Дар ледяного огня (Часть 1)

Глава 12

Таяла.

Месяц прошел относительно спокойно. Мои обидчики каждый день ходили избитые. Если оборотню еще регенерация помогала, то на маге все заживало хуже. Целители устали их лечить, но Эдвард, судя по всему, был неумолим и к своей обязанности тренера-воспитателя относился ну очень серьезно. Мне так и не удалось узнать, кто подкинул мне браслет, так привлекший мое внимание на ярмарке. Была мысль вернуться к продавцу, спросить, кому он его продал, но такой возможности у меня не было: запрет покидать территорию академии снят не был. Не знаю, интуиция это или логический расчет, но я уверена, что браслет мне купил Эдвард. Он постоянно шел сзади меня и не допустил бы, чтобы это сделал Бран – а больше некому.

Уроки практической магии покоя мне не приносили. Если у всех способности раскрывались и ширились и хоть что-то получалось, прогресс от занятий был заметен, то у меня было все стабильно плохо. Показав на первом занятии умение поджигать небольшие предметы, я не продвинулась дальше вперед ни на шаг. Каждое занятие я поджигала свечу, а Эдвард ее тушил – самой мне даже с этим было не справится. Последние два занятия меня даже не вызывали – что зря время у талантливых студентов отнимать. Десять минут напряжения, смех в аудитории над очередным моим провалом, и я отправляюсь на место. Профессору Крэману, даже благодарна была, что он меня оставил в покое. У Дианы, например, неплохо получается перемещать предметы. На последних занятиях она освоила магию замка и сейчас без проблем запирает двери.

Рузана может высушить волосы, придать им объем, выровнять цвет лица сделать кожу гладкой и красивой, убрать мешки под глазами. Теперь к ней постоянно подбегают девочки на перемене, просят удалить вскочивший прыщ. А что, удобно: не надо бегать к целителям, которые на такие мелочи отвлекаться не любят

А я? Поджигалка свечей.

Перед каждым занятием на столе стоят горшочки с землей, в которые бросают семена цветов. У некоторых студентов получается что-то в них прорастить. Я уже подумывала, что в моем случае забывали класть семечко или оно было порченным. А вот у Поля наоборот: он засушил розы, стоявшие в вазе на столе профессора Гераста, чем вызвал много домыслов среди однокурсников и заинтересовал своей магией профессоров.

После праздников меня заставят медитировать. Для этого в академии есть специально оборудованная комната. Тем, у кого дар не раскрывается, как у меня, часто приходится там сидеть. Карцер, а не комната.

Профессор Гераст навряд ли со мной согласится: «Ты должна научиться погружаться в себя, стать единым целым со своей внутренней энергией, принять ее. Твой резерв полон, но ты им не пользуешься».

Вообще ничего не поняла из его слов. Для меня древнюю драконью грамоту легче усвоить, чем найти этот резерв в себе и научиться черпать оттуда силы. Вот и буду я после праздников ползанятия медитировать, а после демонстрировать свои успехи. Усидчивостью я не страдаю – опасаюсь, что особых результатов добиться не получится. Но я буду стараться: в первую очередь это нужно мне.

Вижу, как недовольны мной преподаватели. Замечаю по этому поводу переживания Эдварда. Ведь я единственный бездарь на курсе. Может, и нет во мне больше ничего магического, но профессора не сдаются, продолжают меня испытывать. А значит и я отчаиваться не буду.

Хигир появлялся за это время лишь однажды. Визит, как всегда, был кратким, что не могло не радовать. А если бы эти тайные встречи вообще прекратились, я была бы только счастлива. Его тоже интересовали успехи в практической магии. И что это она всем сдалась? Отчего-то показалось, что мои неудачи в данной дисциплине его только обрадовали. Предупредил меня, чтобы я не выходила за пределы академии, так как уверен, что случай на жбанаре как-то связан со мной. Подробнее объяснять ничего не стал – он и сам не знал, что надо от меня магу, если необычных способностей во мне нет. К магистру Смонгу, как и обещала, приходила. Подъем по лестницам я уже практически не ощущаю: бегаю наверх, как заправская спортсменка.

Но застать его не получается. Ну, по крайней мере, дверь мне никто не открывает. В третий раз я даже Лину с собой взяла, чтобы она по ней постучала – а то вдруг опять в ноты не попадаю. Но дверь не поддавалась. Появилась мысль, что магистр сменил мелодию, но профессор Гераст убедил, что это не так. Он мне рассказал, что Янг Смонг в отъезде, и когда вернется – неизвестно. Печально, конечно, ведь так хотелось узнать, о чем же со мной хотел побеседовать этот старец.

Профессор Вирго последнее время ядом прыскала по поводу и без. Ее реплики мы старались оставить без внимания, а они с каждым разом все острее и острее, на грани оскорблений. Складывается впечатление, что наше спокойствие ее еще больше злит, и сдерживать в себе змею ей становится невмоготу.

С Касаном у нас установились теплые дружеские отношения. Он не спрашивал о моих чувствах – просто был рядом, поддерживал, часто шутил, заставляя меня смеяться до слез. Отчужденности с наших отношениях больше не было. Иногда я ловила на себе его задумчивый взгляд, а он в ответ мне ласково улыбался. Обедали мы теперь всегда вместе, большой дружной компанией, сдвинув столы, которые никто не занимал. Работники кухни перестали их расставлять каждый раз, и теперь два стола у окна всегда ждали нас.

Совсем скоро начнется осенняя серия «опасных игр». Подготовка идет полным ходом, на площади воздвигнуты высокие стены, на которых стоит заклятие непроницаемости – подсмотреть и подслушать, что же там будет происходить, невозможно. В академии только об этом все говорят, девушки готовят баннеры в поддержку своего любимца-тренера Красса.

Наша поездка на Шамаран особого интереса среди студентов не вызывала. Нам, наверное, сочувствовали больше, чем завидовали. Оптимизма это не прибавляло, а с моим настроем так вообще в пору было заболеть и сидеть в общежитии. Но профессор Крэман меня насильно отведет к целителю и утащит на Шамаран. Будь у меня хоть капля сомнений, что он так не поступит, я бы уже лежала, притворившись умирающей.

Сегодня мы отправляемся на соседнюю планету. Еще вечером я собрала сумку, сложив вещи на три дня. Самое главное – не забыла взять теплую одежду, ведь, насколько я поняла, обряд будет происходить не в храме, а на улице, а в последнее время заметно похолодало. На Шамаране температура еще ниже. Моя одна сумка против Дианиных была каплей в море. Она к ним что, жить переезжает?

– Диана, может, оставишь половину? Как ты это тащить будешь? Я тебе, конечно, помогу, но нам это не унести.

– Я сильная, справлюсь. А ты совсем налегке, я тебе тоже кое-что прихватила.

Спорить по этому поводу было бесполезно, да и устала я объяснять, что на три дня столько брать не стоит – просто улыбнулась обводя взглядом баулы.

– Смейся-смейся, потом еще благодарить будешь. – Я и сейчас тебе, подруга, благодарна, а буду еще больше, если это не придется тащить с собой.

Лина, попрощавшись с нами, вчера вечером убежала к маме. Алан с Бранном проводили ее прямо до дома. Саяна с Айроном отправились в очередной романтический отпуск. Интересно, между ними всегда будет так? Скорее всего, - отвечаю сама себе. У них есть с кого брать пример. Родители принца - наглядное пример того, как можно всю жизнь любить друг друга.

– Пойдем, не стоит заставлять всех ждать, – вернула меня в реальность подруга. Мы со своими сумками направились к главному входу, где нас ждали три парня с нашего курса. Ни одного пятикурсника среди студентов не было, хоть конкурс объявлялся и при них.

Возле учебного корпуса мы появились почти самыми последними, за нами только Мираса пожаловала, приятная девочка-маг с нашего курса. Что я могу о ней сказать? Милая и симпатичная – так бы сказал каждый, кто ее увидит. Ничего, вроде, примечательного в ней нет, таких студенток большинство: скромная малообщительная брюнетка с открытой улыбкой и добрым взглядом. По натуре своей девушка очень закрыта. Но если присмотреться к ней, можно заметить, что в омуте ее больших серых глаз пляшут смешинки. Даже эта хрупкая девушка несла с собой две сумки, одна я налегке. Возле каждого студента стояла внушительная поклажа – даже если сумка и одна, то втрое больше моей. Интересно, может я чего не знаю и они решили перебраться жить на Шамаран? В воскресенье же возвращаемся, зачем все свое нести с собой?

– Все в сборе? – Уверенной быстрой походкой к нам подошел профессор Крэман. Его взгляд на секунду остановился на мне, но этого хватило, чтобы предательское сердце сжалось в груди. Огромный заплечный рюкзак не заставлял Эдварда гнуться в три погибели, словно у него там была подушка из лебяжьего пуха. Вот и профессор на три дня взял рюкзак с себя ростом. И неважно, что Эдвард его с такой легкостью носит – в любом случае он забит доверху. Не пойму: удобные ботинки на нем, куртка-ветровка, походные брюки с множеством карманов. Ладно пара теплых вещей и смена белья на два дня – что же он туда еще напихал?

– Выйдя за ворота, я полностью принимаю ответственность за вас на себя, поэтому вы во всем слушаетесь меня. Говорю лежать – лежите, говорю бежать – убегаете, говорю «отбой» – ложитесь спать и до утра не просыпаетесь. Ясно?

Требования, на мой взгляд, были странными, но спорить смысла не видела: понятие «логики» у нас с профессором абсолютно разное. Нравится ему командовать, что поделать, придется с этим мириться. Тем более, что все студенты уже кричали ему в ответ «ясно». Ну и я крикнула, чтобы не выделяться из толпы.

