Чужой. Сердитый. Горячий

Часть 17.2

В одиннадцать вечера Вадим уложил меня в кровать. Андрей наблюдал за этим из-под бровей и со сложенными руками на груди, презирая парня за каждое прикосновение ко мне, пока я старалась игнорировать такое явное недовольство.

— Спать, — очередной раз приказал Вадим, и мягко улыбнувшись, щекотливо поцеловал в нос.

Да я как бы не сопротивлялась, делать-то больше нечего! Все трое моих самых дорогих мужчин наотрез отказали мне участвовать в дежурстве или вообще выходить из дома.

— Да вали уже… — несдержанно фыркнул Андрей, подобравшись ближе. Вадим даже бровью не повел на его очередной выпад, зато мой взгляд оказался острее ножа.

Когда Волков скрывается за дверью, Андрей садится на край кровати.

— И долго ты будешь вести себя как самый последний осел? — недовольно спросила я, удобнее устраиваясь в кровати, повернувшись набок.

— Поверить не могу, что ты выбрала этого продажного ублюдка, — рычит он, заставляя меня прикрыть глаза от раздражения.

— Андрей, — укорила я брата, который недовольно засопел. — Прекрати так говорить, — надавила я, заставляя брата стушеваться. Он смотрит на меня и перехватывает ладонь, крепко сжав руку.

— Я восхищен тем, что ты с отцом смогла преодолеть трудности в отношениях. Впервые вижу, чтобы вы не ссорились на ровном месте. Позволишь? — я двигаюсь дальше к стене, уступая место брату, который ложится рядом.

— Вы говорили обо мне, когда я сбежала? — спрашиваю я Андрея, прижавшись к его плечу.

— Срывали голос криком, — хмыкает брат, — едва не подрались. Мама вовремя нас остановила.

— Я поступила паршиво, — припоминаю, как кричала слова о ненависти отцу в лицо и как разрисовала своё лицо. Андрей поглаживает мою спину в свитере, поцеловав в висок.

— Он волнуется за тебя, поэтому отец всегда такой взрывной, — отвечает брат. — Давай я тебе расскажу несколько моментов из вашей жизни, — Андрей поворачивается набок, чтобы ему было удобно смотреть в мои глаза.

— Я и без тебя знаю, насколько у нас сложные отношения, — пожала я плечами, посчитав ненужным слушать объяснения брата.

— Нет, Ярослава, тебе стоит это услышать, — его рука легла не моё предплечье. — Отец лелеял тебя с самого рождения, как тепличный цветочек. Когда тебе было три года, ты приболела обычной простудой, а я в первом классе подхватил ветрянку. Родители сразу решили отправить меня к бабушке, чтобы не усложнять твоё здоровье. Ты была очень слабенькая в детстве. Отец настрого запретил подходить к тебе, но перед отъездом я не удержался. Ты была такой забавной маленькой крошкой, что я пришел к тебе и поцеловал на прощание. Через сутки ты уже была в больнице с осложнениями, — он провел ладонью по моей щеке, видимо, сожалея о прошлом.

— А когда тебя должны были выписывать, ты подхватила ангину. Твой организм не выдержал такой нагрузки и болезнь ударила по сердцу. Отец устроил драку с главврачом, а после забрал тебя домой и выходил с частными врачами. Он не оставлял тебя ни на секунду, и у него начались проблемы на работе. Ему было глубоко плевать на всех и вся, кроме тебя. Тогда вы настолько были связаны, что ты могла заснуть только на его руках.

Облизываю пересохшие губы. Я такого не помню, и об этом никто мне не рассказывал…

— Когда тебе было семь, отец отпустил нас гулять вместе во дворе строго под мою ответственность. Я заигрался с ребятами, пока ты, разложив на проезжей части мелки, стала разрисовывать асфальт возле поворота. Я думаю, ты помнишь тот момент, когда машина выскочила из-за угла и едва успела сбавить скорость. Тебя откинуло на несколько метров. У тебя был перелом ноги, двойной перелом руки и сотрясение. Отец тогда был настолько зол, что впервые накричал на меня и сказал, чтобы я не смел приходить к тебе в больницу, потому это была только моя вина. Он был прав, я не уследил, а он сидел возле тебя изо дня в день, помогая пройти полную реабилитацию.

