XXI

Вчерашний ужас так меня потряс, что я дал выходной няням (Алиса обрадовалась, так как её ужас, именуемый университетом, тоже не спешил отпускать свою жертву) и взял Ариадну с собой на работу. Из милиции мне пока не звонили, поэтому отлынивать я не собирался.

Мы работали над масштабным проектом постройки Ледового дворца, первые этапы требовали максимальной включенности моего отдела, и я постоянно был на совещаниях: то с заместителем директора фирмы-партнера, то с собственным начальством, то с Арнольдом, то со своим креативными сотрудниками. Дочь спала рядом, на расстоянии вытянутой руки, и никто не смел возражать, потому что в двух коротких фразах я пояснил, что с нами вчера случилось и как мало меня волнует, удобно ли другим. Ребята из моей фирмы даже не поднимали эту тему, а посторонние затыкались, встретив мой взгляд. Дочь у меня одна и, возможно, будет единственной — опыт с Дариной поумерил мой оптимизм на счет понимания со стороны прекрасной половины человечества, а связываться с женщиной, которая не будет любить Ариадну, я не намеревался — и её защита стоит всех неудобств.

В обед я остался в офисе, лишь зайдя в наше кафе, где знакомые повара быстро подогрели мне воды для смеси и сделали чашку чая. Там же меня и застал звонок от следователя.

— Матвей Иванович, прошу прощения, если прерываю вас, — вежливо заговорила дама на той стороне связи. — Моё имя Ольга Андреевна Лукашевич, я следователь Партизанского РУВД…

— Здравствуйте, — ответил я. — Я на обеде, поэтому мне вполне удобно с вами разговаривать.

Моя дочка не спускала с меня взгляд, обгладывая соску, и я ей подмигнул.

— Я бы хотела узнать, когда вам будет удобно встретиться, дать показания… Я заодно вам вернула бы ваш кошелек с кредитными карточками.

— Хм… А это надолго?

— Зависит от ваших показаний и от того, будете ли вы подавать на него в суд. На него — то есть, на грабителя.

— Давайте я завтра утром подъеду, если это вас устроит. Просто сейчас я не могу никуда пристроить дочь, няню я отпустил.

— Да, хорошо, — согласилась следователь. — А с её матерью вы не ладите?

Я чуть слышно вздохнул — этот вопрос будет всегда меня преследовать, если я не найду Солнечную.

— Факт в том, что с матерью я её оставить не могу. Но не волнуйтесь, до завтрашнего утра я найду замену.

— Ясно. Ну, тогда я сейчас продиктую вам адрес и кабинет, куда вам приходить.

— Подождите секунду. — За соседним столиком сидела Ирина, мой дизайнер, и я подскочил к ней, жестом просил листочек из её блокнота. Девушка мигом всё поняла, оторвала его и даже раскошелилась на ручку. — Давайте, я готов.

Записав данные следователя, я выключил телефон, поблагодарил Иру и вернулся к своей чашке чая и вертящей вслед за мной головой Ариадне.

— Завтра, дорогая, ты поедешь к тете Насте, — рассказал я, возвращая ей её обед. — А папа будет бить того гада, что угрожал тебе.

Кроха будто поняла меня и с силой вгрызлась в бутылочку, передавая мне посыл хорошенько отметелить обидчика. Ох, чем старше она становилась, тем больше она начинала быть похожа на свою мать, которая, будто дразня меня, мелькала на её личике и вновь пропадала. И глаза… как все эти опьяненные поэты писали — большие, глубокие, словно озера, то чисто голубые, то с легкой зеленцой.

— Ты её не помнишь, да? — негромко спросил я и потянулся салфеткой к её губам. — Но ведь три недели ты где-то была? Наверняка, пока могла, твоя мама ухаживала за тобой… Одежду купила, корзинку…

Идея вспышкой возникла в моей голове — ведь можно, если захотеть, поискать следы через вещи, оставленные тем, кто принес мне Ариадну семь месяцев назад! По крайней мере, можно начать!

Как только закончился рабочий день, я обзвонил друзей, и приехать ко мне согласились Влад и Тима — Марго была чем-то там занята, да и, если честно, о моих победах на сексуальном фронте она знала в разы меньше парней.

— Так, — начал я, выгрузив на журнальный столик в гостиной одежду, в которой была Ариадна в первый день нашего знакомства, кондитерскую корзинку и письмо Солнечной. — На этот вечер мы забываем, что мы юрист и два перспективных бизнесмена в будущем, а представляем кроссовер Пинкертона и Касла.

