Чудовище в плену красавицы

Глава 6

Пленнице не спалось. В уютной спальне стояла роскошная кровать, но после очередной стычки с Адамом Белль не удавалось расслабиться. Не потому, что она его боялась. Если бы он хотел взять ее силой, он бы уже это сделал. Ее страшили не насилие, а соблазны.

Она задрожала, встала с постели и отправилась исследовать гардероб. Вчера Фос принес одежду, она надела удобный костюм, а потом, после ужина, наугад вытащила пижаму.

Ей вдруг пришло в голову, что покупка одежды — это часть игры.

Личный консультант принца Олимпиоса приобрел целый женский гардероб — отличная почва для слухов.

Нарядов было очень много. От кружевного белья до изысканных вечерних платьев. Она не верила своим глазам. Одна вещь прекраснее другой. Изысканные тонкие ткани, к которым было страшно прикоснуться. А прикоснувшись, невозможно оторваться.

В Южной Калифорнии они с отцом жили по-простому. Белль ходила в шортах и сланцах, а для школы переодевалась в джинсы.

Она привыкла к обычной жизни на Западном побережье США. К такому она не была готова.

Из вороха одежды Белль вытащила футболку такого отменного качества, что ее легко можно было преобразовать в нарядный комплект. К ней Белль подобрала черные штаны до щиколоток и слипоны.

Убрав волосы в конский хвост, она посмотрела на себя в зеркало.

— Вылитая Одри Хепберн, — сказала она себе.

Интересно, почему это ей стало важно хорошо выглядеть? Вообще-то Белль изо всех сил делала вид, что ей все равно, поэтому и выбрала самый неброский наряд. Чего доброго, Адам решит, что она для него разоделась.

Он казался полудиким. Судя по его жуткому поведению за столом, он уже не помнил, каково это — находиться в обществе. Впрочем, о его трагической судьбе Белль не могла думать без боли.

Не каждый вынес бы то, что вынес принц. В одну ночь потерять жену, ребенка, будущее… Слишком много трагедий для одного человека, и, конечно, последствия были неизбежны. Он изменился, целиком и полностью. Настолько, что Адам из прошлого перестал для него существовать.

У Белль екнуло сердце, и, приложив ладонь к груди, она выскочила из спальни и бросилась на кухню. Соблазнительная перспектива — постоянно сидеть у себя в комнате, скрываясь от Адама. Но тогда она почувствует себя настоящей пленницей. Нельзя сходить с ума.

Несмотря на трудности, она должна продолжать общение с Адамом. Чтобы достойно сыграть свою роль на вечеринке. Чтобы он увидел в ней личность, а не просто средство к достижению цели.

Или к удовлетворению потребностей…

Задрожав, Белль обхватила себя руками и продолжила свой путь в сторону кухни.

Минуя лабиринты залов, она дошла до угла и остановилась как вкопанная, потому что там стоял Адам — величавый, немного пугающий. Но не такой, как в первую встречу. Теперь она смотрела на него другими глазами.

— Вот ты где, — сказал он, сверкнув глазами.

По ее телу пронеслась странная жаркая волна.

— Ты меня искал?

— Уже собирался.

Она переступала с ноги на ногу.

— Я хотела выпить кофе…

— Придется подождать.

— Да перестань! Кофе не может ждать!

— Меня подождет. Я же принц Казарос.

Не выдержав, она рассмеялась, но его хмурый вид оборвал веселье.

— Ты что, смеешься надо мной? — буркнул он.

— Есть такое. Уверена, это пойдет тебе на пользу!

— Спорное утверждение. В любом случае я хотел тебе кое-что показать. И я не собираюсь стоять здесь вечно и препираться с тобой. — Он протянул руку. — Пойдем.

Ее глаза широко раскрылись от удивления.

— В тебе вдруг проснулись хорошие манеры?

— Да, и проснулись не только они.

— А что же еще? — спросила она, с опаской вкладывая пальцы в его большую ладонь.

— Желание.

Белль вдруг дернулась, но он успел поймать ее руку. Под буравящим взглядом его темных глаз она и правда как будто горела. Изнутри.

— Даже не знаю, что на это сказать, — пробормотала она.

— Вот! Отличная тема для обсуждения. Похоже, я впервые возмутил тебя настолько, что ты язык проглотила. По-твоему, в изоляции я соблазняю женщин?

