Декаданс

Глава 16

Поначалу Полина сочла, что студенчество стало окончательно перевернутой страницей в ее жизни. После раздумий она все-таки рассказала обо всем Арине Юрьевне, и та была в ужасе, но потом твердо сказала дочери:

— Поленька, только не вздумай винить во всем одну себя. Да, ты поступила нехорошо, приняв ухаживания Алика, но ты была влюблена, ты давно раскаялась, не хотела никому портить жизнь, и кроме того, пострадала больше всех. А вот Алик и Инга сознательно шли на подлость, при этом ничем не рискуя. Так что просто оставь это в прошлом. Вот увидишь, наша психика так устроена, что почти все может отболеть.

Отцу они обе решили ничего не говорить, а тот ни разу не попытался выведать у дочери, от кого была ее неудачная беременность. Больше ни с кем эту злосчастную тему и не пришлось обсуждать — все немногочисленные родственники и знакомые Шихаевых были не настолько им близки, чтобы ставить в известность о таких вещах.

Девушка была уверена, что Инга и ее супруг больше ее не побеспокоят, но через несколько дней после разговора с ребятами Алик вдруг позвонил. Без долгих предисловий, торопливо, будто боясь, что она его прервет, молодой мужчина заговорил:

— Я все понимаю, Поля, ты сейчас не желаешь ни слышать меня, ни видеть, но все-таки выслушай напоследок. Мне не хочется, чтобы мы навсегда разошлись вот так, и не врагами, и не пойми кем. Нет, я не собираюсь делать красивую мину и даже не смею просить у тебя прощения, как и у Игоря, но мне хотелось бы, чтобы вы знали: я не совсем уж законченная трусливая сволочь...

— Ну и что ты мне предлагаешь? — устало спросила Полина. — Моральную компенсацию?

Несмотря на ее сухой и недобрый тон, Алик не отступил: по-видимому, вопросительная форма его подбодрила.

— Я прошу, чтобы ты завтра пришла в арт-пространство. Инга с помпой открывает очередное мероприятие на тему безумия, и вот в этот момент я хочу очень серьезно с ней поговорить, и так, чтобы ты об этом знала. Что я все-таки способен на какие-то поступки, кроме скотских, да и на те по чужой наводке!

— А зачем тебе это нужно, Олег? — вдруг спросила Полина, и это непривычное имя отдалось колючим холодом.

Однако Алик не стал делать на этом акцент и пояснил:

— Если честно, то чтобы хоть немного уважать себя самому. Чужое уважение мне уже не вернуть никогда, но остатки собственного я еще попытаюсь спасти. И если ты придешь, я буду знать, что все-таки не безнадежен в твоих глазах.

— Ладно, — сдержанно ответила Полина. — Но имей в виду, если это очередная безумная прихоть, твоя или Инги...

— Да о чем, ты, Поля, — вздохнул Алик и положил трубку.

Полина решила, что физические и душевные травмы произвели в ней коренной переворот и что-то ушло безвозвратно, вместе с кровью и юной романтичностью. Только поэтому она приняла это странное приглашение. С матерью Полина в этот раз не стала советоваться, но почему-то захотела позвонить Игорю, и когда тот услышал про идею бывшего друга, его изумлению не было границ. Немного подумав, Игорь произнес:

— Все понятно, Поля: Алик намеревается испортить Инге мероприятие, на которое она несколько месяцев возлагала большие надежды. Это, конечно, его дело: у них с женой странные ролевые игры в порядке вещей, а на ее мероприятия мне наплевать, но мне не нравится, что он каким-то образом хочет сделать тебя соучастницей.

— Соучастницей?

— Ну да! — воскликнул Игорь. — Если бы он собирался просто разобраться с Ингой и наказать ее, то сделал бы это без всякого шоу со зрителями и статистами. А у него какая-то другая цель, и я боюсь, что крайней опять окажешься ты. Ведь эта отмороженная затаила злобу не на блудливого муженька, а именно на тебя, как все бабы в таких случаях. Но она же реально может подгадить! А если уж совсем взбесится...

