Декаданс

Глава 13

Когда настал третий день фестиваля, Инга с утра объявила, что вынуждена уехать на день раньше и оставить дела на мужа, так как ее пригласили на телевидение. При этой новости Полине почему-то стало не по себе и она поспешила уйти из пансионата, благо времени до арт-ужина было достаточно. А там, на людях, как она рассудила, будет спокойнее, если все-таки придется общаться с Аликом.

В своих раздумьях девушка забрела довольно далеко: тихая пригородная дорога, облачная дымка, запах сосновой коры и свежей травы почему-то напомнили ей о детстве, когда они с родителями, не имея своей дачи, снимали угол то в одном поселке, то в другом. Перемена мест нисколько не смущала маленькую Полину: природа на этих берегах всегда казалась ей прекрасной, таинственной и располагающей к размышлениям. А то, что из-за такой нестабильности не удавалось обзавестись друзьями, для нее никогда не было проблемой, поэтому замкнутость дочки отчасти огорчала Арину Юрьевну и Дениса Ильича, но в то же время избавила их от многих трудностей переходного возраста.

И как только отец с матерью сочли, что Полина уже достаточно взрослая, чтобы гулять самостоятельно, она стала исследовать мечтательные и немного сонные пейзажи с азартом, свойственным не только ребенку, но и художнику. Бегая за мороженым в магазин пешеходной доступности, девочка успевала приметить и бабочку-капустницу с редким ярко-зеленым окрасом крылышек, и затаившийся за огромным деревом куст малины, усыпанный сочными ягодами, и медно-рыжую белку, накрепко вцепившуюся в сосновый ствол, но в любой момент готовую вспорхнуть вверх по дереву, куда-то за пределы, доступные человеческому глазу. А после дождя, который в этих краях был частым явлением, камыши будто в одночасье вытягивались выше головы девочки, а на мокром асфальте копошились новорожденные лягушки.

По вечерам, когда отец приезжал из города, они все вместе пили чай, и потом родители смотрели какие-нибудь любимые старые фильмы, а Полина устраивалась в своем уголке и рисовала все, что довелось повидать за день. Отец с матерью не желали ее беспокоить в эти моменты, но все же украдкой заглядывали через плечо, дивясь на то, какие все-таки чудеса творит наследие. Никто из них не стремился сделать из дочери продолжателя династии, даже наоборот — оба отдавали себе отчет в том, что романтикой и поиском прекрасного трудно прокормиться, и не желали прививать ей ложных надежд. И тем не менее этот загадочный дух, то блуждающий в потемках помутившегося сознания, то витающий среди самых высоких и благородных мечтаний, то сживающийся с рутиной площадей, зданий и комнат, передался и ей.

Вспомнив про это, Полина подумала и о том, как любит русская интеллигенция придавать страданиям и жертвам какое-то обаяние и благородство, хотя в жизни они ведут только к разрушению и деградации личности, а вовсе не к раскрытию духовного потенциала. Да, в человеческой натуре несомненно заложен странный интерес к опасности и боли, к хождению по грани, но его лучше оставлять неутоленным, в пределах воображения.

Внезапно ее кольнуло какое-то тревожное чувство, и взглянув на часы, Полина торопливо повернула назад, к пансионату. Арт-ужин должен был начаться в шесть часов, и до этого еще стоило успеть привести себя в порядок.

К удивлению девушки, в вестибюле, когда она направлялась к лифту, ее встретил Алик. Его лицо выглядело обеспокоенным.

— Можно подняться с тобой? — сбивчиво спросил он.

— Конечно, — ответила Полина, пожав плечами. Алик поспешно вошел в лифт вместе с ней и нажал кнопку этажа, где устроились все художники.

— Тебя долго не было, — заговорил он, стараясь сохранять невозмутимость, но его взгляд оставался рассеянным и нервным.

— Спасибо за беспокойство, Алик, но не так уж далеко я и ушла, к тому же, здесь тихие места. И как видишь, со мной все в порядке.

— Я не только это имел в виду, — возразил Алик, нахмурившись. Впрочем, Полина сразу уловила подтекст этого разговора и не была удивлена.