— Девушкам нравится думать, что они первые, Адам, но вряд ли до меня в твоем замке не было пленниц.

— А зря. Пока твой отец не проник во дворец, ни одна живая душа не попыталась вырвать меня из заточения. Когда пресса поняла, что скандал раздуть не удастся, меня оставили в покое. Может, еще потому, что аварию спровоцировал репортер. Кстати, это не первая автокатастрофа, в которой пострадали члены королевских семей. Пора что-то менять.

Белль признавала, что закрывала глаза на все недостатки, связанные с работой отца. Ведь она обеспечивала их куском хлеба. Несмотря ни на что, она считала отца порядочным человеком, который работал не покладая рук. Но иногда дело заходит слишком далеко: журналисты подвергают людей опасности, и это стоит им жизни… Адам совершенно прав: это пора менять.

— А знаешь… — сказала Белль, держась за его руку, в то время как он вел ее по незнакомому коридору. — Отец не всегда работал папарацци. Он много путешествовал по миру и снимал разные события. Потом он взял меня под опеку, и поездки прекратились. Надо сказать, такие снимки не приносят денег. Людям не нравится видеть, каким гадким бывает мир, они охотнее любуются на ярких и красивых знаменитостей. И смакуют их недостатки, чтобы собственные минусы не казались им чересчур ужасными.

— Что ж, я точно дам им пищу для пересудов. Немного трагического порно к ужину.

— Ты помог мне увидеть ситуацию с другой стороны, — возразила Белль. — Иногда фотографы переступают черту ради снимка, но сейчас ты никак не защищаешь свою личную жизнь, и никто на тебя не посягает. Они не имеют над тобой власти только потому, что знают твое имя.

— Ну спасибо за одобрение. Без тебя я бы не узнал, что имею право на личное пространство.

Белль остановилась и топнула ногой.

— Я пытаюсь до тебя донести, что ты меня переубедил! Мог бы, кстати, отреагировать по-доброму!

— А ты не жди от меня хорошего, — огрызнулся он.

— Как скажешь, — фыркнула она.

Они остановились у двойных дверей в конце коридора, и Белль вопросительно посмотрела на Адама.

— Хочу кое-что показать, — сказал он и, надавив на дверь ладонями, распахнул ее.

В комнате было темно. Окна от потолка до пола закрывали шторы. Адам повернулся, нажал на кнопку, и с легким шелестом ткани тьму прорезала полоска света. Шторы начали раздвигаться, и за ними показались книжные полки, которые простирались от высокого сводчатого потолка до мраморного пола, и, чтобы можно было достать фолиант с верхней полки, через каждый метр стояли лестницы.

— Где это мы? — выдохнула Белль.

— В библиотеке.

— Но я же вчера уже была в библиотеке? — Она с благоговением осмотрелась.

— В замке их много. Это центральная, здесь хранится вся история моей семьи, история страны. А также великие произведения литературы, мировая классика. Вот тут современная беллетристика… Популярные и малоизвестные книги. На этих полках хранится все, что когда-либо было написано.

— Но… зачем ты мне это показываешь?

Белль посмотрела на его израненное грубое лицо. Оно ее больше не пугало, и рытвины на коже не казались ей уродством. Они были просто частью Адама. В его бездонных глазах скрывалось столько боли… Эта боль разбередила ей душу.

— Ты упоминала, что любишь книги, — сухо произнес он.

— Люблю, — пробормотала Белль, робко подойдя к ближайшей полке, и провела пальцем по корешкам, рассматривая собрание. — А еще я упоминала, что люблю своего парня, — сказала она, отчаянно сопротивляясь бурлящим эмоциям. — Но я по-прежнему не могу с ним связаться.

— Печально. Но это по-прежнему неосуществимо. Кстати, я обратил внимание, что ты куда больше восхищаешься книгами, чем своим парнем. Да и выглядишь более возбужденной, когда целуешься со мной, а не когда рассказываешь о Тони.

— Дело не в возбуждении, — отрезала она. — Я просто волнуюсь. Он ждет меня, он обо мне заботится, и он… в общем, в нем я уверена. Нас ждет совместное будущее, после того как я закончу учебу. — Белль не сказала о том, что ни разу не испытывала с ним взрывной страсти, как с Адамом. Если бы она испытывала к Тони хотя бы половину такой же страсти, как к Адаму, то уж точно не осталась бы девственницей. Противостоять напору своего грозного и пугающего тюремщика, совершенно не в ее вкусе, было необычайно тяжело. При этом она почти год сопротивлялась Тони.

