Чудеса на седьмом этаже

2. Сынуля-аккупант и первые чудеса

Честно говоря, понятия не имею, как так получилось, что в моей квартире неожиданно обосновался семнадцатилетний юноша по имени Ярик. То есть, он буквально целыми днями торчал у меня в гостях.

Придет со школы и ко мне! Я ему пару раз пыталась доходчиво объяснить, что как бы… эмм, это несколько неуместно, и мне работать надо, и вообще!

Без толку.

— Я тебе не буду мешать! — клялся Ярослав, разуваясь с порога. — А что на обед? — тут же вопрошал он, залезая с головой в холодильник.

В выходные — еще хуже. Ярик заявлялся ко мне, едва продрав глаза, и отсутствовал редкие воскресенья, когда у отца был выходной. Всё остальное время я никак не могла от него избавиться.

Причем он держал свое слово и, когда я работала, действительно не мешал. Завалится на полу в гостиной с планшетом и переписывается с кем-то в соцсетях. В итоге я ему поставила ультиматум: нечем заняться — читай! И составила список книг. Иначе — вали к себе домой в ВК всякую фигню кропать.

Думала, сработает.

Ага!

Засел за книги.

— Мне скучно, — как-то ляпнул Ярик, заглядывая в мой кабинет.

— Иди полы помой, если скучно, — отмахнулась я от него.

— Э, хорошо, — согласился он. — А где у тебя пылесос и ведро со шваброй?

— В кладовке, — бросила я, возвращаясь к экрану монитора. И через пару минут услышала, что он и правда принялся за уборку. Воды налил… Грязь развел страшнючую! Пришлось учить его мытью полов. А потом, как правильно стирать. И готовить. И еще проверять его сочинения и домашнюю работу по русскому языку и литературе. И ругать за неопрятный вид. И запрещать смотреть какие-то идиотские матерные сериалы.

Короче, нежданно-негаданно я обзавелась взрослым сыном. Нагло оккупировавшим мою территорию.

— Можно я у тебя ночевать останусь? — спрашивает Ярик, выходя ко мне на балкон, где я дымлю в приоткрытое окно лоджии.

— А чего тебе дома не спится? — уточняю.

— Папа в командировке, — пожимает плечами парнишка. — Не хочу домой… В пустую квартиру.

— Не борзей, а? — кошусь на него.

— Ну Ань… — тянет он. — Плиз-плиз-плиз. У тебя дома так клево!

— И чем же?

— Не знаю. Просто клево.

— Оставайся, — сдаюсь. Выкидываю бычок и тру лицо руками. Что-то не идет роман. Застопорился на середине. И ни туда, и ни сюда. Все возможные сюжетные ходы я уже раньше использовала — нового ничего в голову не приходит.

— Проблемы? — участливо спрашивает Ярик.

— Да так, — вздыхаю. — Не пишется. Идей нет.

— Слушай, — он повисает на перилах, — а я вот все хотел тебе предложить…

— Ммм, хочешь дать совет? — усмехаюсь.

— Ну да, — кивает Ярик. — В нашем доме столько разных людей. И некоторые из них выглядят не совсем счастливыми. Придумай им истории с хэппи-эндом.

— Мне бы кто придумал, — тяну.

— Нет, ну правда! — восклицает азартно Яр и тыкает пальцем в выходящую из подъезда бледную девушку лет двадцати с несчастным выражением на лице. — Вон, смотри! Это Снежанна! Я ее почти каждый день утром вижу, и она никогда не улыбается. Мне кажется, у нее несчастная любовь.

— И что?

— А то! Сочини рассказ, где у нее всё в итоге хорошо складывается. Вдруг сбудется? — бросает Ярик.

— Хм… — вглядываюсь в девицу: тоненькая, белокожая и невзрачная блондинка с огромными печальными глазами. — Не знаю, — задумчиво произношу. Но идея Ярика мне нравится. Может, правда отложить роман и отвлечься на коротенькую историю?

Итак… Отчего вы так грустны, милая Снежанна?

Анины истории

Не в ту дверь

«Ты… Кареглазо-теплоокий, величаво-прекрасный, гордо-недоступный.

Далекий, чуждый, проживающий на планете Независимость.

Люблю тебя? Наверное, но страдаю наверняка. Молчу, когда тебя вижу, краснею, когда ты на меня смотришь. Мечтаю, когда тебя нет, живу, когда ты снишься. Пишу стихи в сладкой меланхолии, а наслаждаюсь чтением классиков. Мой мир призрачен, воздушен, но он мне дорог, ведь там я могу уединиться с тобой.

И не знала я только одного о тебе, самого важного: ты утопил романтику в толчке с первыми и последними слезами отчаявшейся первой любви, растоптанной каблучками туфелек, обнимающих благословенные ножки, принадлежащие не мне, а той, что раннею весною сказала тебе: «Прощай, я ухожу. Давай останемся друзьями». Тебе было шестнадцать, ты смотрел ей вслед и думал, что вот здесь, на этом самом месте твоя жизнь остановилась и то, что будет дальше, будет происходить не с тобой, а с кем-то чужим, кому ты подаришь свою обессмыслившуюся судьбу.

