Дерзкая любовница

Глава 3

Гарет со все большим раздражением вслушивался в беседу, текущую в просторной гостиной Аррикальдов. Гости перешли сюда после отличного обеда. Однако полученные недавно новости взбудоражили все общество.

Сдержанность в политических высказываниях, явившаяся следствием присутствия в доме техасца, была отброшена. Только что Фелипе Алеман провозгласил едва ли не признание в любви своему новому идолу, президенту Мексики Антонио Лопесу де Санта-Анне, и Гарет насторожился, обратившись в слух. Он снова напомнил себе, что должен уважительно относиться к друзьям своих гостеприимных хозяев… и что вскоре отсюда уедет. Он и так причинил им немало беспокойства, оставшись прошлой ночью наедине с Анжеликой Родриго. Гарет не ожидал, что из-за какой-то служанки поднимется столько шума. И вовсе не желал еще больше портить о себе впечатление, споря с гостями дона Энрико. Однако Алеман все продолжал:

– Наш президент – непревзойденный стратег! И все непокорные провинции смиренно склонят головы перед непобедимыми воинами, которых ведет в бой наш Санта-Анна.

Терпение Гарета иссякло, и он вмешался, правда, сдержанно:

– Когда же вы прозреете и поймете, к чему ведет Санта-Анна?

Лошадиное лицо Фелипе Алемана залил гневный багрянец, к нему подошли Мартин Флорес, Пабло Алькасар и Рикардо Эррикавера. Эта троица постоянно держалась вместе. Вот и теперь они дружно обливали презрением дерзкого техасца. Сеньор Валентин, стоявший ближе всех к Энрике Аррикальду, выразил молчаливое сочувствие к чересчур гостеприимному хозяину этого дома. Центром группы являлся Фелипе Алеман – их признанный оратор Аррикальд-младший занял место молчаливого наблюдателя. Его чувства выдавало лишь гневное пламя, сверкавшее в глазах всякий раз, как в поле зрения попадала фигура Гарета.

– Да ведь ваш чудесный Санта-Анна прирожденный диктатор! – сокрушенно покачал головой Гарет. – Он обзавелся марионеточным парламентом и теперь принимает один за другим законы, противоречащие конституции. А ведь он был таким демократичным, когда пришел к власти, верно? И дал полную свободу в проведении реформ. Но сам лишь дожидался подходящего момента, чтобы объявить реформы неэффективными. Просто уму непостижимо, как вы до сих пор не раскусили его истинных намерений?! А тем временем его следующей целью стал Сакатекас – самый сильный штат Федерации. Для начала он приказал распустить местную милицию, и когда правительство штата не подчинилось, отправил карательные войска. И вы рады-радешеньки падению губернатора Гарсии и его сторонников, а ведь эти люди всего лишь отстаивали свою свободу. Ну что ж. сегодня Санта-Анна лишил свободы их. А завтра настанет и ваш черед!

– Вы что же, почитаете нас всех за дураков, сеньор Доусон? – надменно фыркнул Фелипе Алеман. – Нечего делать вид, будто вас волнует участь Сакатекаса. его правительства и его народа! Вы злитесь, потому что чувствуете угрозу для себя и прочих американцев! Вас интересует толь– ко собственное благополучие да ваши владения – а вот их-то вы сейчас и можете лишиться! И поделом – давно пора дать урок выскочкам-янки, которые возомнили себя выше правительства нашей великой страны!

– Сеньор Алеман, вы дурак. В гостиной повисла мертвая тишина. Наконец дон Энрике обрел дар речи и осторожно произнес:

– Гарет, мы все понимаем, как вам сейчас тяжело и тревожно. Наверняка вы больше всего на свете желали бы немедленно оказаться дома, чтобы лицом к лицу противостоять возможной угрозе. И все же, друг мой, я бы попросил вас не позволять политическим пристрастиям брать верх над здравым смыслом и хорошими манерами. И вы, и Фелипе – мои гости. Я чрезвычайно высоко ценю вашу дружбу и смею надеяться на взаимные чувства, поэтому прошу вас на время позабыть про политические распри и вести себя пристойно.

Дон Энрике обернулся к Фелипе Алеману, дождался его короткого кивка и посмотрел на Гарета.

Гарет также кивнул:

– Конечно, я согласен. И прошу прощения – не за политические взгляды, а за то. что выложил их в столь неподходящий момент. Вы совершенно правы. Здесь не время и не место для подобных споров. Прошу прощения, дон Энрике… и у вас, сеньоры…

С облегчением заметив улыбку на лице дона Энрике, Гарет покосился на Фелипе Алемана. ^ от стоял неподвижно, надменно выпятив тощую грудь. Только голова его странно подергивалась, отчего сей мексиканский джентльмен до смешного напоминал разъяренного петуха. Едва справившись с желанием свернуть морщинистую шею этой птице, Гарет отвернулся.

Он не спеша направился к боковому столику, на котором заманчиво поблескивал хрустальный графин с бренди, и так сжал в руках его граненые бока, словно умирал от жажды. День начинался так славно: он проснулся, наслаждаясь свежим ароматом тела Анжелики, чувствуя под рукой тугую округлость ее грудей… а потом все пошло кувырком.

Впрочем, вырвавшееся на волю раздражение было порождено не только известиями из столицы. Не в силах подавить дрожь в руках, злой сам на себя, Гарет торопливо плеснул в бокал янтарную жидкость и осушил его одним глотком. Черт побери, он давно в этом нуждался! Денек выдался просто кошмарный! Гарет машинально выпрямился и провел рукой по густым темным волосам.

Рассеянный взгляд Доусона устремился к окну, а в памяти возникло лицо Анжелики в тот момент, когда они подъехали к ее дому. Судя по напряженной спине и упрямо выпяченному подбородку, она все еще сердилась. Однако взгляд прекрасных серебристых глаз запылал такой горячей любовью, когда появился этот мальчишка, Карлос, что тепло этого чувства ощутили даже ладони Гарета.

Техасец потряс головой. Эта сцена преследовала его с самого утра. Ибо в этот самый миг вдребезги разлетелось его вполне сложившееся представление об Анжелике. Обворожительная, желанная, расчетливая, отлично сознающая свою красоту, она оказалась наделена недюжинным умом и гордостью. Этот неукротимый, дерзкий дух освещал живым пламенем чудесные глаза и не давал Гарету покоя.

Однако этим утром благодаря встрече с маленьким мальчиком он увидел другую Анжелику – и с той минуты буквально изнывал от желания испытать на себе ее любовь. Нет уж! Ему стоит почаще вспоминать о том, как умело она стравливает друг с другом неравнодушных к ней мужчин, как сходит по ней с ума Эстебан Аррикальд – и как удачно она корчит из себя святую невинность перед Питером Макфадденом, доведя этого теленка почти до такого же состояния, в котором пребывал сам Гарет.

С тех пор как он вернулся на асиенду, что-нибудь все время мешало ему улучить минуту, чтобы повидаться с Анжеликой. Злорадство, которого не скрывал Эстебан Аррикальд, сидя напротив Гарета за обедом, только подливало масла в огонь. Доусон уже ни о чем не мог думать, кроме отношений с Анжеликой.

Он просто диву давался той власти, которую она приобрела над ним. Гарет так стремительно осушил бокал бренди, что на глазах выступили слезы.

– Добрый бренди приятно пить не спеша, смакуя, Гарет. Похоже, нынче вечером ты совсем не владеешь собой, – доверительно произнес за спиной Эстебан.

– Ты преувеличиваешь, Эстебан, – презрительно отвечал Доусон. – Ведь всего несколько минут назад я чуть не свернул шею вашему надутому Фелипе Алеману, однако сумел сдержаться.

– Ах, ты сумел сдержаться… Ну что ж, отныне это тебе будет удаваться легче, чем до сих пор…

Последовавшую за этим тишину нарушил осторожный вопрос Гарета.

– Как прикажешь тебя понимать, Эстебан?

– Понимай что так, что тебе не придется больше охаживать Анжелику. Она сама решила верно и преданно служить своему хозяину.

– А под хозяином ты подразумеваешь…

– Конечно, я подразумеваю себя и только себя! Мы имели обстоятельную беседу после вашего возвращения, и в итоге она униженно благодарила меня за великодушно предоставленную возможность снова служить мне верой и правдой. Признаюсь, это была весьма трогательная сцена.