Да, я помню, как мы весело проводили время с папой в больнице. У меня была своя палата, и поэтому мы делали всё, что душе угодно. Было очень здорово… Пока я не вернулась домой. Около полугода отец не давал мне гулять на улице. Водил на разные секции, чтобы у меня не было соблазна гулять на улице. Это были первые перемены в наших отношениях, когда я начала плакать и ссориться с неприступным отцом. Я скучала по своим друзьям.

— Когда он признал, что ты всё ещё ребенок, стал отпускать на улицу. Каждый раз отец выходил на балкон с книгой, приглядывая за тобой. Ты больше никогда не оставалась без его внимания.

— Помню, что все надо мной смеялись и называли папиной соплячкой, — покачала я головой. — Мне приходилось сбегать, чтобы погулять с кем-то, за что позже допоздна учила ненавистную биологию и физику.

— А разве тебе было легче получить по заднице ремнем? Вряд ли. Отец пытался справиться с тобой как мог… Вместе со мной, — договаривает Андрей, и я недоверчиво прищурилась.

— Не поняла?

— Твой выпускной. На самом деле это моя вина, что отец запретил тебе идти на вечеринку после официальной части, — Андрей поджимает губы, опустив глаза. — Помнишь Олега? Мой бывший одноклассник, твоя безответная первая любовь. Перед окончанием года он всем хвастался о том, как страстно ты целуешься за гаражами. Когда мы подрались, он пообещал, что на выпускном возьмет тебя в первом же попавшемся месте. Ты мне не поверила. Я очень за тебя волновался, поэтому рассказал всё отцу, и он проследил, чтобы после официальной части мы поехали в ресторан и посидели в кругу семьи. Даже тогда он не хотел тебя разочаровать, но ты устроила грандиозную истерику, — Андрей натянуто улыбнулся, очевидно вспоминая, как в ресторане я скинула тарелки со стола, стянув скатерть, протестуя запретам отца.

После вечеринки Олег больше ни разу не появился в моей жизни. Уехал учиться в другой город и даже сменил номер, одним сообщением расставшись со мной. Тогда только я поняла, что и Андрей, и отец оказались правы. Но не замечать правоту отца было проще, чем принять свои ошибки. Поэтому сразу после выпуска, я начала готовиться сбежать в Москву подальше от отца и его давления.

— Он всегда был рядом со мной, — шепчу я, впервые оценив поступки отца во взрослой жизни. Отец всегда был рядом и знал, какие школьные предметы я ненавижу, с какими одноклассниками ссорюсь и о чём мечтаю. — Мне всегда казалось, что он срывался на мне и отыгрывался после тяжелых рабочих дней… — выдохнула я.

— Никогда, — низкий, уверенный голос, который не принадлежит брату.

— Пап, — я растеряно привстала, осматривая отца, притаившегося у дверного проема. Он подходит ближе, тоскливо улыбнувшись. — Я вела себя ужасно, — признаюсь я, ощущая такую же тоску.

— Ты всегда была девочкой с характером. Вся в меня! — он садится на кровать. Тянусь к нему, крепко обнимая. — Но, если бы мне дали шанс что-то изменить в прошлом… Так и знай! Ничего бы не изменил! — по-доброму смеется отец. Андрей накрывает наши объятия своими, и я впервые чувствую себя самой важной частичкой семьи, которая безумно мной дорожит.

Из своей жизни выношу новые уроки, и теперь я понимаю, что без моих близких я никогда бы не справилась. Я чувствую себя нужной, и все, кто рядом со мной, готовы защищать до последнего вздоха.

***

Я пугаюсь, когда кто-то накрывает мой рот и до боли впивается пальцами в плечо.

— Это я, не шуми, — шепчет Вадим, заставив меня осмотреться. — Одевайся. К окнам не подходи, — говорит он и сонливость резко исчезает.

Замечаю, насколько сильно Вадим взволнован, и кажется, очень нервничает. Парень терпеливо ждёт, но поторапливает и помогает надеть курточку. Не мою, какую-то чужую, мужскую, с тяжелым запахом одеколона.