– Мы отправляемся в гости по приглашению, но не должны забывать, что это чужая планета, другой для нас мир. Вести себя стоит с учетом менталитета жителей Шамарана, не забываем о вежливости и культуре. Не помешает вспомнить лекции профессора Вирго. – Куда же мы без нее? Тоже мне, образец культуры и вежливости.

Еще пять минут инструктажа, после чего все однокурсники подтвердили, что все поняли и готовы выполнять требования профессора. Мы направились к воротам.

– Я открою межпланетный портал, кто-нибудь раньше так путешествовал?

Я, Диана и Стэм ответили «нет», остальные подтвердили, что для них это будет не в первый раз.

– Для тех кто в первый раз будет путешествовать между планетами, объясняю: принцип тот же, что и на местных порталах, но скорость перемещения в разы выше, что может вызвать головокружение и тошноту, поэтому лучше закрыть глаза. Парни, возьмите девушек за руки и держите крепко. Отвечаете за них головой, в межпланетном переходе являетесь для своей спутницы поддержкой и опорой. Разбейтесь по парам.

Он вообще был каким-то другим. Беззаботным что ли. Последний раз таким я видела его, когда мы жили в Лассе, задолго до нашего первого поцелуя – а затем что-то изменилось. Только сейчас я поняла как скучала по тому парню.

– Стэм, ты что такой зеленый? – засмеялся Эдвард. – Стэм, давай лучше тебя девушка за руку возьмет? Кто тут у нас самая сильная, кому мы можем доверить безопасность парня?

Сдерживает улыбку, наигранно осматривает девушек, задерживает взгляд на Диане.

– Профессор, все нормально, я не собираюсь терять сознание, – улыбнулся парень. – Это последствия бессонной ночи. Но доверенную мне барышню доставлю в целости и сохранности.

Между ними произошел немой диалог. Эдвард просто улыбнулся, хитро прищурив глаза, и заговорщицки кивнул парню. Эти мужчины ведут себя как телепаты. Можно подумать, мы не поняли, о чем идет речь.

Кто-то схватил меня за руку. Я ее попыталась выдернуть, не поняв, с чего меня кто-то хватает. Подняла глаза – а на меня строго смотрит Вистар, руки не выпускает. Да и бороться с этим высоким крепким Д.оборотнем бесполезно. Это он меня в портале решил сопроводить. Хоть бы спросил, что ли. Да и ладно, какая разница с кем совершать переход. Парень крепкий – глядишь не потеряет. Диана сама подошла к Стэму, не поверив, наверное, что с ним все в порядке. Хоть среди девушек она и самая сильная, за руку ее все же взял парень. В конце всех стояли Мираса и Дакий.

Портал открылся, Эдвард развернулся к нам.

– Возьмитесь за руки, а свободную руку положите на плечо впереди стоящему.

Нам пришлось положить руки на Эдварда. Мы синхронно, словно вечно марширующие стражи, ступили в портал.

Меня так качнуло в потоках воздуха, что не держись я за парней, вылетела бы с огромной скоростью куда-нибудь. Мы словно оказались в огромном серебристо-белом туннеле. Этот свет слепил глаза, но мне так хотелось все узреть, что я не поддавалась катящимся из глаз слезам. Рассматривала дороги, которые напоминали речные потоки на карте. Отличал их только цвет: здесь он был сиреневым. Где-то мелькали силуэты людей. Может, мне это только казалось, ведь скорость была неимоверной.

Мы просто летели над пространством и временем. Очень быстро начала кружиться голова. Закрыв глаза, пыталась сконцентрироваться на дыхании. Глубокий вдох, медленный выдох. Не хотелось, чтобы меня стошнило – да еще и на спину Эдварда. Я, конечно, не прочь испортить ему настроение, но не таким образом.

Мне уже стало казаться, что этот полет не закончится. Дыхательная гимнастика не помогала, с каждой секундой мне становилось все хуже. Напряжение зашкаливало, я опасалась открыть глаза, любой внешний раздражитель мог спровоцировать мою тошноту. Как чувствовали себя остальные, даже не догадывалась. Если в Диане я была отчего-то уверенна, то за Стэма переживала, ведь он еще и стоит сзади меня. И чего я не встала в конце? Вот будет ужас если парня на меня стошнит. Как в таком виде я появлюсь на Шамаране, думать не хотелось. Эти мысли помогли мне отвлечься.

Почувствовав под ногами твердь земли, обрадовалась, что этот кошмар закончился! А ощутив на лице свежий холодный ветерок, услышав звуки природы и голоса ребят, поняла как я счастлива. Попыталась открыть глаза – и не смогла: мой вестибулярный аппарат не пришел в норму. Вистар уже отпустил мою руку. Стою одна, а такое чувство, будто не стою, а кружусь.

– Открывайте глаза, студентка Монталь, мы уже на месте.

Нет, можно подумать, я стою и удовольствие получаю!Даже махнуть головой не могу: если открою глаза, уверена, поцелую землю носом. Буду так стоять, пока не приду в себя – не хочется мне посмешищем выглядеть. Кружение все не заканчивалось. Слышу, как ребята поднимают сумки и отходят. Ну и ладно, все равно я и шагу не сделаю, не свалившись. Сколько так стояла, я не знаю, но тишина стала угнетать, вселяя в меня страх и неуверенность. «Они что, оставили меня тут одну?» Открываю глаза. Кружит меня значительно меньше.

– А-а-а!

Плюхаюсь на попу и отползаю. Кто это? Где все? Нет. Нет! Это не может происходить на самом деле! Что эти четыре бугая тут делают? Куда они всех подевали? Убили? Оглядываюсь по сторонам. – Она всегда такая пугливая и шумная? – От этого зычного утробного голоса все органы вибрируют. К кому он обращается?

Пока они все молчат и не сводят с меня глаз, я продолжаю попой прокладывать себе дорогу к отступлению.

– Нет, сегодня у нее дебют. – Слышу знакомый голос, в котором отчетливо проскальзывает смех, и начинаю закипать. – На нее так подействовал переход в портале, хотя тихоней ее не назовешь.

– Она, конечно, девушка красивая и ей можно простить и позволить многое, – вот совсем мне не нравится этот тон и то, как на меня этот оборотень смотрит: его наглую ухмылку так и хочется чем-нибудь стереть, – но предупреди, чтобы у священных камней так не шумела.

Вот теперь в поле моего зрения появился тот, на ком мне хотелось выместить свою злость. Это по его вине я оказалась в такой ситуации.

– Не переживай, Ирбис. Она поймет, что от нее требуется. – Если в моем взгляде и читался вызов, то совсем недолго – так злостно посмотрел на меня профессор Крэман. Одним из своих убийственных взглядов, которого опасаются все студенты. Очень захотелось высказаться, но не при всех.

– Хорошо. Забирай свою студентку, встретимся в лагере.

Парни развернулись как по команде и отправились вглубь леса. Я непроизвольно провожала их взглядом. При их высоком росте – свыше двух метров – двигались они практически бесшумно. Интересно, здесь все такие высокие и широкоплечие? Летом в тени их тел можно прятаться от солнца. И что значит «встретимся в лагере»? Это у них поселение так называется?

– Закончила репетицию? – напомнил о себе Эдвард. Забыла о нем, пока провожала блондинов-исполинов взглядом.

– Что?

– Спрашиваю: закончила репетировать роль истерички? – И смеется. Нет, не улыбается, а смеется. Все, сам напросился. Истеричка, значит?

– А Вы, профессор, забыли, что отвечаете за нас? Как Вы посмели бросить меня посреди незнакомой мне планеты? Подвергли мою жизнь опасности! Да я на Вас могу и жалобу написать!

Моя пламенная речь на Эдварда эффекта не производила – он продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.

– На имя ректора, – зачем-то добавила я. Нашла кем пугать.

– Ага. Можешь. – Еще немного – и он начнет откровенно смеяться. Еле себя сдерживает. – не забудь дописать, что глава рода со своими людьми лично вышел тебя поприветствовать, проявили уважение, а ты в ответ орала как резанная. Не знай я обычаев этого народа, подумал бы, что ты исполняешь какой-то приветственный танец.

Может, со стороны мое поведение и выглядело глупо и смешно, но мне так не казалось. Хотя над Эдвардом я бы тоже посмеялась, окажись он в такой дурацкой ситуации.

– Очень смешно. – Встала и принялась отряхиваться, вытаскивать из штанов колючки. – Кто-то забыл предупредить, что нас встретят, а теперь мое поведение вызывает смех. Я же каждый день встречаю огромных белых оборотней, что же я так испугалась? Подумаешь, одна в чистом поле, наедине с четырьмя незнакомыми мужиками?

Мои слова дошли до него, улыбка с лица пропала.

– Я тебя несколько раз просил открыть глаза, но ты же любишь своевольничать. Прости, – неожиданно произнес он, – не хотел, чтобы ты испугалась. Неужели ты думаешь, что я могу подвергнуть твою жизнь опасности? Запомни: я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Его слова – бальзам на душу, но встретиться с ним взглядом я не готова. Оглядываюсь по сторонам в поисках сумки. Не знаю, стоит ли мне сказать что-то в ответ – легче было, когда он веселился, а рядом с таким Эдвардом я теряюсь.

– Я ее уже унес, пойдем. – Взяв аккуратно за локоть, он повел меня в сторону поселения. – Это все вещи, что ты взяла? – В голосе ничего, кроме интереса – ни раздражения, ни удивления. Но меня это не успокаивает.

– Да, я здесь жить не собираюсь. – Вспоминаю, сколько с собой они приволокли вещей.

– Мы тоже, но вечера холодные. Даже сейчас здесь намного прохладнее, чем на Мэрне. – Да я и сама это давно почувствовал. Быстрее бы в дом и выпить горячего чаю. – Таяла, я же просил взять теплые вещи, - я взяла. Может, не очень теплые, но надеюсь, не заледенею, – и теплые одеяла.

– Что? Когда это ты говорил про одеяла?

У них, что дефицит одеял? Точно знаю, что ничего такого не слышала.