– Я тебе не верю.

– Какое несчастье! Впрочем, ты можешь услышать это из ее собственных уст. Нынче ночью она будет ждать меня на тропинке возле дороги. Это вполне подходящее место, и нам не составит труда найти такую же уютную полянку, как тебе этим утром. Я уверен, что Анжелика сумеет тебя убедить. О, она была чрезвычайно убедительна, когда захотела продемонстрировать мне…

– Ублюдок!

– Гарет, ты удивительно несдержан сегодня! – раскатисто захохотал Эстебан.

– Я не верю ни одному твоему слову!

– Ну что ж, придется тебе поверить Анжелике! У входа в гостиную поднялась суета, и Эстебан с сияющей улыбкой обернулся. Появились дамы, и Аррикальд поспешил к ним, не спуская глаз со взволнованного личика Долорес Валентин.

Облегченно вздохнув, Анжелика расставила на полке последние тарелки и боязливо покосилась на Кармелу. Старая повариха явно разочаровалась в ней. Теперь Анжелика потеряла свою единственную союзницу в замкнутом мирке кухни. Кармела сегодня почти не разговаривала с молодой кухаркой. Зато ревностно исполняла указания донны Терезы и ни на минуту не спускала с нее глаз. Обязанности горничной велели исполнять Хуаните, которая, судя по злорадной ухмылке, намеревалась извлечь из этого немало пользы.

Гарету Доусону будет намного проще столковаться с Хуанитой, нежели с нею. Почему-то эта мысль усугубила давящую на сердце тоску. И воспоминания о его колдовских ласках, о сильном, горячем теле, нежном, молящем шепоте…

Нет! Она должна помнить только о том, как этот голос интересовался ее ценой! И в глазах у Гарета Доусона светилась похоть, откровенная похоть – вот пусть Хуанита ее и удовлетворяет!

Отругав себя за глупые мысли, Анжелика придирчиво осмотрелась. Да, везде чисто, все на местах. Вот и Кармела устроилась передохнуть в своем любимом кресле у очага – неулыбчивая, молчаливая. Анжелика набралась храбрости и спросила:

– Кармела, есть еще какие-то дела или я могу идти? Темные усталые глаза кухарки были полны такой грусти, что Анжелика не вытерпела, опустилась на колени возле кресла и горячо взмолилась:

– Кармела, пожалуйста, выслушай меня! Все остальные давно осудили меня раз и навсегда. Но ты была такой доброй ко мне, Кармела. – Не спуская с нее молящих глаз, Анжелика продолжила: – Я хочу, чтобы ты знала: все, что обо мне болтают, – неправда. Я ничего плохого не сделала, я даже не помышляла об этом! Если бы ты мне поверила…

Широкая тяжелая ладонь накрыла ее руку и похлопала в знак утешения:

– Не переживай из-за меня, Анжелика. Вот я сейчас сидела в этом кресле и советовалась с собственным сердцем. Все мы – жертвы в руках судьбы, не так ли? Ты молода, красива и рождена в грехе – но в глазах твоих светится чистота. Вряд ли жизнь позволит тебе остаться такой, но не мне тебя судить. Ты добрая, хорошая девушка. Ты была и осталась такой же, независимо от того, что было или не было с тобой вчера.

– Спасибо, Кармела, – с чувством промолвила Анжелика и собралась было встать, однако рука поварихи удержала ее.

– Анжелика, ты не должна обижаться на мою нынешнюю строгость. Ведь это твое спасение!

– Мое спасение?..

– Да, Анжелика. Находясь под моим надзором, ты укрыта от глаз других людей, которые потребуют от тебя намного больше, нежели услуги простой кухарки! – Анжелика потупилась. – И нечего стыдиться чьей-то невоздержанности, Анжелика. Подчас мы лишены возможности сохранить чистым свое тело… но всегда остается возможность сохранить чистой душу!

– Кармела…

– Молчи, Анжелика, – улыбнулась ей Кармела. – Было время, я тоже была красива и желанна. И подобно тебе лишена права выбора… – (Анжелика удивленно округлила глаза.) – Вот только я не захотела сохранить ребенка, который стал бы свидетельством моего греха. Потом я вышла замуж, но мне больше не суждено было зачать дитя. И с того самого дня, как ваша семья появилась в Реал-дель-Монте, я не переставала жалеть твою мать, пережившую такой позор. Однако теперь я ей завидую!

– Кармела… прости…

– Нет, Анжелика, это я должна просить прощения… прощения за то, что не в состоянии предотвратить несчастья, которые может навлечь твоя красота. Но знай, что у тебя есть друг, и не обижайся за сегодняшнее. Я оплакивала свою судьбу и могла показаться слишком суровой и мрачной.

Анжелика поспешно выпрямилась, чтобы не дать волю подступившим слезам, и прошептала, робко коснувшись натруженной руки:

– Спасибо, Кармела.

Несколькими минутами спустя она уже вышла через заднюю дверь, надеясь под покровом сумерек благополучно добраться до дома. Признания Кармелы растрогали девичье сердце, и она вздохнула.

Откуда-то из темноты вдруг вынырнула рука и грубо схватила ее. В ноздри ударил знакомый запах, и она закричала.

– Нет, Анжелика, не надо… – Эстебан завел ей руки за спину и прижал к себе. – Тебе ни к чему вырываться. Это же я… я, который спас тебя от увольнения… человек, которому ты стольким обязана!

Анжелика бессильно обмякла и подняла глаза. К горлу подступила тошнота.

– Вот так, Анжелика. Мы связаны теперь крепко-накрепко, не так ли? От меня зависит твое будущее и будущее твоего брата! Да и я привязан к тебе желанием, которое ты сумела разбудить во мне, Анжелика! Вот и выходит, что нам никуда друг от друга не деться, верно?

Растерянная, онемевшая, она только и смогла, что поспешно кивнуть. Однако Эстебана это явно не устраивало. Он сжал ее руки так, что девушка чуть не закричала от боли, и жарко зашептал:

– Нет, Анжелика, кивками ты не отделаешься. Я желаю услышать твой голос. Ты сейчас пообещаешь служить мне хорошо. Ты должна сама сказать это вслух!

Анжелика чувствовала, как его колотит от возбуждения и нетерпения. Его губы касались щеки, и от горячего, приторно отдававшего мятой дыхания ее снова стало мутить.

– Да… – Тут Анжелика поперхнулась, но все же нашла в себе силы продолжить: – Я буду вам хорошо служить…

– А почему ты будешь мне хорошо служить, Анжелика?

– По… потому что в ваших руках мое будущее…

– Вот и хорошо, Анжелика, очень хорошо… – Эстебан медленно отпустил ее руки и, по-прежнему глядя в серебристые глаза, обнял что было сил. – А теперь, Анжелика, ты меня поцелуешь. Ты покажешь, как сильно тебе хочется мне услужить, как сильно тебе хочется мне отдаться! Ну, Анжелика…

Анжелика повиновалась и обняла Эстебана за шею. Она подалась вперед, к злорадно скривившимся губам Аррикальда, и почувствовала, что ее вот-вот вырвет. Ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы коснуться этих губ. В ответ Эстебан жадно впился в ее рот. Анжелика задыхалась под его необузданным натиском, все внутри нее кричало от ужаса и обиды.

Она и не заметила, как сжала руки в кулаки, когда кто-то хрипло воскликнул:

– Ну, похоже мне пора вмешаться! Эстебан резко повернулся на звук знакомого голоса, не выпуская из рук Анжелики:

– Гарет… ах да, ведь я сам пригласил тебя сюда нынче вечером, не так ли? Правда, в тот момент я и не думал, что твое появление может помешать, но Анжелика вела себя так мило… – Тут Эстебан демонстративно погладил Анжелику по груди. Лицо Гарета превратилось в каменную маску. – Не правда ли, она прелестна? Ты должен согласиться со мной, ведь ты тоже успел отведать ее прелестей? Бедняжка Гарет! Ведь все, что тебе так мило, отныне достанется одному мне: и нежные губки, и шелковистая гладкая кожа, и тугая девичья грудь…

– Ублюдок!

Эстебан гулко расхохотался. А потом не спеша протянул руку, сдернул с Анжеликиного плеча блузку и жадно впился в молочно-матовую кожу.