— Твоя слишком приметная, — говорит парень, указав на моё красное пальто.

Глаза немного колит от недосыпа и выплаканных слез за последнее время. На часах четвертый час утра.

— Гордеевы нас выследил? — шепчу я, и в ответ замечаю твердый кивок.

— Дай мне свой пистолет, — не успеваю отреагировать, как Вадим сам вытягивает из-под подушки пистолет и проверяет его рабочее состояние. — Отлично. Помнишь, как мы играли в прятки в особняке?

— Да, — непонимающе киваю.

— Тебе нужно отправится к сараю, наша третья точка возле озера. Я тебя прикрою, но ни в коем случае не шуми и не ходи на озеро. Если будет необходимо — беги через лес, не задерживайся ни в одном месте, если кто-то тебя преследует. В твоём рюкзаке есть всё необходимое, — он помогает надеть рюкзак на спину, — действуем по плану и никакой самодеятельности. Люди Князя будут здесь через десять минут, тогда я приду к тебе и уведу в безопасное место. Всё ясно?

Мне остается только нервно закивать.

— Свет мой, нельзя сейчас нервничать, — Вадим проводит рукой по моей щеке, утешая. — Ты у меня сильная девочка, — улыбается он, целуя в лоб. — Тебе нужно покинуть дом. Если начнут штурм, ты уже не сможешь выйти.

Вадим выводит меня на улицу, и достает свой пистолет, провожая меня взглядом, придавая уверенности. Надев капюшон, я осторожно иду вдоль дома, забора и деревьев, держась как можно дальше от белоснежного снега, на котором я сразу стану легкой мишенью.

Дорога занимает несколько минут, учитывая, что мне приходится оказаться по колено в снегу и перелезать через забор. Никто не стреляет, не шумит, не кричит и, тем более, не пытается меня убить. Я оглядываюсь по меньшей мере сотню раз в каждую сторону, и отпираю тяжелую дверь амбара, проскальзывая внутрь.

Я сразу подбегаю к шаткой деревянной лестнице, взбираясь наверх. Вадим показывал, где можно укрыться в случае опасности. Это возвышение в амбаре оказалось ручной кладкой из досок около двух-трех метров над полом, устланная сеном. Из-за каждого моего шага, всё скрипит и вибрирует под моим весом, волнуя настораживающими звуками.

Подхожу к сложенным тюкам, спрятавшись за сеном. Сажусь, прикрыв глаза. Сердце так волнительно бьется в груди, что прямо-таки оглушает. Только через несколько минут понимаю, что на улице началась настоящая перестрелка, когда я сжимаюсь от каждого выстрела.

Держу пистолет, крепко сжимая его в своих руках, отвлекая себя рассматриванием завитков на ручке оружия… Но я не могу не думать о моих родных и Вадиме. Что, если им не повезет, и они попадут под пулю? Я же не могу сидеть и ждать чьей-то смерти ради своей безопасности? Что, если именно в эту минуту они нуждаются во мне, пока я прячусь здесь, как мышка?

Порываюсь встать, но вспоминаю наставления Вадима, и не смею ослушаться. Снова пытаюсь сделать хотя бы шаг, и также останавливаюсь, не в силах преодолеть свои страхи и обещание, данное Вадиму.

Слышу, как скрипит дверь и зимний холодный ветер окутывает всё пространство, забираясь под куртку… Нет, кажется, это страх, пробирающий до костей.

Хочу убедиться, что ко мне пришел Вадим, или Андрей, или отец, но понимаю, что, если это кто-то чужой, мне нельзя себя выдать столь опрометчиво. Они знаю условное место, а значит мне нужно терпеливо ждать.

— Выйди, — слышу я голос, переполняющий меня жутким страхом. Этого не могло случиться! Как он здесь оказался? Как понял, где я нахожусь? — Малышка, быстрее. Лучше поговори со мной, чем попадись ты моему отцу на глаза, — слышу я смешок, и зажмуриваюсь от перенапряжения. — Я обещаю тебе, что мы только поговорим с тобой. Не бойся меня, Ярослава.