– Таяла, неудивительно, – как-то обреченно произнес мужчина, – что у тебя ничего не получается в практической магии. Ты же все время где-то летаешь, о чем ты только думаешь?

«О тебе!» – хотелось крикнуть ему в лицо, но это желание так и осталось желанием. Оправдываться смысла не было, я просто молча следовала за ним.

Раздался характерный звук грома. В небе блеснула молния. На миг мое сердце замерло, ожидая появления Хигира, но это было просто явление природы. В этот момент, стоя рядом с любимым мужчиной, я чувствовала себя предательницей – ведь я об этом никому не говорила. Так хочется с кем-то – нет, не с кем-то, а именно с этим мужчиной – поделиться своей тайной. Останавливает только страх. Страх, что с ним что-то может случиться по моей вине. Ведь человек-туман велел молчать. Не переживу, если он что-то сделает с Эдвардом.

– Пойдем, в лагере кипит работа. Посмотришь, как устанавливают палатки.

– Что? – Сегодня это мое любимое слово. Сколько раз я его произнесла за последний час, не сосчитать. – Какие палатки?

Нет, это кошмар какой-то, он, о чем вообще? Я не планировала жить в палатке, была уверена, тут есть поселение. А теперь мне что, под открытым небом ночевать?

– В которых придется жить три дня. – Этот злодей опять начал улыбаться. Мой растерянный вид его веселит, бездушное животное. – Я так предполагаю, что палатку ты как и одеяла не взяла? – Еще и издевается, будто не он нес мою сумку. И как, интересно, я туда могла бы уместить палатку?

– Отправь меня домой, – жалобно пропела я.

– Принцесса думала, что ей тут хоромы предоставят? Таяла, ну хоть ради любопытства не было желания прочесть, куда отправляешься? Неужели было так неинтересно, что ты даже не слушала, о чем говорят ребята? Они уже неделю обсуждают сборы!

– Это ты виноват. Никуда я не собиралась, ты меня, можно сказать, заставил.

– Так надо было хоть поинтересоваться. – Вот заладил. – Будешь спать под открытым небом, это научит тебя ответственности. Как можно было так несерьезно подойти к поездке на чужую планету? Когда ты начнешь думать, прежде чем что-то делать?

У меня сейчас вообще не получается думать. Мое тело живет отдельно от меня, и оно сходит с ума от близости этого мужчины. Неимоверных усилий мне стоит не потянуться к нему. Пытаюсь контролировать дыхание – он же сейчас услышит, поймет, в каком состоянии я нахожусь. Мое тело безмолвно кричит, молит его хотя бы посмотреть на меня так, как тогда…

Он словно слышит мой немой зов. Его глаза темнеют, меняют свой оттенок на бархатистый, они засасывают меня в свой омут. Не знаю, кто сделал первый шаг навстречу, но вот он делает следующий, еще один… резко останавливается и отворачивается от меня, закрывая пальцами глаза. Кажется, что я слышу его мысли, мне становится стыдно за то, что поддалась своим чувствам. Скрещиваю руки на груди и поднимаю взгляд в небо, но из-за накативших слез ничего не вижу. Быстро-быстро смаргиваю влагу – не хочу, чтобы он меня увидел в таком состоянии.

– Пойдем в лагерь, – отрывисто, я бы сказала зло произнес фразу Эдвард, и, не оглядываясь на меня, быстрым шагом начал удаляться. Чем я его разозлила? Ненавижу эту неопределенность: то он заставляет меня мечтать о нем, дает надежду своими словами поступками, то отталкивает.

То, что я приняла за непроходимые леса, на деле оказалась совсем небольшой лесной полосой – по крайней мере, та часть, которую мы сейчас проходили. Но вокруг поляну со всех сторон окружали деревья. Что находилось за ними, оставалось пока тайной.

– Будешь ночевать в моей палатке. – Не оглядываясь на меня, произнес профессор. Мне приходилось бежать, чтобы за ним успеть.

В лагере было шумно. Большую ясную поляну окружал лес или лесополоса, в центре стояло невысокое, но массивное сооружение из камней, выстроенное в форме круга. Разглядеть детали мне отсюда не удавалось. Забываю, что нужно успевать за парнем, останавливаюсь и завороженно осматриваю лагерь, где в полную силу кипит работа.

– Не отставай, – слышу напряженный голос Эдварда.

Подхожу к Диане. Стэм помогает установить ей палатку. Девушке некогда отвлекаться на меня – она вбивает колышек в землю. Недалеко стоит палатка, я так предполагаю Эдварда, возле нее стоят его рюкзак и моя сумка.

- Устраивайся, – кивнул он мне в сторону палатки, достал из своей сумки одеяло и бросил его внутрь, подхватил свой рюкзак и собрался уходить.

– Мне неудобно выселять Вас из Вашего жилища профессор Крэман.

За нами наблюдают не только однокурсники, но и кто-то из местных жителей. Мой гнев на такой стадии, что сейчас остановиться и замолчать не получится. Мне хочется все высказать, выплеснуть ту боль и обиду, что засела во мне, но этого я сделать не могу, поэтому хоть позлю профессора.

– Я виновата, что не взяла с собой палатку и одеяло. Такая безответственная студентка не заслужила права здесь находиться, готова понести наказание и отправиться назад на Мэрн, – произношу как можно более спокойно. Принимаю покаянный вид, хочу только одного – вернуться в общежитие. Он меня не просто злит, а бесит. Как мне понять его поведение? То заставляет меня сходить с ума – когда под его жарким взглядом мурашки покрывают каждый участок кожи. В другой момент ведет себя как тиран, словно я ему навязалась, не смотрит в мою сторону, не разговаривает, отдает приказы… ненавижу… не знаю кого больше – его или себя. Ненавижу из-за того, не могу отказаться от этой любви.

– Что Вы, студентка Монталь, сюда пригласили только достойнейших. Такая мелочь, как забытые палатка и одеяло, не лишат Вас заслуженной награды. А за меня не стоит переживать: я не останусь ночевать на улице. Я буду рад, если Вы воспользуетесь моей палаткой.

Тон с язвительными нотками или сами слова причиняли мне боль. Как представлю, что есть женщины, готовые с удовольствием с ним поделиться одеялом и не только… Он своего не упустит – везде найдется дама, готовая его обогреть. Каждый брошенный в его сторону взгляд я замечаю, а эти женщины… Слезы сами наворачиваться на глаза. Нет, не заплачу…

– Кто бы сомневался, – отворачиваюсь и цежу эти слова не то с болью, не то со злостью.

Не думала, что он услышит хоть что-то в этом шуме, но он услышал. Приблизился почти вплотную и развернул меня к себе лицом: а в глазах я вижу нежность и мука. В следующую секунду он поднимает глаза на моих однокурсников.

– Вот и не сомневайся, – тихо проговорил он и ушел.

Моя гордость – это все. Подняла повыше голову, улыбнулась друзьям, показывая, что все хорошо, а самой захотелось заползти в палатку, накрыться с головой одеялом и не вылезать оттуда все три дня, чтобы никто не мешал мне реветь. – Мы могли бы вдвоем уместиться в моей палатке. Ничего, что тесно – зато ночами теплее, – предлагает мне Диана. Она наверняка об этом еще до отъезда подумала, но менять уже что-то смысла не было.

– Все хорошо. Посплю в профессорской палатке, раз мне ее так любезно предоставили.

Ее внимательный взгляд меня смущает. О многом ли она успела догадаться?

Эдвард.

Быть рядом с ней и не иметь возможности прикоснуться – мука. Чувствовать ее аромат и не позволять себе его впитывать – мука. Пропахнуть этим запахом – мечта, которая обязана стать явью. Безумие охватывает рядом с ней, это чувство очень сложно контролировать желание исцеловать каждый участок ее прекрасного тела. Что там целовать – я на грани того, чтобы не сорвать с нее одежду и полностью не погрузиться в это юное тело. Хочу раствориться в ней. Слышать ее сбивчивое дыхание, когда я буду в ней, ловить губами ее крики, брать ее долго, часто, вечно. Знать, что она моя. Плевать даже на то, что у нее никого не было – я на такой грани, что могу об этом просто забыть. А то, что я буду первым… Нет, единственным, не сомневаюсь – любому горло перегрызу, кто протянет к ней свои конечности…

Хочу ее, зверь рвет меня на части. Она рядом, а я не смею прикоснуться. Не знаю, чего хочется больше – или залюбить ее беспощадно, или нежно и чувственно заниматься любовью.

Когда-то в один миг мне пришлось повзрослеть. И страшнее кары для меня нет, чем предать чье-то доверие, нарушить клятву или быть неверным своему слову. Заслужить и не попрать оказанное мне доверие стало самым важным в моей жизни. Правильнее сказать, было самым важным до запечатления. Сейчас я могу себя корить сколько угодно, но данное обещание не смею нарушить. И зачем я только ректору его давал? С каждым часом мне все сложнее его сдерживать – чувствую, что сорвусь.

– Профессор Крэман, – в памяти всплывает разговор с ректором, случившийся несколько месяцев назад, – буду с вами откровенен: мне не очень нравится идея приема Вас на работу, но императору не отказывают. Нет-нет, не перебивайте. Вы молоды и красивы – и это добавит мне новой головной боли. Я уже сейчас вижу, как к Вам отнесутся студентки. Эти томные влюбленные вздохи и взгляды, письма с признаниями в любви… Тренера по физической подготовке не состоят в штате академии. Они, как Вам известно, подчиняются императору и своему начальнику Декстеру, но даже им запрещено заводить отношения со студентками – поэтому они так часто сменяют друг друга. Вы же будете постоянно контактировать с молодыми впечатлительными девицами – вот тут и назревает проблема. Сможете ли Вы сдержать свои чувства? То, что они будут на Вас испытывать все известные им приемы обольщения, сомнений нет. – Я слышу голос ректора так явно, словно это происходило только что. Он говорил строго, с раздражением. – Я не хочу разговоров о том, сколько студенток вы соблазните. Вас не оправдает даже то, что они сами будут на вас вешаться. Я прошу Вас пообещать мне, что Вы ни при каких условиях не позволите себе отношений со студенткой. Мы главная академия Мэрна и стараемся придерживаться строгих правил приличия. Мне хватает того, что среди студентов это сделать невозможно – нравы уже не те… Но отношения с преподавателем порицаются и строго осуждаются.

