вашу, леди! Думаешь, я не знаю, как вы все меня за спиной зовете? — и вскинула на него страдальческие глаза.
— Я вас зову Аллой Леонидовной, — спокойно проговорил Алексей. — И в лицо, и за спиной.
— Потому что ты хороший, Леша. Добрый и ответственный. Порядочный, — пробормотала она, повесив понуро голову. — Милый парень.
Алексей от неожиданного признания откинулся на спинку кресла и несколько раз сморгнул. Потер нервно запястье и решительно произнес:
— Алла Леонидовна, пойдемте-ка! — он встал и подхватил ее под локоток.
— Куда? — не двигаясь с места, спросила Угольникова.
— Я вас домой провожу.
— Не хочу я домой. Там нет никого. Даже гребаного кота.
— Хм… Тогда… Пойдемте ко мне домой, — предложил Леша. Оставлять в таком состоянии начальницу точно не стоило… Еще натворит дел.
— Пойдем, — покорно кивнула Алла Леонидовна, сползая с подоконника. Леша помог ей обуться, оттер платочком размазанную по лицу косметику, накинул на нее пиджак. Сейчас главное мимо охраны пройти, не привлекая лишнего внимания.
В такси Угольникова размякла. Алексей, поддерживая ее за талию, помог подняться на третий этаж. Нашел ключи, открыл входную дверь, пропуская начальницу вперед.
— Только у меня все просто, — предупредил Леша. — Это съемная однушка, никаких дизайнерских ремонтов и прочих изысков.
— Как у тебя уютно… и чисто, — не обратив внимания на его слова, произнесла Алла, оглядываясь. — Не то что у меня. Никогда руки до уборки не доходят… Вечно бардак.
Леша ничего не ответил. Порядок в доме — это то, что помогало ему мириться с неотремонтированной, снимаемой по дешевке квартирой. Да и вообще… Хаос ему не по нервам — где-то же должно быть свое убежище.
— У тебя есть выпить? — спросила Угольникова и, чуть пошатываясь, направилась на кухню.
— Нет. Но вам и не стоит больше. Давайте лучше поужинаем, — предложил Алексей.
— Ты готовишь? Сам? — удивилась Алла. — А я не умею. Я вообще… неумеха. Непутевая, — присела за стол. — Давай, кстати, на «ты». Не на работе.
— Давай, — согласился Леша, раскладывая жареную картошку с луком по тарелкам.
— Меня папа Алей зовет, — зачем-то добавила она.
— Хорошо. Аля так Аля, — кивнул Леша, усаживаясь напротив Угольниковой. — Так что там у вас произошло?
— Ай! — она качнула головой. Глянула на свою блузку и спросила:
— Дай какую-нибудь футболку. Надоел до ручки этот дресс-код. И умыться можно?
— Конечно.
Через пятнадцать минут Алла вернулась на кухню, и Леша оторопел от очередного открытия: без макияжа, в простой растянутой футболке и шортах, которые у Лешки остались со времен школы, она выглядела милой. От образа стервозной начальницы не осталось и следа. Леша приметил россыпь веснушек на, оказывается, чуть вздернутом носике, застрял взглядом на длинных, стройных ногах с острыми коленками. Из неприступной красотки-небожительницы Алла действительно превратилась в Алю, хрупкую и изящную девушку, как будто даже моложе его на пару лет. Которую теперь хотелось искренне обнять и пожалеть.