Боль заставила ее охнуть и дернуться – но грубые руки по-прежнему держали ее в плену. Гарет машинально рванулся вперед, но его остановил злобный окрик:

– Нет! Ни с места! Анжелика вовсе не хочет, чтобы я отпустил ее сегодня – верно, шлюшка? Ведь боль только усиливает наслаждение. Уж я непременно постараюсь завести тебя так, чтобы ты тряслась от желания и умоляла меня сделать это еще и еще!

Гарет не стал дожидаться ответа Анжелики. С отчаянной решимостью он рванулся вперед, и тогда Эстебан выхватил что-то из-за голенища. Тускло сверкнувшая в сумерках сталь остановила Гарета, а Эстебан прошипел:

– Нет, Гарет! Я не хотел никому пускать кровь этой ночью, но если ты не остановишься, пожалуй, придется! Вы оба этого заслужили, и мне наплевать, чья именно кровь сейчас прольется: твоя или шлюхина!

Гарет поглядел на помертвевшее лицо Анжелики. А Эстебан злорадно рассмеялся, увидев, как соперник сделал шаг назад.

– Анжелика… надо же, какой контраст между именем и теми чувствами, которые ты будишь в людях! – Эстебан рывком притянул девушку к себе. – Зато это имя очень подходит к ее ангельскому лицу… Она прекрасна, как ангел… Ангел из преисподней!

Анжелика уже не в силах была сдержать дрожь. Эстебан, наслаждаясь ее ужасом, вертел свой кинжал так и этак и улыбался все шире:

– Видел, как шлюшке неймется отведать моей любви, Гарет? Ну ничего, я скоро успокою тебя. Потерпи, малышка. Но сначала скажи Гарету, что принадлежишь только мне! Скажи сама. что решила служить мне, только мне… – И он так заломил ей руку, что Анжелика застонала. Гарет снова дернулся вперед, и Эстебан угрожающе взмахнул кинжалом: – Говори, Анжелика…

Кое-как поборов порожденное ужасом оцепенение, Анжелика глянула в горевшие безумием глаза Эстебана и промолвила, презирая себя:

– Я… я дала дону Эстебану обещание, что буду… буду…

– Ну давай, Анжелика, скажи ему, как ты будешь мне служить?

– Служить ему верой и правдой…

– Тебе следует выражаться более убедительно, Анжелика, – прорычал Эстебан, еще сильнее выворачивая ей руку. – Гарет должен знать, как именно ты…

Он умолк на полуслове и насторожился: послышался какой-то звук. Вскоре на противоположном конце тропинки мелькнул свет фонаря и раздался негромкий голос дойны Терезы:

– Эстебан, милый, ты здесь? – Тут возле нее возник еще чей-то силуэт. – Энрике, я уверена, что Эстебан просто пошел прогуляться. Тебе не о чем беспокоиться.

– Он так нервничал, Тереза. День выдался нелегкий. Но идем же в дом. Я пошлю на поиски Фернандо.

– Энрике…

– Пойдем, Тереза. Гости скоро хватятся нас. И они направились обратно к дому. Эстебан впился глазами в непроницаемое лицо Гарета и злобно скривился. Не скрывая досады, он обратился к Гарету.

– Сюда скоро придут, так что придется отложить нашу беседу. Если ты сейчас же вернешься в дом, я явлюсь следом за тобой. Анжелика шла домой – вот пусть и идет восвояси Если ты желаешь ей добра, то не будешь больше виться возле ее юбки. – Однако Гарет не шевельнулся, и Эстебан рявкнул: – Проваливай! Скорее!

Гарет еще раз взглянул на бледное, растерянное лицо Анжелики, неохотно повернулся и зашагал к дому. Эстебан не отрывал глаз от его широкой спины и весь напрягся, когда техасец задержался, чтобы перекинуться парой слов с Фернан– до. Усмехнувшись, он спросил у замершей от страха Анжелики:

– Как ты думаешь, шлюшка, он делает это ради тебя – или ради себя, чтобы тебя не вышвырнули с асиенды, как котенка, и у него осталась бы возможность с тобой встречаться?

Глаза Эстебана снова полыхнули недобрым огнем, он нагнулся и спрятал в сапог кинжал, продолжая удерживать Анжелику. Потом что было силы прижал ее к себе и поцеловал жадно, до крови.

– Шлюха! Ты распаляешь меня так, будто я неопытный сопляк, я не в состоянии думать ни о чем, кроме твоего тела! Этой ночью мне не удастся довести дело до конца, но ожидание сделает развязку еще слаще. Не бойся, я оставлю тебя ненадолго, мой цветок разврата: скоро, очень скоро я отведаю твоего нектара и упьюсь им! Помечтай обо мне, шлюшка, помечтай… и я не обману твоих ожиданий! – Коротко хохотнув, Эстебан внезапно разжал руки – и Анжелика едва не упала. – А теперь ступай! Ступай отсюда, пока я не уволок тебя в кусты прямо под носом у Фернандо!

Дикое пламя в глазах Аррикальда вонзалось в нее ледяным копьем, она повернулась ни жива ни мертва и опрометью кинулась прочь. Издевательский хохот Эстебана долг преследовал ее.

Только перед самым домом Анжелика позволила себе задержаться и перевести дух.

Нет, ни за что, никогда в жизни она не позволит этому человеку снова прикоснуться к себе – и будь что будет! Должен же быть какой-то способ избавиться от него… или хотя бы подержать на расстоянии, пока не найдется выход…

Может быть, пожаловаться падре Мануэлю?.. Нет, Эстебан прав. Донна Тереза ни за что не поверит, что ее любезный сынок способен на насилие. Что он имел в виду, когда собирался ее «распалить»? Наверняка что-то ужасное и жестокое…

И тут вместо искаженной похотью физиономии Эстебана Аррикальда в ее памяти возник образ Гарета Доусона. Если бы не кинжал, он не отступился бы. Анжелика ясно видела, что в его темных глазах мелькнул испуг, но не верила. что техасец испугался за себя. Она помнит, как он смотрел на нее, в бессилии сжимая кулаки, и на щеке его билась жилка, а грудь вздымалась от ярости, а не от испуга. В тот миг она бы с удовольствием кинулась искать спасения на его широкой груди.

Анжелика выпрямилась и с трудом перевела дыхание. Нет, все это глупости! Ведь не далее как нынешним утром та же самая похоть горела в обращенных на нее глазах Гарета Доусона! Слова нежности… обещание наслаждений… Словом, и Гарету Доусону, и Эстебану Аррикальду было нужно от нее одно и то же.

Плечи ее бессильно поникли, и Анжелика ступила на порог родного дома. Как никогда прежде, она искала покоя и безопасности в этих неказистых стенах.

Однако она не сразу решилась толкнуть дверь, опасаясь, что ее вид может напугать родителей.

Но тут Анжелика услышала из-за двери низкие причитания матери и рыдания Карлоса. Карлос никогда не был плаксой. Должно быть, случилось что-то ужасное!

Анжелика решительно толкнула дверь и увидела, что мать пытается остановить кровь, льющуюся из разбитого носа Карлоса. Однако усилия ее были тщетны. При звуке ее шагов Карлос поднял было голову, но поспешно отвернулся, однако Анжелика успела заметить и синяк под глазом, и глубокие царапины на бледной щеке и шее.

Она упала на колени возле брата и сжала слабые тонкие пальцы:

– Карлос, любимый, что случилось?

– Ничего, Анжелика, – затряс головой мальчик, старательно избегая ее взгляда. – Право, ничего.

– Ничего?! Кто посмел это сделать?! – Она вопросительно посмотрела на мать. Та украдкой покачала головой и сказала вслух:

– Ничего страшного, Анжелика. Карлос сейчас придет в себя и отправится спать. Он сильно устал, правда, Карлос?

– Да, мама.

– Хочешь, я почитаю тебе ту книгу, которую дал нам падре Мануэль? – шепотом предложила Анжелика, не сводя глаз с расстроенного лица брата, все еще избегавшего ее взгляда. – Мы уже пропустили несколько дней.

– Нет, я устал. Хватит, мама, лучше я пойду лягу. Спокойной ночи.