– Я не собираюсь заводить отношений со студентками. Даю Вам слово, этого не произойдет.

Ведь тогда я в это верил. Верил потому, что запечатлен только на одной студентке, а другие мне не интересны. мой зверь сделал выбор, и его не изменить. Надеялся, что три года пролетят незаметно, смогу за это время добиться взаимности, а после окончания академии никуда ее не отпустить.

Тогда я верил, что смогу продержаться три года. Воздвигал между нами барьер, чтобы не нарушить данное слово. Таялу не хотел лишать студенческой жизни: здесь друзья, прогулки, приключения. Я ошибался – во всем. Приключения чуть не стоили ей жизни, а среди друзей мужская половина неравнодушно дышит в ее сторону. Я три месяца не смог продержаться вдали от нее.

Ноги, в отличие от головы, понимают, что мне нужно успокоиться, и несут меня к ручью. Не хотелось бы сейчас кого-нибудь встретить – даже удлиненная куртка не скрывает моего возбуждения.

Как она могла подумать, что я буду ночевать с другой женщиной? Приятно, конечно, что она заревновала: значит, я ей небезразличен, но делать ей больно не хотел. Мне ее страдания в сто раз тяжелее переносить. Глаза Таялы, наполненные мукой, оставляют ожоги в сердце.

Пусть меня живьем закопают – это и то легче, чем три года терпеть эти муки. Когда в ее глазах я вижу страсть, вспоминаю, как она отвечала на мои поцелуи, я начинаю тонуть в своей безумной жажде. Никогда не думал, что можно так желать человека. Это больше чем наваждение – мои чувства опасней смерти. Как хочется плюнуть на все, забрать ее к себе, чтобы вместе прожить всю жизнь. Каждую ночь лишать ее сил, любить так, как она и не догадывается.

У ручья скинул рюкзак. Хорошо, что никого нет. Умыл холодной водой лицо. Еще раз. Затем, чтобы остудить голову полностью окунул ее в воду, но не только голову стоит остудить, жаль, что сейчас не ночь, а то бы я полностью залез в ледяной ручей.

Тело остывает, а мозг продолжает размышлять:

Из-за ревности забрал ее на Шамаран. Опасался оставлять ее одну на три дня. А здесь эти белобрысые глаз с нее не сводят. Так и хочется съездить по их нахальным физиономиям. Смуглая шатенка отличается от здешних светловолосых бледнолицых девушек и вызывает невероятный интерес среди мужчин. Они и Диану рассматривали так же внимательно. Девушка, бесспорно, красива, но кроме ее улыбки их интереса ничто не вызывало. С Таялой все по-другому. Мой зверь приходит в боевую готовность, и сдерживать его очень сложно. Хочется всем заявить, что она только моя.

Вспомнив причины, по которым мне пришлось согласиться, нахмурился. В то время отказать я не мог, да и сейчас не могу оставить, но уже по этическим соображениям. Как оставить три предмета без преподавателя? Даже откажись я от занимаемой должности, это не будет являться выходом. Таялу без присмотра оставлять нельзя, эти стервятники так и кружат вокруг нее. Если бы каждую тренировку я не выплескивал свои чувства, мой зверь уже превратил бы меня в убийцу.

Немного придя в себя, успокоившись, вернулся в лагерь. Первым делом переговорю с альфой. Его палатка стояла на возвышении в середине лагеря, вот туда я и направился.

– Ирбис, к тебе можно? – кричу я в закрытую палатку, которая напоминает огромный военный шатер.

– Заходи, Эдвард. – Увидев мои мокрые волосы, он поинтересовался: – Какие-то проблемы?

– Почти никаких. – Я ухмыльнулся: вид у альфы был озабоченный. – У нас не хватает одной палатки. – Он, наверное, ожидал чего-то более существенного: его брови непроизвольно поползли вверх. – Забыли, когда отправлялись. Я бы мог вернуться, но своих без присмотра не хочу оставлять: там девушки, а твои парни ребята горячие.

– Об этом не переживай, я их предупредил, чтобы на гостей только смотрели и руки тянуть не смели, а то все конечности отгрызу.

– Все? – засмеялся я.

– Руки-ноги. А то, о чем подумал ты, оторву и на корм рыбам отправлю, шутник.

В палатке стоял хохот, таким альфу мало кто знал.

– Так, что с моей просьбой?

– Никто девушек не тронет. – Раздался рык, знал, что он предназначен тем, кто посмеет ослушаться приказа. – Но тебе никуда отправляться не стоит, оставайся в моей палатке. Места тут предостаточно.

– Благодарю за приглашение, но я около своих лягу. Не хочу, чтобы они что-нибудь учудили – мне так спокойнее будет, да и тебе.

Он заулыбался. Мало кому этот народ доверяет.

– Уговорил. – Посмеиваясь, он подошел ко входу. – Сейчас пошлю кого-нибудь, тебе в течение часа доставят палатку с города.

– Спасибо.

– Эдвард, мы друзья, а ты меня за такую мелочь благодаришь, я тебе жизнью обязан.

– Это было давно, пора об этом забыть.

– Я всегда буду помнить, - уверенно произнес друг. - Тот бой мог стать для меня последним. Сейчас обо мне никто бы и не вспомнил, не встретил бы я свою пару, не родился бы у меня любимый сын и наследник. Я счастлив и мне есть, ради кого жить – я всегда буду помнить, благодаря кому все это.

Что скрывать, его слова затронули мою душу. Но не потому, что мне приятна была его благодарность: я рад за друга. Мне и самому есть, ради кого жить, в этом я его понимаю.

– Рад за тебя. Правда, очень рад.

– А ты что не женишься? Пора уже, не стоит вечно оставаться одному. Ты наказываешь себя за то, в чем не виноват. Родных не выбирают. Гровер в тебя верит, иначе бы не доверил жрицу – а ты до сих пор себя казнишь, не позволяешь себе быть счастливым. Чужое предательство искупить нельзя, отпусти уже эту ситуацию. – Как ему объяснить, что это легко сказать, но сложно сделать? Я бы и рад забыть, но не дают. – Семья, дети придадут тебе новых сил, ты на многое посмотришь по-другому. Ерундой покажется все, за что ты так цепляешься: твои принципы, честь. Отпусти все, что тебя связывает с прошлым. Найди женщину, ради которой готов перевернуть мир, пусть она подарит тебе крылья. Позволь себе стать счастливым. – Этот жесткий, всегда суровый воин стал поэтом? Откуда столько чувств в его речах? Поймав мой немного удивленный взгляд, он постучал пальцем в области груди, указывая на сердце. – Это оно во мне говорит.

– Я встретил свою пару, и она обязательно станет моей женой. – Не хочу все эти дни слышать поэтические речи, лучше сразу это остановить. – Она, правда, пока об этом не догадывается, но выбора у нее не будет. – Чисто мужская самодовольная ухмылка расплылась на моем лице. С ним я мог быть даже более откровенен, чем с собой – наш разговор дальше этой палатки не выйдет.

Этот здоровый белый медведь весомо хлопнул меня по плечу. Сильный он все-таки, зараза. – Это по-нашему! – Он засмеялся в голос, так, что от вибраций палатка чуть не сложилась.

Жизнь на природе отличается. В каменных стенах, в условностях, продиктованных обществом, ты себя замуровываешь и не даешь раскрыться своему потенциалу. Здесь же ты чувствуешь свои возможности, ощущаешь, как преображается твой организм, как на пользу твоим клеткам идет отдых на свежем воздухе, а кровь насыщается кислородом. Запахи леса и трав, свежесть утренней росы, теплые солнечные лучи, купания в холодном ручье – все это наполняет тебя силой, проникая через поры в каждую клетку организма. Тае должно здесь понравиться. Озера здесь, конечно, нет, климат немного другой, но лес заряжает силой и энергией.

Обед готовили на кострах. Для этого всегда приглашали лучших поваров: на природе аппетит становится зверским. Продукты завозились каждый день свежие и в большом количестве. Вон, мои студенты уплетают за обе щеки. Не удивлен, что возле девочек стоят оборотни и с Дианы глаз не сводят, не дают спокойно есть, смущают своим вниманием. Стоит предупредить девушек держаться от них подальше – соблазнять они мастера, а вот жениться предпочитают на своих. А этим олухам, которые кроме полных тарелок ничего не замечают, отдам приказ присматривать за девушками, пригрожу убойными тренировками. Настораживает, что Тая не обедает со всеми. Я последние пару часов старался держаться подальше от нее – не мешало успокоиться самому и дать остыть зверю. Где она может быть, когда все обедают здесь?

– Диана. – Решительно подхожу к студентке. – Где Таяла, почему не обедает?

– Она не захотела, – спокойно отвечает она после того, как прожевывает пищу. Диана отводит взгляд, и это меня настораживает. Что происходит?

Оставил свою почти нетронутую тарелку поварам и уверил их, что все было очень вкусно – моя полная тарелка вызвала скепсис на их лицах. Но мне было сейчас не до них, я быстрым шагом направился в сторону палаток.

В палатке ее нет. Зову – не отвечает. Где она? Начинаю волноваться, оглядываю местность. Сидит на пригорке недалеко от шатра Ирбиса, удобно устроившись на бревне, а рядом с ней один из встречающих нас утром оборотней. Он же сегодня в охране периметра, ему что, заняться больше нечем? Из-за него она пропустила обед? Не знаю, кого мне больше хочется придушить в этот момент – ее или его.

