Чудовище в плену красавицы

Глава 3

Девчонка горела, как уголек, в его объятиях. Вот о чем он думал, когда вышел из ее спальни.

Одной рукой Адам обхватил ее за поясницу, другой придерживал за икры. Целых три года он не держал женщину в объятиях и вдруг почувствовал на себе тяжесть этих лет. Больше в его голове ничего не было.

Окутанный мраком, он не допускал и мысли о близости с женщиной. С уходом жены его постель опустела. И он никого не хотел видеть в своей спальне.

Его пальцы ощущали горячую, гладкую кожу Белль. В последний раз, когда он прикасался к женщине, та оказалась застывшей, холодной… Безжизненной.

Стиснув зубы, Адам понес сопротивлявшуюся пленницу вниз по лестнице.

— Как ты смеешь? — визжала она, колотя его кулачком по спине.

— Как я смею кормить тебя ужином? — хохотнул он. — Вот такое я чудовище!

— Ты должен был прислать мне корку хлеба! — не унималась она.

— Да, но лучше поешь со мной, сегодня подают ягненка.

— А может, я не ем детенышей животных?

— Ты вегетарианка?

— Нет, — сдалась Белль. — Но все же!

— Если у тебя проблемы в поедании мелких пушистых тварей, всегда можно налечь на овощи и кускус. И еще будет пирог.

— Я могу съесть это в своей комнате, — ответила Белль, отчаянно сопротивляясь его напору.

Ее движения что-то в нем пробудили. Адам не придал этому значения.

— Нет, agape[2], не можешь, потому что я тебе этого не предлагал.

Он зашел в столовую и посадил девушку на кресло рядом с собой. Она уставилась на него, широко распахнув глаза. Действительно красавица… Ее темные волосы были собраны в конский хвост, а голубые глаза сверкали недоверчиво, но все равно очаровательно. У нее были пухлые губки — кажется, когда-то ему такие нравились, когда ему еще не стали чужды удовольствия.

По пути Адам успел заметить, что ее фигурка довольно женственна.

— Что ты от меня хочешь?!

— Чтобы ты поела. И желательно, без спектаклей.

Белль насупилась:

— Ты позволил мне поменяться с отцом местами не для того, чтобы меня кормить.

— Верно. Я позволил тебе с ним поменяться, потому что ты меня попросила. И, как я уже упоминал, я посчитал, что ты окажешься для меня полезнее умирающего мужчины.

Девушка чуть не подскочила.

— Так в чем будет состоять эта польза?

Наступил тот самый момент, когда женщина должна томно склониться к мужчине, коснуться его ладони, плеча или создать более интимную обстановку и положить руку ему на бедро. Но те времена давно в прошлом.

Адам посмотрел на прелестные розовые губки Белль. И на мгновение представил, как прижимается к ним своим безобразным ртом. Да, девчонка знатно оскорбилась бы!

— Да в чем угодно! Например, из твоей спины выйдет отличный столик. Правда, неровный.

Она прищурилась:

— А если серьезно?

— Не глупи, я всегда серьезен! — По крайней мере, был таким. До сегодняшнего дня.

Кроме друзей, с которыми он связывался в основном по телефону, Адам иногда перекидывался словом с придворными слугами. С Фосом, который был правой рукой его отца, и Афиной, кухаркой. Остальные часто менялись и старались не попадаться ему на глаза.

Белль была первой, с кем он провел так много времени.

— Действительно помешанный, — фыркнула она.

Пару мгновений спустя появилась Афина в сопровождении кухонного персонала с подносами.

— Сегодня у нас ягненок с мятно-йогуртовым соусом, — возвестила она, краем глаза осмотрев Белль. — Кускус и ассорти из овощей. На десерт пахлава.

— Благодарю, — сказал Адам.

Но Афина не торопилась уходить.

— Ты что-то хотела сказать, Афина? — спросил принц со вздохом.

— Мне все это не по душе! — строго проговорила она.

— А мне все равно, — отрезал он. — Оставь нас.

Афина с грустью посмотрела на него, затем на Белль. Покачала головой и вышла из столовой.

— Слуги не одобряют твоих действий, — заметила Белль, критически осматривая блюда.

— А моя пленница меня не боится, — продолжил он. — Видимо, я где-то промахнулся.