— Понимаешь, я так устала… Все время одна. А Круглов… Как танк пер. Ну я и сдалась. Потому что… А что с меня взять? Все время провожу на работе, хозяйка из меня хреновая, характер — паршивый… Вроде на внешность ведутся мужики, да такие козлы — один другого краше, — в путанном монологе делилась наболевшим Аля. — Ну терпеть я не могу, когда мной руководят и жизни учат. Нет у меня женской мудрости! Казалось бы, ну смолчи ты: он мужик, пусть главного из себя строит, а меня аж наизнанку выворачивает! Пыталась с мальчиками попроще, помоложе встречаться… Еще хуже. Им, таким, по жизни ничего не нужно: ни работать, ни учиться не хотят. Нашли, типа, богатую тетю и рады… Тупик какой-то. И ведь сама в этом виновата, сама! — она вздохнула. — Создала себе идеал целеустремленной сильной бабы, следовала ему. Что в итоге? И рядом никого, и на работе терпеть меня никто не может. Как, блин, Ленину на день рождения букет из красных гвоздик вручили! А мне полевые ромашки нравятся! Кто-нибудь об этом знает? А подарок??? Мраморная подставка под ручки!.. Я, знаешь, стояла недавно на балконе, конфеты ела — стресс, типа, заедала… И вдруг подавилась. Не вздохнуть, не выдохнуть… Стою, руками машу, на глаза слезы навернулись, задыхаюсь, а сделать ничего не могу. Думала, так и сдохну, подавившись конфеткой, — девушка поморщилась.
Алексей заварил крепкого чаю и поставил кружку перед Алей. Та благодарно взглянула на него и слабо улыбнулась.
— Круглов, можно сказать, подловил меня в самый неподходящий момент… Я совсем расклеилась. Ухаживал красиво. Я, в общем, знаю, что он бабник и сволочь редкая, но так приятно было, что в тебе хоть кто-то женщину увидел. А он… Господи, ну как можно быть такой дурой?! — воскликнула Аля. — Точно от недотраха одним местом думала.
— Долю-то хоть с откатов отстегнул? — спросил Алексей. Соображал он быстро и прекрасно понимал, как Круглов мог подставить Угольникову, вполне себе законно вытянув деньги из бюджета компании себе на карман. И бумажками все прикрыто будет со всех сторон — не подкопаешься, если в деле еще и коммерческий директор.
— Да, — кивнула Алла, даже не стараясь изобразить из себя оскорбленную невинность.
— А чего вдруг распереживалась? — поинтересовался Лешка.
— Потому что хватанул он лишнего! Утроба ненасытная! Четыре лимона оприходовал. А кому отвечать? Мне. Круглов решил, что трахнет меня качественно, очередную лапшу на уши навешает, и Аллочка выкрутится! Только совесть иметь надо, хоть немного, и не зажимать при мне секретаршу в этот же день! — взорвалась Угольникова. — Но покаяться — не судьба. Хоть бы соврал что-нибудь для приличия. Знаешь, что он мне сказал? Что сексом со мной заниматься — все равно, что бревно долбить. Типа, отмороженная я. И у него-то все в ажуре. А как я выпутываться буду — не его проблемы. А если слить его пожелаю, то он выкрутится, потому что я же сама все и сделала чисто — не прикопаться к нему. Короче, влипла по самое «не хочу». И уволиться не могу, пока не объясню, куда из бюджета деньги ушли за моей подписью, на какие такие нужды!
Лешка подпер щеку рукой, разглядывая Аллу. В другой бы раз позлорадствовал — честно, но сейчас… Ему реально было ее очень-очень жалко, потому что сидела перед ним обманутая, несчастная баба, которая от безысходности повелась на беспринципного, жадного урода.
— Аль, есть варианты решить проблему? — спросил он деловито.
— Да. Есть, — кивнула Алла. — Но, понимаешь, что обидно: он-то тоже сухим из воды выйдет. Как обычно. И ему по фигу: будет и дальше работать, а я там уже остаться не смогу. На рожу его самодовольную смотреть… Восемь лет — коту под хвост. Ты, может, не поверишь, но мне нравится здесь работать… Я сразу после универа в «Сатурн» пришла. Меня владелец, как родную, принял. Карьеру сделала. И, даже несмотря на отношение подчиненных, не хотела бы куда-то уходить. Мне же с ними не дружить. Я так, как Круглов, не умею: и вашим, и нашим за рубль спляшем. Или делай свое дело, или иди на все четыре стороны. Поэтому меня не любят, а его обожают.
— Кроме меня, — пожал плечами Алексей, который всегда чувствовал фальшь в поведении начальника рекламного отдела. И если честно, равнодушно-требовательное отношение Угольниковой ему больше импонировало, чем запанибратское «Лешенька» Круглова. Фамильярности он не любил. Не друзья и не родственники.