– Ты почему не пошла обедать?

Парень вскочил на ноги, весь подобрался. Раскрыл рот, чтобы что-то мне предъявить, но моего взгляда было достаточно, чтобы остудить его горячую голову. Я сейчас не в том настроении, чтобы терпеть всяких выскочек. Кто здесь главный, он вовремя понял.

– Пойду осмотрю территорию, еще увидимся, – обратился он только к девушке и помахал ей на прощание рукой, но она даже взгляд не подняла от земли.

– Пока, – тихо произнесла Тая.

Мой зверь рвет меня изнутри. Ревность – это мерзкое чувство, испытывают его только неуверенные в себе мужчины. Сейчас признаюсь себе, что мне было страшно: вдруг самая желанная девушка на свете не ответит на мои чувства? Сколько лет я смеялся над ревнивцами, а сейчас я среди них в первых рядах.

– Тая, иди поешь, не устраивай демарш. Не хочу, чтобы ты заболела, – заговорил я, когда немного успокоился.

– Я не голодна. – Расстроенный тихий голос медленно, с особой изощренностью режет мое сердце. Так захотелось прижать ее к себе, успокоить, чтобы никогда не видеть в этих глазах печаль. Мой зверь мечется, словно в клетке, не понимая, что происходит с его парой.

– Что случилось? – Получилось немного раздраженно.

– Профессор Крэман, Вы не должны беспокоиться. У меня все хорошо, просто я не хочу есть, – А я начинаю переживать и злиться одновременно: вижу, что не все нормально, она расстроена и что-то скрывает. Почему не может мне довериться?

– Тебя кто-то обидел? – Убью того, кто заставил ее переживать, кто посмел причинить ей боль.

Подняла на меня глаза. Всего секунда, но я успел увидеть припухлость и покраснения вокруг глаз. Она плакала. Опомнившись, постаралась это от меня скрыть. В этот момент я сорвался с места, мне было плевать, кто нас увидит и что обо всем этом подумает, схватил ее в объятия и развернул к себе. Сейчас ничего не имело значение, она смысл моего существования, и ее переживания убивают меня.

– Кто тебя обидел? – Она упрямо сжала губы, пришлось ее слегка встряхнуть. – Говори. Таяла, не молчи, я все равно узнаю, что случилось. – Ее упрямое молчание меня тревожит. – Тая, запомни: убью любого, кто посмел тебе причинить боль.

Она полоснула меня таким злым взглядом, что я даже отшатнулся. Вырвалась из объятий, поднялась, и направилась в сторону палаток.

– Себя убей, – долетело до меня ее тихое возмущение. Даже при моем слухе, я не должен был этого услышать – так тихо это было произнесено. Но мое сердце слышит каждый ее вздох. Наверное, лучше бы я этого не слышал. Сейчас мне захотелось стукнуть себя хорошенько по голове: обидел девочку, а ведь больше жизни ее люблю. Защитник?! Да ее в первую очередь от меня защищать надо! Мои внутренние метания причиняют ей страдания. Не стоит сейчас к ней подходить, пусть успокоится. Для меня это даже лучше: пока она злится, смогу держаться от нее подальше. Но мой зверь с этим был не согласен, да я, если честно тоже. За гранью, в тенях Мрака, среди зловония и ужасов, мне было легче находиться, чем рядом с ней. Сейчас все круги Мрака кажутся мелочью по сравнению с тем, что я испытываю.

Ужинать она не вышла. Попросил Диану отнести ей еду в палатку.

– И если она не съест, то приду и насильно накормлю – так и передай. Мне только тут голодных обмороков и изможденных студентов не хватало.

Не знаю, передала ей Диана мои слова или нет, но через некоторое время я увидел Таю на улице. Она возвращала тарелки поварам, и улыбка озаряла ее прекрасный лик. Чтобы никто не заметил моего счастливого выражения лица в этот момент, я спрятался за отворотом куртки.

Сегодняшний вечер нам предоставлялся для отдыха, трудоемкие приготовления к ритуалу займут оставшиеся два дня. Здесь все расписано по часам. Необходимо строго соблюдать все этапы, чтобы ритуал завершился.

В ночное небо взмывали столпы искр. На поляне развели огромные костры, которые красно-синим пламенем тянулись к звездам. Оборотни наломали деревьев, обстругали и сложили ветки неподалеку, чтобы в любой момент их можно было подбросить в огонь. Бревна расставили вокруг центрального костра. Много народу на этот таинственный обряд не пускали – его проводили каждые три года, и попасть сюда могли только избранные. Кого-то таким правом награждал Альфа за подвиги или заслуги перед соплеменниками, некоторых выбирал совет, чьи просьбы рассматривал и считал нужным их удовлетворить. Совсем редко приглашали друзей с соседних государств.

На поляну опустилась ночь. Вокруг шумел лес, холодный ветер трепал волосы, но возле огня было жарко, поэтому шапки никто не надевал. Многие оборотни отправились пробежаться перед сном, но были и те, кто остался. Ведь не часто появляется такая возможность – посидеть у костра и послушать, как поют на языке шамарана старинные песни. Тягучие плавные переливы западали прямо в сердце. Заслушивались все, даже местные оборотни которые не раз слышали эти напевы. Окружающая атмосфера погружала в неизведанный и таинственный мир.

Таяла сидела в кругу своих друзей и внимательно слушала музыку, не отрывая глаз от костра. Парней пение не увлекало – те просто сидели и о чем-то переговаривались. Девушки на них цыкали, когда их голоса становились слишком громкими. Наступил краткий перерыв в исполнении. Мариса сделала им словесное замечание, толкнула Стэма в бок – парень не ожидал и свалился с бревна. Все дружно засмеялись.

Два оборотня подошли к девушкам и о чем-то с ними заговорили, из-за вновь зазвучавшей мелодии их голосов слышно не было. Диана с Таялой покачали головой, не соглашаясь на предложение, как я думаю, прогуляться. Даже не заметил, что все это время я был крайне напряжен, и только отказ Таи успокоил мои вконец измотанные нервы. Здоровые ребята подвинули моих студентов и заняли места вокруг девушек. Мой гнев, как по спирали, набирал обороты. Особенно выводил меня из себя длинноволосый, который не сводил взгляд с моей девочки и что-то пытался нашептывать ей на ушко.

– Ты что так напрягся? – Рядом со мной опустился Ирбис. – Никто твоих студенток не обидит.

– Ты не понимаешь, я за них в ответе. – Ни разу даже не повернулся в сторону друга, не могу оторвать взгляд от бревна, на котором сидит Тая.

– Если кто посмеет обидеть твоих студентов, сам загрызу. Расслабься, все предупреждены, но ты и сам понимаешь, что эти две девочки ну очень красивые. – Еще сильнее меня злит альфа. – Неудивительно, что у моих ребят слюни на землю текут. Они же оборотни, парни горячие, а такой диковиной красоты не встречали – наши-то женщины отличаются внешностью. Смуглая девочка одним своим видом на грешные мысли толкает.

Желваки ходили ходуном, зубы от злости заскрипели. Ирбис услышал и удивленно воззрел на меня.

– Ты чего? Эдвард, ты же знаешь у меня есть истинная пара, я не желаю ни одной другой женщины. Просто описал красоту твоих студенток, а ты взъелся, сейчас мне в горло вцепишься.

Ногти впились в бревно, заставляю себя сидеть на месте. Могу сорваться, если этот блеклый не отойдет от нее.

Не свожу с него глаз. Этот выродок гиены мысленно раздевает ее, не стесняясь, пялится на грудь. То, что эта девочка толкает на грешные мысли, мне ли не знать? Я уже скоро год как в этой бездне, из которой не выбраться. Она мой свет. Никто кроме нее не может погасить тьму в моей душе. Пусть все горит синим пламенем! Как же хочется закричать: «Она моя!»

– Это она? – Чувствую на себе взгляд друга, но его слова не воспринимаю.

– Что?

– Это та девушка, про которую ты мне рассказывал? – Отнекиваться смысла не вижу, Ирбис же не слепой.

– Да.

Тут же раздался свист. Альфа подозвал длинноволосого, что-то сказал ему на древнем языке. О чем шла речь я не понял, но по расстроенному виду парня догадался, что его не похвалили.

– Больше к ней никто не подойдет. Для всех она в паре, теперь можешь расслабиться.

Легко сказать. На него бы я посмотрел в такой ситуации, советчик.

Не спалось. Это не первая бессонная ночь, но день на природе не предвещал бессонной ночи. Лагерь давно спит, только патрульные не дремлют на посту. Уснуть мешали мысли.

Ночь довольно прохладная, Таяла не имеет звериной сущности – наверняка мерзнет. Эта строптивица и вещей теплых почти не взяла. Она так близко: потянись – и сможешь достать, коснуться ее, зарыться лицом в шелк ее волос. Намотать их на кулак, притянуть к себе и целовать, целовать, срывать стоны с ее сочных губ. Заставляю себя оставаться на месте, из последних сил держусь, чтобы не сорваться, а зверь тянет меня к ней. Вот опять завелся, как пацан, а только час, как вылез из холодного ручья. Думал, до утра протяну.

Вышел на воздух. Глаза сразу нашли единственную палатку, что меня интересовала. Дальше помню смутно – ноги сами понесли к ней. Откинув полог в сторону, потихоньку забрался в палатку, сел рядом с моей парой. Места, чтобы развернуться, совсем нет, а для моих габаритов тем более. Накрыл палатку пологом тишины – вдруг Тая проснется, испугается, поднимет весь лагерь на уши своим криком.