— Я проделала большой путь из Калифорнии, чтобы поставить тебя на место и вызволить отца из темницы. Если бы это меня пугало, я бы давным-давно убежала. — Она гордо задрала подбородок, словно приготовившись броситься в бой.

— Посмотрим. Ешь.

Адам немедля последовал собственному совету, с наслаждением набросившись на ужин, и обглодал один кусочек мяса до кости. А потом почувствовал на себе внимательный взгляд Белль.

— Чего? — буркнул он.

— Мне казалось, членов королевских семей учат элементарному столовому этикету. Ну, раз у тебя здесь другие нравы…

Он швырнул мясо обратно в тарелку.

— Ты решила меня оскорблять при каждом удобном случае? Я устроил тебе ужин. Выделил уютную комнату. А ты и спасибо не сказала!

— Я должна говорить спасибо за то, что меня лишили свободы?

— Это твой выбор. Ты могла бы оставить отца здесь.

— Умирать?

Он пожал плечами:

— Все умирают. И как правило, люди думают о себе, а не об умирающих.

— Отец меня вырастил, — отчеканила девушка. — Кроме него, у меня никого нет. Тебе легко презирать папарацци, но для меня он все. А ты даже не разрешил мне с ним попрощаться!

— Я не стану держать тебя здесь всю жизнь. Не драматизируй.

— Он болен, — упорно гнула свое Белль. — Он мог умереть в мое отсутствие!

Адам вдруг ощутил неприятный укол совести, а он вовсе не собирался истязать себя чувством вины. Только не сейчас.

— Да вряд ли. Ему же хватило сил проникнуть во дворец и сделать фотографии. Затем он продал снимки и не предпринял ничего, чтобы их вернуть, — процедил принц. — Если ты так разбираешься в массовой культуре, может, скажешь, откуда у меня эти шрамы?

Белль потупилась и покачала головой.

— Понадобился лишь один фотограф, который застиг моего водителя врасплох, поздно вечером и в плохую погоду, — сурово проговорил он. — В итоге случилось непоправимое.

Про Ианту ему не хотелось рассказывать. Это уже глубоко личное.

— Прости, я не знала… — пробормотала Белль пристыженно. — Но мой отец не подвергал тебя опасности.

— Согласен, — произнес Адам снисходительно. — Он просто вломился в мой дом и нарушил мое личное пространство.

— Он безобиден, — возразила она. — Многие не понимают работу папарацци. Она бывает довольно… напряженной.

— Все они кровопийцы! Халявщики, которые выжимают соки из людей с талантом или властью.

— Мой отец не кровопийца. Когда мать решила, что не хочет со мной жить, он обо мне позаботился. Да, он фотографировал знаменитостей. Но на эти деньги он кормил меня всю жизнь! — пылко произнесла Белль.

— Существуют и другие способы заработать.

— И это говорит мне принц! Все должны трудиться. А некоторые жилы из себя тянут, чтобы эту работу просто получить!

— Ты читаешь мне лекцию о сложностях жизни? — Он откинулся на спинку кресла. — Погоди, дай я возьму бумагу и ручку.

— Я очень сожалею о твоей аварии. Но мой отец в ней не виноват.

— Он хотел использовать мою трагедию для собственной выгоды! — Адам усмехнулся. — И он в этом преуспел.

— Он не хотел причинять тебе боль, — пробормотала Белль. — Ему нужна помощь. Ему нужно собрать денег на лечение.

— Меня не впечатляют твои оправдания. Больше всего на свете я ненавижу прессу. Особенно желтую, представителем которой является твой отец. Я ничего не могу сделать против этих публикаций. Поверь, я пытался. Но есть способ повернуть ситуацию в выгодную сторону.

— Да ну? И какой же это способ? — едко спросила она.

— После аварии я не появлялся на публике, поэтому снимки такие ценные. Ведь всем любопытно, как сильно я изуродован.

— Ты не выходил в свет… Совсем?

— Да. Я, кажется, упоминал это, когда мы познакомились.

— Когда ты взял меня в плен.

— Называй как хочешь. Я упоминал, что вместо меня сейчас правит наместник. Его срок подходит к концу, и, если я не верну контроль над страной, начнутся всеобщие выборы. И монархии придет конец. — Адам внимательно посмотрел на хрупкую девушку, сидевшую перед ним. — Я-то думал, ты навела обо мне справки перед тем, как приехать.

