Дерзкая любовница

Глава 15

Надежно укрытый в отдаленном от города убежище под неусыпной охраной своих личных стражей, Эстебан Аррикальд наблюдал за продвижением техасцев, штурмовавших Сан-Антонио-де-Бежар. Добровольческие отряды осаждали его уже больше месяца, и даже доблестное сопротивление защитников уже не могло повлиять на исход дела.

На глазах у Аррикальда ряды мексиканских солдат вдруг смешались, и раздались крики «Измена! Измена!». Судя по всему, это огромная толпа дезертиров прорвалась наконец через линию огня. Следом за ними бежали толпы обезумевших от голода и страха женщин и детей. Поскольку был пущен слух, что все угодившие в плен солдаты подвергнутся пыткам и казням, военные старались смешаться с простыми горожанами. Неуправляемая толпа сметала все на своем пути.

Генерал Кос затерялся среди этого безумия, тщетно пытаясь остановить паническое бегство. Его команды никто не слушал,! его безжалостно толкали на бегу: ничтожная маленькая фигурка посреди надвигавшейся тьмы. Какой унизительный результат столь доблестных усилий!

Раздосадованный Эстебан вздохнул. Для него это не было неожиданностью. Покосившись на телохранителей, бдительно озиравших округу. Эстебан негромко выругался. Мартин осмелился обозвать его глупцом – пусть теперь убедится, прав он был или нет!

Если бы в город вызвали подкрепление, Сан-Антонио-де-Бежар не ждал бы столь плачевный конец. Однако ничто не могло заставить Эстебана разделить позор поражения с упрямым генералом Косом. Прошлой ночью, в самый темный час он вызвал своих телохранителей. Гражданское платье, тот самый техасский наряд, который уже однажды сослужил ему службу, скрыл его истинный ранг и позволил тайно сбежать из осажденного города в сопровождении также переодетых стражей. Они не отставали ни на шаг – вот и теперь не выпускают из рук винтовки, готовые защищать своего хозяина.

Да, он вернется в столицу и лично доложит обо всем господину президенту. Такой человек, как Санта-Анна, не должен оставить удар безнаказанным. В отличие от своих несчастных генералов он сумеет разгромить техасских голодранцев.

Эстебан повернулся спиной к позорной картине бегства и негромко позвал:

– Рикардо, Рамон! Мы покидаем это место.

Он направился к своему жеребцу и вскочил в седло.

Непослушными от волнения пальцами Анжелика воткнула последнюю шпильку в свою изящную прическу. Проверила, надежно ли закреплен тяжелый узел блестящих волос, заглянула в зеркало и замерла. Внезапно ей стало ясно. как папе Джону удалось моментально распознать в бедной служанке собственную дочь. Подаренное им на день рождения платье из синего бархата в точности напоминало то, что являлось ей в снах.

В глубине зеркала мелькнуло еще одно отражение, и Анжелика встретилась взглядом с темными, глубоко посаженными глазами, они были полны слез.

– Ты настоящая красавица, моя дорогая, точная копия мамы!

Анжелика, чье горло сжалось от рыданий, порывисто обняла худые плечи тети Минетты. С ее появлением в «Круге Д» в памяти возродились столь трогательные сцены, что Анжелика не в силах была подавить эмоции. Она проговорила с тетей Минеттой всю ночь напролет, и сердце ее не могло не раскрыться навстречу этой всепоглощающей бескорыстной любви.

Тетя Минетта осторожно высвободилась из ее объятий, негромко заметив:

– Не надо, а то помнешь свое чудесное платье. Позволь я еще разок погляжу на тебя, прежде чем ты спустишься вниз.

Она отступила на шаг и, задумчиво улыбаясь, принялась любоваться своей воспитанницей. Анжелика поняла, что ее сравнивают с покойной матерью, находя те неуловимые отличия, которые невозможно было разглядеть с первого раза. Ее густые волосы были темнее воронова крыла – точно так же, как у мамы, и кожа казалась такой же матовой и нежной. И глаза… да, она вспомнила: мамины глаза были точно такого же удивительного серого оттенка. Сколько раз за свою жизнь она проклинала эту изысканную, утонченную красоту, выдававшую ее непричастность к семье Родриго?

Но даже после того, как было доказано, что она им не родня, ее сердце не полностью принадлежало папе Джону, как полагалось бы любящей дочери. Немалая часть ее души по-прежнему оставалась в Реал-дель-Монте, с теми людьми, которые вырастили ее и дарили ей свою любовь. А еще больше душевных сил оказалось вложено в безнадежное, горькое чувство. Нет, тетя Минетта, перед вами не Жанет дю Буи и не ваша дорогая Селеста.

Однако, судя по всему, тетя Минетта осталась более чем довольна зрелищем.

– Совершенно невозможно улучшить. – заметила старушка и неохотно добавила, поглядев на настольные часы – Нам уже пора спускаться – вот-вот начнется праздник в честь твоего дня рождения Я должна на пару минут заглянуть к себе в комнату Иди к гостям, я тебя догоню – Она легонько чмокнула Анжелику в щечку – Моя милая куколка Видела бы тебя сейчас Селеста

Темные глаза подозрительно заблестели, и тетя Минетта торопливо покинула Анжеликину спальню, аккуратно притворив за собой дверь Анжелика сама с трудом удерживалась от слез и постаралась, как могла, успокоиться

Ее взгляд невольно остановился на чудесной ткани, из которой был пошит подарок папы Джона Она понимала, как важен для отца этот синий бархат Он хотел увидеть ожившей свою мечту Селесту. возвращенную ему в облике дочери И сама Анжелика была счастлива подарить ему уверенность, что возлюбленная Селеста не канула в реку забвения что скрасит ему предстоящую разлуку

Однако папа Джон не подозревал, какое огромное значение имел синий бархат для самой Анжелики Это Гарет что ею любовь наполнили синий бархат потайным смыслом. Она не могла оставаться равнодушной, когда мягкая ткань ласково касалась чувствительной кожи. Гарет он обещал стать для нее синим бархатом – и она по-прежнему желала этого. Несмотря на то что со времени его отъезда прошел не один месяц, владевшее ею отчаяние нисколько не утихло и горе не притупилось Анжелика считала, что, только покинув «Круг Д», сможет обрести душевный покой

Папа Джон в конце концов смирился с ее решением, хотя и взял обещание, что она вернется Гарет не приехал даже на Рождество – предпочел встретить его в недавно отвоеванном Сан-Антонио, – и что послужило веским доказательством ее правоты Вот и в последнем письме, полученном всего два дня назад, он ясно давал понять, что не намерен возвращаться.

Вспомнив про что письмо, Анжелика болезненно поморщилась Гарет писал, что повстречал старинного друга, Билла Тревиса, который, став полковником, набирает кавалерийские войска на случай, если военные действия затянутся. И Гарет собирается остаться с Тревисом

Ничего, она уже условилась с Питером, который в конце недели собирался отправляться назад, в Реал-дель-Монте. Правда, возможно, придется задержаться у Анжелики просто не хватит духу покинуть «Круг Д», пока здесь I остит тетя Минетта.