Забрав у Маргариты влажную тряпицу и прижав ее к носу, Карлос устало выпрямился и стариковской походкой направился к себе. Едва дождавшись, пока за ним захлопнется дверь, Анжелика взглянула на страдальчески искривленное лицо матери:

– Мама, что случилось? Где папа? И почему у Карлоса…

– Папа задержится допоздна, он занят в церкви с падре Мануэлем.

– Так что же стряслось?

– Сегодня в деревне много говорили о тебе…

– Что же они говорили? – застыла Анжелика.

– Мальчишки повторяли слова своих матерей… про тебя с сеньором Доусоном. Карлос вступился, сказал, что вас захватил ураган, но его подняли на смех. Он потребовал, чтобы они не смели говорить о тебе так, но его снова осмеяли, и он кинулся в драку.

Анжелика на миг зажмурилась, и перед глазами возникла ужасная картина: ее брата избивают здоровые, крепкие мальчишки из деревни.

– Я должна с ним поговорить…

– Он и так ужасно расстроен, Анжелика.

– Я должна!..

Она решительно вошла в каморку, которую делила с братом, и опустилась на колени возле его кровати. Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, Анжелика взяла слабые детские руки в свои. Тут она обнаружила, что малыш плачет, и ласково отерла влажные дорожки на его впалых щеках. У нее запершило в горле, каждое слово давалось с трудом.

– Карлос, мне ужасно жаль, что так вышло. Но тебе следует научиться не обращать внимания на сплетни. Ведь люди сочиняют их не от большого ума.

– Это Хосе Моралес болтал про тебя всякие гадости, Анжелика. Он подслушал, как его мать говорила тетке, будто тебя вышвырнут с асиенды за шуры-муры с тем техасцем. Он сказал, что теперь всем стало ясно: донне Терезе не следовало брать тебя на асиенду. И после того, как ты стала путаться с ее гостями, ни одна приличная семья тебя и на порог не пустит. А еще он сказал…

Анжелика ласково прижала палец к его губам, чувствуй как часто и тяжело он дышит. Но Карлос отбросил ее руку добавил:

– И тогда я сказал Хосе, что его мать – дура… что все Женщины в деревне завидуют тебе, потому что ты такая красивая. Я сказал, что его мать и сестра – настоящие уродины и мечтают, чтобы все остальные тоже были уродами, и…

– Карлос, ты не мог такое сказать!

– Но я сказал это, Анжелика, потому что это правда! Ты красивая, как ангел, поэтому мама и дала тебе такое имя. Ты чересчур красива для них.

– Карлос…

– И я никому не позволю болтать про тебя гадости…

– Карлос, тебе это не удастся. Ты же не сможешь драться со всеми подряд.

– Ну тогда я скажу сеньору Доусону, и с ним будет драться он! Он такой большой, сильный…

– Тссс, Карлос! – подавляя рыдание, выдохнула Анжелика. – Сеньор Доусон нам не помощник. Он скоро совсем уедет из Реал-дель-Монте. Это положит конец сплетням, и все встанет на свои места. А тебе, милый, надо научиться не обращать внимания на злые языки – как это делаю я.

Наступила тишина, а затем Карлос решился спросить:

– Анжелика, ведь это неправда? Тебя не прогнали с асиенды…

– Конечно. Карлос. Сеньора сама поговорила со мной этим утром, но я сумела ей все объяснить, и теперь все в Я порядке. Тебе не о чем беспокоиться, милый.

– Я скажу им завтра… всем скажу! Скажу, что они все наврали! Что ты по-прежнему работаешь на асиенде, и сама сеньора…

– Нет, Карлос, ты ничего никому не скажешь. Они сами все увидят и поймут, что болтали глупости.

– Но, Анжелика…

– Они поймут, что согрешили, Карлос. В ее голосе прозвучала такая уверенность, что мальчик задумчиво умолк, а потом с сомнением пробормотал:

– Да, Анжелика…

Она легонько поцеловала малыша в лоб и почувствовала. что он горит.

– Карлос, ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, просто я сильно устал. Завтра мне будет лучше.

– Выспись как следует, милый. Анжелика медленно выпрямилась и вышла из каморки, аккуратно притворив за собой дверь.

Чей-то надсадный, хриплый кашель вывел Анжелику из забытья. Она не сразу проснулась и сообразила, что происходит, но уже в следующий миг сидела на кровати с бешено колотящимся сердцем. Звуки неслись из того угла, где лежал ее брат. Она поспешно отбросила покрывало и кинулась к нему:

– Карлос, что с тобой? Мой хороший… Едва различимое в темноте бледное лицо повернулось к ней. Запавшие глаза Карлоса широко распахнулись.

– Я… я не могу дышать… Анжелика… И без того испуганная, Анжелика обмерла – таким жаром горел его лоб. Она приложила руку к худой груди, кото– рая ходила ходуном в безуспешных попытках протолкнуть в легкие хоть каплю воздуха. Маленькое сердце из последних сил колотилось о ребра, как будто рвавшаяся на свободу птица.

– Милый мой, хороший, постарайся успокоиться. Тебе нечего бояться. Это скоро пройдет, и тебе станет легче…

– Анжелика… Ради Бога… не уходи от меня… К горлу подступили рыдания. Однако Карлос не спускал с нее огромных умоляющих глаз, и нельзя было показать ему свой страх, затопивший холодной волной ее рассудок, лишавший способности размышлять здраво. Нет, она не станет вспоминать слова падре Мануэля о том, чем может закончиться очередной приступ…

– Карлос, ты у нас храбрый, ты не должен бояться… – дрожащим голосом произнесла она. Пришлось начать заново – предварительно взяв себя в руки: – Мне нужно выйти на минутку. Я позову маму с папой. Они посидят с тобой, пока я сбегаю за падре Мануэлем.

– Нет… не хочу… останься…

Карлос, сотрясаясь от нового приступа, отчаянно цеплялся за нее слабеющими пальцами. Анжелика бессильно прижалась щекой к его руке. Нельзя, нельзя ждать… Нужно немедленно отправиться за падре Мануэлем!

– Карлос, я умоляю тебя, наберись храбрости! Ты ведь сделаешь это ради меня, милый? Ты не будешь бояться, пока я приведу маму с папой? Карлос, ты сумеешь побороть свой страх – для меня?

– Да… Иди. Я… не боюсь.

Помедлив еще секунду, Анжелика наконец решилась выскочить из комнаты. Разбудить родителей было делом одной минуты. При виде Карлоса на их лицах отразился тот же страх, что терзал и ее, и Анжелика снова почувствовала панику. Она ничем не могла помочь малышу, которому становилось все хуже. Вот между судорожно сжатых белых зубов появилась тонкая струйка крови и потекла по бледной щеке.

Ужас будто подбросил ее. Поспешно накинув что-то поверх ночной рубашки, Анжелика схватила лампу и понеслась к церкви. Задыхаясь, не чуя под собой ног, она мчалась, мчалась что было сил по знакомой тропинке, пока чьи-то сильные руки не схватили ее.

Едва узнавая склоненное над ней лицо Гарета Доусона, девушка закричала:

– Отпустите! Мне надо идти… – Куда это тебе понадобилось, Анжелика? Что за важное…

– Карлос! Ему плохо… Надо привести падре Мануэля. Черт побери, да отпустите же меня!

Не замечая, что лицо ее залито слезами, Анжелика стала молча вырываться из железных объятий. Вцепившись одной рукой в лампу, она молотила другой по его сильной груди.

– Анжелика, хватит! Хватит!

Что-то в его тоне заставило Анжелику подчиниться, она сразу обмякла, и только судорожные рыдания сотрясали все тело. Гарет взял у нее лампу и обнял за плечи:

– Тебе не следует бегать по ночам одной. Я пойду с тобой за вашим священником. Пойдем.

И он пошел за Анжеликой, стараясь приладиться к ее неровному поспешному шагу. В этот миг главным его желанием было помочь этой беспомощной, растерянной девушке. Казалось, тропинка никогда не кончится – но вот впереди замаячила громада церкви. Они подошли к стоявшему на отшибе небольшому дому, и Анжелика забарабанила в дверь. На стук ответили не сразу, и Гарет отступил в тень, не спуская глаз с миниатюрной фигурки. В лучах лампы были ясно видны нежные точеные черты. Волна роскошных черных волос металась по плечам в такт порывистым движениям. Щеки были еще влажны, однако слезы иссякли. В широко распахнутых глазах застыл страх. Дверь внезапно открылась. На пороге стоял невысокий плотный человек в темной рясе.