Игорь говорил очень серьезно и убедительно, и Полине стало не по себе. Но ей все же чисто по-человечески было любопытно узнать, что выйдет из этой истории, и она спросила:

— И что же мне делать?

— Я пойду туда с тобой, — неожиданно отозвался Игорь. — Тогда и ему придется держать себя в руках, и Инга не подумает, что у тебя на Кузнецова еще есть какие-то виды.

— Какие виды, Игорь? Шутишь, что ли? — горько усмехнулась Полина.

— Не обижайся, Поля, просто я разное повидал: многие женщины, увы, и не такое прощают. Не бойся, мы не станем разыгрывать фарс, будто у нас любовь, но все-таки со мной будет надежнее, ты уж поверь.

Полина согласилась с ним и технически это не представило никакой проблемы, так как пригласительные на мероприятие не требовались. Когда на следующий вечер они вошли в зал знакомого пространства «АлИн», ни владелица, ни ее муж поначалу не попадались им на глаза. Вскоре Полина разглядела среди художников и гостей Катю и Ясмину. Они тоже заметили ее, кивнули и улыбнулись: Ясмина — доброжелательно, а Катя скорее натянуто, дежурно и нервно.

Зато когда Инга все-таки появилась в поле зрения, у Полины на мгновение пробежал мороз по коже. Она видела, что та удерживалась от открытой агрессии только из-за публики, перед которой необходимо было соблюдать культурный тон. Впрочем, как Полина рассудила мысленно, этому мероприятию как раз подошла бы раскаленная атмосфера остросюжетной психологической драмы, а то и хоррора, но никак не уютного «квартирника». Выставка состояла из живописных и графических этюдов, посвященных безумию в культовых фильмах и книгах, а также бесформенных и безобразных скульптур, выполненных в черной или кроваво-красной палитре. Затем начался перфоманс с участием уже знакомых Полине подопечных из интерната, и в центре внимания был всегда мрачный Макс. Все его жесты, глухой утробный голос и смутные реплики смущали и тревожили ее, но зрители наблюдали с неподдельным и даже жадным интересом.

«Все-таки с позапрошлого века, с его цирками уродов, ровным счетом ничего не изменилось» — подумала Полина.

Наконец они с Игорем приметили и Алика. Он явно не желал привлекать внимание публики и коллег, поэтому большую часть мероприятия провел где-то в административной части и пришел только к заключительной части перфоманса. Встретив взгляд Полины, он отозвался вялой полуулыбкой, неуверенно кивнул Игорю и влился в большую группу народа.

После окончания шоу все желающие могли остаться на фуршет, и когда публика разбрелась по группам, хозяйка вечера наконец подошла к Полине.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она без приветственных слов.

Однако быстро подошедший Алик не дал той ответить. Выразительно посмотрев на Полину и Игоря, он сказал:

— Это я пригласил Полину, Инга. Вообще-то она достойна быть здесь по праву хорошего художника и работника, но кроме того, сегодня я намерен сказать кое-что важное. И это касается нас всех.

— Алик, нет никаких «нас всех», — сказала его жена невозмутимо. — Есть только наша с тобой семья! Наша команда, наш тандем, наш проект! Оцени ты наконец все, что тебе дало наше дело! Я не так много от тебя ждала — всего-то бережно относиться к нашему имиджу и культурному почерку, который ценой больших усилий занял свою нишу! А ты готов променять это на эротические приключения? Я, конечно, не дам тебе наломать таких дров, я готова подставить плечо, как любая нормальная женщина, но может быть, ты все-таки начнешь думать собственной головой, а не иным местом?

Алик некоторое время молчал и Инга язвительно добавила, кивнув в сторону Игоря:

— К тому же, твоя бывшая любовница, как видишь, недолго горевала. Правда, похоже, в этом городе на нее за всю жизнь клюнуло двое мужиков, но я и не особо удивлена.

— Как же меня все это достало! — вдруг повысил голос Алик. — Инга, ну хорош уже играть эту роль из дешевой черной комедии!