В его голосе сквозит усталость, и я могла бы поверить ему, но не после всего, что со мной произошло. Поднимаю пистолет, а услышав, как он медленно и осторожно поднимается по лестнице — снимаю с предохранителя.

О Господи… Почему именно он?

Почему сейчас?

Почему тогда, когда я одна?

— Я долго думал о нас, — тихо и надсадно говорит он. — Малышка, в моём состоянии я точно не могу тебе навредить. Выйди ко мне… — на моё удивление, он просит, а не принуждает. — Чёрт! Ладно… — лестница снова скрипит, и я непонимающе оглядываюсь, не зная, как действовать.

Отступаю в сторону, двигаясь за сложенными тюками сена, напряженно поджимая губы, когда скрипят доски. Нужно было не дергаться и сидеть, не шевелясь!

— Малышка, я ведь слышу тебя, — он тяжело дышит и шипит сквозь зубы, когда попадает на второй этаж. Видимо, он всё ещё слаб после ранения. — Хватит убегать от меня, ты ведь знаешь, что я всё равно тебя найду.

Он приближается очень тихо, и я не понимаю, как ему это удается. Недоуменно отступаю к самой дальней стене, наводя пистолет в сторону лестницы. Похоже, что он стоит и выжидает, пока я выйду сама, но я не рискую приближаться к нему…

— Попалась! — я испуганно кричу, когда ощущаю крепкие руки, на своих плечах. Какие-то считанные секунды, и я дергаюсь, толкая его, а Максим отшатывается от меня, схватившись за свои ребра. Второй рукой он успевает вцепился в мой рюкзак. Ловко снимаю его, отпрянув от мужчины.

Трюки Вадима всегда работают отменно, от страха не додумалась бы сделать нечто подобное, но парень хорошо меня научил думать и действовать прежде, чем пугаться и бежать.

— Ярослава! — взревел Гордеев, когда я попыталась сбежать, но не смотря на его шаткое состояние, он обогнал меня, загородив спиной лестницу. Он корчится от боли, рвано дыша.

Я, паникуя, навожу на него оружие. Мой муж успокаивающе поднимает руки, показывая, что безоружен. А я… Я ему не верю. Он никогда не был беззащитен.

— Уйди! — сглатывая, дрожащей рукой прицеливаясь в Гордеева пистолетом. — Или я выстрелю! — выкрикнула, отчего-то мучаясь. Почему он так смотрит на меня? Почему не действует? — Клянусь, я убью тебя! — обессиленно шепчу, ощутив, как слезятся глаза.

Я трусиха. И он и я понимаем, что не выстрелю.

— Ты не выстрелишь. Только посмотри, насколько я беззащитен и беспомощен. Я тебе не угроза, — насмехается Максим, но стоит неподвижно с поднятыми руками.

— После всего, что ты сделал со мной, смеешь считать себя беззащитным? — непонимающе спросила я, надломленным голосом, а по щекам потекли несдерживаемые слезы.

— Прости, малышка, я только… — он хочет подойти, но я отступаю, не прекращая наводить дуло пистолета на Господина Гордеева. — Прекращай целиться в меня своей игрушкой! — разозлился он, заставляя меня дернуться. — Чёрт, просто опусти пушку, малышка. Нам нужно поговорить. Я хочу помочь тебе. Рядом со мной тебе ничего не угрожает, а вот с моим отцом всё не так просто.

Я не опускаю пистолет, а Максим то и дело переводит взгляд с оружия на меня, и обратно. Поздно понимаю, что он задумал, когда Гордеев перехватывает пистолет, и отводит его вверх, пытаясь вырвать оружие из моих рук.

— Отвали от меня! — стараюсь приложить все возможные и невозможные усилия, поэтому остервенело дергаю оружие на себя, как и шатающегося Гордеева.

— Если бы я хотел навредить тебе, то непременно уже навредил! — он пытается вырвать из моих цепких рук пистолет, и когда отпихивает меня в сторону, я спотыкаюсь через собственные ноги.

Совершенно не успеваю испугаться, когда из легких выбивается весь воздух, а тело пронизывает боль. В ушах звон, голова кружится, и я шокировано смотрю наверх. Всего мгновение, и я оказалась на нижнем уровне амбара на скрипучих досках, со стоном переворачиваясь на спину, прошипев от боли в бедре и руке.