– Падре… скорее! Карлос! Ему плохо, намного хуже, чем в прошлый раз!

Священник кивнул, переведя взгляд с искаженного паникой лица Анжелики на молчаливого Гарета. Не сказав ни слова, он скрылся в доме и вернулся через несколько минут с маленьким кожаным саквояжем. Решительно захлопнув дверь, падре Мануэль зашагал в сторону деревни. Анжелика обернулась к Гарету и забрала у него лампу.

– Падре, пожалуйста, погодите! Слишком темно на дороге!

И она поспешила вперед, высоко подняв над головой лампу.

Не чувствуя, как колют камни босые ноги, она торопилась, стараясь выбросить из головы все мысли и чутко вслушиваясь в шаги священника у себя за спиной. Сейчас, еще немного – и они будут дома, и тогда падре Мануэль достанет из своего саквояжа лекарства и поможет Карлосу. Удушье пройдет, дыхание станет ровным, и малыш заснет до утра. Правда, в ближайшие несколько дней он будет очень слаб, но постепенно все пройдет.

Так всегда бывало раньше – после приступа Карлос сильно ослабевал, но со временем это проходило. А потом они с родителями накопят денег на поездку в Мехико, и Карлоса отвезут к тому доктору, про которого говорил падре Мануэль. Они пробудут там столько, сколько понадобится, чтобы Карлос полностью выздоровел и вернулся в Реал-дель-Монте совсем другим человеком.

Да, именно так и будет. И нечего сомневаться. Ведь уже давным-давно Анжелика поклялась, что Карлос выздоровеет. Господь милосердный не позволит Карлосу расстаться с жизнью раньше, чем он пройдет положенный ему жизненный путь.

Не оборачиваясь, зная, что падре Мануэль следует по пятам, Анжелика взбежала на крыльцо и заглянула в каморку. Тут же стало ясно, что Карлосу все так же плохо. Боже, как затянулся этот приступ! И сколько еще выдержит его храброе сердечко?

Подавив рыдание, Анжелика скользнула испуганным взглядом по осунувшемуся, посеревшему маленькому лицу. На подушке разлилось алое пятно. Маргарита пыталась вытереть алую струйку, упрямо появлявшуюся в углу рта. Кровотечение… а ведь падре Мануэль говорил, что именно такое вот кровотечение – самая большая угроза для жизни… В чту ночь кровь пошла у него горлом в первый раз… Но тут Анжелика слегка воспрянула духом. Кровотечение никак не унималось, однако было не таким уж обильным. А эта тоненькая струйка не такая уж страшная… вряд ли от нее Карлос может умереть.

Она хотела как-то ободрить брата, однако, судя по всему, он потерял сознание. С ужасом Анжелика взглянула в Скорбные лица родителей.

Падре Мануэль торопливо рылся в саквояже. Вот он поднял на Маргариту тревожные глаза:

– Какой ужасный приступ! А ведь нынче днем, когда я его навещал, Карлос чувствовал себя совсем неплохо. Что его так потрясло? Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы вызвать приступ такой силы.

Маргарита Родриго промолчала, однако Анжелика и так знала: это ее вина. Она виновата в том, что случился приступ. Ведь это детская беззаветная любовь Карлоса довела его до отчаяния…

Анжелика выскочила на кухню, не в силах думать об этом. Только теперь она вспомнила, что встретила Гарета Доусона, и выглянула в сад. Однако техасца и след простыл. А ведь он явно специально поджидал ее.

Неужели ей от него не избавиться? Ни с помощью Хуаниты, ни Эстебана?

Анжелика села у очага, безумно глядя на языки пламени. Но и сейчас до нее доносились звуки хриплого дыхания Карлоса.

Непроглядная темнота ночи медленно сменилась серым рассветом. Анжелика по-прежнему сидел" за кухонным сто– лом, пряча в ладонях лицо. Но вот негромкий разговор за спиной заставил ее поднять голову. Падре Мануэль в сопровождении родителей вышел из каморки На матери лица не было, и Анжелика испуганно рванулась к Маргарите.

– Я в порядке, Анжелика. Просто устала – как и падре Мануэль и твой отец, – женщина попыталась улыбнуться.

Анжелика пододвинула ей стул и жестом пригласила садиться отца и священника, а сама разлила по чашкам крепкий бодрящий кофе. Все еще не решаясь спросить о главном, она присела на краешек стула, не сводя глаз с падре Мануэля:

– Падре, Карлос… он поправится? Священник устало пожал плечами:

– Кто знает?

В комнате повисла напряженная тишина. Чувствуя, как пристально смотрят на него три пары глаз, священник по-прежнему молчал.

– Но… вы ведь сами говорили, что Карлос поправится… И что его вылечит тот доктор, из Мехико…

– Анжелика, отпущенное Карлосу время на исходе. Он слабеет. Вряд ли он вынесет еще один такой приступ.

– Но… но мы скоро накопим деньги, чтобы повезти его в город. Мое жалованье на асиенде… – Анжелика в поисках поддержки посмотрела на отца. – Не пройдет и года, как мы накопим денег на лечение…

– Дитя мое, я боюсь, что это будет слишком поздно.

– Слишком поздно?!

Анжелика застыла, не в силах вымолвить ни слова, не в силах отвести полный ужаса взор от лица священника.

– Кто знает, Анжелика? Все в руках Божьих…

– Нет!!! – Она вскочила с места и упрямо задрала голову: – Нет, Карлос не умрет! Я не позволю ему умереть! Не позволю!

Она отпихнула стул, который с грохотом повалился на пол, подхватила накидку и выскочила вон. Оставаться далее в этом пропитанном горем доме было выше ее сил. Мгновение – и она скрылась из виду.

В доме стояла полная тишина, когда Анжелика вернулась. Рассвет давно вступил в свои права, густую зелень осветили первые солнечные лучи. Птицы затеяли шумную возню у нее над головой, но девушка ничего не замечала. Она перешагнула порог кухни. Отец дремал в кресле возле очага, запрокинув на подголовник седую голову.

Анжелика неслышно прошла в свою каморку. На подушке белело мертвенно-бледное лицо погруженного в тяжелый сон Карлоса. На глаза снова навернулись слезы. Он слишком юн и невинен, он не должен умереть! Она готова сделать все, чтобы помочь брату выжить. А ведь она способна на многое, не так ли?

Подавив возникшее было желание поцеловать малыша в щеку, Анжелика потихоньку оделась, накинула на ноги сандалии, собрала в узелок кое-какие вещи с полки над кроватью и выскользнула за дверь.

Решение созрело. Карлосу не придется дожидаться целый год денег, она раздобудет их намного быстрее.

Тем временем она свернула на укромную тропинку и пошла вдоль ручья, в задумчивости не замечая его веселого шума. Ноги сами несли ее вперед и вперед, пока не остановились возле небольшого, но глубокого пруда. Узелок с вещами упал на травянистый берег.

Не обращая внимания на утреннюю прохладу, она быстро разделась и вошла в ледяную воду. Охватившая тело свеч жесть немного остудила воспаленный рассудок. Девушка замерла, вслушиваясь в благословенную тишину, впитывая в себя безмятежную красоту окружающего, затем двинулась дальше.

На самом глубоком месте она нырнула, раскрыла глаза и принялась разглядывать незнакомый подводный мир. Солнечный свет, преломляясь на поверхности воды, окутывал глубины мягким золотистым сиянием. Диковинные растения приветливо покачивали изумрудными листьями Мальки играли в пятнашки между камнями, сверкая словно капельки ртути Самые отважные рыбешки даже подплыли поближе к незнакомой гостье, но стоило той протянуть руку, мигом пустились наутек

Анжелика постаралась расслабиться, раствориться в прохладном безмолвии Ее чудесные черные волосы ласкало едва заметное течение Здесь было так красиво и тихо! Отступили все заботы, ничто не мешало наслаждаться красотой и покоем Но вот от недостатка воздуха заломило грудь и зазвенело в ушах, однако она не позволила себе вынырнуть Анжелика хотела остаться здесь в объятиях кристально чистой влаги, которая смоет все несчастья и заботы.