— Сбавь тон, дорогой муженек, — прошипела Инга. — Ты не у себя на кухне, и я не твоя забитая мамаша, чтобы ты так со мной разговаривал!

— Да ты мизинца моей матери не стоишь, — усмехнулся Алик. — И если уж тебя тяготит мое присутствие в твоем личном пространстве, во всех смыслах, так я готов тебя освободить! В конце концов я не пропаду: ты не на помойке меня подобрала, мне есть где жить и найдется где работать.

— Это что за намеки? Ты что, решил пожить отдельно, на воле, так сказать? Ну попробуй, Алик, попробуй! Только ты забыл, что от самостоятельности-то давненько отвык у меня под крылышком. А к слову о помойке, так без моей поддержки ты бы давно уже окончательно спился, как твой отец! Он, между прочим, еще кряхтит только благодаря процедурам, которые я оплачиваю из своего кармана! Хочешь взять это на себя — да бери на здоровье, насколько его у тебя хватит. Только ты ведь прибежишь обратно, милый мой, прибежишь, а место может уже быть занято! И что тогда?

— Инга, так может быть, ты объяснишь мне наконец, зачем я-то тебе нужен, раз я такое ничтожество, а ты такая прекрасная и востребованная? Ты что, страдаешь комплексом спасательницы?

— У меня нет комплексов, Алик, — сдержанно отозвалась женщина, — и ты знаешь, что ко мне в любой момент набегут красивые подтянутые парни, готовые доставить удовольствие, и даже не за деньги, а вполне себе для души! Только вот в чем загвоздка...

Она вдруг отвернулась и заговорила приглушенно, будто что-то давило изнутри:

— Это мне никто из них не нужен, Алик, потому что никто не заменит тебя, и отчасти это моя беда, вынуждена признать. Но и радость тоже! В этом суть брака и семьи, жаль, что ты пока этого не понял и по-прежнему готов наплевать на самое ценное в жизни. И главное, было бы ради чего!

Все это время она игнорировала стоящую невдалеке Полину, и та не делала никаких попыток вмешаться в разговор, как и Игорь. Оба думали о том, что можно и покинуть заведение, так как формально просьба Алика выполнена, а уж как супруги разберутся между собой, ни Полине, ни Игорю явно не стоило беспокоиться.

Впрочем, к этому моменту за Аликом и Ингой наблюдали не только они. Посторонние гости, почуяв скандал, стали потихоньку удаляться, а Катя, Ясмина и еще несколько художников столпились в стороне и встревоженно прислушивались. Еще в зале оставались пациенты интерната — девушки сидели в далеком углу и изредка обменивались какими-то тихими словами, а Макс, которого как-то упустили из виду, ходил из стороны в сторону, бросая настороженные тяжелые взгляды в сторону художников.

Алик вдруг устало выдохнул и произнес:

— Инга, если тебя еще хоть немного волнует мое мнение, то позвони в этот самый психдиспансер или что там у них, и скажи, чтобы твоих любимцев увезли. Они давно мне действуют на нервы, и сейчас их присутствие совсем не обязательно!

— Обязательно! Я достаточно все эти годы заботилась о твоих нервах, Алик, и работала над тем, чтобы мы понимали друг друга. Ты не захотел меня в этом поддержать, так что теперь терпи как хочешь. Ради твоих капризов обижать людей я не намерена!

Тут Полина присмотрелась к лицу Алика и ей стало не по себе: он страшно побледнел, а взгляд был мутным и в то же время сосредоточенным. Заметив мечущегося поодаль Макса, он брезгливо скривил губы: этот подопечный Инги всегда особенно его раздражал.

— Знаешь, Инга, а по-моему, тут уже подросла для меня достойная смена, — вдруг сказал он с нехорошей усмешкой. — Вот, посмотри! Моих проблем тебе уже не хватает для вдохновения, так вот, пожалуйста, форменный псих! Они же всегда тебя интересовали больше нормальных людей, к тому же говорят, что умственно отсталые обладают повышенным либидо! Авось тогда и сама успокоишься.

