Впоследствии всю эту историю в доме Шихаевых постарались забыть, и подробностей разлада Полина так и не раскрыла. Арина Юрьевна была не из тех матерей, которые любят допытываться до деталей и заранее обвинять дочерей за провал в глазах некоего «общественного мнения». Впрочем, родители Полины никогда не испытывали пиетета перед этим загадочным священным животным и не пытались внушить это ей, за что дочь их очень уважала.
Полина довольно скоро нашла объявление о поиске художников для росписи керамики и сходила на собеседование. Небольшая фирма на территории бывшего завода, а ныне массивного комплекса для складских помещений, выпускала сувениры и подарки на тему животного мира, цветов и любимой для Полины этнической темы. Зарплата художникам все же была относительно скромной, однако девушку это не отпугнуло: она с первого взгляда была очарована затейливыми очертаниями, нежными оттенками фонов, сочно выписанными букетами из экзотических цветов, которые будто источали терпкие ароматы, и скромными веночками из ромашек и васильков. Были и сервизы перламутрового оттенка, расписанные морскими раковинками и песчинками, такими натуральными, что их хотелось просыпать сквозь пальцы.
Правда, само помещение выглядело мрачным и угрюмым — очень просторное, скудно отапливаемое, с большими окнами, выходящими на депрессивную промзону, с вереницей столов под холодным освещением ламп, с закутками, выделенными под пищеблок и гигиену, в которые навечно въелись разводы красок и запахи химических растворов. Однако спустя совсем короткое время Полина убедилась, что и в таких неприглядных пещерах можно найти настоящие сокровища.
Директор фирмы, Анна Ивановна Кравцова, когда-то была не последним человеком в Союзе художников, однако расцвет ее карьеры остался позади и некоторое время женщина работала педагогом в художественной студии, а потом вместе с группой коллег и единомышленников основала это предприятие. Кроме Полины, здесь уже работали две молодые художницы, в остальном же штат состоял из опытных мастеров, которые, впрочем, тепло относились к новичкам. Вскоре Анна Ивановна рассказала Полине, что ей не раз рекомендовали сделать производство более быстрым и примитивным, так как «массы» все равно не заметят разницы, но она категорически не желала отказываться от своей концепции.
Девушке очень понравилась эта пожилая женщина, которая сохранила неповторимый стиль и вкус, держалась с достоинством и элегантностью. У нее всегда были красиво уложенные волосы, замысловатые серьги в ушах и винтажные брошки из эмали, жемчуга и темного металла, виднеющиеся из-под форменного халата. Другие работники были попроще, некоторые не отличались образованностью и манерами, но в коллективе всегда была атмосфера грубоватого и искреннего добродушия. Под конец рабочего дня было принято сообща выпить чаю и поделиться сплетнями из личного быта или новостной повестки, которую местные мастера в основном постигали из телевизора. Еще здесь постоянно был музыкальный фон из ретро-шлягеров золотой эпохи диско, который очень подбадривал во время рабочего процесса.
Так за работой и домашними делами понемногу пролетело почти два года. Летом Полина ненадолго брала отпуск, один раз съездила с отцом и матерью в Псков, к дальней родне, а во второй, по их настоянию, отправилась отдохнуть на Черное море. Впечатлений было много, а вот новыми знакомствами девушка практически не обзавелась, не считая новых коллег. И порой по вечерам Арина Юрьевна пускалась в грустные размышления о внуках, но тут же сама их пресекала, говоря извиняющимся тоном: «Ты не обращай внимания, Поленька! Это я просто расклеиваться что-то стала, старею, наверное...»
Правда, общение с бывшими сокурсниками и сотрудниками все же не прервалось вконец. С Катей и Ясминой Полина продолжала переписываться, созванивалась по праздникам, а несколько раз они даже ходили вместе в кафе. Яся тем временем вышла замуж за того самого Руслана и родила сына, но намеревалась вернуться к работе у Инги, когда ребенок подрастет. Катя же продолжала вести вольный образ жизни и не утратила легкого нрава и любви к сплетням.
Полина никогда сама не спрашивала о нынешних делах Инги и Алика, но вынуждена была признать, что рассказы Кати вызывали у нее странный интерес. Впрочем, эта девушка могла приукрашивать и трактовать многие вещи очень своеобразно. По словам Кати выходило, что в браке у ее подруги все не так складно, как та ожидала: Алик по-прежнему периодически выпивает, бесцеремонно критикует идеи жены, хотя работу не саботирует и не позволяет себе лишнего.