Резкий стук в дверь вернул Анжелику к действительности. Она негромко ответила, после чего дверь моментально распахнулась и на пороге появился Питер. Она шагнула было навстречу, однако замерла в нерешительности, заметив выражение лица шотландца.

– Анжелика, вы столь прекрасны, что у меня захватило дух.

– Вы тоже не кажетесь мне уродом. Питер! – вполне искренне сказала она. окинув его взглядом – Так вот зачем была предпринята эта тайная поездка в город! – Превосходно пошитый черный костюм скрадывал недостатки и делал Макфаддена весьма привлекательным – Да вы просто красавец сегодня!

Питер, к удивлению Анжелики, как мальчишка, залился румянцем, закрыл за собой дверь и двинулся прямо к ней. Он решительно привлек ее к себе и осторожно поцеловал в губы.

– – Вы снисходительны ко мне. Анжелика, но при одном взгляде на вас становится ясно, что такое истинная красота. Я выгляжу как обычно, зато сердце мое полно необыкновенной любовью. Любовью, осветившей весь мир.

Безыскусное признание Питера звучало столь трогательно, что у Анжелики не нашлось слов в ответ. За чти месяцы она привыкла, что Питер всегда находится рядом – так же как привыкла к тому, что он постоянно напоминал о своей любви. Однако нынче вечером в его поведении проскальзывало нечто новое, насторожившее Анжелику.

– Анжелика, меньше всего на свете мне бы хотелось омрачать вам праздник, однако на сей раз я не сдамся и не позволю остановить себя на полуслове – Его выразительное, разгоряченное лицо приблизилось вплотную. – Я твердо решил, что этим вечером выскажу все до конца. Вы давно знаете о моих чувствах. Я полюбил вас с первого взгляда. Но моя нерешительность позволила вам ускользнуть прежде, чем я облек чувства в слова. И я не желаю, чтобы такое случилось вновь.

Он умолк и наклонился, чтобы поцеловать ее. Поцелуй оказался столь нежным, что даже сумел слегка притупить боль, терзавшую ее все это время. Ей даже захотелось ответить на поцелуй, однако гулкое биение сердца в груди Питера остановило ее. Нет, она не позволит себе морочить голову этому доброму юноше. Ведь она никогда не испытывала к нему ничего, кроме искреннего расположения и дружбы. Позволить ему вообразить нечто большее было бы нечестно! Словно в ответ ее мыслям Питер улыбнулся мудро и понимающе:

– Не пугайтесь, Анжелика. Я отлично знаю, что мои чувства не находят в вас отклика. Но вы ведь не станете отрицать, что немного привязались ко мне, правда?

– Питер, я отношусь к вам как к лучшему, верному другу. В противном случае я бы не решилась отправиться с вами в Реал-дель-Монте.

– Ну да… я для вас друг…

При виде отчаяния, опустошившего его взор, Анжелика торопливо забормотала:

– Но… но если вы вдруг передумали… если я стану для вас обузой…

– Анжелика, ну разве я мог передумать? Сказать по правде, я только о том и мечтаю, чтобы оказаться с вами вдвоем. Все эти месяцы я заставлял себя сдерживаться – но с каждым днем делать это все труднее. Я люблю вас больше всего на свете. Хотите верьте, хотите нет, но я только и думаю о том дне, когда смог бы назвать вас своей…

– Питер, но я…

– Анжелика, позвольте мне закончить, – взмолился Питер. – Путь нам предстоит долгий, и я должен признаться, что вряд ли выдержу такое испытание. – В глубине ее глаз Макфадден прочел понимание и сокрушенно покачал головой: – Вы ведь знаете, как безумно я хочу вас, Анжелика? Вы стали для меня смыслом моей жизни. Весь путь нам предстоит проделать вдвоем. Кто знает, сколько ночей мы проведем вдвоем, у костра, и никого не окажется рядом…

– Никого, кроме меня, Питер…

– Да, я об этом помню. Но мне кажется, что как только вы покинете это место, вы еще сильнее привяжетесь ко мне, и если дать этой привязанности нужное направление…

Сердце Анжелики тревожно забилось: кажется, она начала понимать, что услышит в ближайшие минуты.

– О чем… о чем что вы просите меня, Питер?.. Уж не просите ли вы позволения заняться со мной любовью?! – Горло сжалось от рыданий, а к глазам подступили слезы. Хотя Гарет утрачен для нее навеки, она не позволит никому занять его место – даже этому доброму юноше, который столь преданно ее любит… И она вымолвила непослушными губами: – Поскольку вы, Питер, добиваетесь именно этого, я… я не могу сказать «да». Пожалуйста, постарайтесь меня понять. Мое сердце отказывается подчиняться рассудку. Если бы это было в моей власти…

– Но ведь я прошу лишь о том, чтобы вы прислушались к голосу сердца и не отворачивались от меня. Даю вам слово, что не применю силы.

– Питер…

– А еще я прошу вас стать моей женой… еще до отъезда – тогда вам не придется испытывать вины, когда вы станете моей.

Глухое биение его сердца смешивалось с ее собственным, в ушах гулко отдавался его страстный голос, и она зажмурилась, пытаясь скрыться от этой пытки. Питер привлек ее к себе. На сей раз его руки действовали жестко и неумолимо.

– Нет, Анжелика, ваши слезы не смягчат меня. Я не отпущу вас, пока не добьюсь ответа. Мне необходимо знать, что вы попробуете полюбить меня Всего лишь попытаетесь…

Его руки дрожали, и Анжелика едва не разрыдалась. Что заставляет ее продолжать эту пытку… лишать Питера надежды и цепляться за безнадежную привязанность к Гарету?!

Теплые губы Питера щекотали ей щеку, собирая слезинки. Его руки зашевелились и прижали ее теснее… еще теснее…

Внезапно Макфадден отстранился и прошептал сквозь зубы, явно теряя власть над собой

– Отвечайте же мне, Анжелика. Вы и САМИ знаете, что это место не станет для вас домом – как бы ни любил пас Джон. Но мы могли бы построить свой собственный дом в Реал-дель-Монте Рядом с вашей второй семьей Я стану любить вас и заботиться о вас. И присмотрю за Карлосом. Вам не придется беспокоиться о деньгах на его лечение. Узнай я о вашей нужде до того, как вы покинули Реал-дель-Монте, я бы помог вам с радостью Я и теперь с удовольствием сделаю что

Питер не отрывал глаз от ее растерянного лица Он снова прижал ее к себе крепко, страстно

– Скажите, что вы доверяете мне настолько что готовы стать моей женой Вы не пожалеете об –этом Я всегда буду любить и уважать вас Вы навеки похитили мое сердце

Хриплый шепот Питера прервал неожиданный стук в дверь.

Анжелика, с трудом переведя дыхание, еле слышно произнесла:

– Да, кто там?

Питер услышал негромкий голос тети Минетты и с неохотой отпустил Анжелику Старушка, моментально оценив ситуацию, сдержанно поздоровалась с Питером и мягко, но уверенно заметила:

– Я так и не услышала, как ты спускаешься, и решила проводить тебя к гостям Мсье Джонатан уже ждет нас, моя дорогая. Он так готовился к сегодняшнему празднику Медлить дальше просто невежливо.