— Я заметила, — кивнула Аля. — Я же говорю, ты вообще другой. Не из этой песочницы. Девушка-то у тебя есть?
— Нет, — качнул головой Лешка.
— Почему? — искренне удивилась Аля.
— Не знаю. Не сложилось пока, — сухо бросил Алексей.
— А я думала, что ты вот-вот придешь и объявишь, что женишься, — улыбнулась Аля. Лешка, впервые увидев такую улыбку на ее губах, завис. Никогда бы не подумал, что эта молодая и высокомерная женщина может быть такой… Даже сердце ускорило бег.
— Я собирался прийти и вот-вот объявить, что увольняюсь, — заметил Алексей. — Достали вы меня оба, если честно. Хочу сам на себя работать.
— Резонно, — кивнула Аля. — Что ты мне посоветуешь? — внезапно спросила она, вперившись в него знакомым пронзительным взглядом.
— Воевать, — ответил Алексей. — Подставить Круглова, чтоб катился колбаской по Малой Спасской, и остаться работать там, где нравится. И не крысятничать больше у людей, которые помогли тебе стать профессионалом, — жестко добавил он.
— Это будет нелегко, — задумчиво протянула Угольникова.
— Но возможно? — уточнил Леша.
— Если откинуть в сторону сантименты, угрызения совести и запоздалое раскаянье, то да. Возможно, — хищно оскалилась Аля, мгновенно превращаясь в Аллу Леонидовну.
— Так действуй, — произнес спокойно Алексей, вставая и убирая со стола пустые тарелки и кружки.
— Леш… А тебя можно попросить не увольняться до тех пор, пока я не разберусь со всем этим дерьмом? — тихо проговорила Алла.
— Да, — не оборачиваясь, ответил Леша. — Можешь рассчитывать на меня.
— Спасибо, — с чувством произнесла Аля. — И вообще… Просто спасибо. Извини, что вывалила на тебя все это. Я, наверное, домой поеду. Завтра на работу, — и выжидательная пауза.
— Я тебе такси вызову, — отозвался Алексей.
— Такси… — с нотками разочарования пробормотала Аля. — Да, конечно, такси, — она решительно встала из-за стола. — Пойду, переоденусь.
Когда она уехала, Леша долго сидел на диване и задумчиво смотрел прямо перед собой.
Конечно, он сразу понял, что Аля, видимо, была не против остаться. Но он так не хотел. Потому что она не в себе, потому что изрядно под градусом, хоть и протрезвела немного после ужина, потому что ей отчаянно хотелось поддержки и в данном случае все равно, у кого ее искать. А потом все устаканится, нормализуется (он не сомневался в том, что Угольникова прижмет Круглова — бабой она на редкость умной была), и такой, как Леша Григорьев, ей снова будет не нужен.
Ибо, может, Аля и изливалась тут потоком, что страдает от одиночества, но ничего особенного он ей предложить не мог: внешностью не блистал, на свое жилье и даже на машину не заработал, собственный бизнес пока еще в планах, да и не того масштаба, чтобы в миллионеры одним махом заделаться — не было у него таких запросов, мужской харизмой и умением плести словеса не отличался. Если ему и влюбляться, то в кого-то поскромнее и с меньшими амбициями.
Только вот разумом можно многое по полочкам разложить, к правильным выводам прийти и для себя все решить, а сердцем…
Образ милой Али намертво застрял в голове — хоть об стенку бейся, чтобы его оттуда выкинуть.
Военно-подпольные действия, в ходе которых Угольникова готовила компромат на Круглова, длились около месяца, в течение которых они бодались не театрально, а по-настоящему.
— Задавлю, сука! — цедил сквозь зубы внезапно представший в истинном облике Сергей Дмитриевич.
— Попробуй! Кишка тонка, — с усмешкой отбивала Алла Леонидовна.
Она на работе вела с Алексеем себя по-прежнему, ничем не выдав того, что между ними был тот разговор. И только изредка Лешка ловил на себе ее быстрые взгляды, как будто Аля подпитывалась от его вида решительностью довести до конца задуманное. Он никак на них не реагировал: один раз пообещав, что поддержит, от своих слов не отказался. И если требовалось, помогал ей — до утра сидел в ее шикарной квартире, разбираясь в документации, пока Алла выстраивала новую стратегию.