Сижу, смотрю на нее, а мой зверь как щенок радуется, ластится – она рядом. Ее аромат окутывает меня и успокаивает зверя. Так сладко спит, всю ночь бы любовался на то, как она сопит, обнимая подушку. Во сне моя принцесса такая нежная, открытая – так и хочется взять ее на руки, прижать к себе и не отпускать. Разбудить бы ее поцелуями, заставить гореть эти глаза страстью. Глядя на эти пухлые чувственные губы, мысли работают только в одном направлении. Этот рот создан для поцелуев и ласк, одним своим видом он заставляет меня терять голову.

Таяла во сне заулыбалась. Поймал себя на мысли, что тоже сижу и улыбаюсь. Стройная ножка высунулась из-под одеяла, почти полностью открываясь моим глазам. Как не прижаться к ней губами? Последние силы самодисциплины уходят на то, чтобы не развести их в стороны, и не припасть губами к источнику ее женственности, попробовать мою принцессу на вкус – эта мысль давно стала навязчивой идеей. Она поежилась во сне, словно почувствовала на себе мой обжигающий взгляд, закуталась сильнее, пряча свою ножку. Как хочется тебя сейчас согреть, принцесса. Ты бы горела в моих объятиях. Всю ночь я не давал бы тебе спать за те муки, что ты заставляешь меня переживать.

Надо уходить. Еще одна бессонная ночь мне обеспечена. Зачем я к ней ворвался?!

Быстрым шагом направляюсь в сторону ручья. Практически бегу, чтобы не сорваться и не вернуться. Отдаю себе отчет, что если вернусь, я реализую свои мечты.

Скинув быстро вещи, залез в ледяную воду. Облегчения мне это не приносило – я горел изнутри. Яйца поднялись и причиняли закономерную боль. Член не спешил опадать – стоял, словно каменный, совсем не чувствует холода. Да я его и сам не чувствую – весь будто в огне. Злюсь на себя, но опускаю руку на эрегированный орган и сжимаю кулак.

Делаю движения вверх вниз. Знаю, с какой силой нажимать, знаю, что доставит мне наслаждение. От одной мысли, что Таяла голая и лежит в моих объятиях, кончил.

Пролежав еще минут десять, вылез из воды, наконец-то почувствовав холод. Накинул на себя одежду, направился к своей палатке, запрещая себе даже смотреть в сторону той, кто рвет меня на части. Той, кто будоражит мою кровь.

Следующий день сюрпризов не принес. С утра всем раздали задания: мужчины должны были готовить костры из разных пород древесины, которые раскладывались в соответствии с созвездиями на небе, отображая их на земле. Провести ритуал - целая наука. Это же запомнить надо в какой костер, что класть. Где-то сложены ветки ели и дуба, а где-то клен и рябина. Возле алтаря костер из сосны, пихты и разнотравья. За раскладыванием костров наблюдал главный жрец и его помощники, что-то сверяя с картами и записями.

Женщины собирали душистые травы корзинами и раскладывали их внутри алтаря, тоже соблюдая определенную последовательность. На большом алтаре, который напоминал каменную чашу, также складывали костер из веток и трав. Вокруг стояли огромные каменные глыбы, напоминающие разных животных. Эти камни украшали цветами, а подножие обсыпали травами. Работы было много. Мои студенты так увлеклись, что бегали больше всех. Будут ночью спать, как убитые.

Пообедали – и снова за работу. Все шло по плану. Жрец остался проделанной работой доволен и отпустил нас раньше. Первыми умыться к ручью отправились женщины, после них – вспотевшие и успевшие задремать мужчины.

Ужин был сытный и вкусный, после тяжелого рабочего дня почти всех клонило в сон, мало кто остался на ночные посиделки у костра. Завтра предстоит сложный день, нужно закончить все приготовления, а ночью провести обряд – выспаться не помешает.

Эта ночь для меня ничем не отличалась. Долго ворочался, уснуть не получалось. Сдался и в конце концов направился к ее палатке. Просто посмотрю на нее и уйду, пусть и придется опять сидеть в холодном ручье. Это сильнее меня, не могу без нее. И так целый день практически не пересекались. Она всячески избегала меня – до сих пор обижается. Когда она такая спокойная, мне легче себя контролировать. Но мысли о том, что я ее обидел, причиняют почти физическую боль. Да пошло все к ящурам, просто посмотрю на нее и спать.

Она, как и в прошлую ночь, тихо спала, прижав к себе подушку. Губы чуть-чуть раскрыты, ровное дыхание доносилось до моего слуха. А мне без тебя не уснуть. Где справедливость, принцесса? Так захотелось разбудить ее и забыться в ней, но даже мой зверь зарычал от этой мысли. Я и сам понимаю, что ей нужно отдохнуть: она сегодня устала. Не могу оторвать взгляд от ее приоткрытых губ, захотелось прижаться к ним хоть на миг, испить их сладость, сорвать с них хоть один тихий стон, поймать ее дыхание…

Моя. Каждая клеточка этого тела, этой души принадлежит мне. Пусть она об этом еще не знает, но она моя.

Не смог удержаться. Ее губы так и манят прижаться к ним, испить ее дыхание. Она так крепко спит, что ничего и не заметит. Опускаюсь возле нее и нежно касаюсь ее губ.

Спит, не реагирует. Где-то глубоко внутри это задевает – так хочется почувствовать ее отклик. Губами аккуратно зажимаю ее нижнюю губу и тяну в себя, обвожу языком зубки, ласкаю уста. Меня словно молния шарахнула: я хочу ее всю. Этих крох так мало.

Пусть спит и не отвечает. Углубляю поцелуй. Хочу испить ее всю. Руками сжимаю дно палатки вместе с землей – только бы не тянуть к ней руки. Один поцелуй – и я уйду, даю себе обещание. Но как этого мало. Не могу оторваться от моей девочки. А когда она отвечает, пусть и неосознанно, перестаю себя сдерживать.

Сознание мутнеет, она своими невинными ласками выворачивает мне душу. Какая же ты сладкая. У моей пары экзотический неповторимый, всю жизнь вкушал бы ее. Язык мой по-хозяйски ворвался к ней в рот. Ее тихие стоны, заставляют моего зверя рваться наружу. Убираю одеяло, руки сжимаю изо всех сил, так хочется ласкать это тело, еще минута и меня никто не остановит, отрываюсь от самой вкусной девочки во вселенной, срываюсь и несусь в знакомом направлении, пока не пересек точку невозврата…

День похож на предыдущий: утром завтрак, затем продолжаем подготовку к обряду. Мужчины занимаются кострами, женщины – травами и цветами. К обеду почти все готово. Последние штрихи доделываем после того как, поели. Некоторые отправляются спать – впереди бессонная ночь. Оборотни устроили игры, скорее напоминающие коллективные бои. Мм захотелось повеселиться, а мои студенты отправились отдохнуть к ручью. Я бы предпочел, чтобы они вздремнули: ночь будет длинной.

Стараюсь держаться от Таялы на расстоянии. Не стоит давать повод для сплетен, а я могу его предоставить – рядом с ней я себя не узнаю.

Таяла.

Лес был разделен на зоны: в которые нельзя было ступать, в которых можно собирать травы и ветки и в которых можно было уединиться для личных нужд. Здесь, правда, тоже было разделение: слева от алтаря участок леса принадлежал мужчинам, справа – женщинам. То еще удовольствие – отдыхать на природе. Если честно, все замечательно, кроме холодных ночей и туалета на свежем воздухе. Мне даже умываться в ледяной воде нравилось, а вот красться с лопатой в сторону леса, чтобы справить естественные потребности, – это издевательство. Можно сразу всем сказать, зачем туда иду. Может, я себя, конечно, и накручиваю, но сразу кажется, что все за тобой наблюдают и посмеиваются. Кто вообще придумал этот маразм? Поэтому приходилось терпеть до ночи, чтобы не позориться. Так поступали все молодые девушки в лагере. Мы же принцессы, а принцессы только писают – и то духами. Все остальное не про нас. В первый же день, как только стемнело, мы спрятали одну возле леса, на неприметном месте, теперь если мы и ходили в свою часть леса, то без орудия труда, как истинные принцессы.

– Где лопата? – прошептала подбежавшая к нам Мариса.

– Ты о чем? – Не открывая глаз, мы продолжали греться в лучах осеннего солнца, удобно развалившись на траве. Так хорошо и спокойно было здесь: ветерок, шуршание листьев деревьев, шум ручья.

– Как о чем? О лопате, с помощью которой мы... прячем следы разложения продуктов. – Во как завернула.

– Откуда мы ее видеть могли? Мы здесь давно загораем, в лес не ходили. Может, кто из девушек-оборотней с ней в лесу?

– Так я уже час жду, мне что делать? Надо было две лопаты на такой случай прятать – и в разных местах!

– Пойдем.

Нельзя оставлять товарища в беде.

Пришли мы на наше секретное место, осмотрели все вокруг. Лопаты нигде нет. У Марисы уже пот на лбу выступает.

– Мариса, может, ты так сходишь? Подальше в глубь леса удалишься, что мучаешься?

Она только упрямо помотала головой.

– Подумаешь, у оборотней нюх, – продолжала я ее уговаривать, – что, помереть теперь? Можно подумать, звери в лесу с лопатами ходят.

– Это не наша лопата, девочки? – Диана, кивает в сторону жреца, внимательно рассматривая в его руках орудия труда.

– Да они же все одинаковые, как мы узнаем, наша или нет? – удивилась я. Ну Диана дает. Я на таком расстоянии медведя от кабана не отличу, не то что лопату.

– Наша, наша это лопата. Я специально ручку с красным концом взяла, все остальные с темными краями.

– И как мы ее заберем? – поинтересовалась я.

– Ждите здесь, – деловым тоном отдала нам приказ подруга и буквально бегом направилась в сторону жреца, который и сам шел в нашу сторону.

Подошла к жрецу и о чем-то с ним заговорила, размахивая руками. Не знаю, чем она так расстроила или напугала мужчину, но он бегом бросился к алтарю, не выпуская лопаты из рук. Диана ринулась за ним следом. Не жалей я Марису, рассмеялась бы в голос.