Анжелика покорно кивнула и шагнула к двери, однако тетя Минетта твердой рукой придержала ее да локоть и внезапно обратилась к Питеру

– Мсье Макфадден, вы нас извините, но Анжелике необходимо поправить кое-что из туалета Если бы вы были столь любезны и передали мсье Джонатану, что мы сию минуту спустимся.

– Конечно

Питер отвесил неловкий поклон и нехотя вышел из комнаты. Тогда тетя Минетта обратилась к Анжелике

– Ну а теперь, моя дорогая, умойся холодной водой, чтобы от слез не осталось и следа– Нынче вечером мы празднуем твое совершеннолетие. Столь радостное событие не оставляет места для слез.

Когда Анжелика умылась, тетя Минетта придирчиво осмотрела ее лицо, поворачивая за подбородок.

– Улыбнись же, дорогая. Это великое торжество, и я не устаю благодарить Господа за то, что он позволил нам свидеться и встретить этот день вместе. Неужели мы не покажем ему свою радость? Улыбайся, моя милая куколка… улыбайся!

Немного приободрившись от ее слов, Анжелика чуть улыбнулась.

– Да, тетя Минетта, ты права. Папа Джон уже заждался. Идем к нему?

Тетя Минетта кивнула и взяла ее под руку. Две изящные дамы быстро вышли в коридор и направились к лестнице. Там, внизу, в залитой ярким светом столовой, их уже давно ждали.

Гости сидели за столом, оживленно беседуя. Анжелика кивала негромким замечаниям тети Минетты и думала о том, что весь вечер отец не отводил от нее глаз. Ярко-голубые и подозрительно блестящие глаза с гордостью следили, как Анжелика вошла в комнату. Руки Джона, обнявшие ее, слегка дрожали, отчего едва не пропала ее решимость удержаться от слез.

Однако вечер удался на славу. С неохотой подчиняясь желанию Анжелики отпраздновать совершеннолетие как можно более скромно, Джонатан не пригласил никого из соседей. За праздничным столом собрались только обитатели ранчо, Питер, тетя Минетта, папа Джон и она сама. Но для Анжелики и этого было достаточно, более чем достаточно.

Анжелику удивили и тронули усилия, потраченные ковбоями и слугами на то, чтобы сделать ей в этот день приятное. Облаченные в лучшее воскресное платье, до блеска выбритые, гладко причесанные – они явно пришли заранее и с нетерпением дожидались ее выхода. Появление виновницы торжества было встречено хором восхищенных восклицаний, на которые Анжелика отвечала со всей возможной теплотой. Она была счастлива положить конец напряженным отношениям, установившимся после отъезда Гарета.

Мария и Софи, снова управлявшиеся на кухне вдвоем, приготовили роскошный ужин, включавший разнообразные блюда из удивительно нежной телятины (бычка забили специально в честь праздника) и ароматных, горячих овощей. Не забыли и про бисквиты, испеченные по рецепту Анжелики. Завершением торжественной трапезы являлся невероятных размеров фруктовый торт, в меру охлажденный и поданный ей с величайшей торжественностью. Анжелике полагалось самой разрезать и наделить гостей великолепным десертом, однако даже эти почетные хлопоты не отвлекали ее от мрачных мыслей.

Она выслушала в этот вечер множество искренних, горячих поздравлений и пожеланий. Казалось бы, от этого не может не растаять лед в душе – и все же с каждой минутой ее улыбка становилась все более принужденной. Гарет… целая вечность прошла с тех пор, как она видела его в последний раз. Торжественность нынешнего вечера заставляла еще больше ощущать боль разлуки. Еще немного – и ей не хватит сил сохранять даже внешнее спокойствие.

Тем временем вокруг стола раздались восклицания, и мужчины поудобнее откинулись на спинки стульев. Джонатан воспользовался минутным затишьем и встал. Он подошел к Анжелике, поцеловал ее в щеку и вытащил из кармана небольшую шкатулку.

– Анжелика, на день рождения положено дарить подарки, и мне кажется, самое время преподнести тебе вот это.

– Но ведь ты уже подарил мне это платье, – возразила Анжелика. – Я не ждала других подарков.

– Это платье – скорее подарок для меня, чем для тебя, – промолвил Джонатан, и его голубые глаза заволокло печальной дымкой. – Увидеть тебя в этом наряде – значит воплотить свою мечту… – Он на мгновение умолк и продолжал уже более бодрым тоном, протягивая шкатулку: – А вот что предназначено для тебя.

Анжелика открыла шкатулку, и на бархатном дне матово засветилась нитка крупных жемчужин с такими же серьгами.

– Твоя мама говорила, что ей подарили жемчуг в день восемнадцатилетия. И собиралась передать его тебе в такой же день, но… – Джон с трудом перевел дыхание. – Конечно, жемчуг пропал, но я дарю тебе вместо него вот этот, дорогая. Селеста наверняка одобрила бы мое решение.

Анжелика порывисто обняла Джонатана и прижалась щекой к его теплой груди. Не сразу совладав с подступившими к глазам слезами, она шепнула:

– Я буду беречь его, папа Джон.

Затем были преподнесены остальные подарки: золотая шкатулка от Питера и кружевная шаль от смущенного донельзя Бретта, Марии, Софи и остальных рабочих. Анжелика едва успела поблагодарить их, как из-за стола поднялась тетя Минетта.

С присущей ей решительностью она подошла к Анжелике и взяла ее за руку, торжественно заявив в наступившей тишине:

– Дорогая, мой подарок слишком личного свойства, чтобы вручать его здесь, за столом. А потому я осмелюсь просить у вас извинения… – Тетя Минетта обернулась в сторону обращенных к ней внимательных лиц и негромко сказала: – Мсье Джон. Мсье Макфадден… Полагаю, вам обоим стоит при этом присутствовать.

Не выпуская руки Анжелики, тетя Минетта дождалась, пока та встала, и чопорно поклонилась остальным гостям:

– Еще раз прошу нас извинить.

Обменявшись недоуменными взглядами с Джоном и Питером, Анжелика позволила вывести себя из-за стола и пошла за тетей Минеттой к кабинету. Ее охватило странное, тревожное предчувствие, от которого сильно забилось сердце.

Обернувшись на звук захлопнувшейся двери, Анжелика почувствовала, как Джон взял ее под руку. Она не замечала, что от волнения ее колотит крупная дрожь. Отец усадил ее в кресло.

Тогда тетя Минетта вынула из расшитого ридикюля небольшой конверт.