— Ох и скотина же ты, Кузнецов! Идиот! — вдруг выкрикнула Инга с какими-то странными визгливыми нотками и хлестко ударила мужа по лицу.

От ее голоса и звука пощечины вздрогнули все присутствующие, и как заметила Полина, особенно взволновались больные. Но если девчонки просто перепугались и издавали какие-то жалобные восклицания, то Макс неожиданно пришел в ярость. Он в один миг подлетел к супругам и цепко схватил Алика за пиджак.

— Какого хрена?... — успел крикнуть молодой человек, но на этом его речь оборвалась. Все произошло так стремительно, что никто не смог толково среагировать: собравшиеся будто вошли в какой-то жуткий ступор. Руки Макса, по-видимому, были чудовищно сильными и он управился с не самым хрупким Аликом как с комочком тополиного пуха. Со всего размаху он впечатал его спиной и головой в ближайшую стену, которая, к несчастью, была еще и обита неровной кирпичной кладкой. Затылок Алика пришелся как раз на ее рубленую поверхность, а после первого удара последовало еще несколько не менее мощных. Алик больше не издал ни звука, но самым странным было то, что и все остальные, словно примерзнув к полу, не кричали и не пытались вмешаться. Впрочем, спустя некоторое время Полина осознала, что все происходило очень быстро и лишь в искаженном от ужаса сознании тянулось как замедленная съемка.

И хотя Алик скорее всего уже не дышал, Макс, будто задавшись целью уничтожить его окончательно, оттащил ставшее безвольным тело от стены и отшвырнул его в сторону, об пол. Брызги крови взметнулись и осели, растекаясь подобно краске на хаотичном полотне безумного экспрессиониста.

Только теперь все были выведены из спячки и бросились кто куда — Игорь схватил Полину за руку и сделал шаг к двери, а Инга метнулась к телу мужа. Катя, нерешительно помявшись, пошла в ее сторону. И тут Макс огляделся, заметил женщин и его мутные глаза снова налились кровью. Он сорвал с ближайшей стены одну из картин, та сразу же разлетелась на деревянные планки и осколки стекла, и всей этой бесформенной массой он ударил Катю по голове. Та вскрикнула и упала на колени, прикрывая руками лицо — острые края дерева и стекла порезали его до крови.

Затем Макс бросился и на Ингу, толкнул ее кулаком в грудь и она упала без чувств. Тут Полина отвернулась, уткнувшись лицом в стену, пытаясь отгородиться от творящегося вокруг кошмара, будто сошедшего с отвратительных полотен и эстампов, которые все еще украшали выставочный зал.

Тем временем Игорь, как выяснилось, успел позвонить в полицию — сказалась его природная выдержка. Представители закона прибыли быстро, но процедуру допросов Полина совсем не запомнила. Она будто во сне или нокауте наблюдала, как вслед за полицией прибыли машины «Скорой», как увезли труп Алика, Ингу с Катей — в больницу, а Макса — в изолятор.

Пришла в себя она только когда Игорь растормошил ее:

— Поля, все, мы можем идти. Давай я отвезу тебя домой, тебе нельзя сейчас одной оставаться.

Девушка сжала его руку и осторожно посмотрела парню в лицо. Игорь смотрел в одну точку, его губы и руки мелко подрагивали, но в этом не чувствовалось страха или паники. Скорее это была нестерпимая, глубоко скрытая боль, которую он, оставаясь верным мужским принципам, не мог выпустить наружу.

Только когда они уже вышли из такси, Игорь наконец взглянул Полине в глаза, судорожно сглотнул и вымолвил:

— Все-таки он был моим другом...

И как ни странно, только после этих слов Полина по-настоящему поняла, что Алика Кузнецова больше нет. Ни в ее жизни, ни у Инги, ни в арт-пространстве, — нигде. Еще осталась оболочка, превратившаяся в материал для уголовного дела, но его талант, его странный изломанный характер, его горькие воспоминания, его отношение к ней самой, в котором девушка так и не успела до конца разобраться, — все это исчезло, сгинуло без следа. И никакие фотографии, памятники, картины и общие воспоминания не сохранят этого сокровенного мира, личной Вселенной, которая жила в его теплых карих глазах.