— Что произошло, Сафа? — насторожился Влад. — Зачем ты это вытащил из шкафа?

— Мне нужно узнать, кто такая эта Солнечная.

— Боже, только не говори, что вновь одержим идеей отдать кому-то Ариадну, потому что тогда я тебя стукну! — Лицо Тимы сразу приобрело хмурое выражение.

— Нет, разумеется! Я никому её отдам. Но… — Я замялся, не зная, как объяснить, чтобы не напугать и их. — Если — если — что-то случится со мной, я бы хотел, чтобы, когда она вырастет, ей не пришлось одной, по остывшим следам, искать свою мать.

Друзья переглянулись между собой. Им явно не понравилось то, что я сказал.

— Что с тобой может случиться? У тебя проблемы на работе? Или что-то со здоровьем? — Вся благоприятная атмосфера в гостиной испарилась, и меня буравили два напряженных взгляда.

— Нет, парни, всё в порядке. Ни работа, ни моё физическое состояние тут ни причем.

— Тогда скажи всё толком, а не как ты это делаешь! — потребовал Влад.

— Блин… Вчера меня едва не ограбил какой-то мудак, у него был нож… и он угрожал Ариадне. Я бы его голыми руками разорвал, если бы он прикоснулся к ней… Его задержали, конечно, и мы оба не пострадали, — пояснил я, увидев, как вытянулись лица друзей. — Короче, это натолкнуло меня на мысль, что жизнь нынче не безопасная штука, не отмороженный придурок, так обычная автокатастрофа или оборвавшийся трос в лифте, или тот же рак или ещё какая-нибудь зараза — что угодно может отнять меня у неё.

— Мне не нравится эта тема, Матвей, — заявил Тима.

— Я не сомневаюсь, что мои родители, Настя с Денисом, вы со своими семьями — вы не оставите мою дочь без опеки и позаботитесь о ней.

— Естественно! — возмутился Влад, словно я оскорбил его даже ноткой неуверенности.

— Но, — перебил я его, — рано или поздно у неё возникнет вопрос, кто её мать и где она. Он возникнет в любом случае, буду я с ней или нет, но если что — я должен знать, что я сделал всё возможное, чтобы пролить свет на историю этой женщины. Может, у Ариадны есть бабушка и дедушка, дяди и тети… кто-то, кроме нас. Захотят эти люди знать её или не захотят — это уже другой вопрос, но если та ситуация произойдет, если я умру, не дожив до момента, когда смогу объяснить ей, как так вышло, что у неё нет мамы, это сделаете вы.

Парни ничего не ответили, но слушали, и этого мне было достаточно. Они поймут, просто, как по-настоящему хорошие друзья, они не хотел допускать мысль, что со мной что-то может случиться.

— И единственное, что сейчас нас связывает с Солнечной — это вот эти вещи, — я кивнул на одежду, корзинку и письмо. — Надо извлечь из них максимум информации.

Влад взял шапочку и хмыкнул:

— Мне кажется, друг, тебе тут не мы нужны, а твоя мама. Она, пусть и военный, но психолог. Что-то такое она должна была проходить в университете.

— Мама на полигоне, диагностирует очередных новобранцев. Есть только вы. К тому же — с кем я сплю, вы знаете лучше неё.

— Матвей, спасибо за доверие, но свечку мы не держали. Я так точно, — произнес Тима.

— Эй, мы с ним не настолько близки, — вскинулся Влад.

— Не спорьте, ребята, — усмехнулся я, представив эту ситуацию. — Давайте хотя бы попробуем.

Парни повздыхали, но разобрали вещи, оставив мне письмо.

— Не знаю… Корзина как корзина. Одна ручка. — Тима вертел в руках плетеную корзинку, вглядываясь в каждую тростинку. — Новая. Ценника и чека нету. Какой-либо марки — тоже. Предлагаешь пройтись во всем кондитерским или специализированным магазинам?

— Нет, — угрюмо ответил я.

— Уф, ну тут будет легче, — взял слово Влад. — На костюме есть ярлык, похоже, его купили в магазине "Звездочка".

— В городе пять точек минимум, — покачал головой Тима.

— Я сам там покупаю для неё одежду, — подтвердил, а точнее, разрушил идею я.

— Думаю, даже если его прибрели после рождения Ариадны, за семь месяцев никто не вспомнит, как выглядел покупатель, — забил последний гвоздь Влад. — В таком случае тут тоже пусто.