И это были самые странные и волнующие ночи в его жизни. С одной стороны ему приходилось с утомительной дотошностью ковыряться в бумажках, а с другой…
Дома Алла становилась Алей. Пыталась суетиться на кухне, заботливо варила размокшие пельмени и готовила отвратительный кофе. Когда же Леша, давясь несъедобным ужином, предложил встать у плиты, крутилась вокруг него, бросалась мыть посуду и с расстроенным видом извинялась за свою никчемность.
Но Григорьеву она нравилась именно такой: его нисколько не беспокоила ее нехозяйственность, потому что дело это наживное. Он, когда начал жить самостоятельно, тоже ни черта делать не умел. А у нее повода учиться готовить кулинарные изыски не было — не для кого. Да и вообще. Разве это проблема?
И Леша погружался в причудливые мечты, в которых он уже открыл собственное агентство, прилично зарабатывал, приоделся… И однажды пригласил Алю на свидание, и она согласилась. Потом романтический ужин. Он бы даже мог сам его приготовить.
Сначала робкие, потом страстные поцелуи, тихий шепот, смятая постель… Лешка был уверен, что в его объятиях Аля извивалась бы змейкой, а он целовал бы ее ступни, тонкие лодыжки.
В реальности Леша отводил каждый раз взгляд, когда Аля смотрела на него чуть дольше положенного. И практически не разговаривал. Только по существу. И поспешно сбегал, если она предлагала заночевать у себя.
Аля — потрясающая девушка, пусть она и утверждает обратное, но Леша слишком остро это осознавал… И все также считал, что ему нечего ей предложить.
Глупый.
Закончилась война молниеносно: самонадеянный Круглов, не подозревавший о том, что все это время Алла не просто бросалась словами, а готовила на него облаву, пришел однажды утром на работу и прямиком угодил под каток. Ему припомнили все его грехи разной степени значимости. И на каждый из них у Угольниковой был пакет документов. Предложили разойтись по-хорошему: вернуть деньги компании и исчезнуть с делового горизонта города. Иначе светит ему не только статья, но и «уголовка» за воровство и мошенничество.
Перед этим Алла поступила честно: добровольно покаялась начальству, вернула на счета фирмы так называемые откаты и предложила владельцу — Петру Васильевичу — по поводу ее дальнейшей судьбы принять решение на свое усмотрение, не давя на жалость.
Выслушать пришлось много, но хозяин компании уволиться не позволил, места не лишил и даже более того — качнув головой, бросил:
— Засиделась ты, Алка, на одном месте. Пора бы тебя дальше двигать.
И назначил исполнительным директором, фактически своим замом, внеся существенные изменения в оплату ее труда: теперь зарплата Угольниковой напрямую зависела от чистой прибыли и прозрачного ведения документации. Посадил ее, так сказать, по другую сторону баррикад, потому что выставить на улицу специалиста, конечно, можно, но лучше иметь толкового управленца, выращенного собственноручно, подле себя, чем отдать его конкурентам, затем искать нового человека и тратить время на удвоенный контроль.
Подписав назначение, Петр Васильевич добавил:
— Ты бы нормального мужика нашла себе, а? Не твой уровень с уродами моральными путаться.
— Уже нашла, — сообщила радостно Алла.
Все эти подробности Алексей услышал за ужином в ресторане, куда его пару дней спустя после масштабных перестановок в кадрах пригласила Угольникова. Она сияла от осознания того, что победила, что не зря потратила восемь лет на эту компанию, что теперь перед ней открылись новые горизонты. И, вероятно, оттого, что кого-то встретила. Это Лешку подкосило. Когда успела?
— Может, останешься? — между прочим спросила Аля, протягивая руку и дотрагиваясь до пальцев Алексея. — Место начальника рекламного отдела вакантно. Ты более чем достоин.
— Нет, — качнул головой Леша. — Хочу попробовать свое дело открыть.
— Ну… Ты если что, обращайся, — проговорила тихо Алла, всматриваясь с надеждой в его глаза.