– Моя дорогая Жанет… – тут старушка замялась. – Извини, что я воспользовалась именем, данным тебе при рождении. Но в данный момент это имеет исключительное значение. – Анжелика удивленно кивнула, и тетя Минетта продолжила: – Вы оба – мсье Джонатан и ты – знаете, что много лет назад я должна была вместе с тобой и твоей мамой отправиться в то роковое путешествие. Так бы оно и случилось, если бы не приступ лихорадки. На протяжении многих лет меня угнетал этот жестокий каприз судьбы, которой было угодно спасти меня и обречь двух самых дорогих моему сердцу существ на мучительную и безвременную кончину. И только получив известие от мсье Джонатана, я поняла, что провидению неспроста было угодно подарить мне жизнь. Я осталась жить, чтобы оказаться сегодня здесь…

Дорогая моя, твоя мама покидала Новый Орлеан с тяжким грузом на душе. В последние ночи перед отъездом ее мучили кошмары, которые необъяснимым образом оказались предвидением того, что вскоре случилось в пути. Однако сила любви к мсье Джонатану была столь велика, что никакие глупые, как ей казалось, предчувствия не могли заставить ее отложить отъезд. Единственной реакцией на предупреждение свыше стало вот это письмо. – Тетя Минетта снова остановилась, чтобы перевести дыхание – Селеста вложила этот конверт мне в руки перед самым расставанием. Она взяла с меня обещание, что, если она не доживет до твоего восемнадцатилетия, я сама вручу тебе ее письмо, так же как перед этим она вручила его мне. Дорогая моя, мама любила тебя больше всего на свете. И я передаю тебе ее письмо вместе с ее любовью… и своей также…

У Анжелики так тряслись руки, что она едва не выронила конверт. Сжимая его что было сил, она зажмурилась, чтобы хоть немного прийти в себя. Из прострации ее вывело прикосновение горячей руки: Джонатан смотрел на нее с тревогой и страхом. Внезапно она поняла, что он мучается не меньше, и поспешила покончить с неизвестностью. Печать была осторожно сломана, и из конверта показались исписанные изящным почерком листки.

– Дорогая моя, – раздался негромкий голос тети Минетты, – хотя, возможно, это будет нелегко, но я прошу прочесть письмо вслух. Мсье Джонатан имеет непосредственное отношение к изложенным здесь событиям и должен услышать слова своей возлюбленной Селесты.

Анжелика молча кивнула и развернула листки, все еще хранившие столь памятный ей аромат. По тому, как затуманился взор Джонатана, Анжелика поняла, что он также уловил этот запах. Но пора было приступать к чтению. В напряженной тишине кабинета зазвучал ее взволнованный звонкий голос:

"Моя дорогая, любимая Жанет!

Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы тебе никогда не пришлось читать это письмо. Но раз это случилось, значит, мне не довелось встретиться с тобой в день твоего совершеннолетия. Дорогая моя, прежде всего я хочу сказать, что восемнадцать лет назад чувствовала себя счастливейшей из смертных – невзирая на обстоятельства твоего рождения. Ты уже взрослая женщина и наверняка знаешь, что я не была замужем за твоим отцом, но заверяю от чистого сердца, что испытала ни с чем не сравнимое и ничем не замутненное счастье, впервые взглянув на твое милое личико! Пожалуйста, никогда не забывай, что я любила тебя, любила всегда, с самого твоего появления на свет И только ради чтой любви я решилась открыть тебе правду. Но следует начать издалека. Умоляю тебя не терять терпения, моя дорогая.

Жанет, ты никогда не знала своих дедушку и бабушку, и тебя, наверное, удивит, что они были чрезвычайно богатыми людьми и принадлежали к высшим слоям общества в Новом Орлеане. Я была их единственной дочерью, и к тому же довольно хорошенькой. Естественно, что меня баловали. Не было на свете вещей, которых я бы не смогла получить, и не было места, куда бы я не смогла отправиться. Только моя верная Минетта, ставшая мне дороже матери, одна на всем белом свете имела мужество напоминать мне хоть о каких-то правилах приличия и, будучи одновременно нянькой, гувернанткой и подругой, частенько вступала в бой с проявлениями моего неугомонного, дерзкого характера. Однако что могла сделать Минетта, коли родители безрассудно обожали меня и потакали мне во всем?

Мне было семнадцать лет, когда я безумно влюбилась. Незадолго перед этим я впервые вышла в свет, в общество таких же, как мы, чистокровных состоятельных креолов И когда на балу я познакомилась с Жаком Леклером, его красноречие не оставило меня равнодушной. Это был очень красивый мужчина. С густой шевелюрой, темной, как ночной небосвод, с черными пронзительными глазами… А великолепно сложенная мускулистая фигура так выгодно отличала его от нескладных мальчишек, с которыми я водила знакомство до сих пор! И я очертя голову кинулась в океан первой любви, ни минуты не сомневаясь, что его чувства ко мне не менее сильны, чем мои собственные.

Мы были знакомы всего месяц, когда Жак предложил мне выйти за него замуж и получил согласие. Однако мое счастье длилось недолго. Мои родители были вне себя! Жак оказался безродным выскочкой, авантюристом, бессовестно воспользовавшимся моей неопытностью! Нам запретили встречаться, и я была в отчаянии. Однако Жак не сдался. Клятвенными заверениями в своей любви ему удалось выманить меня на свидание. Но мало того: я уступила ему и позволила овладеть собой.

Сделав этот шаг, я с утроенной настойчивостью стала добиваться разрешения на брак. Я умоляла, требовала, угрожала, однако мои родители оставались непреклонны. Они не позволяли мне видеться с Жаком, и, не желая отказаться от своей любви, я согласилась бежать вместе с ним.

Глухой темной ночью я выскользнула из дома и отправилась туда, где ждал меня Жак. Он отвел меня в одному ему известное убежище, находившееся неподалеку от города. Я была все так же ослеплена любовью, хотя несколько обеспокоилась тем обстоятельством, что мы не поспешили прямиком к алтарю. Жак убедил меня, что прежде следует написать родителям письмо и сообщить о случившемся. По его словам выходило, что наша близость, не освященная узами брака, испугает их и заставит смириться с неизбежным. Мол, не успеем мы оглянуться, как снова окажемся у меня дома, получим благословение родителей и справим роскошную свадьбу.

Однако Жак не учел суровый характер моего отца. Письма оставались без ответа, и мой возлюбленный терял терпение. Наконец, надеясь переговорить с ними, он отправился в город один, без моего ведома. По возвращении ярость его была безгранична. На его щеке алел след от хлыста, и он выместил на мне свое унижение. Он кричал, что родители вычеркнули меня из своей жизни и вовсе не желают видеть меня снова. Что они предоставили ему одному обеспечивать мое содержание, а сами не дали ни пенни. Я была потрясена и все же уговорила его успокоиться, ведь наша любовь должна была преодолеть и этот неожиданный барьер.

И вот тогда Жак выложил мне, что вовсе не любит меня. Что такая избалованная дурочка, как я, не способна привлечь мужчину ничем, кроме разве что смазливой внешности. Он сказал, что я ему уже давно надоела и удерживало его при мне лишь ожидание богатого приданого. А коль скоро на это надеяться нечего, он не желает больше иметь со мной ничего общего.