Слышу оклики Гордеева и как он поспешно приближается к лестнице, начиная спускаться.

— Лежи! Не смей вставать! — кричит Максим, когда я, надрывно дыша, пытаюсь подняться, упав на колени, зашипев от острой боли. — Ярослава, черт тебя возьми!

Второй раз действую слаженней и решительней, кое-как поднимаясь на ноги, простонав от боли в бедре. Тело горит от неприятных ощущений.

— Нет, Ярослава, там стреляют! Вернись сейчас же! — кричит Гордеев, стараясь слезть как можно быстрее, но я уже выбегаю из амбара.

Здесь творится настоящий хаос. Выстрелы проносятся буквально над моей головой. Ошалело смотрю на незнакомых мужчин у забора с одной стороны и с другой, у леса. Они меня не замечают, увлеченные перестрелкой. Передо мной оказывается только один путь — через озеро.

Но Вадим сказал, чтобы туда ни ногой…

Нет времени на размышление, когда за мной выбегает Максим, поэтому срываюсь с места неудержимым ураганом, побежав в вдоль сада, к озеру. Я слышу, как выстрелы свистят возле моих ног.

— Не смей! — он не успевает за мной только из-за полученных ранее ранений, скорее всего, ещё плохо перенося погони, перестрелки и борьбу. Благодаря этому у меня есть небольшой шанс, чтобы хорошо оторваться.

Зима в этом году оказалась весьма холодной, но несмотря ни на что, первые шаги по льду даются мне с большим трудом и волнением. Оставшись на твердой поверхности, бегу дальше, и Господин Гордеев решительно стремится меня догнать.

Я осталась без пистолета, рюкзака и по моим пятам бежит Гордеев. Самый хреновый расклад, не смотря на наличие безупречного плана!

— Нет, Ярослава, там глубоко! Ты провалишься! Ярослава стой! — оборачиваюсь только для того, чтобы увидеть, не догнал ли меня Максим. Между нами довольно большое расстояние, поэтому я сбавляю темп, ощущая, насколько острой стала боль в бедре.

Но я резко останавливаюсь, когда слышу пугающий звук… Я замерла, испугавшись.

— Не двигайся! — кричит Максим, а я оборачиваюсь и вздрагиваю от громких звуков, раздающихся под моими ногами. Эти звуки издает стремительно трескающийся лёд. Гордеев останавливается примерно в десяти шагах, тяжело дыша, осматриваясь вокруг. — Малышка, тебе нужно лечь. Сейчас же.

Недалеко от меня лёд треснул настолько громко, что я присаживаюсь, жалостно всхлипнув. В этот ужасный момент я думаю только о том, что в жуткой смертельной перестрелке участвуют мои близкие, а я, возможно, уже и вовсе нежилец.

— Слушай меня, Ярослава. Ложись на лёд. Прекрати упрямиться! — рявкает Максим, принуждая смотреть на него и слушаться. Понимаю, что он говорит разумные вещи, но моё деревянное тело слушается не сразу. — Ложись медленно и осторожно. Ну же!

Едва я хочу опустить руки к снегу, как лёд трясётся и трещит прямо под моими ногами.

— О Господи, Господи, Господи! — ошалело поднимаю взгляд на Максима и в следующую секунду с головой ухожу под воду.

Вода настолько холодная, что моментально обжигает лицо и легкие. Из-за неожиданности и испуга я не успела захватить воздуха. Я стремительно начинаю задыхаться. Пытаюсь всплыть, но на мне так много зимних вещей, что, намокнув, они тянут меня вниз, забирая у меня любую надежду всплыть и спасти свою жизнь. Пытаюсь расстегнуть тяжелую куртку, но пуговицы в петлях мне не поддаются.

В груди с каждой секундой усиливается боль, и в горло попадает вода. Я захлебываюсь, но всё ещё пытаюсь двигаться и всплыть. Меня целенаправленно тянет ко дну, несмотря на мою отчаянную борьбу.

Жесткий рывок, ещё один и ещё.

Беспрерывное барахтанье и я, безудержно кашляя, глотаю необходимый для выживания воздух.