— Это вряд ли, — улыбнулся грустно Леша. А чего он ждал? Обычно так и бывает: все и сразу. И в душе он постарался запихнуть разочарование и ревность куда подальше и искренне порадоваться за Алю.
На следующее утро Алексей забрал трудовую книжку, завизировал ее в отделе кадров и вернулся в офис. Достал из-под стола припрятанный там букетик ромашек и заглянул в кабинет к Алле.
— Привет, Леша! — поприветствовала она, светло улыбнувшись. — Уже в курсе. Подпись поставила, — добавила она.
— Я… — он вошел. — Я просто… Это тебе, — протянул простенький букет, перевязанный веревочкой. По дороге увидел бабульку и спонтанно решил купить на прощание обычные ромашки, наверное, такие же, как и он сам. Но Аля говорила, что любит их.
— С-спасибо, — выдохнула Алла, принимая цветы. — Мне никто не дарил таких.
— Да ничего особенного. Просто… Ладно, удачи тебе! — бросил смутившийся Алексей и опрометью выскочил из кабинета. А то сейчас с потрохами выдаст себя… Как бы он себя ни уговаривал образумиться, а выкинуть из головы блистательную и яркую Аллу, которая может быть милой и нежной Алей, смешной, не приспособленной к домашнему хозяйству, уютной, робко заглядывающей в глаза, не получилось. Лучше уйти побыстрее, отдышаться, успокоиться… Принять как данность, что о ней даже мечтать не стоит.
Стремительно зашагал по территории компании, оглянулся, сам себе кивнул и вышел за ворота. Все хорошо. Оставит здесь все эти страсти и начнет новую самостоятельную жизнь.
— Леша! — услышал он окрик. Обернулся. К нему бежала Алла — споткнулась на каблуках, чертыхнулась, скинула туфли — и подлетела к нему. — Погоди! — переводя дыхание, бросила она.
— Что-то случилось? — Алексей подхватил ее под локоть.
— Конечно, случилось! — она всплеснула руками. — Неужели я тебе совсем не нравлюсь? — спросила в лоб.
— Ч-что? — переспросил Григорьев.
— Леша, я… Ну да, ну непутевая я, тебе, конечно же, нужна другая — домашняя, хозяйственная, но я могу постараться. Честное слово!
— Ч-что? — опять глупо повторил Алексей, хлопнув растерянно глазами.
— Григорьев, ты идиот? Сколько мне уже намекать можно? — воскликнула Алла. — Я тебе в любви признаюсь! Раз уж ты сам… не хочешь.
— Ч-что? — Лешка чуть на асфальт не сел.
— Да ничего! — разозлилась Аля и, схватив его за подбородок, притянула к себе. Медленно прикоснулась к его губам, прикрыв глаза. — Можем мы хотя бы попробовать? — прошептала она сквозь поцелуй.
— Аля… Я… — Леша приобнял ее неловко за талию, все еще не веря в происходящее. — Я не хочу пробовать.
— Понятно, — Аля убрала руки и попыталась отстраниться от него.
— Ты не поняла, — он улыбнулся. — Зачем пробовать? Давай просто встречаться.
— Правда? — Аля радостно распахнула глаза. — Ты серьезно?
— Вообще-то… Я уже давно… Как только увидел тебя тогда, в кабинете… плачущей… влюбился. И ты мне нравишься вот такая вот. И ты очень путевая. Самая путевая из всех путевых на свете, — пробормотал он форменную чушь.
— Леша, — счастливо выдохнула Аля, снова прикасаясь к его губам. На этот раз поцелуй вышел откровенным и распаляющим — у обоих щеки запылали румянцем.
— Я встречу тебя вечером, — пообещал Алексей.
— Я уйду ровно в шесть! — воскликнула Аля, натягивая туфли. — Ровно в шесть!»
Закрываю крышку ноутбука. Потираю покрасневшие глаза. Бросаю взгляд на экран мобильного — два часа ночи. Пора спать.
Замечаю одно непрочитанное сообщение. От Коли!
«Весь вечер слушал про Агату… И думал о тебе. И о том, какое у тебя красивое имя… Анна».