В ту же ночь Жак покинул меня… бросил одну, беспомощную, не постеснявшись прихватить остатки моих драгоценностей. Я была совершенно разбита, уничтожена, однако нашла в себе силы добраться на следующий день до отчего дома. Увы, там я узнала, что родители отныне не желают меня видеть. Пришлось искать убежища в дешевых меблированных комнатах. Мне удалось утаить от алчных рук Жака одно кольцо: продав его за бесценок, я сумела продержаться несколько дней, прежде чем опять вернулась к родному дому. Но меня даже не пустили на порог, передав, что у мсье и мадам дю Буи нет никакой дочери.

Через неделю деньги подошли к концу. Я была близка к отчаянию и потому решилась. Надела свое самое лучшее платье, привела себя в порядок и отправилась в банк. Бабушка дю Буи положила на мое имя некоторую сумму, которая дала бы мне возможность хотя бы некоторое время продержаться, прежде чем решить, как жить дальше. Не чуя под собой ног, я перешагнула порог банка – и выяснила, что смогу распоряжаться деньгами только после совершеннолетия.

Этот удар оказался столь жесток, что я не выдержала и разрыдалась прямо на ступеньках банка. И тогда, в момент наивысшего отчаяния, я встретила Джонатана Доусона. Добрый, щедрый, все понимающий, он проводил меня обратно в мою комнату и оставался со мной до тех пор, пока я не пришла в себя. История моих злоключений тронула его настолько, что он расплатился с моими долгами и накормил меня горячим обедом – впервые за много дней.

На протяжении всей недели Джонатан Доусон постоянно навещал меня. В один из таких визитов он признался, что живет неподалеку от Нового Орлеана, что он женат… этот брак длится уже много лет, и у него есть сын. Ему не требовалось объяснять, что брак его не был счасливым – глаза его гасли при упоминании о жене и оживали, только когда речь заходила о сыне, названном Гаретом в честь отца Джонатана.

Именно тогда, когда Джонатан так заботился обо мне, подтвердились самые худшие мои опасения. Беременна! Отчаяние мое было столь велико, что я едва не лишилась чувств, – ив этот миг появился Джонатан. Не понимая причины моего полуобморочного состояния, он сделал все, чтобы помочь мне оправиться. Его руки были такими теплыми и ласковыми… Я взглянула на него – и впервые разглядела по-настоящему. Растерянная, испуганная, я с трудом соображала, что происходит, и хотела лишь одного – почувствовать себя в безопасности, хотя бы ненадолго. Как бы то ни было, в итоге я соблазнила Джонатана. Я отдалась ему со всем пылом израненной души.

На следующий день я очнулась в объятиях Джонатана и осознала, что натворила… и в душе моей созрел дьявольский план. Джонатан Доусон – человек чести, в этом я не сомневалась. Новообретенная мною «жизненная мудрость» шептала, что решение моей проблемы напрашивается само собой Джонатан успел обмолвиться, что задержится в Новом Орлеане еще на какое-то время для переговоров с посредниками. Мне следует удержать его как можно дольше при себе – и у меня появится надежда на какое-то будущее.

Вскоре выяснилось, что мне не требуется каких-то особых усилий для привлечения Джонатана. Его чувства ко мне не ограничивались влечением тела. Неожиданной стала моя собственная привязанность, которая росла день ото дня. Дошло до того, что, когда Джонатану настала пора уезжать, я не нашла в себе сил претворить свой коварный план в жизнь и объявить его отцом своего ребенка.

Прежде чем покинуть Новый Орлеан. Джонатан оставил мне достаточно денег, чтобы прожить целый месяц, ни в чем не нуждаясь. Я была безмерно благодарна ему и плакала при расставании. Но как же одиноко я себя почувствовала после его отъезда! Лишь теперь я с горечью осознала, что за все время, проведенное с Жаком, не испытала и тысячной доли того счастья, которое подарил мне Джонатан за обидно короткий месяц,

Деньги уже подходили к концу, когда Джонатан вернулся. Тот восторг, который я испытала при встрече, окончательно убедил меня в глубине моего чувства, и с тех пор я не переставала любить его одного. О моей беременности Джонатан узнал совершенно случайно. Конечно, он ни минуты не сомневался, что я ношу его ребенка, и ради нашей любви я не посмела разочаровать его. Потом я без конца молила Господа даровать мне прощение за эту ложь. Но когда я увидела, каким счастьем засиял его взор, впервые упавший на твое прелестное личико, – честное слово, Жанет, я уже не ощущала тяжести моего греха.

Осталось рассказать совсем немного. Твой папа Джон навещал нас при каждом удобном случае. Во время моей беременности он посещал Новый Орлеан не реже раза в месяц, и наша любовь возросла безмерно. Это благодаря моему милому Джону меня наконец отыскала Минетта. Она пришла и осталась со мной, и ей одной, кроме меня, известна тайна твоего рождения. О тебе прослышали мои родные, и хотя они так и не позволили мне вернуться, все же ссудили меня достаточной суммой, чтобы я могла не зависеть от щедрости Джонатана.

Он до последнего откладывал отъезд в Техас, не желая расставаться с нами, и лишь крайне затруднительное финансовое положение вынудило его перебраться на ранчо. Из-за этого мы почти не виделись весь последний год, но он нас не забыл. И вот теперь он послал за нами! Жду не дождусь того дня, когда смогу вслух повторить свои обеты… те самые обеты, что я постоянно твердила про себя все годы, что мы были вместе.

Джонатан, когда ты прочтешь это письмо, умоляю простить мой обман. Я пошла на него ради любви, дорогой мой, той любви, которой полно мое сердце. Поверь, он дался мне нелегко. Могу признаться тебе и в том. что благодарна Жаку Леклеру, чья алчность вырвала меня из привычного круга. Не повстречай я его, я так и не узнала бы счастья твоей любви – да и вообще вряд ли узнала бы, что такое истинное чувство. Я так благодарна тебе за твою любовь! Она осветила мою жизнь, наполнила ее содержанием и смыслом. Je t'aime, Джонатан. Je t'aime.

И у тебя, моя дорогая Жанет, я также прошу прощения за то, что так долго держала в тайне правду о твоем рождении. Но ведь Джонатан Доусон был и остается твоим отцом в гораздо большей степени, нежели тот, другой. Именно Джонатан улыбкой встретил твое появление на свет, его руки обнимали и баюкали тебя, его голос пел тебе колыбельные, его ласковые глаза следили, как ты растешь. Он и сейчас наверняка любит тебя не меньше – как бы ни сложилась судьба.

К Минетте, заменившей мне родную мать, я обращаюсь с великой благодарностью за бескорыстную любовь и верность, благодаря которым я обрела наконец душевный покой.

И если Господу угодно будет простить меня, то знайте: я с улыбкой взираю на вас в этот самый миг – на мою истинную мать, мою красавицу дочь и мою вечную любовь Джонатана, который стал мне настоящим мужем – лучшим, какой только может быть на свете.

Je t'aime. Ваша навеки, Селеста".

Когда голос Анжелики умолк, воцарилась мертвая тишина. Она не замечала, что лицо ее давно повлажнело от слез, и с преувеличенной аккуратностью вложила письмо обратно в конверт. Однако, увидев слезы на глазах Джонатана Доусона, порывисто вскочила и крепко обняла того, кого считала отцом.

Его глухой голос прерывался от волнения.