Следствие быстро во всем разобралось и Полину не особенно мучили вопросами. Вывод был однозначным: человек с нарушениями психики оказался без надзора и внимания, его взбудоражила нервная обстановка и, вероятно, нетрезвое состояние Олега Кузнецова (а в крови у того нашелся алкоголь, пусть и в небольшой дозе). В настоящий момент Макс полностью ушел в себя. Ни психологи в полиции, ни врачи, которые наблюдали его прежде, не могли установить с больным контакт.

Версию Игоря, что агрессия Макса возникла из-за того, что трое пострадавших были замешаны в дурном поступке, следователь отмел сразу. Он оказался внимательным и неравнодушным человеком и откровенно сказал:

— Нет такого «тихого» душевнобольного, который никогда не может стать «буйным». У него своя бредовая в медицинском смысле реальность, в которой он ощущает себя так же комфортно, как мы с вами — в нашей реальности, и там действуют свои правила. Тут даже опытный психиатр может просчитаться и пострадать. Мотивы того, что сделал этот парень, мы не поймем никогда, да и не поможет это уже. В тюрьму он, конечно, не пойдет, но психушка на всю жизнь обеспечена: уж Жарицкие за дочку и зятя постараются.

Как впоследствии узнала Полина, дело обстояло несколько сложнее: хоть Инга и была пострадавшей, ей могла грозить ответственность за преступную халатность в отношении заведомо недееспособных людей. Но по-видимому, семья подключила все возможные связи и претензии к ней были сняты. Зато родители Алика, чуть придя в себя от горя, порвали с ними все отношения, заявив, что в гибели сына виновата только невестка. Деньги, потраченные на лечение отца и щедрые подарки, они обещали вернуть поэтапно. Полина лишь мельком посмела взглянуть на чету Кузнецовых во время похорон: это были две серые, иссушенные страшным горем тени.

Сама Инга не слишком много времени провела в больнице: она отделалась несколькими сильными ушибами и сотрясением мозга. К похоронам мужа ей удалось более-менее восстановиться.

Гораздо хуже были дела у Кати. Обломки рамы и разбитое стекло рассекли ей лицо в нескольких местах, и хотя главные мышцы и нервы не были повреждены, девушке все же предстояла серьезная пластическая операция. Услуги хирурга и комфортную палату оплатили Жарицкие, но в остальном о Кате заботилась Полина — шок стал не менее серьезной травмой для этой цветущей хохотушки, чем порезы. Парень, с которым она на тот момент встречалась, моментально бросил ее, когда стало известно об операции. Поэтому Катя замкнулась в себе и либо спала под действием мощных препаратов, либо смотрела в одну точку. Как ни странно, она немного оживала только в присутствии Полины, будто пережитый ужас сплотил их.

В больницу Полина ездила с Игорем. Беспокоить Катю он не хотел, понимая ее состояние, и ждал Полину внизу, но все же она очень ценила его участие. После больницы они заходили в кафе выпить чаю и успокоить нервы, подолгу разговаривали, но уже исключительно как друзья, соединенные общей бедой. Тем сильнее удивилась Полина, когда в один из таких дней Игорь вдруг сказал ей:

— Слушай, Поля, ты наверняка понимаешь, что я по-прежнему люблю тебя. А тебе со мной, насколько я вижу, как-то... легче, что ли. Да, это не то, что я испытываю к тебе и хотел бы получить в ответ, но с другой стороны, что гнаться за совершенством? Ты добрая, верная, мудрая — по-настоящему, а не по-бабски мудрая девушка, ты способна на поступки, ты не предашь, не подведешь. И я тебя не подведу, поверь мне, я изменился.

— К чему ты клонишь?

— Замуж за меня выходи, вот к чему, — ответил Игорь, печально улыбнувшись. — Я, конечно, мечтал сказать это при других обстоятельствах и при живом друге, но раз так вышло... Жизнь-то должна продолжаться, Поля. Я тебя не тороплю, понимаю, что надо соблюсти все приличия, но буду очень ждать твоего решения.