— Остается письмо, — вздохнул я.

За все это время, особенно в первые недели, я зачитал его до дыр, пытаясь найти какую-то зацепку. Сейчас, смотря на ровные строчки, я не видел ничего нового.

— Если сам не вспомнишь, видел ли этот почерк раньше, можно отдать графологам, — предложил Тима. — Уж характер и какие-нибудь особенности они обнаружат, а там, глядишь, по описанию узнаешь.

А он был прав! Наверняка у мамы найдутся знакомые, имеющие дело с графологией или экспертизой по почерку. Это воодушевило меня, и я последний раз скользнул глазами по листу, пока не зацепился за маленькую букву "д". Внизу она заканчивалась не обычной петелькой, как у большинства людей, а замысловатым крючком. И так было в каждом слове, в котором присутствовала эта буква — значит, для автора это норма. Что-то знакомое мелькнуло в памяти, будто я уже видел такое…

Плюс один к тому, что я определенно хорошо был знаком с Солнечной.

— Влад, глянь, — позвал я друга. — Ты не помнишь, кто-нибудь из девушек, которых ты знаешь, вот так писал букву "д"?

Парень вгляделся в письмо, будто сканируя его.

— Хм… знаешь, Сафа, я что-то не припоминаю. Да я вообще не обращаю внимания на почерк подруг! Даже как Ирка пишет, не скажу. Твой, может, ещё узнаю, потому что ты как-то по-особенному умеешь соединять буквы, причем что на русском, что на английском.

— Ты бы так же писал, если бы тебя обучал мой репетитор. Ла-а-адно… хоть что-то. Утро позвоню маме, спрошу, кого она может мне посоветовать из своих друзей, кто специализируется на таких вещах.

— Ты точно не можешь хотя бы немного сузить фронт по поиску девушек? — спросил Тима. — Определили, что зачатие произошло в промежутке между серединой июня и первыми числами июля. Может, ваши одногруппницы или по универу знакомые?

— С большей частью одногруппниц, кто согласился, я переспал на первых курсах, — ответил я. — А кто не польстился, я второй раз не подкатывал, и так хватало желающих. Нет… где-то в другом направлении искать надо…

— Или кинуть дурное и успокоиться, — подхватил Влад. — Всё с тобой будет в порядке. Если будет нужно, Солнечная сама тебя найдет, или кто-то из её близких, если они знают, кому она отдала ребёнка. Когда Ариадна вырастет и поинтересуется мамой, ты ей расскажешь, как было дело. Наверняка, она обзовет тебя крольчатиной и не будет с тобой разговаривать… часа два, но вы во всем разберетесь.

— А потом она подрастет ещё больше, — вступил Тима, — вытянется, её лицо сформируется, и тогда кто знает — вдруг она станет настолько похожа на неё, что ты вспомнишь?

Я смотрел на них, светящихся своей идеей, и по моему лицу расплывалась благодарная улыбка.

— Я вам уже говорил, какие вы офигенные друзья?

— Мне лично — нет, — тут же сделал каменную морду Влад.

— И я не помню, — кивнул второй. — Только звонишь в самый не подходящий момент и требуешь приехать, не объясняя, зачем.

— И даже не думай отвертеться и не рассказать о том, что вчера произошло!

Я рассмеялся и увел их выпить что-нибудь, попутно вводя в курс дела вчерашних событий.


Я связался с мамой, и она пообещала поискать мне хорошего графолога. Она должна была вот-вот вернуться обратно в город, поэтому на время я успокоился с мыслью исследовать письмо.

Следующим утром я отвез Ариадну к Насте — была суббота, а по выходным у наших нянь тоже были не рабочие дни — и поехал к следователю. Всё обдумав и посоветовавшись с ребятами, решил подать иск против того урода. Мозгов не добавит, но он подольше будет изолирован от общества. Ольга Андреевна Лукашевич оказалась приятной женщиной лет тридцати пяти, посочувствовала мне из-за перенесенной моральной травмы и испуга за ребёнка. В непринужденной обстановке — у неё оказался вполне приличный кофе, которым она меня угостила — я рассказал ей, что произошло, она записала, распечатала и дала мне на проверку и подпись. Я настаивал учесть то, что он угрожал Ариадне ножом, следователь обещала принять это во внимание. Оказалось, этот хмырь входил в число группировки, которая много чем незаконным занималась, и теперь у правоохранительных органов был повод его засадить и выуживать информацию. Спалился он именно на мне — его шайка ограбила обменник, другие унесли добычу, а он отвлекал внимание, вычислив богатого мажора и припугнув его — чтобы сосредоточились на мне и упустили из виду их фургон. Этот козёл имеет страсть к крутым машинам и, когда я легко отдал кошелек, замахнулся и на "Мазерати". Эти минуты и стоили ему свободы.