— Не хватило времени. Как бы ты к нему ни относился, я надеюсь, ты понимаешь, что я сильно его люблю.

— Любовь важна только для тех, кто любит, — медленно произнес он, думая о жене. Газетчиков не волновало, что Адам ее любил. Они вечно изводили Ианту, вечно стремились раздуть скандал. — Больше любовь никто не ценит, — с горечью добавил он.

— Расскажи мне о своих планах. Раз уж я в них участвую.

— Я намерен держать тебя рядом, а потом представить миру как свою фаворитку.

Белль оцепенела.

— Как кого?!

— Фаворитку. Повторяю, меня не видели с момента аварии. Когда снимки опубликуют, мне придется выйти из добровольного заточения. И выбрать для этого правильное место и время — грамотный политический прием.

Адам продолжил поглощать пищу. В том, как он управлялся с едой, было что-то варварское. Белль совсем по-другому представляла себе принцев. Но когда он рассказал о затворничестве, все вдруг встало на свои места. Адам жил в замке практически один, ни перед кем не отчитываясь, ни перед кем не рисуясь.

Конечно, она ожидала несколько иного от человека, который лишил ее свободы из-за пары фотографий.

Да, он предупреждал, что ему понадобится ее красота. Итог его рассуждений не должен был ее шокировать.

Но изображать фаворитку?.. Это старомодное понятие вызывало некоторый диссонанс. Да и кто ей поверит? Белль понятия не имела, как играть соблазнительную особу. Или, по крайней мере, скромную кокетку.

Они с Тони познакомились во время учебы, и, если бы он не наведывался ежедневно в университетскую библиотеку и не переставал спрашивать, что читает Белль, они бы никогда не начали встречаться. Только благодаря его настойчивости у них состоялось первое свидание.

Тони, Тони… Он, наверное…

— Нет, я на это не пойду, — твердо проговорила она.

— У тебя нет выбора. Ты согласилась стать моей пленницей, терпи теперь.

— Но… нельзя, чтобы весь мир принял нас за пару!

Адам провел пальцами по ее скуле, оставляя на коже огненный след.

— Можно, — сухо ответил он. — Я знаю, для тебя это будет крайне унизительно.

Адам неправильно ее понял, но что-то объяснять ему не было смысла. Он все равно не изменит своего мнения.

— Я и не подозревала, что тебе будет трудно найти девушку, готовую выполнить любую просьбу принца.

— Таких, как я, с большим состоянием и властью, довольно много. Но не у всех из нас больное чувство юмора и искалеченное лицо.

— Значит, ты хочешь, чтобы я сыграла твою девушку? — напрямую спросила Белль.

— И не только. Я представлю тебя своей возлюбленной, так что никаких выходок. Или придется заняться твоим отцом.

Белль почувствовала себя беспомощной. Как настоящая пленница.

— У меня есть парень.

Как будто факт существования Тони мог остановить Адама.

— Больше нет.

У нее екнуло сердце.

— Но ты не можешь меня заставить порвать с ним!

— Да и не надо. Все равно поговорить с ним ты не сможешь. Такой сценарий даже лучше: он бросится к СМИ с упреками в адрес бывшей девушки, которая променяла его на это… — И он показал на себя.

— Ты хочешь меня унизить? Из-за отца?

— Нет, — резко ответил он. — Я хочу вновь вернуть внимание общественности. — Адам мрачно засмеялся. — А это весьма непросто. И будь я проклят, если позволю себя жалеть. Или презирать. Когда я войду в зал и предстану перед светом, все будет так, словно я его и не покидал. Да, сейчас мне страшно, но меня будет сопровождать красавица, и народ решит, что я вернусь на трон с той же легкостью, с какой затащил тебя в постель.

— А когда вечеринка закончится?

— Тебя отпустят, само собой, — небрежно ответил Адам. — Сочинят легенду о нашем расставании. За такой короткий срок мне бы все равно не удалось обзавестись семьей. Но когда-нибудь точно обзаведусь. Когда насыщусь десятком-двумя красоток вроде тебя.

Его самоуверенность должна была разозлить Белль. Но ее вдруг бросило в жар.

— Мне нужен телефон, — с силой произнесла она, думая о Тони. Стараясь думать о Тони.

— Увы.

— Но я согласилась на твои условия!