Полина опустила глаза и некоторое время молчала. Потом она сжала руку Игоря и с усилием проговорила:

— Игорь, все не так просто. То, что ты сказал, верно, и я рада, что ты трезво смотришь на вещи, но тебе еще не все известно. Я даже родителям этого пока не говорила...

— О чем ты?

— После того случая... ну, я не знаю, стоит ли грузить тебя анатомическими подробностями, но в общем, последствия внематочной беременности оказались тяжелыми. Кое-что мне вовсе вырезали, а то, что осталось, плохо функционирует, другими словами — у меня вряд ли когда-либо еще будут дети. А ты, как мне помнится, говорил, что тебе нужна полноценная семья, продолжение рода. Так что ты должен знать, что я не смогу осуществить твои мечты, а значит, у нас скорее всего ничего не получится.

— Да почему? — нахмурился Игорь.

— Потому что романтическая любовь со временем проходит, а здравый расчет и законы жизни остаются навсегда. Ты все равно захочешь завести детей, которых я не способна тебе дать. Значит, ты уйдешь к другой, а я останусь одна. Ну и подумай сам, Игорь: зачем мне такая боль, вдобавок ко всему, что было? Уж лучше подстраховаться.

Игорь долгое время смотрел в окно, по которому стекали капли надоедливого осеннего дождя, и наконец заговорил:

— Как ты все распланировала, Поля... А что все может быть иначе — такая мысль тебе в голову не приходит? Ну откуда ты можешь знать, как я поступлю в далеком будущем? Я и сам этого не знаю! Но одно я знаю точно: я люблю тебя такую, какая ты есть, я готов тебе помочь, или жить без детей. Да, Поля, это тоже не приговор, это можно пережить! Было бы желание, вот что! Поэтому я и подозреваю, что дело совсем не в этом.

— А в чем же тогда?

— Ты все еще его не забыла, — горько ответил молодой мужчина.

Некоторое время спустя, когда Катя уже понемногу шла на поправку после операции (прогноз был вполне благоприятным), Полине вдруг позвонила Инга. Голос у той был таким подавленным, что Полина не углядела в этом звонке никакого подвоха и согласилась на неожиданное предложение о встрече.

Инга подошла к ней в парке, где уже облетала листва и близились скороспелые сумерки. Две женщины сели на скамейку и Полина заметила, как сильно Инга изменилась. Ее обычная худоба приобрела еще более болезненный вид, лицо было скованным и неподвижным, словно маска, а бледность, подчеркнутая черным костюмом, смотрелась совсем зловеще на фоне темнеющего неба.

— Я не очень рассчитываю, что ты меня когда-нибудь простишь, Полина, — начала она, — но если все-таки сможешь... По крайней мере, наказание свое я получила сполна: собственного мужа угробила, и теперь мне жить с этим знанием! Да еще Катя...

— С Катей все будет в порядке, Инга, ты сделала для нее что могла, — заметила Полина.

— Да разве это что-то меняет? — вздохнула Инга. — Полина, я была для Алика отвратительной женой, он говорил чистую правду. Но вот что я хочу сказать напоследок...

Она снова сделала паузу, и Полина спросила:

— Что значит напоследок?

— Я надолго уезжаю в Чехию, меня там пригласили работать в одну частную галерею. Здесь меня ничто больше особенно не держит. Какое-то время я думала воссоздать арт-пространство в память об Алике, хоть и в другом месте, разумеется. Но нет, не смогу я здесь больше, когда все вокруг как было и только его нет.

Полина понимающе кивнула и сказала:

— Так о чем ты говорила?

— Ты хочешь знать, любил тебя Алик по-настоящему или нет? — спросила Инга, пристально на нее посмотрев. — Просто я думаю, что будет справедливо, если у тебя не останется ненужных сомнений.