– Анжелика… дорогая моя, сколько же раз мне суждено тебя потерять?..

С трудом удерживаясь от рыданий, Анжелика отстранилась, чтобы взглянуть в его скорбное лицо. Чувствуя, как сердце начинает петь, она еле слышно сказала:

– Папа Джон, разве ты ничего не понял?! Ты вовсе не потерял меня. Я была и останусь твоей дочерью и буду любить тебя еще сильнее, чем прежде. Но Гарет… теперь Гарет может вернуться домой! И мы непременно будем ждать его вместе, папа Джон!

Тут Анжелика взглянула на долговязую фигуру, прислонившуюся к дальней стене. Питер… Как же она забыла…

У нее вырвалось невольное восклицание – такая мука читалась на его веснушчатом лице. Переглянувшись с отцом, Анжелика подошла к Питеру и нерешительно обняла его. Ну что ж, нынешний вечер она посвятит Питеру, а завтра… Завтра…

Анжелика рассеянно всматривалась вдаль, то и дело пришпоривая лошадь. Послушная кобылка старалась из последних сил, как будто чувствовала нетерпение, снедавшее ее хозяйку. Резкий мартовский ветер трепал пушистые локоны и на миг рассеивал тревогу, росшую с каждым днем.

Прошла не одна неделя с того дня, когда тетя Минетта вручила Анжелике письмо от Селесты дю Буи. Она немедленно написала Гарету: пересказала содержание трогательного послания и просила поскорее вернуться домой, потому что ждет его и тоскует. Ответа не было. Тетя Минетта, сердечно распрощавшись со всеми, покинула «Круг Д» неделю назад, и с тех пор Анжелика не находила себе места.

Папа Джон… Ни на миг она не переставала думать о нем как об отце. И те чувства, что отражались в ясных ярко-голубых глазах, позволяли верить, что Доусон испытывает то же, что и Анжелика. Но также она замечала растущее в нем напряжение.

За спиной раздался стук копыт. Ей не было нужды оборачиваться, чтобы узнать, кто едет. Машинально натянув поводья, она заставила кобылу перейти на рысь и через плечо улыбнулась Питеру. Однако на его лице не отразилось даже тени ответной улыбки.

– Анжелика, никакая скачка не поможет вам избавиться от тревоги

Анжелика покачала головой, чувствуя, как горячие слезы подступили к глазам:

– И как только вы поняли что, Питер?

– Если любишь, всегда понимаешь.

Анжелика не ответила, и Питер грустно улыбнулся:

– Вы молчите, милая? Поверьте, меньше всего я хотел бы смущать вас своими речами или присутствием. Просто я не могу уехать, пока все окончательно не решится.

Внимательно посмотрев на него, Анжелика кивнула. Она целиком погрузилась в свою боль от разлуки с Гаретом, а ведь Питер страдает не меньше. Ощутив укол запоздалого раскаяния, она спросила:

– Питер, как по-вашему, отчего не едет Гарет? Прошла не одна неделя с тех пор, как я отправила письмо. Не кажется ли вам… – Тут она прикусила язык и отчаянно замотала головой: – Ох, простите меня, Питер, конечно, вам известно не больше, чем мне или папе Джону…

– Джон ведь тоже отправил письмо, правда? Вряд ли они оба могли затеряться. Больше похоже на то, что письма не застали Гарета в Сан-Антонио… Может быть, он сейчас в таком месте, куда письма вообще не доходят. Ведь он теперь служит в отряде Билла Тревиса? А насколько мне известно, Билл Тревис облечен особым доверием и выполняет специальные поручения правительства, верно?

– Да, так утверждают в комитете безопасности. Но ведь уже и март скоро кончится…

– Да, я знаю и не сомневаюсь, что Гарет давно был бы здесь, если бы получил письмо.

Анжелика, впервые дав волю зревшему в душе страху, смущенно глянула на Питера

– Вы… вы не думаете, что он мог найти кого-то еще… другую женщину… и теперь не решается приехать, зная, что я еще здесь?

Питер, не сразу совладав со смятением, которое породил этот вопрос, грустно качнул головой:

– Вряд ли мне могло настолько повезти. Вы хотите правдивого ответа, и я подчиняюсь. Гарет Доусон не вызывал во мне симпатии с самого начала. Еще в Реал-дель-Монте меня возмущало то, как он относится к вам и как силой принудил вас к близости. Мне он показался человеком, который не стесняется требовать от других намного больше любви и верности, чем заслужил, – так я думаю и по сей день. Однако я бы никогда не счел Гарета Доусона глупцом. Анжелика, когда он уезжал, его чувства к вам ни для кого не были тайной. Так что я не сомневаюсь: он вернется, как только получит письмо.

– Но.. но тогда зачем же вы остались, Питер?..

– Я остался по той простой причине, что не могу заставить себя уехать, пока не досмотрю спектакль до конца. И к тому же Джон снова завел речь о проекте…

– Простите меня, Питер. – Она убрала упавшую на глаза прядь и пробормотала, рассеянно глядя вдаль: – И зачем я поддалась на уговоры папы Джона? Давно была бы в Сан-Антонио…

– Ну да, в самом центре заварухи. А если Гарета там нет? Из его писем можно с уверенностью извлечь лишь то, что он мотается по стране с Биллом Тревисом. А вам пришлось бы мотаться за ним вдогонку.

– Это было бы все-таки лучше…

– Ну уж нет Джон прав. Лучше пусть Гарет сам явится сюда, нежели вы потащитесь…

Что-то заставило I1итера умолкнуть на полуслове. Его взгляд привлекла показавшаяся вдалеке фигура всадника. Анжелика проследила за его взглядом и вздрогнула. Может ли это быть Гарет? Нет, она слишком много просит!..

Не тратя ни секунды, Анжелика круто развернула лошадь по направлению к ранчо. Всадник их не заметил. Если она не ошибается, им с Питером удастся доскакать до дома одновременно с ним… Припадая к атласной шее своей лошадки, Анжелика пустила ее галопом.

Обмирая от волнения, чувствуя, что сердце вот-вот разорвется от тревоги, она резко натянула поводья, кубарем слетела с седла, кое-как накинула поводья на коновязь и помчалась к папе Джону, стоявшему возле амбара. Не думая ни о чем, кроме приближавшегося всадника, она не обращала внимания на тяжелый топот Питера у себя за спиной.

Внезапно Анжелика приросла к месту и горестно охнула. Нет, что не Гарет. Гость был меньше ростом, со светлыми волосами. Ну конечно, Деннис Фэрклоу выполняет очередное задание комитета безопасности Преданность и энтузиазм чтого мальчика заслуживали всяческих похвал, однако Анжелика не испытывала ничего, кроме ужасного разочарования. Ей стоило большого труда не уйти в дом, а пройти до конца дорожки и встать рядом с Джоном, возле которою Деннис через минуту остановил коня.

Тут же стало ясно, что юный посыльный чем-то встревожен Анжелике стало не по себе. Машинально сжав руки в кулаки, она с нетерпением ждала, когда же наконец мальчишка переведет дух настолько, что сможет заговорить Но и тогда голос его был еле слышен.