— Давай, малышка, тебе нужно вылезти из воды, — шепчет Максим, цокая зубами мне возле уха. Я шокировано оборачиваюсь, пытаясь понять, правда ли это, что сейчас происходит, или я уже… — Хватайся за поверхность и ползи. Не вставай, поняла меня? — он не дожидается моих ответов, пока я пытаюсь осознать истину — Гордеев прыгнул за мной в воду.

Максим подсаживает меня, при этом сам уходит под воду. Толкает сильно, а я карабкаюсь по скользкому льду, едва вылезая из воды, мгновенно переворачиваясь набок, встретившись взглядом с мужчиной. Смотрю, как он пытается вылезти самостоятельно, но лёд трескается с каждой его новой попыткой выбраться из воды. Он пробует взобраться на поверхность с разных сторон, но добивается лишь того, что делает прорубь больше.

Он беззащитен и ко всему прочему успел раздеться.

Максим не смотрит на меня, а я… В самый ответственный момент решаю протянуть свою руку, не ожидая от самой себя подобного жеста. Он спас меня, и, если бы хотел убить, не стал тогда жертвовать собой. Не понимаю, что творится с этим человеком и его сознанием, но я не могу оставить его в воде… Я — не убийца!

Максим оставляет попытки выкарабкаться и обреченно качает головой, криво ухмыльнувшись.

— Больше полугода я ждал от тебя протянутой руки, — выдыхает Гордеев, дрожа и цокая зубами. — Тебе нужно уйти, сейчас же, Ярослава, — он приказывает, а я, не слушая его, пытаюсь схватить его за руку. Он упирается, и под моим весом лёд начинает снова трескаться. Максим реагирует быстрее и отталкивает меня от края. — Ничего не выйдет, малышка, — задыхаясь от холода, говорит он.

— Все получится. Я тебе помогу, — когда я снова протягиваю руку, Максим ее перехватывает, крепко сжимая её в своей ладони.

— Ничего не изменится, даже если ты будешь звать на помощь. Я всё равно уйду под воду, — говорит он охрипшим голосом. — Я хотел сказать тебе, что… — он прокашливается, крепче обхватив мою руку, — мой отец хочет тебя убить. Если бы я нашел тебя раньше его, и увез как можно дальше… Надеюсь, ты простишь меня. Мне очень жаль, что я… Мне жаль, что я полюбил тебя, Ярослава, — он горько улыбается, и его глаза стеклянеют будто от набегающих слез. Подобное зрелище перехватывает моё дыхание.

— Максим, я не понимаю, зачем ты…

— Когда любишь, неважно каким образом, защищаешь любой ценой. Тебе просто повезло немного меньше, — ответил он, отпуская мою руку. Он протягивает её к моему лицу, дрожащей холодной ладонью прикасается к моему подбородку, большим пальцем нажимая на нижнюю губу. — Ты всегда была моей непокорной девочкой, — смеется он, клацая зубами, дрожа всем телом. Его руки и губы бледные, как и лицо. — Убей его, как только увидишь, — рычит Максим, — не думай, не разговаривай, просто стреляй. Ты меня поняла?

Пораженно выдыхаю, слыша от него подобные слова. Он говорит мне убить его отца, и я даже понять не могу, что должно было произойти с этим человеком, чтобы сейчас заявить о подобном.

— Максим, вылезай из воды. Прошу тебя, постарайся. Я тебе помогу, — чеканя каждое слово, я начинаю его умолять.

Он одновременно по сумасшедшему улыбается и замерзает от холода.

— Поцелуй меня. Сама. В последний раз, — шепчет он, смотря на меня так… Подавляюще, но одновременно умоляюще.

— Максим…

— Ненавидь меня, Ярослава, но я прошу только попрощаться со мной. Я не смогу вылезти из воды, — он хватает мою куртку и подтягивается сам, обжигая ледяным поцелуем. Первые секунды я сопротивляюсь, но Максим привычно давит своим напором, при этом почти ко мне не прикасаясь.

Отвечаю всего одним мимолетным движением губ, но и этого для мужчины оказывается достаточно, поэтому он отстраняется, посмотрев на меня взглядом, который наполнен… Безумством и любовью. От чего-то отрицательно качаю головой, изумленно рассматривая Господина Гордеева, который отталкивает меня.