— А по-моему, Катя, ничего бы ему никто не сделал, — вмешалась однажды Яся. — Инга только с виду железная, а внутри боится его потерять гораздо больше, чем он ее. Если они с Кузнецовым расстанутся, то он просто лишится шмоток и деликатесов, которые ему нужны как прошлогодний снег. А на ней будет клеймо одинокой карьеристки, которой, мол, светит старость с кошками и слезами в подушку, пусть эти кошки и будут самыми дорогими сфинксами, а подушки украшены золотным шитьем.
— Не знаю, может быть, ты и права, — ответила Катя, призадумавшись. — Но как бы то ни было, он ведет себя смирно — работа, дом да временами выпивка в мастерской. Он ведь на досуге еще что-то пишет, даже продал пару картин, но его все равно воспринимают как мужа Инги, а не как художника. Детей им надо завести: тогда бы, того и гляди, оба перебесились и успокоились.
Затем Катя вдруг спросила Полину:
— А с Игорем ты давно не разговаривала?
— Да наверное, около года, — ответила та, что было правдой: последний раз Игорь звонил ей, чтобы сообщить, что тоже ушел из фирмы Инги. Впрочем, он давно мечтал о переменах и сейчас руководил маленькой студией художественной фотографии, много писал маслом, участвовал в коллективных выставках. Все это Полина узнавала из социальных сетей: там они временами обменивались краткими сообщениями и даже поздравляли друг друга с днем рождения и Новым годом. О прошлом, разумеется, никто из них не упоминал, как и о совместных знакомых.
— Ну так что же, Поля, как дела на личном фронте? — полюбопытствовала Катя.
— Да никак, — невозмутимо ответила Полина, — и давай оставим эту тему. Как соберусь замуж, ты узнаешь, а в очередной раз обсуждать ужасы жизни без регулярного интима мне, прости, Катя, неинтересно.
— Ну ладно, ладно, — поспешно отозвалась Катя с неожиданной сговорчивостью.
Как раз вскоре после этого разговора, как позже вспоминала Полина, случилось кое-что необычное. Ей вдруг позвонила Инга, с которой она с момента увольнения совсем не общалась, как и с ее мужем. Но и в пору работы в «АлИн» та ни разу не удостоила Полину личными звонками: какие-либо поручения и новости всегда доходили до нее на рабочем месте, а другие дела они и не обсуждали.
— Привет, Полина! — неспешно заговорила Инга, будто и не было этих двух лет. — У меня к тебе интересное предложение: весной в Курортном районе пройдет большой этнокультурный фестиваль и наше арт-пространство туда приглашено, а также мне предложили привлечь знакомых художников. Ты хоть с нами больше и не сотрудничаешь, но там будет раздел декоративно-прикладного искусства, как раз по твоей части, и это хорошая возможность заявить о себе. Тебе ведь хочется двигаться вперед?
Что же, подметила сразу Полина, все сказанное было в духе Инги — корректное деловое предложение со взаимной выгодой к концу перетекало в нечто благотворительное, с оттенком упрека в разрыве сотрудничества, принижения специальности Полины и снисходительной готовности помочь в «движении вперед». Однако больше всего ее, как художника, все-таки заинтересовала новость о фестивале.
Поначалу выражение «этнокультурный» слегка смутило Полину: под такой вывеской она часто наблюдала банальные ярмарки с плохо расписанными матрешками, деревянной посудой, именными ложками, медальонами из янтаря и пищевой продукцией. Сопровождались эти «барахолки», как девушка называла их про себя, унылой фонограммой и такими же выступлениями ряженых артистов.
Однако здесь разворачивалось нечто иное, без налета дешевой официальности и казенности. К счастью, в Петербурге было немало людей, для которых этническая культура была связана не столько с полузабытым наследием какой-нибудь языческой старины, а с духовной ценностью литературы, музыки, живописи и декора, которые внесли в народный уклад гораздо больше ценного. Местом сбора художников был назначен один из многочисленных в этом районе пансионатов — здесь, как выяснилось, Инга сняла несколько номеров для себя и своих товарищей. Когда Полина, встретившись по пути с Катей и Ясминой, прибыла в пансионат, Инга уже ожидала их вместе с супругом. И теперь, спустя довольно долгое время, Полине наконец удалось рассмотреть молодую семью и сравнить с тем, какими она их помнила в пору романтических отношений.
Алик поприветствовал девушек очень доброжелательно, но тем не менее выглядел каким-то усталым и обеспокоенным. Зато Инга не только широко и искренне улыбалась, но и внешне изменилась в лучшую сторону — ее бледное и худощавое лицо приобрело неуловимую сдобность и мягкость. Она всегда была очень привлекательной и эффектной молодой женщиной, но теперь ее красота была не «роковой», как у героинь итальянских фильмов «джалло», а скорее поэтичной и сочной, как у тех же итальянок, только уже на фоне солнечных виноградников, уютных усадеб, обильных семейных ужинов и теплого моря. Даже оттенок голубых глаз у нее будто поменялся — вместо прежней льдинки в них появилась приятная бархатистая матовость, к которой очень шло строгое серое платье из трикотажа.