Вернувшись за дочерью, я застал Настю и Марго, взирающих на меня как Ленин на буржуазию. Тима проболтался, а подруга поделилась с моей сестрой, всё понятно. Следующие три часа я рассказывал суть дела, а потом выслушивал возмущение, почему они узнают об этом едва ли не через СМИ и какое наказание светит преступнику лично от них. Долгими и нудными уговорами я вытащил из них обещание, что об этом хотя бы родители не узнают.

Погода была прохладная, но солнечная, поэтому я решил не рассиживаться дома, хватает офиса, и, тепло одев Ариадну, отправился на прогулку. Девочка, скоро отмечавшая свой семимесячный юбилей, не укладывалась, а сидела, вцепившись в края коляски, и знакомилась с окружающим миром. Мимо шли собаки — она пародировала их лай, и её милый голосок, ещё не оформившийся, ласкал мой слух; бежали дети, и она тянула ручки, желая потрогать их шапочки с помпонами — этому её научила любимая тетя и крестная мама, когда малышка находилась вблизи двоюродного брата и интересовалась его головным убором; на машины у неё было своё приветствие, она весело махала им, что-то лапоча, и некоторые автомобилисты гудели ей в ответ, приводя в дикий восторг. Я смотрел на эту социальную активность, на её оживленность, желание все узнать и все потрогать (и притянуть в рот, если никто из взрослых не видит), и это меня радовало. Моя дочка росла здоровым ребёнком — перед Солнечной мне не будет стыдно.

И это вновь возвращало меня мыслями к ней. Если подумать… почему она подписалась таким странным именем? Наверняка, она думала, что это что-то мне скажет, но ошиблась. С чего бы? Тут надо было наверняка. Или она не хотела, чтобы я её нашел? Ну да, если бы я знал, кто она такая ещё в апреле, тут же бы вернул "подарок" обратно, если не ей самой, так кому-то из родственников. А сейчас из-за её осторожности не могу найти! Блин!

Не выныривая из размышлений, я привычным движением вернул Ариадну обратно в коляску, пока она не кувыркнулась через край в своей любознательности. Как я её не фиксировал, она всегда находила возможность так извернуться, что моё сердце на миг испугано замирало, а руки тянулись словить и уберечь. В год будет бегать, как Сашка, в нашу породу пошла.

Ещё один вопрос о Солнечной — если она не стащила рецепт Беллы Свон, то её беременность должна была длиться девять месяцев. Она жила на одиноком хуторе или посреди многокилометрового леса, и никто не заметил её состояния? Если же нет, то вполне закономерен вопрос — куда делся ребёнок? Ладно, если она умерла, у неё уже не спросишь, но подать в розыск должны были! Родные, друзья, те же врачи — они могли — и должны, вообще-то! — узнать, кто отец, и я был бы первым в списке, к кому обратились бы и сразу же нашли! А за все это время никто ко мне не пришел, интересуясь, случайно ли не завис у меня ребёнок от такой-то и такой-то девушки. Нет… тут явно что-то не чисто.

Случись такое с Настей, мои родители бы все вверх дном перевернули. Хотя, случись такое с Настей, наш ребёнок (нашей семьи, я имею в виду) никуда бы не делся. Воспитали, одели, выучили — даже вопроса бы не возникло. Но, даже если бы она свихнулась и отправила своего ребёнка неизвестно куда, его бы нашли. И дело даже не в том, что папа губернатор, а дед знает все шишки страны поименно — дело в отношении. Если Солнечной не повезло с родителями, то радует, что забеременела она от меня, а не какого-нибудь Васи Иванова, который отодвинул бы эту корзину и пошел бы хлестать пиво с друзьями дальше.

В голове вновь завелась "Sleepwalker", изрядно заевшая в мозгах в последние дни — и какого хрена ей там надо! — я раздраженно повел плечами, будто стряхивая её, и повернул домой. Реснички Ариадны сонно моргали, она старалась улыбаться на мои гримасы, которые я для неё корчил, но видно, что она устала и ей надо в кроватку.