Адам не ошибся. Книги интересовали ее куда больше Тони. «И это проблема», — подумала она.

— Страсть — основной компонент любви, — произнес Адам. — Если не любви, то жизни точно. Моя жизнь как раз лишена страсти. Она мрачна и замкнута. Вот ты никого не теряла, у тебя этой страсти должно быть полным-полно. Так где же она?

— Я убеждена, что страсть — это не главное. Например, моя мама, довольно известная личность… Она дочь знаменитой актрисы. В сущности, мама заплатила, чтобы упрятать меня куда подальше. Отец мог выставить ее на публичное осмеяние, но тогда мое имя обсуждали бы в прессе, а он этого не хотел. — Белль засмеялась. — Скорее всего, он прекрасно понимал, что иначе нарушил бы мое личное пространство. Матерью управляли страсти: она брала от жизни все и от души веселилась. А на обязанности ей было плевать. Она не хотела заботиться о собственном ребенке. Поэтому мне хочется спокойствия и постоянства. Я предпочту надежность, а не капризную страсть.

— Похоже, ты чувствовала себя брошенной… — Его голос дрогнул. — Я тебя недооценивал. — Адам покачал головой. — Сейчас я не имею ни малейшего желания снова испытать духовную привязанность. Растоптанные надежды лучше не возрождать. А вот плотские удовольствия… — Он шагнул к ней, хищно сверкнув глазами. — Когда они тебя подхватывают и сжигают… Вот по таким ощущениям я скучал. Ты испытывала когда-нибудь такую страсть, а, Белль? Как твой парень тебя зажигает? Он, наверное, слащавый серфер? Или манекенщик с нежными ручками? С тощей грудью и впалыми щеками? Калифорнийский стиль, да? А этот милашка знает, как с тобой обращаться?

Его голос становился резче.

— Меня милашкой точно не назовешь, но я знаю, как тебя лучше трогать. Библиотека — мой самый скромный подарок. Я заставлю тебя забыть свое имя, пока ты будешь выкрикивать мое. Тони так умеет? Три года у меня не было женщины. Моя жена… Она была прекрасна. Я ее любил. Но я устал от пустой постели. Устал сдерживать внутренний огонь. И я подозреваю, что ты не меньше меня этого хочешь.

Белль не могла дышать. Она была поглощена моментом, поглощена Адамом и огоньками пламени, которые охватывали ее с каждым произнесенным словом.

Она боялась не его, а себя. Впервые в жизни ей захотелось совершить что-то безрассудное. Что-то неправильное. Она всегда была благодарна отцу за размеренность, потому что помнила, каково ей жилось с матерью. Белль пребывала в абсолютном хаосе, пока папа не вырвал ее оттуда и они не переехали в маленькое бунгало на берегу океана. Папа любил ее просто за то, что она есть, и принял ее с удовольствием.

Когда Белль познакомилась с Тони, он показался ей идеальным: приятным, заботливым, терпеливым.

Адам не обладал ни одним из этих качеств, но все-таки она боялась, что очень скоро ее накроет нечто похожее на похоть…

— Тони очень славный, — неуверенно пробормотала она.

— В постели он тоже очень славный?

В его словах слышалась издевка, а не комплимент.

— Ну, он меня уважает…

— О как! Это то, о чем я подумал? Он тебя не хочет? Не хочет так, как я? Уважает он тебя… Именно с таким оправданием женщины и терпят унылую интимную жизнь. — Адам засмеялся. — Уважение равно сексу раз в неделю, который длится меньше, чем сентиментальный сюжет в вечерних новостях.

Щеки Белль залила краска.

— Ничего подобного!

— Когда мужчина поклоняется телу возлюбленной, это почему-то не называют уважением. Когда он жаждет ее так сильно, что его больше ничто не удовлетворяет. Если твой любовник тебя уважает, он должен доводить тебя до дрожи в коленях и хрипоты в горле, потому что ты будешь кричать его имя всю ночь напролет.

Белль не стала уточнять, что Тони уважает ее желание повременить с интимом. Почему она это утаила? Наверное, потому, что мысли смешались и составить внятный ответ не представлялось возможным.