— Ты же не гость, а пленница. Без моего позволения ты не сможешь ни с кем связаться. Твой отец — паразит, низшая формы жизни, а я не знаю наверняка, вдруг ты тоже фотограф, и вдруг, при удобном случае, ты поступила бы так, как он. Знатная получилась бы уловка, а?

Белль это даже в голову не пришло.

— Вообще-то я без пяти минут магистр по литературе.

— И что же ты будешь делать с таким образованием?

— Учить других. Я не осуждаю отца, но и по его стопам не пойду.

— И вот ты здесь! — Адам широко раскинул руки. — Это называется, не по его стопам?

— Спасибо, я наелась, — буркнула Белль, покосившись на едва тронутое блюдо.

— А я еще нет.

— Я пойду в свою комнату.

— Пойдешь, когда я закончу. И советую тебе доесть, больше я предлагать не буду.

— Я действительно сыта.

— Меня не устраивает вариант отправиться на вечеринку с высохшей мумией. Платье должно идеально облегать твои женственные формы.

Белль вспыхнула:

— Какое ты имеешь право распоряжаться моими формами?! Они тебе не принадлежат! Я сыграю для тебя этот спектакль, но к моему телу доступ ты не получишь.

Адам поднялся и подошел к ней. Затем наклонился и кончиками пальцев провел по ее щеке. Девушка, как завороженная, уставилась на его лицо. На его кожу в рытвинах, на опущенный уголок рта, на шрам, пересекавший правый глаз. Белль поняла, что шрам не испортил его зрение. Адам все видел. Адам видел ее насквозь: и лихорадочное течение крови по ее венам, и бешеный стук ее сердца.

— Для меня не существует запретов, — ласково произнес он. — Запомни это раз и навсегда.

— Я же говорила…

— У тебя есть парень? Прекрасно. Но я запер тебя в своем замке, Белль. Как думаешь, меня может волновать твоя личная жизнь?

— Учитывая, что… — Она нервно сглотнула. — Что за сорок восемь часов у тебя появилось двое заключенных, ты вряд ли переживаешь о бойфрендах.

— Правильно. — Адам снова опустился в кресло, и ей заметно полегчало. — Знаешь, а ведь это прелюбопытнейшая вещь! У тебя все отнимают, ты сужаешь свой мир до пределов дворца, и вдруг появляется столько времени на размышления.

— Вижу, ты прошел свой собственный путь а-ля «Есть, молиться, любить»[3] и просветлился, — заметила она.

— Не совсем. Просто я много думал о том, что ценно, а что нет.

— И что же для тебя является ценным?

— Выживание в этом мире. Больше ничего. За то, как ты живешь, тебя не наградят, Белль. Помни об этом.

— У тебя хватает наглости высказываться о профессии моего отца, и в то же время ты говоришь, что нравственность не имеет значения?

— Нравственность затрудняет выживание. Когда у тебя ничего не остается, природная потребность дышать поддерживает в тебе жизнь. Когда вокруг все исчезает, у тебя есть лишь вдох и секунды перед выдохом. Иногда ты живешь только ради этого. — Адам оторвал зубами кусок мяса. — Всеми людьми управляют естественные потребности. Не образ жизни, не то, чем ты владеешь.

Она покачала головой:

— Это не про меня. Я люблю книги. И океан. Нагретый солнцем песок, который ласкает мою кожу. — Его глаза сверкнули, и она почувствовала, что краснеет. — Это гораздо ценнее выживания. Потому что придает жизни смысл.

Адам невесело рассмеялся:

— Ты удивишься, но когда я смотрю по сторонам, то вижу смысл в своем существовании и одновременно не вижу никакого. Меня окружает пустой, мрачный, безжизненный дворец. Когда у меня болит каждая кость в теле и я едва встаю с кровати, то спрашиваю себя: «Почему я до сих пор дышу?» И ответ не в книгах и не в песке.

— А в чем? — вырвалось у нее.

— Я слишком упрям, чтобы сдаться смерти. — Он встал. — Все, я закончил. Пойдем, провожу тебя в твою комнату.

— Не стоит.

— Стоит! — безапелляционно сказал он. — По дороге я расскажу несколько основных… правил.

Белль разозлилась. Она не привыкла действовать по чьей-то указке. Отец воспитывал ее иначе. Частенько он не знал, как обращаться с маленькой дочкой, но он ее любил, и Белль старалась доставлять ему как можно меньше хлопот, видя его старания. Она помнила, как ей жилось с матерью.