Гарет снова шагал по той же тропинке что и несколько часов назад

Он не стал задерживаться, когда проводил Анжелику со священником до ее дома Драма, разворачивавшаяся на его глазах, никоим образом его не касалась, он не желал в это вмешиваться

Доусон и сам не мог взять в толк, что заставило его оказаться той ночью возле дома семьи Родриго Впрочем, свою роль здесь сыграла бессонница и неотступно преследовавший его образ Анжелики Но почему, почему судьбе было угодно сделать Гарета столь уязвимым для чар этой мексиканки, ничтожества, о котором он наверняка позабудет в тот же миг, как покинет Реал-дель-Монте?

И почему он готов взорваться при одном воспоминании о том, как грубые руки Эстебана сжимали что дивное тело? Гарет не сомневался, что Эстебан нарочно старался причинить ей боль А еще Доусон успел заметить страх в ее глазах Только тогда он поверил, что Аррикальд способен пустить в ход кинжал, и остановился.

Теперь он изнывал от желания поговорить с Анжеликой и убедиться, что она действительно выбрала Эстебана Если так, то Гарет не станет им мешать и позабудет о страсти, от которой в последние дни стал сам не свой Он непременно так и сделает непременно

Прошло всего несколько часов после того, как он расстался с Анжеликой, но на что время ему пришлось бессчетное число раз вскочить с кровати и ополоснуть лицо холодной водой в бесплодной попытке прийти в себя Проведя ладонями по влажным щекам, он посмотрел в зеркало и задумался

Интересно знать, что видит Анжелика, когда смотрит на него3 А ведь его никогда не волновало, что подумает о нем его очередная женщина Не было на свете такой, чье мнение могло бы его взволновать Так почему эта красотка взяла над ним такую власть?

Гарет давно понял его странными поступками движет не только физическое влечение Он не находил себе места всю ночь, он должен был снова отправиться к ней, чтобы удостовериться, что ее брату стало лучше Он должен был поговорить с ней

Оказавшись возле знакомого дома, Гарет внимательно огляделся и заметил легкое движение в самом глухом уголке сада Вроде бы мелькнул край белого подола и шелковистые темные волосы Еще раз покосившись на погруженное в тишину строение, Гарет решительно направился в ту сторону, где вроде бы заметил Анжелику

Его уверенность окрепла, когда среди зарослей он обнаружил узенькую тропу Правда, и тропой-то ее трудно было назвать то и дело приходилось перескакивать через корни и уклоняться от низко свисающих ветвей Его широкие плечи то и дело касались густой листвы Да, этой тропой явно мало пользовались Звук шагов заглушало веселое журчание ручья Заметив впереди прогалину, Гарет постепенно замедлил шаги и наконец вовсе замер, не в силах отвести взгляд от пруда, за которым разрасталось золотое солнечное сияние

Его глазам предстала Анжелика Волшебный ореол окружал изгибы обнаженного тела, подчеркивая божественное совершенство изящной фигурки, двигавшейся к воде Гарет заворожено любовался, как золотистые воды поглотили ее ноги, а затем поднимались все выше, до икр, до округлых колен, до молочно-белых бедер.

Тут Анжелика вдруг замерла. А Гарет испытал порыв, не имевший ничего общего с физическим желанием. С благоговением и благодарностью ему захотелось приблизиться и ощутить под руками шелковистую гладкую кожу, пробежаться пальцами по округлым плечам и уловить их живое, волшебное тепло. Ему хотелось взять в ладони тугие груди, повернуть к себе ее лицо и раствориться в сиянии прекрасных глаз, коснуться губами ее медовых губ и ласково прошептать ее имя…

Но вода уже почти поглотила ее. Вдруг она нырнула. С его губ сорвалось невольное восклицание. Гарет, сгорая от нетерпения, принялся ждать, когда же увидит ее снова. Однако ожидание затянулось, и его сердце сжалось от неясной тревоги.

Гарет подскочил к самому краю воды, но Анжелики не увидел. В панике оглядывал он безмятежную гладь, а потом ринулся туда, где в последний раз видел Анжелику. Вскоре в кристально чистой глуби он разглядел тело. Темные волосы разлетелись, словно легкие крылья, руки и ноги расслабленно покачиваются в такт ленивому течению, словно она уже успела слиться с безмолвным подводным миром, стать его частью…

Гарет нырнул и вытащил неподвижное тело на берег. И испугался, что опоздал: Анжелика не открыла глаз, она даже не пошевелилась. Прошли мгновения, и вдруг ее забил судорожный кашель, изо рта потекла вода.

Гарет уложил ее на мягкий мох. Она дышала с трудом. Из валявшегося на земле узла он вытащил тряпку побольше, отер ей лицо и укрыл, как мог, озябшее тело.

А потом принялся растирать онемевшие конечности – как уже проделывал это недавно. Его сердце готово было выскочить из груди. Бледные губы Анжелики дрожали, но повинен в этом был не только бивший ее озноб: скорее, осознание того, что она только что едва не рассталась с жизнью.

Не желая, чтобы после пережитого ужаса Анжелике пришлось страдать еще и от лихорадки, Гарет тер и тер онемевшее тело, стараясь восстановить кровообращение. Вдруг он почувствовал, что Анжелика перестала дрожать. Он решился заглянуть ей в лицо: взгляд раскрытых серебристых глаз был спокоен.

Гарет протянул руку и отвел с бледной щеки мокрую прядь волос. А потом, повинуясь безотчетному порыву, наклонился и поцеловал Анжелику. В его хриплом голосе все еще звучало эхо тысячи эмоций, разбуженных к жизни за эти краткие мгновения.

– Анжелика, я подумал… я увидел, как ты нырнула… Я не сразу смог тебя отыскать. А когда увидел там, на дне… Боже, я решил…

Не в силах облечь в слова эти ужасные мысли, Гарет порывисто обнял Анжелику и прижал к себе что было сил.

Она еле слышно выдохнула:

– Мне… Мне было хорошо. Там, под водой, мне ничто не грозило. И со мной ничего бы не случилось плохого…

Гарет, не веря своим ушам, отшатнулся. Ее лицо поражало своим бесстрастным выражением.

– Что это значит, Анжелика? Ты ведь уже не дышала… Когда я вытащил тебя, в легких было полно воды…

– Все шло как надо. Не стоило так волноваться. Мне жаль, что пришлось вас напугать.

Все еще противясь смыслу ее слов, Гарет потряс головой. Она здесь, она рядом с ним – и это главное. Тонкие дуги бровей от воды стали совсем черными, а на дивных загнутых ресницах еще сверкали капли влаги. Ласковыми, осторожными касаниями Гарет собрал эти капли к себе на ладонь, всей кожей ощущая их холод. На миг он припал губами к нежной тонкой жилке, бившейся на виске.

Гладкие, неподвижные губы манили его. Он желал их так, как ничего никогда не желал. Боже, всего несколько минут назад она чуть не утонула! Нельзя, нечестно воспользоваться ее слабостью…

Только бы ощутить их вкус… только это, и ему станет легче. И Гарет взял ее лицо в ладони и провел языком по ее губам. Губы шевельнулись, обнажив белую полоску зубов. С бешено бьющимся сердцем он коснулся этой полоски, и ее губы раздвинулись еще. Не в силах долее сдерживаться, повинуясь неистовому порыву, Гарет жадно припал к ее губам, его язык рванулся внутрь и ощутил ответную ласку…

Гарет заглянул ей в глаза и обнаружил, что взор их ясен, что в них и в помине нет того любовного угара, что постепенно завладевал им самим. Она тихонько прошептала:

– Вы по-прежнему хотите меня, сеньор Доусон? Гарет бешено затряс головой:

– Анжелика, меня зовут Гарет! Гарет! Я хочу, чтобы ты повторила: Гарет!

На мгновение замешкавшись, она послушно промолвила:

– Ты по-прежнему хочешь меня, Гарет? Мягко, непривычно прозвучавшее в ее устах имя подействовало как самая возбуждающая ласка, и он торопливо кивнул:

– Да, да, я по-прежнему хочу тебя, Анжелика.

– И ты все еще согласен… заплатить мне любую цену? Этого он не ожидал. На миг Гарет утратил дар речи. Как же он позволил себе забыть?..

Дурак! Ну и дурак же он! Она играла с ним, играла с самой первой минуты их встречи, умело подводя к кульминации, к тому моменту любовного ослепления, который он пережил сию минуту. По его губам скользнула горькая улыбка.