Караул, что происходит?! Что она ему сказала, что он от нее с лопатой удирает?! Тут она совсем неестественно падает. Главный жрец этого не видит, но все же разворачивается на поднятый девушкой шум.

– Она же не по-настоящему упала?

Я только помотала головой продолжая следить за подругой. Жрец протягивает ей лопату, она делает вид, что опирается о нее и движется в нашу сторону. Мужчина, разворачивается и удаляется. Как только он отходит, она сломя голову несется в нашу сторону, уверенно держа в руках лопату. С радостными лицами мы ждали, когда она приблизится к нам.

Но тут жрец решил взглянуть на девушку, которую оставил в трудной ситуации, и наверняка удивился – как быстро она бежит на поврежденной ноге! Мне кажется, я даже отсюда вижу его ошарашенное лицо. Мужчина явно не понимает, что происходит. Я принимаюсь активно махать ей руками, а она, окрыленная успехом ничего не замечает. Остается только мысленно стонать.

Победный трофей Диана торжественно вручает Марисе в руки, которая уже на большой скорости мчится сквозь кусты в чащу леса. Все это время жрец смотрит на нас, уверена, как на полоумных. Ну не кричать же ему отсюда, что мы тоже люди и ничто человеческое нам не чуждо? Не знаю, в какой момент до него дошло, что происходит – он развернулся и направился в лагерь. Его голова странно качалась из стороны в сторону, а тело сотрясалось. Он над нами явно смеялся. Можно выдохнуть с облегчением. Ну, в смысле расслабиться, что все закончилось благополучно. Диана настоящий друг.

– Что ты ему сказала, что он от тебя удирал? – весело засмеялась я, вспоминая эту картину.

– Первое, что пришло в голову. Будто кто-то трогал костер на алтаре и сейчас там беспорядок. Я надеялась, что он бросит лопату, а он с ней побежал с такой скоростью, что не угнаться было – вот тебе и старик!

– Увидеть бы его лицо вблизи, когда ты как ошалелая неслась с лопатой, на которую вроде как должна была опираться!

Вернувшись в лагерь, прилегли отдохнуть. Нас уже несколько раз предупреждали взрослые, что ночь будет длинной и не мешало бы поспать. Не знаю, ожидание тому виной или волнение, но сон ко мне не шел. Долго крутилась в палатке и сдалась – выползла наружу. Уже начинало темнеть, первые звезды зажглись на ясном небе.

Сегодня повара приготовили ужин позднее обычного. Предполагалось, что ночь может быть и вовсе бессонной, а бегать перекусывать времени не будет. Многие девушки помогали накрывать столы, ведь сегодня мы почти все время отдыхали, и сидеть на месте, ожидая «чуда» было сложно. Несколько парней присоединились к нам, но все остальные сидели на бревнах. Кто-то пел, кто-то дурачился, не зная, куда деть энергию.

Диана еще спала. Пойду ее разбужу, а то она и до утра не проснется. Эдварда, как всегда, нигде не было видно – он вообще последние два дня почти не попадался на глаза. Мне удавалось издалека увидеть его профиль или спину. Все поручения передавались нам через парней, с которыми он беседовал лично.

Диана уже не спала – она куталась в одеяло, пытаясь согреться после ледяного умывания. Как я ее понимала. Приходилось вообще удивляться, что я еще не заболела. Приходится, мочить полотенце в холодной воде и обтираться. Сегодня днем я основательно промерзла: такое купание мне надоело, и я залезла в ручей, чтобы основательно помыться. Потом отогреть меня не смогли даже одеяло и три кружки горячего чая. Заболею – и пусть будет это на совести профессора.

После ужина все разошлись по палаткам, чтобы утеплиться. Затем стали собираться у алтаря. Словно опасаясь потревожить лесных жителей, двигались почти бесшумно и говорили вполголоса. Такая таинственность сказывалась и на мне: росло внутреннее напряжение, и тело мелко подрагивало.

К обряду все было готово. Я, как завороженная, смотрела по сторонам, но не все происходящее доходило до меня. Жрец с помощниками ходили кругами вокруг каждого костра, что-то напевая на непонятном мне языке, а после костры разжигались в какой-то неправильной, на мой взгляд, последовательности.

Стояли мы полукругом. Так как ростом были ниже большинства оборотней, нас выдвинули вперед. Еще в первый час стояния мне захотелось опуститься и присесть, пусть земля и холодная. Но мне дали понять, что так нельзя.

Когда все костры зажглись, время было глубоко за полночь. Я изрядно устала смотреть за однообразными движениями. Странно, но когда жрец зажег последний костер на поляне – кроме того, что в центре алтаря – в такой же последовательности стали зажигаться звезды на небе. Я даже присвистнула от удивления. Звезды повторили тот же узор. Если на земле его можно было рассмотреть только с высоты птичьего полета, то на небе отлично была видна раковина улитки. Чтобы это могло символизировать? Может, виток жизни или бесконечность? Сон после такого волшебства пропал, мне стало так волнительно, что же будет дальше. В этот момент я ощущала себя маленькой, совсем незаметной частицей вселенной и радовалась, что приложила руку к этому чуду. Даже на Эдварда уже не злилась, что он меня сюда чуть ли не насильно приволок.

В толпе слышались восторженные шепотки. Все пребывали в возбуждении. Оборотни радовались, что ритуал идет по плану и этот этап завершился удачно.

Когда волнение среди нас улеглось и опять наступила тишина, в которой был слышен каждый шорох ночного леса, жрец с помощниками приступил к следующей ступени обряда. Из каждого костра брали одну горящую ветку и подходили к камням вокруг алтаря, напоминающим по форме больших зверей. Помощники встали у камней с горящей веткой в руках, а жрец запел новую ритуальную песнь.

По ее завершению ребята в едином порыве, не оглядываясь ни на кого, приблизились еще на один шаг к статуям. Они не подожгли траву, как я предполагала, а стали водить обугленным концом по камням, рисуя узоры. Каждый помощник рисовал свой символ, отличающийся от других. Дорисовав, они, как по команде сделали шаг в сторону.

Меня словно молнией ударило. Глаза отказывались верить в происходящее. В густой дымке марева из камней стали отделяться лунные звери и убегать в лес. Их призрачные, невесомые тела серебрились и переливались в темноте. Некоторые из них пробегали сквозь нас, даря частицу тепла. Мы словно перенеслись в другой мир. Я пыталась уследить за всеми: вот взлетела сова, взмах ее крыльев оставлял полосу золотистого цвета, которая почти сразу же растаяла в воздухе. Сквозь меня пронеслась лиса. Волк, заяц, олень, медведь, рысь разбежались в разные стороны. Звери были невероятные, ничего прекраснее до этого мгновения я в своей жизни не видела. Чем дальше они уходили вглубь леса, тем прозрачнее становилось их сияние, тусклое голубовато-желтое свечение через несколько секунд совсем исчезло.

Мы все не дышали. Меня разрывали эмоции – не сразу такое осознаешь. Мне хотелось с кем-нибудь это обсудить, выплеснуть свой восторг, но говорить было запрещено. Со своим эмоциональным хаосом приходилось совладать самой.

Жрец вновь запел. Сейчас его мотивы были тихие и переливчатые, неся в себе очарование и красоту. Палки, что были в руках у помощников, сложили в центре алтаря в виде костра. Огонь разгорелся быстро, его яркое пламя взметнулось к небу. Дальше опять стали происходить удивительные вещи: огонь принимал формы животных, и не только тех, что мы видели сегодня в лунной ипостаси. С каждой минутой он разгорался все больше и больше, силуэты животных стали крупнее, поднимались вверх, отделяясь от костра, затем тонкой струйкой дыма медленно исчезали высоко в небе. Завороженно все наблюдали необычную картину. Огонь, словно живой, рисовал волшебный танец.

Резкий вскрик жреца – и мы все словно очнулись. Переглянулись между собой, снимая с себя наваждение этой ночи. Из леса, прямо к нам, двигалось животное. Пока между ветвей виднелось только его сине-белое свечение. Что это за животное я понять не могла, но определенно такой чистоты и яркости цвета я никогда раньше не встречала. И даже не слышала о таком.

– Единорог, – услышала я и не поверила. Это же миф, их же не существует на самом деле! Но глаза меня не обманывали: это и правда был единорог.

Он приблизился и остановился в центре поляны. Серебряные копытца, белая-белая шерсть сияет так, что слепит глаза. Это не лунный зверь, а настоящий живой единорог, с большим серебряным витиеватым рогом, на конце острым, как игла, золотисто-серебряная грива и хвост. От него исходил мир и покой, счастье и радость.

Вперед вышел Ирбис, альфа оборотней.

– Каждый из вас подойдет к единорогу, погладит и загадает желание. Желание не может нести в себе зависти и злобы, оно должно быть чистым и искренним. Никакого шума и толчеи, все успеют подойти к животному. Ведите себя достойно.

– Все? – прошептала я тихо, но меня никто не услышал. Растерялась не только я: все выглядели пораженными и растерянными. – Что просить? - спрашивали друг у друга. Оборотни знали, чего ждать, поэтому желания подготовили заранее. Эдвард не стал нам рассказывать, чтобы мы смогли прочувствовать всю гамму эмоций этого ритуала. Это, наверное, правильно, но я абсолютно не готова сейчас идти к единорогу.

Оборотни спокойно выходили по одному, медленно подходили к единорогу, который каждого приветствовал кивком головы или взмахом хвоста. Загадав желание, так же спокойно возвращались на место, но лицо в этот момент у всех озарялось радостью. Вот настала очередь Эдварда, он подошел, улыбнулся животному, долго его гладил по белоснежной шерсти и что-то тихо шептал возле уха. Такой спокойный уверенный, разве мое сердце могло устоять перед ним? «Какой же он красивый», – подумала я, как только Эдвард, загадав желание, направился в нашу сторону. Нет, сейчас я не про Эдварда, а про животное, которое поразило меня своим совершенством.