— Максим! — вскрикнула я, плеснув по воде руками.

Сердце сжалось от непонятного чувства. Несмотря на то, что я хотела убить Господина Гордеева не один раз, сейчас подавленно плачу, не веря в то, что он спас меня и пожертвовал своей жизнью ради меня.

— Проваливай, пока я не потащил тебя за собой, — угрожающе скалится. — И поверь мне, малышка, сейчас я очень сильно борюсь с этим желанием. Вместе до конца — помнишь мою клятву перед росписью? — я сглатываю и двигаюсь назад ползком, с опаской смотря под себя, слыша легкий треск. — Пистолет возьми, — говорит Максим, и я уже встаю на ноги возле его вещей, которые он скинул перед прыжком в воду.

Я смотрю на него и сердце сжимается от непонятного чувства потерянности.

— Уходи, — шепчет он одними губами, которые уже посинели.

Нерешительно делаю шаг назад, а затем под пристальным взглядом ещё один и ещё… В какой-то момент я не выдерживаю и срываюсь, превозмогая боль и холод, возвращаюсь в сторону амбара.

Больше я не оборачиваюсь.

— Ярослава! — кричит Андрей, перехватив меня по пути. — Боже мой, что случилось? — он взволнованно смотрит на меня, потянув к углу амбара, заставляя присесть.

— Максим… Там, в воде, — шепчу я, показав рукой, не в силах обернуться. Я остаюсь сидеть, прижатая к земле тяжелой мокрой курткой и двоякими чувствами.

— Что? Ты его видела? Он тебе что-то сделал? Где он? — допытывается брат, а я зажмуриваюсь и трясусь от пробирающего до костей холода.

— Он… В озере… — с надрывом шепчу я.

— Но там никого нет, — непонимающе вскидываю голову и поворачиваюсь… Там действительно больше никого нет. О, Боже мой… Он утонул? Так быстро? Я задыхаюсь то ли от холода, то ли от переполняющих меня эмоций. — Забудь, — одергивает меня брат. — Тебе нужно срочно переодеться.

Брат стаскивает с меня мокрую куртку и свитер, заменяя мою верхнюю одежду своей.

В это трудно поверить, и я, кажется, никогда не поверю в происходящее… Снова смотрю на озеро, не осознавая реальность. Максима больше… Нет.

Неужели он любил меня так сильно, что раз за разом делал больно, но при этом не позволил умереть? Я его ненавидела, но теперь, с таким концом, он разбивает меня. Максим Гордеев напрочь разрывает мне сердце и душу в очередной, но в последний раз.

Господи, Максим, что же ты сотворил со мной?

— Ярослава, очнись! Некогда думать, нам нужно найти убежище, — Андрей встряхивает меня за плечи.

— Вадим сказал ждать его в амбаре, таков план. Мы должны его дождаться, — противлюсь я.

— Планы изменились, — Андрей тянет меня за руку, желая обойти амбар. Я пытаюсь его остановить.

— Он не изменит этот план. Вадим знает, что я здесь и придёт при любом раскладе. Мы сейчас можем разминуться… — настаиваю я.

— Пойдем скорее, — не слушает меня брат.

— Нет! Никуда мы не пойдем. Мы будем его ждать в этом грёбанном амбаре! — срываюсь я на крик, и Андрей остервенело прижимает меня к деревянной поверхности, зажимая мой рот рукой.

— Нам некого ждать. Никто не придет. Сколько раз мне нужно говорить тебе, чтобы ты спасала свою жизнь, пока есть возможность? Волкова взяли люди Гордеева. Нам небезопасно здесь находиться! — утробно рычит Андрей, разгневавшись.

— Как взяли? — ошеломленно выдыхаю я, как только Андрей убирает свою ладонь с моего рта. — Как взяли?! А ты знал и не помог? — неконтролируемо вскрикиваю, а брат приподнимает руку и борется сам с собой, чтобы снова меня не заткнуть.

— Тихо! — шипит. — Подробности позже, сейчас — уходим!

— Нет. Я его вытащу, а ты либо со мной, либо катись к чёртовой матери!