– Да, я все еще согласен, – сухо вымолвил он. – Назови свою цену.

– Тогда, Гарет, я хочу золотую монету… золотую монету в пять долларов.

Гарет ответил не сразу, все в нем противилось этому торгу. И вовсе не потому, что это противоречило его принципам. Наоборот, он всегда старался расплатиться по честному и рад был чувствовать себя после этого совершенно свободным. Но он не желал покупать Анжелику. Он желал…

Не позволяя себе додумать эту мысль до конца, Гарет горько усмехнулся:

– Пять долларов… Не слишком ли много для кухарки, получающей всего семь долларов в месяц?

Ее лицо мгновенно застыло. Гарет схватил ее за плечо и заставил повернуться к себе. С затвердевших от гнева губ сорвалось:

– Я же сказал, что согласен на любую цену. В лице Анжелики что-то едва заметно изменилось.

– Тогда больше не о чем говорить. – Не отводя от него остановившегося взгляда, Анжелика медленно завела руки ему за шею.

Гарет не мог объяснить себе ту щемящую боль, что зародилась в его груди. Он не спеша погладил бледную прохладную щеку. И все же удержался.

– Что же ты не требуешь плату вперед, шлюха? По-моему, это опасная беспечность…

В глубине серебристых глаз мелькнула растерянность.

– Мне казалось, что ты человек слова, Гарет.

– В отличие от Эстебана? – тут же вырвалось у Гарета. – А что ты станешь делать, когда Эстебан узнает, что ты продалась мне?

Ее щеки залил румянец. Рассердившись на себя за столь неуместный приступ стыдливости, Анжелика выпалила:

– Какое тебе дело, Гарет Доусон? Ты только что купил меня, ты пользуешься мною – и на том конец. Мое будущее касается меня одной.

– Да, пожалуй, ты права, – кивнул Гарет. – Я просто теряю время.

Он выпрямился и стал не спеша расстегивать мокрую рубашку, не спуская с Анжелики холодного взора.

Он здорово на нее разозлился. И Анжелика не могла понять – отчего. Может быть, из-за высокой цены? Однако в ответ на его гнев Анжелика также рассердилась, и это чувство с успехом вытеснило остатки смущения и растерянности. Ведь он сам твердил, что заплатит любую цену! Когда ушел падре Мануэль, она твердо решила любым путем раздобыть деньги для лечения Карлоса. Тело – это единственное, что принадлежит ей и имеет какую-то цену. Так неужели жизнь Карлоса не стоит этой ничтожной жертвы?!

И уж коли Гарету Доусону посчастливилось стать первым – пусть платит сполна. Как ни странно, несмотря на явную неприязнь техасца, Анжелика не представляла никого другого на этом месте, когда решилась на такой шаг. Она не пыталась найти объяснение своему выбору – да и вряд ли оно существовало. Лучше сейчас вообще ни о чем не думать… и тем более о том, что случится, когда Гарет получит от нее все, что хотел. Отныне следует жить только сегодняшним днем.

Однако терзавший сердце ужас вот-вот готов был вырваться наружу. Гарет уже снял рубашку. Серебристые глаза испуганно скользнули по мускулистым рукам. О, она отлично помнила, какая в них заключается сила!..

А Гарет тем временем скинул сапоги. Настала очередь брюк. Анжелика затаила дыхание. Казалось, прошла целая вечность, пока Гарет возился с застежкой. Анжелика завороженно наблюдала за движениями этого статного, превосходно сложенного тела.

Чтобы не застучали зубы, она что было сил стиснула челюсти, а Гарет уже опускался рядом. Не в силах выдержать далее эту пытку, она зажмурилась и тут же услышала повелительный шепот:

– Открой глаза, Анжелика.

Собрав в кулак остатки гордости, она подчинилась, и от обжигающего пламени, полыхнувшего в его взгляде, у Анжелики захватило дух. Но вот он решительно откинул тряпку, прикрывавшую ее наготу, и ее сердце забилось, словно птица в силках. Гарет медленно прошелся по ее телу внимательным взглядом и снова посмотрел в лицо. Она зачарованно смотрела ему в глаза, не в силах шевельнуть пальцем, и он зашептал:

– Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, Анжелика Чтобы запомнила мое лицо так же, как я запомнил твое. Я хочу, чтобы ты ни на миг не забывала, с кем займешься сейчас любовью. А ведь именно это нам и предстоит, милая шлюшка. И я не собираюсь спешить, о нет! Слишком долго я ждал этой минуты!

От того, как ласково Гарет гладил ее, по всему телу пробежали мурашки, а сердце забилось еще сильнее

– Твоя кожа она как бархат

И он наклонился, чтобы пройтись губами по той невидимой тропе, которую только что проложили его пальцы Его поцелуи казались легкими, едва слышными словно бабочки касались кожи трепетными крылышками

Затем Гарет привлек ее к себе и сжал пальцы с запутавшимися в них волосами так, что Анжелика скривилась от боли

Он повел себя жестоко Гарет мрачно подивился той волне гнева, которая захлестнула его при воспоминании об Эстебане, вот так же запустившем руку в ее густые темные локоны. Но Доусон был уверен, что Анжелика уступила Эстебану не по своей воле. И теперь предложила себя ему. Податливая, неподвижная, она лежит у него в объятиях. И он видит, как часто бьется жилка у нее на шее – так же часто, как и его собственное сердце. Ему стало стыдно.

– Прости, Анжелика Я не хотел быть грубым. Он заглянул ей в глаза они были полны слез Он напугал ее. Но он не хотел этого! Он поцеловал эти глаза, чтобы осушить слезы. Прекрасные, дивные глаза, такие большие и выразительные. Он видел в них гнев, отчаяние, усталость, растерянность, негодование, нежность, гордыню и даже временами страх – но никогда не видел радости. Ах, как бы ему хотелось, чтобы в этих серебристых глубинах хоть раз засияла радость!

Тем временем Анжелика сдержала непролитые слезы. Гарет коснулся губами ее губ – неспешно, осторожно, однако она все еще не в состоянии была ответить на поцелуй

Она онемела от страха. Гарет нахмурился. Его поцелуи стали еще более нежными, ласковыми. Он медленно гладил ее плечи горячими, бережными руками.

И Анжелика потихоньку начала оттаивать. Гарет был так терпелив, он не спешил, и щупальца ужаса постепенно ослабили хватку Анжелика едва заметно шевельнулась. Где-то глубоко внутри затлела искорка чувства, и Анжелика попыталась встретиться с его удивительными губами, но они почему-то ускользали от нее И тогда искра мгновенно разрослась до обжигающего, неистового желания поцеловать его так, как ей хочется.

Анжелика жалобно застонала и подняла руки. Ее пальцы погрузились в темные густые волосы, обхватили его затылок и повлекли голову вниз. И когда их губы наконец-то встретились, Анжелику затопила волна сладостного восторга.

На сей раз Гарет целовал ее жадно, ненасытно, и она отвечала ему. Когда Гарет внезапно прервал поцелуй, с ее губ сорвался стон протеста. С легкой улыбкой наблюдая за ее возрастающим нетерпением, он снова приблизился и прошелся языком по призывно распахнутым губам.

Повинуясь снедавшему ее желанию, Анжелика ответила, и ее язычок отважно проник к нему в рот.

На сей раз Гарет не стал сдерживаться и отвечал ей сильно, жадно, не скрывая овладевшего им любовного голода.

Однако эти невинные игры больше не удовлетворяли его. Он поднял голову и залюбовался небольшими тугими грудями…

Анжелика проследила глазами за его медленно опускавшейся головой и охнула, когда горячие губы сомкнулись вокруг соска.

Подхваченная новой волной удивительной, неведомой ей доселе истомы, Анжелика едва успела перевести дыхание.

Стоны Анжелики подливали масла в огонь его страсти, и он еще долго кружил возле двух молочно-белых курганов, то целуя и тихонько покусывая ароматную кожу, то пробуя на вкус разбуженные к жизни бутоны сосков.