Ты решил, что это конец.

Была она, и ты ее любил со свойственной только юности пылкостью, и жил мгновениями встреч, и заходил каждый раз в мечтах так далеко, что распаленная фантазия стонала, задыхаясь под давлением немыслимых переживаний, и боялся лишний раз ее поцеловать в действительности, сбиваясь с мысли от одной ее улыбки. А она, пленившись сладкоголосым певцом, нашла его подобие в реальной жизни, и ты ей стал неинтересен.

Что было дальше?

Банальная история. Мучительная ревность, невыплаканная боль, ничтожные попытки ее вернуть, горькое унижение от осознания собственной нечтожности. Ты пытался бунтовать, заглушая ее равнодушие дешевыми спиртными напитками (на дорогие денег не было), скандалил с родителями, дрался с друзьями и взахлеб читал всё, что под руку подвернется.

Ты взрослел, закрыв свое сердце для наивных увлечений и сделав частью натуры саркастический цинизм и злое неприятие веры в светлое будущее. Тебе трудно дались уроки первой разбитой мечты. Ты так и не избавился до конца от глубоко проросших в твоей душе ростков нигилизма. Едкая горечь проскальзывала в твоих суждениях о людях, и ты не смог избавиться от привычки смотреть на всех девушек свысока.

Каждый раз, когда ты находился в своих фантазиях на сцене в свете прожекторов и ловил на себе влюбленные взгляды множества безликих поклонниц, то думал только об одном: что бы сказала она? Как часто ты прокручивал эту сцену в распаленном обидой воображении! Вот ты спускаешься в зал после концерта с видом небожителя, зашедшего почтить своим присутствием простых смертных, и видишь ее. Она робко и виновато улыбается тебе, она хочет что-то сказать, но молчит, понимая, что миг упущен. А ты, скользнув по ней взглядом, даже не здороваешься. Так и должно быть. Никаких слов. Момент истины. Восстановление справедливости. Ты будешь жить долго и счастливо, а она всю оставшуюся жизнь проклинать свою легкомысленность и страдать, проливая горькие слезы, глядя на твою фотографию.

О, наивность ослепленного бессмысленной местью человека!

Ты так зациклился на ней, что не сумел понять одну простую истину: сердцу не прикажешь, и хотя первая любовь всегда останется первой, но жизнь-то продолжается. Все проходит, и это тоже пройдет. Многовековая мудрость Соломона, а ты ее забыл или не знал. За это поплатился, ведь дважды войти в одну и ту же реку нельзя.

Что было дальше?

Ты ее встретил. Именно в том клубе, где и должна была разыграться античная трагедия. Только вот обстоятельства сложились не по сценарию. Концерта и поклонниц не было, вид небожителя тоже не задался в виду отсутствия первых двух звездных составляющих. Плюс ко всему ты был пьян. Ее увидел издалека, долго не мог решиться подойти. Она тебя заметила сама, приветливо поздоровалась, спросила, как дела, и, не дождавшись ответа, ушла. Все. И не обернулась. Ты так и остался для нее никем, тенью из прошлого.

Я тоже была там, наблюдала за тобой и думала о том, что ты никогда не пригласишь меня на медленный танец, не станешь шептать милые пошлости на ухо и не попросишь номер моего телефона. Мы знакомы уже восемь лет. Столкнувшись со мной случайно на улице, ты долго не можешь вспомнить моего имени, называя меня то Леной, то Катей, иногда Ольгой.

Меня зовут Снежанна.

Это имя не подходит мне. Я знаю. Я слишком невзрачна для него, я слишком обычна и для тебя. Стоит мне только вновь назвать себя, ты начинаешь вглядываться в мое лицо, морщить лоб и припоминать, что мы вроде бы раньше проводили время в одной компании. Ты со смехом рассказываешь какие-то забавные эпизоды, которые происходили с нами, хлопаешь меня по плечу, словно своего хорошего приятеля, обещаешь как-нибудь позвонить и пригласить на кружку пива. И уходишь, вздохнув с видимым облегчением на прощанье. И совсем не помнишь о том, что…

…в музыкальной школе, на предмете сольфеджио, ты сидел рядом с худой, тихой девочкой весьма болезненного вида, которую все звали Жанна, а ты обзывал «Жанкой-пижамкой». Ты провожал ее после занятий до дома, угощал конфетами и дарил бездомных щенков и котят.

Я никогда не напоминаю тебе об этом. Зачем?

В тот вечер ты упал за мой столик, едва спросив разрешения. Предложил угостить «Мартини». Вернувшись с бокалами, ты сел напротив. Потом вдруг выдохнул: «Жанка-пижамка». От неожиданности я едва не поперхнулась.