Белль не хотела сообщать, что она почти ничего не знает о сексе. Даже нелепо, что она до сих пор хранила девственность. И в этом была виновата мать.

Белль инстинктивно гнала от себя мысли о сексе, связывая уход матери со страстью. Страстью к жизни, мужчинам, деньгам, красивым вещам и тусовкам, которые нарушали спокойную жизнь маленького ребенка. Белль с самого детства затаила сильнейшую обиду на мать.

Поэтому она цеплялась за свою совершенно обычную жизнь и была счастлива, что имела. Порыву ветра с океана, книге в руке.

На свидания с Тони она ходила ради эксперимента. Ей нравилось его общество, нравилось с ним целоваться, но от дальнейшего она увиливала — из-за страха.

Этому страху она даже не могла дать название. Но теперь поняла, что это. Адам пробудил в ней огонь, который никогда не угаснет, если его распалить.

Белль было страшно потерять себя. Забыть, кто она, к чему она стремилась. Последовать примеру матери, которая из-за всепоглощающих страстей забыла о самом главном.

Несмотря на внутренний протест, Белль почему-то не убегала. Она стояла в библиотеке, Адам нависал над ней с горящими глазами, а она даже не пыталась отстраниться.

Ей хотелось, чтобы он взял ситуацию в свои руки. Чтобы все зависело не от нее. Ей было страшно решиться на последний шаг. Сократить дистанцию. Признаться самой себе, чего она по-настоящему хочет. Узнать, как Адам заставит ее выкрикивать его имя ночью…

Мыслимо ли это? Ведь Адам взял их с отцом в плен! Ведь в Калифорнии ее ждал милый, славный, терпеливый Тони! Что она могла испытывать к этой мрачной, истерзанной душе перед ней?

Наверное, она просто дошла до последней точки…

В этом замке, отрезанном от внешнего мира, Белль оградилась от учебы, друзей, книг, от своего парня. От родного берега и легкого ветерка.

Она находилась во владениях Адама, в островном государстве, где ветер с ревом носится среди скал и горных пиков, огибает башни дворца и пробуждает беспокойство, а не безмятежность.

Словно Олимпиос существовал за гранью реальности, как в настоящей сказке.

Или как в мечте, которую Белль никогда бы не исполнила.

— Мне нравится, когда ты произносишь мое имя, — негромко сказал Адам, и по ее телу пробежали мурашки. — И мне бы понравилось еще больше, если бы ты произнесла его в постели.

У Белль пересохло во рту. Она облизнула губы и вспомнила, как он проводил языком по ее губам, когда целовал ее.

Она неосознанно привлекла его внимание, и он посмотрел на ее рот. Чего же она добивалась?

Белль хотелось сбросить с себя всякую ответственность. Но если быть совсем честной… Ей вообще не хотелось ни о чем думать.

Адам погладил ее по подбородку, вынуждая поднять голову. Кончиками пальцев провел по линии челюсти, потом по нижней губе. Затем он коснулся ее скулы, нежной ямки за ухом и перешел к шее, отчего Белль затрепетала.

Прикосновение его мощных ладоней к такому деликатному месту должно было ужаснуть ее или, по крайней мере, отпугнуть. Какое там! Напротив, ей захотелось раствориться в его прикосновениях и вдохновить на более решительные действия.

Она купалась в его силе и мощи, и никакого разумного объяснения этому не находилось.

Их взгляды встретились. Глаза Адама на той фотографии лучились от счастья, а теперь были мрачны. Белль подняла руку и коснулась его грубой щеки, а потом отдернулась.

Адам крепко сжал ее пальцы и положил их на то место, где они были. При этом на его лице застыло требовательное выражение.

Они стояли друг напротив друга, и обе ее ладони были прижаты к его лицу. Большими пальцами она коснулась уголков его губ, и из его груди вырвался рокочущий звук — нечто среднее между урчанием и рыком.

Белль снова коснулась его шрама, но на этот раз не отпрянула. Адам притягивал ее. Он заставил ее забыть о замкнутости и задать вопрос самой себе — о том, чего она по-настоящему хочет.

Положив руки ей на бедра, Адам прижал девушку к себе, а она продолжала ласково гладить его лицо.

Ее палец скользнул по грубому шраму, который пересекал бровь и задевал край глаза.

— Ты хорошо видишь? — спросила она.