Анжелику бросало то в жар, то в холод, кровь шумела в ушах, и что-то все сильнее пульсировало там. внизу живота, лишая способности мыслить трезво Она была сама не своя, впервые в жизни переступив порог неведомого доселе мира, полного новых, ошеломительных ощущений Вдруг к сердцу снова подступил ужас Она неожиданно уперлась руками в грудь Гарету и еле слышно взмолилась

– Пожалуйста, не надо, я больше не выдержу. В ответ раздался шепот.

– Но тебе предстоит испытать большее, дорогая намного большее

Он поцеловал ее и приподнялся, чтобы полюбоваться, как меняется ее чудесное лицо Вот затрепетали тяжелые, полуопущенные веки, вот она охнула и приоткрыла губы в ответ на новую ласку

Однако он и сам вот-вот был готов потерять контроль над собой И хрипло прошептал, подводя ее к самой последней, острейшей грани наслаждения

– Вот то, что я пообещал тебе, милая это и еще многое очень многое Но сейчас ты должна дать мне кое-что, дорогая Сейчас

Настойчивый шепот едва смог пробиться сквозь окруживший ее туман Разбуженные Гаретом чувства превратились в ревущий ураган, уносивший ее на своих крыльях, увлекавший в дикий свободный полет все выше, к самой вершине, как и обещал Гарет

Он упивался игрой эмоций отраженной в волшебном зеркале ее лица Полыхавшее в груди желание смешалось с удивительной, всепоглощающей нежностью Она была целиком в его власти, такая маленькая и хрупкая, такая доверчивая и ему внезапно захотелось сторицей отплатить ей за этот щедрый дар.

Трепетные веки все еще оставались полуприкрыты, когда Гарет взял в ладони милое лицо

– Взгляни на меня, Анжелика Открой глаза и взгляни на меня Я хочу, чтобы ты видела мое лицо, когда мы станем одним целым Я хочу, чтобы ты приняла меня

Огромные глаза медленно распахнулись. В их глубине что-то мелькнуло, и пульсирующий столб его желаний коснулся трепетного лона. На миг он застыл на пороге этой манящей, влажной бездны – край сознания еще успел уловить, как резко напряглось распростертое под ним тело. Однако сдерживаться дальше Гарет не мог. Все, на что он был способен, – войти в нее, войти немедленно, чтобы заполнить до конца, до отказа, как он и мечтал.

И он совершил этот вожделенный, неистовый, неудержимый рывок – и Анжелика вскрикнула от боли. Оба замерли. Однако уже в следующий миг его взор снова затуманился желанием, и он начал неспешные, ритмичные движения.

И мало-помалу Анжелика растворилась в неведомых ей доселе ощущениях и откликнулась на этот древний, как сама природа, ритм. И вот она застыла, затаив дыхание, на краю удивительной бездны… и приникла что было сил к Гарету, совершившему последний, отчаянный рывок, и закружилась, содрогаясь вместе с ним, окруженная волшебным кольцом его рук.

Гарет поднял голову с благоуханной подушки из ее волос и скользнул взглядом по неподвижному лицу. Анжелика лежала с закрытыми глазами, и длинные ресницы отбрасывали острые длинные тени на раскрасневшиеся щеки. Внезапно Доусон помрачнел и, приподнявшись, внимательно посмотрел на ее бедра…

Вот оно – бесспорное доказательство только что утраченного Анжеликой целомудрия! Не веря своим глазам, он решительно промолвил:

– Анжелика, посмотри на меня.

Веки неохотно поднялись. Гарет заглянул в эти серебристые, прозрачные озера, надеясь проникнуть ей в самую душу:

– Почему ты не сказала?! Если бы я знал… Под его осуждающим взглядом ее лицо мигом утратило недавнюю нежность и беззащитность. Анжелика упрямо тряхнула головой, готовясь дать отпор. Конечно, он был готов платить настоящей, опытной шлюхе, а нарвался на неумелую бестолковую девственницу. И теперь Гарет, конечно, зол на то, что попал впросак. Но и Анжелика имела все основания считать себя жертвой обстоятельств и не собиралась чувствовать себя виноватой.

Безжизненным, мертвым голосом – словно и не было недавних мгновений страсти – она заявила:

– Это не имеет значения.

– Не имеет значения?! Но ведь я…

– Ты получил все, чего желал, – холодно отчеканила Анжелика. – А что касается остального – не случись это сегодня с тобой, случилось бы с кем-то другим в иной день.

От такого признания Гарет оцепенел.

– Почему ты выбрала меня?

Анжелика заколебалась. Его лицо снова исказила гневная гримаса, которая раньше так пугала ее. Подавив в себе последние всплески теплых чувств, она как можно спокойнее ответила:

– Потому что ты – богатый. Я знала, что у тебя найдется не одна золотая монета, и надеялась, что ты сдержишь слово.

Гарет все так же напряженно смотрел ей в глаза – лишь на миг его веки дрогнули. Он молча отпустил Анжелику, отвернулся, встал и протянул ей руку.

Анжелика приняла его помощь и была захвачена врасплох, когда сильная ладонь легла ей на затылок и заставила коснуться губами его губ. Они были горячими и нежными.

Внезапно Гарет прервал поцелуй и хрипло прошептал:

– Анжелика, это стоило золотой монеты. Стоило – до самого последнего пенни.

И опять он удивил Анжелику, подхватив ее и увлекая в пруд. Дойдя до того места, где вода коснулась ее грудей, он резко остановился. Анжелика растерянно заглянула в его застывшее лицо.

– Стой, Анжелика, – и он снова припал к ней в поцелуе. Темные глаза загорелись, когда он прошептал: – Да, предложенные тобой услуги намного превосходят назначенную цену…

Поддерживая ее за талию, Гарет осторожно коснулся рукой гладких бедер, старательно смывая с них алую метку. Ее ресницы затрепетали, дыхание стало учащенным.

Не в силах противостоять снова запылавшему в груди огню желания, Анжелика отдалась во власть волшебного океана любви. Она погружалась в него целиком, безропотно, она тонула в нем и сливалась в одно целое с разбуженным к жизни водоворотом страстей гораздо полнее, чем раньше с холодной прозрачной водой. Девственное, не знавшее мужских рук тело готово было разорваться на части от острых, удивительных ощущений. Она таяла в его руках, она становилась податливой как воск. Анжелике было невдомек, насколько эта игра страстей захватила самого Гарета.

Он с трудом оторвался от ее губ и промолвил, любуясь отрешенным лицом:

– Я не могу насытиться тобою, милая… Задержавшись на миг, чтобы сполна насладиться ощущением полного, безраздельного обладания, он заглянул ей в глаза. Серый безжизненный лед в их глубине растаял, он превратился в серебристый бархат, манящий, моливший о новом чуде. И Гарет с радостью откликнулся на эту мольбу и погрузился в этот страстный взор так же, как погружался в ее тело.

Задыхаясь, она зажмурилась и приникла к нему всем телом – как вдруг Гарет остановился. Хриплый, настойчивый шепот заставил ее вновь распахнуть глаза.

– Анжелика, посмотри на меня! Назови мое имя, милая!

– Гарет… – одними губами выдохнула она, не отводя взгляда. – Гарет, что ты…

– Скажи, что хочешь меня, Анжелика!

– Гарет… пожалуйста…

– Скажи!

Сердце билось так, что захватывало дух, и она не выдержала:

– Я хочу тебя, Гарет…

– Повтори еще раз!

– Я хочу тебя, Гарет…

Он низко застонал и рванулся вперед, рванулся изо всех сил, и в следующий миг неистовость разрядки ослепила их обоих, сплетя воедино два тела, достигших предела блаженства.

Гарет не сразу пришел в себя. Бережно прижав к себе легкое тело, он поспешил на берег, где снова уложил Анжелику на покинутую недавно подстилку и прикрыл краем влажной ткани. А потом осторожно улегся рядом, следя, как приподнимаются пушистые ресницы, как маленькая рука машинальным движением пытается отвести с лица мокрые волосы. Он тихонько вложил в мягкую ладошку два золотых и сжал тонкие пальцы.

Анжелика испуганно вскрикнула, как будто холод металла пронзил ее до самого сердца. Глаза Гарета превратились в два бездонных колодца, и невозможно было прочесть, что таится в их черной глубине. Наконец он нашел в себе силы прошептать.

– Здесь два золотых, Анжелика. Двойная плата. Анжелика все так же ошеломленно смотрела ему в глаза, чувствуя, как леденеет все внутри. Ее пальцы сжали монеты.