— Алик, а не много ли ты на себя берешь? — произнесла она, посмотрев ему в лицо прямо и откровенно. — С чего ты взял, что меня не было? Только потому, что я впервые за много лет жила без тебя? А по-моему, я только тогда, за эти два года начала жить собственной жизнью! И пора бы тебе уже не запариваться на эту тему, Алик: ты женат и у тебя свои заботы, а нас с тобой в данную минуту объединяет только профессиональный интерес.

— Так ли это? — спросил вдруг Алик и как-то неуверенно улыбнулся. — Ты хочешь сказать, что больше совсем меня не любишь, или об этом речь пока не идет?

— А тебе так важно знать, что тебя любят? Что ты все еще популярен у женщин? Господи, как же вы все похоже говорите! — тихо, но зло сказала Полина. Тут кабина лифта распахнулась и, к ее облегчению, пришлось прервать неприятный разговор.

В комнате она понемногу успокоилась, приняла бодрящий горячий душ и вскипятила чаю. Времени было еще достаточно, и Полина успела немного поболтать с матерью, стараясь, чтобы та не уловила мандража в ее голосе, — обмануть Арину Юрьевну в этом отношении было очень трудно. Потом она переоделась в нарядный вязаный свитер темно-синего цвета, черную юбку и высокие сапоги, причесалась и с сожалением подумала, что не захватила с собой из дома никаких украшений.

Тут Полину осенило: брошь, подаренная Аликом, все еще лежала в потайном кармашке ее сумки. Она ни разу не успела ее надеть, сначала из боязни, что кто-нибудь догадается, чья это работа, а потом и из-за обиды. Но сейчас навязчивость Алика в лифте, отсутствие Инги, неприятный осадок от разлада с Игорем вкупе со всем скопившимся напряжением почему-то всколыхнули в ней волну какого-то протеста и вызова, ей захотелось показать себя с непривычной стороны. Сколько лет Алик, как и все остальные, знал ее исключительно как добрую, неконфликтную, удобную в общении девушку, и не предполагал, что в ее душе тоже есть потемки...

И Полина решила во что бы то ни стало надеть это украшение к парадному ужину. Как и стоило ожидать, Алик моментально узнал собственное изделие и весь вечер, пока шли богемные разговоры, звучала романтичная музыка и звенели бокалы, почти не отрывал от Полины взгляда.

Когда пришло время десерта и часть собравшихся, решив размяться, еще не успела вернуться на свои места, Алик сел рядом с Полиной на освободившееся место.

— Поля, что все это значит? — вполголоса спросил он, пристально глядя на девушку. — Похоже, ты все-таки лукавишь и мое присутствие волнует тебя гораздо больше, чем ты пыталась меня убедить.

Полина нашла в себе силы посмотреть ему в лицо и даже улыбнуться.

— Да пусть так, но почему это волнует тебя, Алик? Какое тебе, женатому и успешному молодому человеку, дело до проблем одинокой непутевой девушки? Зная тебя, думаю, что запавших на твое обаяние дурочек был еще вагон и маленькая тележка, даже если ты с ними и не спал. И что? До их чувств тебе тоже все еще есть дело?

— Разумеется, нет, Поля, мне есть дело только до тебя, и не потому, что мы были физически близки, — ответил Алик. При последних словах она толкнула его локтем в бок, хотя никого из знакомых не было даже в поле зрения, и он заговорил тише:

— Дело в том, что только ты знаешь, кто я на самом деле, что творится у меня глубоко внутри. Только перед тобой мне не было стыдно за то, какой я...

— Да-да, стыдно тебе не было, тут я не поспорю, — прервала его Полина, и Алик, поняв, что слова вышли двусмысленными, стушевался.

— Давай отойдем в сторону, я тебе все объясню, — предложил он.

«Как в плохом кино, — подумала Полина. — Осталось только добавить „милая, это не то, что ты думаешь“, с той лишь разницей, что там это обычно говорят женам».

И все же она, ругая себя за уступчивость, направилась вслед за ним в прилегающий зал, где звучала приятная медленная музыка и некоторые отдыхающие, в основном предпенсионного возраста, уже танцевали, разбившись по парам.

Встав в укромном уголке, молодые люди некоторое время неловко молчали и наконец Алик заговорил:

— Видишь ли, Полина, для меня очень важен твой приезд. Я ведь даже прощения у тебя толком не попросил, хотя такого тогда наделал... Но поверь, я до сих пор расплачиваюсь за свою вину, в том числе и этим браком, в котором не провел ни одной спокойной, комфортной минуты, не был самим собой! Если бы я знал, что отныне всегда буду жить по указке, соответствовать, подстраиваться!..