— Да, мне повезло. Хотя про аварию трудно сказать «повезло»…

— Если бы ты потерял зрение, было бы гораздо хуже.

— Честно, я бы не переживал. До недавнего времени смотреть мне было не на что.

Белль стало приятно. Разве Тони когда-нибудь делал ей такие комплименты? Даже если делал, они ей не запомнились. Да и поцелуи с ним напрочь стерлись из памяти.

Однако она до мельчайших подробностей помнила, как целовался Адам. Это было нечто совершенно новое.

— Находясь во мраке, я уже и забыл, что могу видеть, — признался он. — Ты и твоя красота напоминают мне об удовольствиях, которые остались в мире.

Адам имел в виду секс. Конечно, не могло быть и речи о серьезных и продолжительных отношениях. В любом случае она не могла оставить свою прежнюю жизнь, отца… Выйти замуж за принца маленькой островной страны? Которого она едва знала? Ни за что.

— Адам… — пролепетала она, не зная, что еще сказать.

Эмоции захлестнули ее. Белль хотелось сказать, что он вовсе не уродлив. Может быть, он и правда был чудовищем, но сейчас ее это не заботило. Слова исчезли, но страсть лишь усилилась. Держа лицо в ладонях, Белль встала на цыпочки, склонила его голову к себе и прижалась губами к его губам.

Мгновение спустя Адам взял ситуацию под контроль. Он крепче обхватил ее за талию и прижал к книжной полке, которая впилась ей в поясницу, но Белль не обратила на это никакого внимания. Сейчас ее волновали лишь его жаркие цепкие губы.

Его руки были очень активными. Он провел ладонями по ее изгибам, обхватил ее груди и большими пальцами накрыл соски. Охнув, она выгнулась, даже не заметив того, что угол книги врезался ей в плечо.

Ни один мужчина так не ласкал ее…

Ведь она девственница, она должна хотя бы… испытывать страх перед первой близостью. Но никакого страха она не испытывала. Ее словно затягивало в какой-то сумасшедший водоворот.

Его ладони спустились вниз, он прижал ее бедра к своему напряженному телу, к наглядному свидетельству его страсти. Она сцепила руки за его шеей и прижалась к нему теснее.

Его пальцы скользнули под ремень ее джинсов, и с замиранием сердца она следила, как они пробираются к ее шелковым трусикам. Между ног у нее стало влажно. Интересно, Адам ощутил это сквозь белье?

Белль забыла и о страхе, и о смущении. Оставалось лишь ослепительное желание, которое Адам пробуждал в ней своими прикосновениями. Приникнув к нему, Белль двигала бедрами одновременно с движениями его руки.

Белль не переставая дрожала, а Адам продолжал атаковать ее, медленно и страстно целуя, лаская ее языком. Он поглаживал ее между ног, усиливая возбуждение до предела.

Проникнув под ткань трусиков, его палец нащупал влажное лоно и не спеша двинулся вперед, для облегчения используя ее смазку.

И тут Белль сдалась. Она резко дернулась, и ее накрыли волны оргазма, а потом по телу разлилось наслаждение. «Больше не могу», — подумала она, но вслух не сказала ни слова.

Адам подался вперед и погрузил палец глубже — до того неожиданно, что она вскрикнула.

Белль словно разорвало, и она превратилась в какие-то искрящиеся блестки, выкрикивая его имя вновь и вновь, цепляясь за его плечо, пока ее не поглотило чувство освобождения, полностью обессилив тело.

Когда все кончилось, ее горло болело от бесконечных криков.

Усилием воли Белль посмотрела в глаза Адама и покраснела, увидев в них неприкрытый голод. Теперь все было ясно! Почему женщины теряют голову от страсти, почему проводят ночи с такими, как Адам, и забывают обо всем.

Она вырвалась из его объятий и отстранилась.

— Трудно дышать, — выдохнула она.

Он отпустил ее и отошел, подняв руки, словно хотел доказать, что не посягает на ее свободу.

Глаза Белль наполнились слезами. Она почувствовала себя голой, хотя была полностью одета. Адам не видел ее тела, но узнал нечто более интимное — то, что она старательно скрывала даже от себя.

— Хочу кофе, — выдавила она.

И рванула из комнаты, оставив позади первого мужчину, с которым познала страсть. Первого, кто заставил ее перестать бояться саму себя.

Белль подумала, что, ведя себя таким образом, окажется ничуть не лучше своей матери.