С папой было вольготнее. Он старался никогда ее не критиковать. Она сама выбирала себе ужин, одежду, решала, куда пойти вечером и когда остаться дома.

И этот самодур-принц решил, что она примет его правила? Нет, этого не будет из принципа!

Закусив губу, Белль промолчала. В ее сердце все-таки прокрался страх. Она ведь точно не знала, какой он человек. Не знала, на что он способен.

Смириться будет трудно. Удары судьбы обрушивались на нее один за другим. Но если бы она получила все сразу, то тут же сошла бы с ума.

— Если проголодаешься, скажешь Афине, и она тебя покормит, — начал он.

— А нельзя мне самой приготовить себе еду?

— Нет, — буркнул он.

— Ладно… Я не удивлена.

Белль поплелась за принцем по длинному коридору к лестнице.

— Там выход к саду, — сказал он, указывая налево. — Можешь исследовать всю территорию дворца, залы и библиотеки для тебя открыты. Но только не мои покои.

— Ясно, — пробормотала она, немного успокоившись. В его покои ее не тянуло.

— Я живу в восточном крыле.

— Один занимаешь целое крыло?

Он приподнял бровь:

— Мне необходимо много личного пространства.

Адам отвернулся, продолжая путь. В его непримечательной фразе скрывалось больше смысла, чем он предполагал. Он поглощал собой не только все пространство, но и сам воздух помещения, где бы ни находился.

— Может, все-таки вернешь мне телефон? Очень нужно позвонить.

— Пока это невозможно, — отрезал он. — У меня своя политика, у тебя своя. И наши убеждения не должны пересекаться, — безжалостно продолжил он.

— Значит, ты намерен держать меня в отрыве от всего мира?

— Это не так ужасно.

Белль вдруг осенило, что она вынуждена жить с человеком, который не покидал своего дома несколько лет. Адам никак не мог понять, что изоляция не всем нравится. Потеря человеческого облика его не волновала. Ему было невдомек, что Белль может хотеть большего. Что ей необходимо нечто большее.

Здесь можно умереть с тоски, а этот феодал даже не заметит, что с тобой что-то не так.

— Мне нечего надеть, — призналась Белль.

Когда они подошли к ее спальне, она поняла, что не взяла с собой одежды. На ней были те же джинсы и кофта, в которых она вчера села в самолет.

— Я что-нибудь раздобуду. Завтра принесут. А сейчас ничем не могу помочь.

— Но… Мне не в чем спать.

Он скользнул по ней жарким взглядом.

— Так спи голой. Бери с меня пример.

Ее воображение услужливо нарисовало его обнаженное тело. Интересно, как далеко протянулись его шрамы? Его кожа изранена полностью или только частями?

Ее охватили странные ощущения, от которых кожа покрылась мурашками.

Адам пристально смотрел на Белль. Между ними словно вспыхнули искры. Она вдруг четко осознала, сколько силы и самообладания потребовалось от него, чтобы запереться здесь.

— Удаляюсь, — бросил он и повернулся.

Ей почему-то захотелось его остановить, чтобы продлить приятный момент. Она на несколько мгновений замерла.

Принц покинул ее спальню и зашагал по коридору, а Белль с облегчением выдохнула, даже не заметив, как задержала дыхание. Потом бросилась запирать дверь, хотя зачем? У тюремщика ключи все равно найдутся.

Белль прижала руки к груди, надеясь унять бешено бьющееся сердце, всхлипнула, и по ее щеке скатилась слеза. Она рухнула на кровать. Одна, совсем одна… Ни папа, ни Тони не знают, где она находится.

И до них тоже не добраться. Помощи ждать неоткуда. Придется доверить себя мужчине, который посадил ее в клетку.

Этому увечному и необыкновенно красивому мужчине, от которого всегда веяло холодом.

Белль зажмурилась, стараясь поскорее уснуть. Мысли закружились в безумном вихре, но его мрачные глаза следили за ней неотрывно. Черные глаза на израненном лице были окнами в его израненную душу.

Адам не давал ей покоя.

«Я представлю тебя миру как свою фаворитку».

Внизу ее живота вдруг появилось приятное тепло. И прежде чем погрузиться в сон, она подумала, что это не похоже на страх… И на гнев… Чувство было какое-то неизвестное.

И признавать его она отказывалась.