— У меня нет сомнений, Инга, я знаю, что он меня не любил, — сдержанно ответила Полина. — Но мне кажется, что нам не стоит больше это обсуждать. И ради памяти Алика давай разойдемся мирно и пожелаем друг другу если не всего хорошего, то хотя бы немного мира и лада в собственной душе.

— Спасибо, Полина, — сказала Инга и на секунду прикрыла глаза.

Затем она открыла сумочку, достала оттуда свернутый шелковый платок и протянула его Полине.

— Это та самая брошка, которую тебе сделал Алик. Она твоя по праву, а уж ты распоряжайся ею как хочешь.

Попрощавшись с Ингой, Полина медленно шла по тротуару и бездумно поглядывала по сторонам. Вечерний город продолжал жить, звучать, переливаться огнями витрин и окон, не заметив, что одной молодой жизнью стало меньше, что для двух немолодых людей жизнь потеряла смысл, что искусство, которое призвано исцелять и успокаивать души, на сей раз принесло только разрушение.

И вскоре она, подобно Инге, почувствовала, что родные края совсем не греют душу. Родители, в душе очень переживая из-за решения Полины, взяли себя в руки и дали добрые напутствия.

За несколько последующих лет она объездила много регионов, работая то в маленьких художественных студиях, то в мастерских, то в краеведческих музеях, бралась и за роспись посуды, и за реставрацию часовен. Полина увидела огромную и необыкновенно разную страну, богатую традициями, нравами, красотами и безобразиями. Оседать где-либо ей не хотелось, как и обзаводиться связями, — ее больше не интересовала ни романтика, ни плотские отношения, ни семья, ни дружба. Все душевные импульсы у Полины обратились в одну жажду познания мира, и в этом она смотрела далеко вперед. Впрочем, подспудно она всегда помнила и о том, что где-то в северном гранитном городе у нее есть уголок тепла и безусловной любви. С бывшими сокурсниками Полина больше не пересекалась, но по косвенным сведениям знала, что Инга так и осталась за границей, а другие девчонки жили в Питере и у них все было вполне благополучно.

И однажды в одном из небольших тихих городков за Уралом Полина, помогая местным мастерам с росписью потолка в церкви, встретила Игоря. Стояла задумчивая и тусклая осень, чем-то напоминавшая ей родной город, но этот день выглядел оживленно и празднично. В церковь зашла целая команда молодых людей, среди которых явно было много иностранцев, от сдержанных скандинавов до жизнерадостных латиноамериканцев. Те, кто говорил по-русски, приветливо и тепло побеседовали о чем-то со служителями церкви.

Вдруг в этой шумной и пестрой толпе Полина разглядела знакомые ей растрепанные от осеннего ветра золотистые волосы. Игорь был одет в просторную белую рубашку из льна и теперь уже необычайно походил на героя любимых когда-то Полиной народных сказок.

— А кто эти люди? — тихо спросила она у пожилой местной художницы, которая руководила оформительскими работами.

— Международный коллектив молодых художников, — пояснила та. — Они ездят по всему миру со своими выставками и мастер-классами и много занимаются благотворительностью — обучают искусству детей в неблагополучных странах, участвуют в арт-терапии для больных и одиноких людей. Очень славные ребята, в общем. Сейчас вот прибыли к нам в город, поскольку там немало русских. Жаль, что пробыть смогут только один день. Ведь и сами наверняка по родной земле соскучились, и землякам что-то хотят показать, и перед товарищами похвалиться, какие тут у нас края...

Полина снова глянула в сторону молодых мужчин, ища глазами Игоря, и тут они встретились взглядом. За несколько секунд оба сказали друг другу все, чему не было места в их прежнем долгом общении, то есть легкости, простоте, человеческому доверию, мимолетной радости жизни. Она улыбнулась от души, ненавязчиво и тепло, и он в ответ помахал ей рукой. Было трудно понять, означал ли этот жест приветствие или прощание, но Полине не хотелось об этом думать. Она просто была рада его увидеть. И когда молодые люди покинули церковь, намереваясь перед отъездом посмотреть старенький местный вокзал и другие неформальные достопримечательности, она долго смотрела в окно им вслед, желая доброго пути.