Когда настала моя очередь, я стушевалась. Подойти и погладить, когда все смотрят на тебя? Страшно. Вдруг он не захочет исполнять мое желание, на глазах у всех развернется и уйдет? Что тогда делать? Я же опозорюсь, а все начнут спрашивать, что я загадала. Ох, как страшно.

Все эти мысли крутились в моей голове, пока я подходила к нему. Шерсть оказалась такой нежной и мягкой, удивительно. От него исходили волны тепла и спокойствия, которые передались и мне. Так бы и гладила, приговаривая про себя: «только не уходи».

Долго не могла сформулировать желание. Сначала хотела попросить сделать нас с Эдвардом парой. Поняла, что таким желанием неволю другого человека: может он, как и я, давно в кого-нибудь влюблен. Нечестно так поступать по отношению к нему. И тут само собой возникает в моей голове желание, о нем я даже не думала. Пусть весь этот Мрак с его жителями сгинет. Никакой Бахус больше не угрожает нашей планете. Наступит мир на Мэрне, хватит нам жить в страхе. Моя подруга сможет наконец быть счастливой. Как только закончила, внутри меня словно раздался голос: «хорошее желание, я помогу». И я медленно вернулась на место.

Как только на поляне не осталось ни одного желающего загадать желание, он, словно знал это, развернулся и величественной неспешной походкой направился в лес. На душе стало так грустно, не хотелось его от себя отпускать. Но задерживать единорога мы права не имели. Долго еще мы любовались им: уходил он другой дорогой, позволяя нам проводить его глазами. Все это время мы любовались им, пока он не исчез в глубине леса.

Все вокруг словно отмерло. Стали слышны звуки природы, треск догоравших костров. Народ дружно отправился отдохнуть, хоть до рассвета и осталось не больше часа. Затем нужно будет свернуть лагерь и вернуться в академию. Сегодня вечером состоится осенняя серия «Опасных игр», на которую я обязательно хочу попасть. Последняя мысль, перед тем как заснуть была: «Интересно, что загадал Эдвард?» А вторая: «Спасибо ему за этот день, это было чудесно».

Эдвард.

Для меня все это не ново: не первый раз Ирбис приглашал на ритуальное таинство. Но это, по сути, первый раз, когда я точно знал, что хочу попросить у единорога: счастья для своей девочки. Пусть проживет так счастливо, как даже мечтать не смеет, и если дарована мне будет честь любить и заботиться о ней, с я гордостью пронесу ее через всю жизнь.

– Спать не идешь? – Ко мне приблизился Ирбис.

– Постою еще немного.

– Хорошая девушка, она сможет сделать тебя счастливой. – Ничего не ответил: это я знал и сам. – Но только если ты позволишь себе быть любимым. Перестанешь винить себя за чужие грехи. Родных не выбирают, Эдвард, не неси чужой груз. Пусть расплатятся те, кто совершил преступления. Забери малышку в свой дом и строй уже свою жизнь.

– Я об этом думаю каждый день, поверь.

– Ты не думай, а действуй! – Своим рыком он сейчас весь лагерь перебудит.

– Даю слово.

Хлопнув его по плечу, я отправился в палатку.

Начало светать. Уставший народ крепко спал, даже охрана дремлет по периметру. С моей боевой выучкой меня не услышит и сова – так тихо крадусь к нужной мне палатке. Это не последнее утро, что я могу провести рядом с ней, но до следующего придется еще немного подождать. А сейчас я могу беспрепятственно ею любоваться. Все это время я ждал, когда весь лагерь уснет. Ноги сами меня несли в нужном направлении.

Смотрю на нее спящую. Она прекрасна. Чистая, нетронутая – рядом с ней я и успокаиваюсь, и сгораю от страсти. Еще только раз коснусь ее губ – и уйду. Когда смогу в следующий раз почувствовать на губах ее дыхание, не представляю. Обещание надо уметь держать. Я за три года точно свихнусь без секса, а с другой женщиной он мне и даром не нужен. Хочу только эту девушку.

Словно голодный зверь, склоняюсь над ней, вдыхая самый сладкий аромат на свете, ловлю ее дыхание. Моя ладонь бережно касается ее щеки. Провожу подушечками пальцев по атласной коже. Как же хочется слышать ее стоны, срывающиеся с губ в момент страсти. Нежно, едва уловимо касаюсь ее губ своими.

О каком контроле может идти речь? Он давно потерян. Одна мысль о том, что мне три года нельзя к ней прикасаться, уносит остатки благоразумия. Познать ее всю не мечта, а наваждение. Но если переступлю черту, никто меня не удержит от нее на расстоянии. Мои клятвы и обещания не будут стоить и кучи навоза. «Успокоиться, не сорваться», – мысленно отдаю себе приказы, а сам сильнее смыкаю губы на ее устах, языком ласкаю их контур. Но этого так мало, чтобы насытиться или хотя бы утолить примитивный голод – он разгорается только сильнее. Внутри меня рычит зверь, он чувствует свою самку и желает получить ее.

Глубокий вдох девушки, смотрю в ее глаза – проснулась. «Сейчас закричит», – секундное опасение, но тут же понимаю, что все равно никто не услышит. Полог тишины наложен на палатку. Я не отстраняюсь, не извиняюсь – наоборот, я целую ее так, как мне хочется, как давно мечтаю: сильно, страстно.

Моя. Вся моя.

Руки блуждают по ее телу, словно клеймя каждый участок бархатистой кожи.

Никто не будет тебя так касаться, только я. Убью любого кто посмеет тебя коснуться. Она принадлежит мне!

Мой зверь ликует, а я сгораю от страсти, мне ее поцелуй не сравнить ни с одним в этом мире.

Пью ее стоны как нектар, языки вступают в дуэль. Таяла отвечает так страстно, что я забываю обо всем. Задираю футболку и касаюсь руками ее груди, сжимаю в своих ладонях упругие полушария. Они идеальны. Опускаю взгляд – не могу устоять – эти темные маленькие горошины в ореоле темно-бежевого соска, так и хочется попробовать на вкус. Обвожу языком вершину груди. Громкий стон слетает с ее губ, заставляя мой член болезненно пульсировать. Втягиваю горошину в рот, стараясь, не причинить боли, нежно покусываю и перекатываю между зубами и языком. Ласкаю ее, а распаляю себя так, что меня сейчас от нее вся армия оборотней не оторвет.

Мой язык кружит по ее коже, спускаясь по животу все ниже и ниже. Она прогибается в спине, предоставляя открытый доступ к своему телу. Руками стягиваю пижамные штаны тихонько вниз. Еще немного. Открываю взору ее промежность. Я сейчас взорвусь. Даже дышу, как дикий зверь.

– Выгони меня, Таяла, – задыхаюсь как после бешеной тренировки, слова даются с трудом. Глаза лихорадочно блуждают по ее совершенному телу, пытаясь запомнить каждый миллиметр, каждый миг нашей страсти.

Опускаю руку и накрываю ее холмик. Тут же одергиваю себя – не могу, я так не поступлю. Она вообще понимает, что происходит? Убираю руки подальше от такого желанного тела, меня трясет, как в лихорадке. Это жестоко – так поступать с нами, но слово я свое не нарушу.

«Скорее бежать отсюда». – Отдаю себе в этом отчет, но от переполняющих меня эмоций в ушах стоит шум. Мне нужен мой стопроцентный слух, чтобы покинуть палатку незаметно, не дать повод для сплетен. Отворачиваюсь от нее.

– Оденься. – Голос срывается. Со стороны может показаться, что я зол, но это не так.

– Можно подумать, я сама себя раздела и к тебе в палатку забралась, – огрызается Таяла. Ясно же, что не понравился тон моего голоса. В отличие от меня, пришла в себя она быстро и сразу принялась защищаться.

Ну а мне что делать? Один ее вид будоражит мою кровь, а запах страсти стоит такой, что меня бьет дрожь. Надо срочно отсюда уходить, убегать.

– Выйди посмотри, нет никого в округе?

– Объяснить ничего не желаешь? – Она даже не думает слушаться.

– Не сейчас. Делай, что говорю. Или я разложу тебя на этом одеяле и буду брать столько раз, сколько захочу, или пока ты не потеряешь сознание. Так что выйди и посмотри, пока я не утратил остатки благоразумия и не выполнил свое желание.

Слышу, как в ее голове крутятся колесики. Хочет ответить что-нибудь колкое. Но, так ничего и, не придумав, злой она вышла из палатки. Я улыбаюсь, глядя ей вслед. Такая эмоциональная, открытая – жизнь с ней будет не сахар, но мне этого и не хочется.

Напрягаю слух, пытаюсь услышать, есть ли кто поблизости. Успокоиться не получается, опять меня ждет ледяной ручей…

«Спрашивается, что я себя мучаю: не пришел бы сюда, не страдал сейчас. – Сам себе отвечаю: – это стоило того, я видел ее обнаженное идеальное тело». Стон срывается с губ, сейчас кончу в штаны.

– Никого нет, можешь выметаться, – зло бурчит принцесса, придерживая полог палатки. Закрыть бы этот ротик поцелуем. Мне больше по душе, когда она стонет от наслаждения.

– Не кричи, а то сейчас весь лагерь соберешь. Не забывай, что не у всех такой слух, как у тебя.

Сейчас задохнется от возмущения, она такая смешная.

Интересно, Таяла тоже будет себя ласкать, чтобы получить разрядку? От одной мысли мне стало плохо, кровь забурлила в венах – слишком свежи были воспоминания.

Бегу в сторону ручья, чувствую неприятно-болезненные ощущения в паху. Ругаю себя за несдержанность, мысли пытаюсь переключить на что-нибудь отвратительное. Помогает только ледяная вода.