– Это про Сан-Антонио, сэр. Город пал! Еще шестого марта. Последним мексиканцы взяли Аламо. Там оставалось сто восемьдесят наших бойцов сэр, и все они погибли! На них напал сам Санта-Анна! Он привел пять тысяч штыков. Он прикачал не брать пленных. И сжег все тела, сэр, на погребальном костре. Крокетт, Буви, Тревис – Дальнейшие слова слились для Анжелики в какой-то нежный гул. В мозгу звучала лишь одна фраза «Все они погибли Все они погибли»

На белом как мел лице Джона отражался тот же ужас. Там, рядом с Тревисом, был и Гарет.

Она шагнула вперед на подгибающихся ногах и выдохнула

– Ты уверен что никто из них не спасся?

– Мэм, погибли все до одного. Тех, кто еще оставался жив, мексиканцы добили штыками. Они не пощадили никого, выпустили только жену Альмарона Дикинсона, их маленькую дочь и пару рабов.

Мальчик едва не плакал, и его невнятное бормотание готово было опять превратиться в бессмысленный гул, однако Анжелика старалась побороть слабость. Прежде чем земля окончательно уйдет из-под ног, ей необходимо до конца уяснить одну вещь.

– Ты говорил про Тревиса

– Его тело лежало возле пушки – он погиб от выстрела в голову, его тоже швырнули в общий костер.

Слова падали одно на другое, словно пудовые камни Анжелика открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука. От этих ужасных слов раскалывалась голова, а они снова и СНОВА гремели в мозгу. О Господи, только не что! Гарет погиб. Боже милостивый, Гарет погиб.

Анжелика словно с разбегу наткнулась на что-то. Окружающий мир перестал существовать, и перед ней возник образ Гарета. Анжелика простерла руки увы, бесполезно, ведь видения бесплотны И везде пустота пустой воздух, пустое небо, пустая земля – и бездонная, непроглядная пустая пропасть, поглотившая ее целиком.

Вот уже неделю Анжелика жила как во сне. За что время пришло подтверждение горестной вести о падении Сан-Антонио. И имя Гарета стояло в списках погибших. Останки доблестных героев изуродовало пламя варварского погребального костра, учиненного по приказу Санта-Анны. Некоторые тела остались неопознанными, и тело Гарета в том числе. Он ушел без следа Гарета больше нет.

Острота боли нисколько не ослабевала, время остановило свой бег «Круг Д» погрузился в скорбь. Гнев и отчаяние, порожденные ужасной гибелью Гарета и остальных защитников Аламо, гнали всех боеспособных мужчин под знамена Сэма Хьюстона. Армия добровольцев росла как на дрожжах. Теперь техасцы не нуждались в призывах к единению. Все как один жаждали отомстить за своих товарищей за Аламо.

Но Анжелику это не трогало. Ничто не вернет ей Гарета. Никогда больше он не обнимет Анжелику, никогда не прошепчет на ушко ласковые слова, никогда не зажжет пожар в ее крови своими поцелуями.

Не в силах долее выдержать эту пытку, Анжелика резко вскочила. Полуденное солнце щедро лилось в распахнутое окно ее комнаты. Пожалуй, стоит ощутить прикосновение этих горячих лучей и свежее дыхание ветра. Необходимо взять себя в руки. Анжелика решительно направилась к двери.

Она поедет на прогулку. Она пустит свою кобылу куда глаза глядят и будет скакать и скакать, пока хватит сил. А потом остановится и постарается все обдумать – подальше от «Круга Д» с его мрачной атмосферой.

Теперь Анжелика двигалась быстро и целеустремленно. Уже спускаясь по лестнице, она подумала: как удачно, что Питер собрался нынче в город по каким-то своим делам, и папа Джон уехал с ковбоями, так что никто не нарушит столь желанного одиночества. Судя по шуму на кухне, Мария с Софи заняты обычными хлопотами. Анжелика неслышно проскользнула к двери. Ей никто не нужен… Никто, кроме того, с кем больше не суждено свидеться вновь.

Не тратя времени даром, она поспешила в конюшню и оседлала кобылу. Перышком взлетела в седло и послала лошадь вперед, тихо радуясь про себя – словно школьница, сбежавшая с урока. Да, вот чего ей не хватало… не хватало как воздуха…

Она уже потеряла счет милям. Сперва Анжелика пустила лошадь в галоп. Потом дала ей остыть, проехавшись шагом, и снова погнала. У нее не было цели, она не обращала внимания на местность, по которой проезжала. Ей хотелось только убежать от боли, терзавшей несчастную душу. А вдруг… а вдруг, если вымотаться до изнеможения, боль утихнет?

Меж тем время уже давно перевалило за полдень. Кобыла уже хрипела от усталости, и Анжелике стало стыдно. Она повернула к небольшой рощице. Там, в холодке под деревьями, кобыла отдохнет и напьется из ручья.

На краю рощицы Анжелика спешилась и размяла затекшие мышцы, потрепала лошадь по холке:

– Все в порядке, девочка, я знаю, что ты хочешь пить. Немного остынь, и я отведу тебя к воде.

Наконец лошадка опустила морду в блестевшие на солнце струи. Царившая в роще тишина была бальзамом для израненной души.

Она отпустила кобылу пастись, а сама уселась на мягкой траве, прислоняясь спиной к корявому древесному стволу. Анжелика прикрыла глаза: Боже, как она нуждалась в покое!..

Под зажмуренными веками вдруг вспыхнули разноцветные искры… золотистый сон… сокровенные грезы, от которых так сладко ныло сердце… Лицо Гарета близко-близко, оно такое торжественное, а глаза неотрывно смотрят на нее. Но вот его губы шевельнулись, и в памяти зазвучал шепот:

«То, что ты испытала со мной… то счастье, что мы только что разделили… его не сравнить ни с каким вином. И оно принадлежит нам… Нам одним».

Ах, Гарет… Когда она успела его полюбить? Ведь это случилось не сразу. Это чувство росло, несмотря на их постоянные споры, пока не достигло полного расцвета. В ушах шелестели его ласковые слова, тело томилось от нерастраченной страсти. Только теперь она сумела оценить по достоинству всю глубину его чувства. Теперь, когда он утрачен для нее… утрачен безвозвратно, и она никогда больше…

Ее мысли прервало тревожное ржание, и Анжелика открыла глаза. Два темных мужских силуэта как по мановению волшебной палочки возникли в безлюдной роще и заслонили ей солнце. Она резко выпрямилась. Незнакомцы подошли, и Один из них протянул Анжелике руку:

– Добрый день, сеньорита Родриго. Будьте добры, поднимитесь. Нам нужно кое о чем потолковать.

Говоривший обладал сильным испанским акцентом. Все еще не очнувшись от дремоты, она отвергла предложенную руку и встала. По спине пробежал холодок неясного предчувствия. Перед ней стояли мексиканцы: невысокие, жилистые – явно профессиональные солдаты. Загорелые, выдубленные солнцем лица. Темные длинные усы над неулыбчивыми ртами. Они явно не были случайными проезжими, раз обратились к ней по имени – казалось, она носила его целую вечность назад.