— А ты не знал? — смогла наконец Полина вставить слово.

— Ну, по-хорошему должен был знать. Но Поля, кто не надеется, что будет так, как ему хочется, а не так, как должно быть по логике вещей? У тебя разве не было подобного?

— Даже не знаю! А на что ты надеялся, позволь поинтересоваться? Впрочем, я, кажется, догадываюсь: что Инга после свадьбы останется такой же красивой, эффектной, сексуальной и самостоятельной, но при этом будет мягкой, терпеливой и послушной женой? Где-то я слышала нечто похожее, а? Не ты ли мне про Игоря говорил?

— Не совсем так, Поля: меня бы вполне устроило, если бы Инга меньше работала и мы вели более скромный образ жизни, но дома был мир и лад. Хотя особой роскоши я, если честно, и не видел: все идет только на понты, пиар и ее психологические изыскания. Меня-то она лишний раз порадовать вовсе не рвется, я за эти два года даже отдохнуть на море ни разу не выбрался, — одно только это долбаное «творчество»! Да еще ее родители достают с разговорами о внуках: бизнес кому-то надо передать! И никто не спрашивает, что надо мне...

— Так чего ты сейчас от меня-то хочешь, Алик? — устало спросила Полина, почувствовав, что у нее начинают ныть виски. — Я тебя уже давно простила и желала тебе добра, но устроить свою жизнь можешь только ты сам. Ты просто хотел выплакаться или получить совет? Но ты сам знаешь, как поступить в твоей ситуации! Просто не хочешь ничего менять, тебя вполне устраивает роль жертвы властного семейства! Или я не права?

— Я прежде всего хотел тебя увидеть, — сказал молодой человек, положив руку ей на плечо. — А когда узнал, что ты приедешь, услышал твой голос, увидел на тебе свою брошь... Поля, ты не представляешь, как у меня внутри все перевернулось! Наверное, я впервые за два года вспомнил, что я все еще живой. Спасибо тебе, что приехала, Поля...

Невольно Полина всмотрелась в темные завораживающие глаза Алика, будто в пропасть. Она до последнего запрещала себе это, будто его взгляд мог растворить обезболивающую заморозку, под которой жила ее душа, отгородившись от воспоминаний об этом мужчине. И будто решив напоследок себя испытать, она все же взглянула...

В этот момент, словно по заказу, в зале зазвучали знакомые обоим нежные, бархатные аккорды одной из любимых Аликом песен кантри, будто уносящие в мир, где всегда солнечно, где пахнет сеном и свежим хлебом, где все тонкости и переливы чувств умещаются в незамысловатых и вечных словах, понятных и старикам, и детям. Тут Полина посмотрела на Алика уже вопросительно: не подстроил ли он это на самом деле? Но его лицо выражало такое неподдельное изумление и детский восторг, что сомнения исчезли, а за ними стали уплывать и все доводы рассудка.

Алик пригласил Полину потанцевать, и она, следуя скорее за мелодией, чем за ним, уловила ее неторопливый и элегантный ритм, в котором постепенно смешивалось их дыхание, ладони скользили по плечам, пальцы переплетались, глаза, закрывшись за ресницами, ограждали от бесцеремонности внешнего мира, а губы жадно искали друг друга.

Все остальное можно было списать на безумную игру гормонов и нервов, наваждение или какие-то неведомые чары. Но Полина слишком ясно помнила свою полутемную душную комнату, впопыхах брошенные на тумбочку часы и кольцо Алика, последние секунды стыда и испуга, его неразборчивый шепот, настойчивые страстные поцелуи, объятия, от которых ныли ребра и горела кожа, резкую боль в напрягшейся плоти, почти как в первый раз. Он почти не тратил времени на прелюдии и игры, будто истосковался по женскому телу, и Полина сейчас не могла думать о том, адресованы эти эмоции лично ей или в нем просто сорвалась какая-то пружина. Лишь на мгновение мелькнула мысль, что потом, и очень скоро, ей придется взглянуть правде в глаза и вероятнее всего пожалеть о случившемся.