«Сколько лет, сколько зим», — было твоей следующей фразой. Ты выпил залпом «Мартини» и без пауз, без остановок рассказал мне всю свою такую трагичную и такую банальную историю несчастной любви. Ты почти не смотрел в мою сторону, тебе все равно было, кому изливать душу. Ты нуждался в исповеди, и я приняла ее, ни одним словом, ни одним нечаянным движением не выдав своих подлинных чувств. Я молчала, хотя мне хотелось схватить тебя за плечи, как следует встряхнуть и крикнуть: «Какой же ты идиот!»

Вот я перед тобою. Увы, я не она. Но мне и не нужно быть кем-то, чтобы любить тебя. Я помню, как ты вдохновенно играл на фортепиано, какое у тебя при этом было выражение лица. Ты подавал большие надежды. Но ты их променял на звездную мишуру, став третьесортным музыкантом в местечковой группе, у которой популярности может чуть больше, чем у других таких же «звезд». И все равно я тебя люблю.

Мне нравится твоя манера одеваться, я знаю все твои излюбленные жесты. Мне дороги твоя улыбка и едва заметные морщинки-лучики у глаз. Как в песне, я тебя узнаю по походке, а еще в любой толпе различу тебя по аромату туалетной воды. Мне приятно звучание твоего имени: Александр, Саша, Шура.

До вчерашнего вечера я не теряла надежды. Сегодня все иначе. Я устала от твоего равнодушия.

Ты и я. Мы слишком похожи: оба цепляемся за призрачный фантом идеальной любви, за вымышленные нашим воображением образы, чуждые реальности. Разница заключается лишь в одном: ты живешь воспоминаниями прошедшей любви, а я — несостоявшейся. Всю ночь я сидела на кухне, пила чай и думала о том, что множество романтических историй так и не случилось со мной только потому, что я ни на секунду не допускала мысли об их возможности.

И я решилась. Хватит. Я возвращаю тебе в этом письме твою историю, рассказанную мне в клубе. Она только твоя и не может принадлежать мне, сам храни ее, а я постараюсь просто забыть обо всем. Также на этом листе бумаги я оставляю свою многолетнюю, безнадежную и бессмысленную любовь к тебе, дарю тебе свои пролитые слезы, бессонные ночи, потерянные навсегда бесценные минуты несбывшегося счастья. Ты можешь скомкать письмо и выбросить его в мусорную корзину — я не прошу сохранить его на память. Более того, забудь о нем сразу после прочтения, как о недостойной внимания мелочи. В наслаждении собственным эгоистическим страданием и самоистязанием тебе ни к чему другие заботы.

Прощай».

Сергей сложил слегка помятые листы и убрал их в конверт, найденный им только что под дверью. И тяжело вздохнул.

Он не был кареглазым и тем более теплооким, его не звали Александром, и у него никогда не было знакомой по имени Снежанна или Жанна.

Загадочная незнакомка, подложившая под дверь его квартиры письмо, ошиблась адресом.

Внизу хлопнула подъездная дверь. Сергей вскинул голову и по наитию, не отдавая отчета своим действиям, кинулся вниз. Выскочил на улицу и сразу приметил медленно бредущую в сторону остановки невысокую худенькую девушку с огромными голубыми глазами. В ней не было ничего особенного — просто и скромно одета, немного сутулая, не сказать что красавица, но почему-то его сердце екнуло.

— Эй, подожди! — сжимая письмо, он бросился вслед за незнакомкой. — Ты Снежанна? — спросил обернувшуюся к нему девушку.

— Д-да, — неуверенно ответила она.

— Я… — Сергей бросил взгляд на ее письмо — Снежанна стремительно покраснела. — Случайно прочитал. Думал, это мне… Но ошибся. Я не хотел! — пылко закончил он.

Девушка молчала, пытаясь удержать набежавшие на глаза слезы, а потом тихо проговорила:

— Извини… Боже, как глупо!

— Нет! — вдруг воскликнул Сергей. — Совсем не глупо! — он еще раз посмотрел на письмо и порывисто порвал его на мелкие части. — К черту его, правда?

Снежанна слабо улыбнулась в ответ. Сергей выдохнул, набрался смелости и произнес:

— А что ты делаешь сегодня вечером?..»

— Ну как? — спрашиваю у Ярика, который утром, проспав в моей гостиной почти до одиннадцати, первым делом вытребовал прочитать написанное ночью.

— А они поженятся? — уточняет он, отрываясь от монитора.

— Понятия не имею, — пожимаю плечами.

— Ну вроде ничего так, — рецензирует парнишка. — Я, кстати, тоже как-то был безнадежно влюблен. В первом классе. В Олю.

— И что?

— Ничего. Во втором мне уже нравилась Маша, — и широко улыбается.

— Балбес! — смеюсь, отвесив ему легкий подзатыльник. — Ладно, собирайся! Пошли в магазин за продуктами, — предлагаю. — Да и вообще, неплохо бы подышать свежим воздухом.

На обратном пути с нами в лифт заходит Снежанна — я ее сразу узнала. Ярик толкает меня в бок и делает большие глаза. Я цокаю на него. Но потом понимаю, на что он пытается обратить мое внимание.

Девушка улыбалась.