Стараясь держаться как можно более невозмутимо, Анжелика осведомилась

– Кто вы такие? И что вам от меня надо?

– Сеньорита, дело не в том. кто мы такие, – ничуть не смутившись, заявил мексиканец, оценивающим взглядом скользя по ее лицу – Дело в том, что мы привезли вам письмо – Его губы лениво раздвинулись в ухмылке, обнажая кривые, желтые от табака зубы. Из маленькой сумочки на боку незнакомец извлек конверт и передал его Анжелике, прибавив со всей возможной вежливостью – Вот, лично вам в руки, сеньорита Мы приехали сюда издалека и совсем уж было отчаялись передать его незаметно, как вдруг вы совершенно неожиданно решили предпринять эту прогулку.

Анжелика, недоверчиво хмурясь, осторожно разглядывала послание, слишком напоминавшее официальный документ, пока ее не поторопил грубый окрик второю незнакомца

– Сеньорита, хватит тянуть время! В ваших же интересах прочесть его как можно скорее.

Она помрачнела еще больше, однако сломала печать. Страницы были испещрены чрезвычайно затейливым почерком. В конце письма стояла подпись, при виде которой Анжелика обмерла Эстебан Аррикальд! Она тяжело сглотнула, подавила невольный трепет и принялась за письмо

"Дорогая Анжелика!

Представляю, с каким удивлением ты читаешь эти строки. Вряд ли думала услыхать обо мне снова – но вот, как видишь, я не забыл о тебе. Между нами осталось неразрешенным некое давнее недоразумение, и я надеюсь, что наконец-то смогу исправить чту оплошность.

Прежде всего позволь от всей души поблагодарить тебя за письмо, столь своевременно отправленное в Сан-Антонио. О, конечно, оно предназначалось не мне, но ведь ты поймешь мой интерес к любой корреспонденции, адресованной Гарету Доусону. Это было чрезвычайно трогательное письмо, дорогая, и должен признаться, что оно вызвало во мне ревность этот тип совершенно не заслуживает столь выразительного проявления нежных чувств.

Нет, не позволяй гневу затмить здравый смысл, моя милая шлюшка. И не возмущайся оттого, что я воспользовался твоим прежним именем – пусть ты хоть десять раз чистокровная креолка из новоорлеанского высшего света. Ведь ты по-прежнему остаешься незаконнорожденной выскочкой, не так ли, дорогая? Ведь имя, которое ты носишь, не принадлежит твоему отцу? Да-да, в твоем письме оказалась масса полезной информации, и теперь мне несложно проследить источник и твоей дьявольской красоты, и твоей дерзости и упрямства, и твоего огненного темперамента. Именно этот огонь, дорогая, я и намерен укротить. Я превращу его в жаркое, но тайное пламя, которому будет позволено разгораться лишь от моих ласк

Ты рассердилась, ты оскорблена, тебе кажется, что я трачу слова попусту. Нет, дорогая, это не так. Видишь ли, я держу в руках ключ к твоей покорности. Мой ключ чрезвычайно прост. Представь себе, Гарет Доусон – мой пленник!

Да, дорогая, твой любезный, ненаглядный, которого ты умоляла вернуться в «Круг Д», не был прикончен вместе с остальными в день нашей сокрушительной победы над Аламо. Получилось так, что перед самой битвой твой бесценный Гарет, который, судя по всему, совершенно не ценит свою жизнь, по собственному желанию вызвался перебраться через линию огня и привести подкрепление своему дружку, полковнику Тревису. Однако его ранили и захватили в плен. Господин президент был крайне раздражен его тупостью и нежеланием сотрудничать и отдал в полное мое распоряжение. Дорогая, Гарет Доусон все еще мой пленник, и отныне его участь в твоих руках.

Должен тебе сказать, что не счел нужным сообщать Гарету о твоем письме. Нет, в мои расчеты вовсе не входило избавлять его от тех мук, которые он наверняка испытывает, считая тебя кровной родственницей. Ведь тогда ваша связь в глазах света выглядит не просто предосудительной – это смертный грех!

Итак, если тебе дорога жизнь любовника – следуй указаниям двух моих доверенных посыльных. Им приказано доставить тебя ко мне со всей возможной скоростью. Можешь мне поверить: если их возвращение задержится, я прикажу казнить Гарета Доусона не моргнув и глазом.

В твоих же интересах не говорить никому о том, куда и с кем ты направляешься каждое лишнее слово может оборвать нить, на которой подвешена жизнь сеньора Доусона

Рамону с Рикардо приказано ждать твоего решения, дорогая. Предлагаю тебе не тратить много времени на раздумья, ведь с каждым мигом ты приближаешь смерть своего любовника.

Думаю, при желании тебе удастся убедить меня великодушно даровать ему жизнь. Сделать что – в твоей власти. Выбор за тобой.

Прощай, дорогая. Промедление смерти подобно. Твой покорный слуга, полковник Эстебан Аррикальд".

Рассудок Анжелики отказывался воспринять невероятную новость. Она рассеянно скользила глазами по изукрашенным завитушками буквам. Да, вот оно:

«Мой ключ чрезвычайно прост. Представь себе, Гарет Доусон – мой пленник!»

Гарет жив! Гарет – жив…

Она с дикой надеждой подняла глаза на мексиканцев и еле слышно спросила:

– Это правда… про Гарета Доусона?.. Вы его видели? Он жив и невредим?!

– Он был ранен, сеньорита, однако уже пошел на поправку. Аррикальд просил заверить вас, что пленник станет получать все необходимое с того часа, как вы окажетесь в нашем расположении.

Проглотив вертевшийся на языке резкий ответ, Анжелика миролюбиво спросила:

– И где же находится это ваше расположение?

– Сеньорита, я не настолько глуп, чтобы делиться с вами подобными сведениями. Мне разрешили ответить лишь на те вопросы, на которые вы уже получили ответ. Итак, что вы решаете?

Анжелика подобрала в траве свою шляпу и подняла глаза на солдата:

– Когда мы отправляемся?

Он махнул рукой своему земляку, и тот подвел отдохнувшую кобылу к хозяйке. Анжелике помогли сесть в седло. и вот уже они готовы двинуться в путь.

На прощание старший мексиканец вполголоса предупредил-

– Еще пару слов напоследок, сеньорита Родриго Мы получили приказ вернуться в самый короткий срок – в противном случае заключенного казнят. Два дня мы уже потеряли, выжидая возможности подобраться к вам незаметно Чтобы добраться до цели без опозданий, вам придется пустить в ход все мастерство искусной наездницы, а не болтаться у нас в хвосте. Жизнь сеньора Доусона в ваших руках. Вам все понятно, сеньорита?

С трудом проглотив тугой комок в горле. Анжелика кратко ответила:

– Да.

Она заняла место между двумя мужчинами и послала лошадь вперед. Иного решения быть не могло. Если Гарет жив… Нет, еще рано радоваться. Пока будущее Гарета зависит от скорости, с которой они доберутся до какой-то неизвестной точки. До поры до времени она сумеет держать себя в руках.