Вероятно, супружеская жизнь у Инги была гармоничной, — подумала Полина, поймав себя на том, что ее это чуть-чуть уязвляло.
Ее спутницы это тоже заметили, и когда вся компания обустроилась в номерах и девушки собрались у Кати выпить с дороги чаю, та почему-то вполголоса сказала:
— Интересно, с чего бы Инга так просияла? Уж не ждут ли они прибавления?
— Ты, Катя, не меняешься, — усмехнулась Ясмина. — Все так же хлебом тебя не корми, а дай посплетничать. Хотя если подумать, что тут было бы такого таинственного? По-моему, это вполне нормальное последствие свадьбы!
— Так-то верно, но мне Инга всегда говорила, что раньше тридцати рожать ни за что не будет, а то и после еще сто раз подумает! Я, конечно, встречала таких девчонок, которые тоже били себя пяткой в грудь, что не намерены тратить молодость на пеленки и распашонки, а через год уже гуляли с коляской и сами над собой смеялись. Но Инга-то не из таких, я ее знаю! Она уж если поменяет свои убеждения, то по очень веским причинам, а не потому, что «вдруг так вышло».
— А ты думаешь, что она так в Кузнецова вцепилась? Вот именно что по очень веским причинам, хотя рожать от него, по-моему, просто глупо. Он у нее сам вместо ребенка.
Наутро художники собрались обсудить концепцию фестиваля и Полина познакомилась с новыми сотрудниками Инги, довольно бойкими и креативными молодыми ребятами. Также она узнала, что Игорь на фестиваль не приедет: по словам Алика, он сейчас «обкатывал» по провинции свою первую персональную выставку. Вернее, она, строго говоря, была уже не первой, но прежде Игорь выставлялся только в пригородных библиотеках и детских изобразительных студиях, не выезжая дальше Ленинградской области. Теперь же молодой художник понемногу набирал собственный круг поклонников и привлекал внимание прессы как автор «второго дыхания в реализме».
Прогуливаясь по выставочному пространству, в котором на следующий день предстояло проводить мастер-классы, Полина не сразу заметила, как к ней подошла Инга.
— Ну как тебе здесь, Полина? — спросила она с явной гордостью, как будто весь фестиваль был придуман и организован лично ею.
— Очень нравится, — искренне ответила девушка. — Спасибо тебе, что пригласила.
— Да, тут будет на что посмотреть! Жаль, что такие фестивали пока не имеют международного статуса: здесь ведь гораздо больше жизни, чем на том же Культурном форуме. Мы с Аликом два года подряд там участвовали — такая скука, скажу тебе по секрету! Но нам-то приходится, ради галочки.
При этих словах Инга выразительно вздохнула, но не стала затягивать неудобную паузу и неожиданно спросила:
— А как твои дела? Давно от тебя никаких вестей не было...
Это очень удивило Полину: все время учебы и совместной работы между ней и Ингой были отстраненные отношения и обе воспринимали это как норму. Так что сейчас Полина решительно не понимала, о каких «вестях» та ведет речь.
— Просто Яся вот вышла замуж, уже и ребенка растит, у Кати вроде тоже все к тому идет, — пояснила Инга. — Надо бы и на твоей свадьбе собраться, для ровного счета!
— Пока не предвидится, — спокойно сказала Полина и взяла со стойки информации ярко оформленный каталог выставки, надеясь, что Инга на что-нибудь отвлечется. Вероятно, та уловила ее прохладный настрой и вполне буднично добавила:
— В общем, ты не забудь, Полина: два дня у нас здесь работа, а на третий можно будет немного оторваться — погулять, свежего воздуха глотнуть на природе. Потом, вечером, состоится арт-ужин в большом зале пансионата, туда приглашены все участники.
Эти два дня выдались чрезвычайно насыщенными, и Полине за работой практически не пришлось пересекаться ни с Ингой, ни с ее мужем. Закончив дела, она сразу шла в свою комнату — Инга забронировала для всех девушек отдельные номера, — и там недолго читала книгу, звонила родителям, чтобы пожелать спокойной ночи, и перед тем, как погасить свет, выглядывала на балкон. Стояли прохладные весенние дни, силуэты балтийских сосен таинственно чернели на фоне затянутого серой пеленой неба.
Понравился ей и пансионат, построенный еще в советское время, но внутри обставленный современно и в то же время уютно и нарядно. Особенно красивым был просторный зал, о котором упомянула Инга: множество декоративных растений, большие аквариумы и панорамные окна придавали ему какой-то экзотический, сказочный вид.