Ну, ничего, я найду след этой таинственной женщины, найду её родителей или друзей и посмотрю в их бессердечные рожи. Если все так, как мне кажется, моей дочери не нужны такие родственники. Совесть перед ними обеими у меня будет чиста окончательно.


На седьмой месяц своего рождения Ариадна меня обрадовала, впервые самостоятельно встав на ножки, цепляясь на край моей кровати, конечно же, но это был огромный прорыв. Я около пяти минут подбрасывал её к потолку, визжа едва ли не громче самой девочки, а Елена фотографировала нас на фотоаппарат, чтобы потом сложить снимки в альбом, подаренный на её первый праздник и регулярно пополняемый. О событии я рассказал всем знакомым, и вечером мама заехала забрать письмо, чтобы отвести его на следующий день своему институтскому приятелю — он работал в криминалистике и, по моему мнению, был в маму влюблен, но тихарил, — и заодно привезла подарок от них с папой: крутые брендовые туфельки светло-голубого цвета на низкой платформе для малышки. Каблуки она пообещала научить её носить, когда внучка станет чуть постарше, и я уже слышал стук двух пар шпилек — перспектива не особо меня вдохновила.

Найти Солнечную стало моей бредовой идеей, честное слово! Я отыскал в интернете базу телефонных номеров нашей страны и вбил в неё все варианты производных от "Солнца" и сейчас методично просматривал результаты, сравнивая их номера с контактами в своем телефоне. Лера три дня смотрела на мои мучения с героическим терпением, но когда я пропустил важное совещание, потому что, как мне показалось, я узнал одну из претенденток (потом понял, что ошибся), она посоветовала слегка успокоиться и продолжить этот квест в социальных сетях. Сейчас практически все молодые люди, девушки тем более, где-то зарегистрированы, и там можно будет увидеть и фото, и место учебы либо работы, и другую информацию, которая может оказаться очень полезной.

Нужно ли говорить, что моя секретарша гений?

К середине ноября я стал пугать даже самого себя. Солнцевых, Солнышковых и даже открыто Солнечных было тьма беспросветная, и некоторых я даже, кажется, видел в своей постели. Но, просмотрев их фотографии, датированные декабрем-мартом этого года, когда беременность должна была быть ясно видна, я увидел, что их фигуры оставались одинаково стройными. Нет, это было бы слишком просто… Нутром чувствовал — "Солнечная" значило что-то гораздо более личное…

В один из вечеров мне позвонила мама и сказала, что результаты по почерку готовы и я могу, когда мне будет удобно, подъехать к её другу, адрес прислала смс-кой. Я чуть-чуть расслабился — оказывается, от напряженности этих поисков даже спина побаливала, нужно было отдохнуть и сходить куда-нибудь на профессиональный массаж. Потом, потом… успеется. То же самое я ответил на предложение Насти взять на выходные Ариадну себе, чтобы я смог сходить погулять в клуб или на какую-нибудь вечеринку, потому что, по наблюдению внимательных нянь, я никуда не выбирался уже больше двух месяцев, значит, отношений или даже банального секса у меня не было примерно столько же. Для меня в прошлом это было бы просто концом вселенной, а сейчас я зашился дома, лазаю по интернету, рассматривая фото девушек — ясное дело, мне позарез нужно выпустить пар!

Нужно, конечно, но не сейчас. Не так уж мне и хочется этого…

Было уже поздно, я зашел поцеловать на ночь Ариадну — она ещё не спала, поэтому я отыскал в памяти новую песню, которую раньше не пел ей, и устроил ещё один вечер "колыбельной от папы". Подействовало, как и раньше, безотказно, и вскоре я сам смог рухнуть под своё одеяло, практически мгновенно проваливаясь в сон.


…В полумраке зала, нарушаемом лишь светомузыкой и движением остальных ребят, кружащихся так же, как мы, в танце, все казалось ещё более волшебным… Я танцую с ней, с девушкой, о которой мечтал уже пять лет, и она не отталкивает меня, а наоборот, словно прижимается теснее — или мне просто так кажется, потому что очень хочется.

— I saw a picture of you (Я видел твою фотографию),

Hanging in an empty hallway (Висящую в пустом коридоре),

I heard a voice that I knew (Я услышал голос, который я знал),

And I couldn" t walk away (И я не смог уйти),

— поет Ламберт из колонок — Алёна Ночковская, которая фанатела о него, встречалась с ди-джеем, и на вечеринках он часто ставил какие-нибудь песни глэм-рокера, чтобы её порадовать.


— Этого стоило подождать так долго, — негромко произношу я, смотря на неё. Боже, я никогда не устану восхищаться её простой, но такой исключительной красотой. Она была не особо высокой, чуть выше моего плеча, но очень пропорциональной, и особенно хорошо это было заметно в платье, золотистым атласом облегающим её фигуру и ниспадающим узкой юбкой до щиколоток. Тонкие руки, украшенные лишь одним золотым браслетом, обвивали мою шею, пальцы гладили затылок, утопая в волосах, а мягкое дыхание щекотало кожу на ключицах.

Девушка поднимает голову, взглянув на меня. Аквамариновые глаза сверкнули интересом и даже надеждой — только на что?

— Чего ждать? — так же тихо спрашивает она.

— Танца с тобой.

Она хмыкнула, чуть вздернув бровь.

— Матвей, не буду говорить, что мои ноги не трясутся от мысли, что ты и правда мог ждать танца со мной все это время, но не надо…

— Что? — подталкиваю я её продолжить фразу.

— Играть со мной. Не забывай, что я знаю тебя пять лет, причем очень неплохо знаю. Ты красиво говоришь, когда девушка тебе интересна, но потом так же красиво уходишь.

— Перестань, — шепчу я, касаясь губами её чудесных золотистых волос. — Я искренен как никогда. Я клянусь своим дипломом, что мне вручили сегодня днем, что я ждал его не так сильно как ту минуту, когда ты согласишься приблизиться ко мне меньше, чем на расстояние вытянутой руки.

Она рассмеялась и подергала этими самыми руками, соединенными за моей головой.

— Как видишь, я гораздо ближе.

Её смех, её счастливая улыбка, блеск в глазах, смотрящих на меня так… так светло… она вся была светом.

— Ты специально надела золотое платье, чтобы показать нам, простым смертным, что ты дитя богов? Вряд ли найдется ещё одна девушка, которая смотрелась бы в нем так же неотразимо!

— Ты мне льстишь! — вновь улыбается она, видно, что ей очень приятны мои слова — совершенно искренние, между прочим! — Я купила его в последнюю минуту, и мне ещё повезло, что Света заставила меня остановиться и примерить его, потому что я хотела голубое. Оно мне даже чуть-чуть великовато, но ушивать уже было некогда.

— Уверен, что ты смотрелась бы сногсшибательно в любом платье, которое надела, но это… — я ещё раз окинул её взглядом, лишь на миг задержав его на красиво очерченной груди, не в пример другим нашим одногруппницам, достаточно целомудренно скрытую лифом, — оно идеальное для тебя. Ты и правда как… как солнце.

can" t turn this around (Я не могу повернуть стрелки часов назад)

I keep running into walls (Я продолжаю сталкиваться со стенами),

That I can" t break down (Которые я не могу сломать)

Нежный блеск в её сказочных глазах заставляет моё дыхание слегка сбиться, она закусывает губу.

— Очень подходит к моему имени, — произнесла она.

— Хм… — я стараюсь отогнать мысли об этих губах и сосредоточиться на том, что они говорят, а это сложно, учитывая, что я уже прикончил три бокала шампанского. — Почему?

— Меня бабушка всегда звала старинным вариантом моего имени. До того, как пойти в школу, я все лето, а порой и больше, если родители уезжали заграницу устраивать бизнес, проводила у неё в деревне, среди мудрых стариков, которые совершали некоторые нехристианские обряды, вроде венки и папараць-кветка на Купалу, каляды перед Рождеством, сожжение чучела на Масленицу… Я так привыкла к другому звучанию своего имени, что потом всё равно всегда звала себя так… Аполлинария… А ведь это имя произошло от имени греческого бога солнца Аполлона.

Я прижался к ней так тесно, что её лицо касалось моего носом.

— Так ты и правда солнечная… — губы дотронулись до её губ, но этого было уже мало…

— Выходит, да. — Голос девушки дрогнул и стих, когда я обхватил её лицо и вовлек в один из самых нежных и жарких одновременно поцелуев, на которые был способен.


… I" m a sleepwalker, walker, walker, — проносится у меня в голове, когда я рывком сажусь на кровати.

Сон вновь, как всегда ускользал от меня, но я неосознанно протянул руку, пытаясь поймать его — её — и не дать в этот раз оставить меня. Не теперь.

И она осталась. Образ девушки, которую я сам назвал Солнечной, ясно предстал перед моим внутренним взором, и я понял кто она.

Полина Ступова была моим Солнечным наваждением. Она была матерью Ариадны.

Загрузка...