Девочка, которую нельзя. Книга 3

Глава 17

Это был Игнат – я не сомневалась. И первое время каждую минуту ждала весточки: звонка ли, письма ли. Да хоть почтового голубя! Но не было ничего. Меня раздирало рассказать о встрече в аэропорту Сергею, или потребовать у Дока объяснений… но что-то держало. Какой-то необъяснимый страх навредить Игнату, что ли.

Время шло, ожидание затягивалось и вместе с этим нарастало разочарование. Становилось понятно, что все эти страхи «навредить» – не более, чем попытка найти Игнату оправдание. Мол, служит, мол, под прикрытием. А то, что никто из своих не в курсе – то просто так надо. Но кому надо, если все эти «свои» – и есть часть его службы?!

Нет, дело конечно не в этом, а в той женщине и ребёнке. И дальше я уже не рассказывала Сергею, потому что мне было стыдно признаваться вот в такой банальной брошенности тем, кого так долго и одержимо ждала.

Круг за кругом гоняла в голове события трёхлетней давности. Снова и снова возвращалась к тем переживаниям, когда ожидание было ещё не таким долгим, и казалось, что не этот, так новый день обязательно принесёт чудо долгожданной встречи. Как перебирала тогда все варианты, гадала – предал-не предал. То отчаянно скучала, то до глубины души ненавидела… Но всё равно ждала.

Всё это вернулось теперь. Только перед глазами стоял уже не сам Игнат, сильный и бесстрашный герой – МОЙ герой! – а Игнат-чужак, заботливый семьянин в щегольском пальтишке, с ребёнком на руках.

Как же мне было больно и обидно! Как хотелось рубануть с плеча, просто перечеркнуть всю эту эпопею, послать к чёрту не только Гордеева, но и вообще всё – и Коломойца, и Дока, и даже проклятые перья на спине, отдавшись новомодному чуду лазерной шлифовки… Но куда было девать глазищи Мирошки, которыми на меня смотрело такое странное, но такое счастливое прошлое с его отцом? Да что там прошлое – его глазами на меня смотрел сам Игнат!

Для Мирона «папа» был неким полуреальным образом, защищающим своего сыночка откуда-то издалека, где мы никак не сможем побывать, но откуда, победив всех врагов, папа однажды вернётся сам. И может, я действительно была не права, когда с самых пелёнок начала рассказывать ему эти сказки, может, мне действительно стоило прислушаться к Доку, считавшему, что так я только ломаю представление ребёнка об отце в целом, превращая папу в мифического персонажа и формируя в детской психике «точки напряжения»… Но мне было так важно, чтобы не сбылись прогнозы Сергея о том, что однажды Мирон назовёт отцом его! Я не могла этого допустить, у меня нутро переворачивалось при мысли об этом! И я ждала, я верила, я передавала эту веру сыну! А Игнат…

Интересно, кто у него? Судя по цветам одежды – тоже сын. Примерно годик. И он так доверчиво, так радостно тянулся к нему, а Игнат так ловко и бережно принимал его на руки!

Нет, это больше не поддавалось контролю. Разум не принимал больше доводов про то, что всё не так, как кажется, про секретные задания под прикрытием и необходимость нового витка ожиданий. Я просто устала. Теперь, зная наверняка, что Игнат жив, я капризно хотела либо здесь и сейчас, либо вообще никак – только бы не думать о том, что он сейчас обнимает другую, и она счастлива с ним. Счастлива простым женским счастьем. Моим счастьем!

Это слишком больно.

Я перестала рассказывать такие любимые Мироном истории про сказочного папу на ночь, а он вдруг стал требовать именно их, отказываясь слушать что-то другое. Я снова начала приглядываться к Коломойцу, как к самой лёгкой и удобной добыче для забытья, а он уже недоверчиво держал дистанцию, и я понимала, что либо этот новый заход закончится ЗАГСом, либо будет финалом нашей дружбы вообще. И не могла решиться.

Так и тянулось – ни то, ни сё. Впору начинать приглядывать первого котика для будущего кошатника.

К концу мая боль и растерянность не то, чтобы прошли, но стали не такими острыми – так теряет накал давний ночной кошмар, оставаясь в памяти неясным ощущением пустоты и тревоги. Только вот в настоящих снах я до сих пор с завидной регулярностью видела тот день, аэропорт и Игната. Иногда эти сны были добрыми – Игнат меня узнавал, и встреча была долгожданной и радостной. И так мне хорошо становилось… Пока пробуждение не приносило усталость и тоску.

Но иногда и сами сны были тяжёлыми, будто доверху залитыми чёрным свинцом: я узнавала, что Игнат давно живёт своей жизнью, и мы с Мироном ему просто не нужны. Или это оказывался вовсе не Игнат, а тот, очень похожий на него Магницкий, который сообщал мне, что настоящий Игнат давно уже мёртв. А иногда мне снился целый триллер о том, как своим глупым окликом я засветила Игната перед кем-то очень опасным… И были сумасшедшие забеги по коробам вентиляции, служебным лестницам и подземным парковкам. Перестрелки и какие-то люди, почему-то в нацистской форме. А в следующий момент я вдруг вспоминала, что Мирон остался в зале ожидания… и сон превращался в реальный кошмар с самыми настоящими испариной и рыданиями. Зато пробуждение приносило хоть небольшое, но облегчение.

Реальная жизнь тоже не особо радовала, давила ощущением возможной войны и болью людских потерь с обеих сторон. Злостью на Западных кукловодов в белых пальто с кровавыми рукавами.

Однажды утром ужаснула короткая, будто случайно промелькнувшая в СМИ новость о том, что на территории соседнего государства обнаружена и захвачена биолаборатория, в которой Соединённые Штаты проводили опыты на добровольцах.

Добровольцах, ну да. Конечно!

Вспомнилась гора, подземная тюрьма, безысходность и женщина, что, вцепившись в решётку, не моргая смотрит туда, куда увели её ребёнка…

…А вдруг захват этой лаборатории – тоже работа Игната?

Нет! Нет. Решительно запретила себе снова возвращаться ко всем этим «а вдруг» и «если», за которыми маячили лишь новые разочарования. Хотел бы – давно бы дал о себе знать. Не дал – значит, не хочет.

А тут ещё Коломоец – стал напряжённым и замкнутым. Реже появлялся, а появившись, чаще задумчиво молчал. Я пытала в чём дело, он отшучивался. А однажды выдал вдруг:

– Возможно скоро мне придётся уехать.

– Как? – отчего-то испугалась я. – Куда?

А он просто поднял на меня взгляд и кивнул.

Мне стало жутко. Я настолько привыкла что он рядом, настолько приросла к нему самому́ – словно к родному брату, что представить его там оказалось тяжелее, чем даже понимать масштабы происходящего в принципе. Тем более, что Серёга мне почему-то неизменно представлялся в окопе с автоматом наперевес, хотя умом я и понимала, что для таких «особенных», как он, и работа наверняка тоже какая-то «особенная». Но всё равно призрак очередной утраты страшил.

И я вдруг снова увидела в Серёге не друга, а мужчину. Достаточно зрелого, красивого, умного, но, по какой-то странной причине, не нашедшего своего счастья. Долго прислушивалась к этому ощущению, присматривалась – не влюблённость ли наконец пожаловала? Но нет, больше походило на жалость. А поэтому я и спросила напрямую:

– Не понимаю, почему у тебя так всё сложно на личном фронте?

Сергей, как обычно, попытался соскочить:

– Грешки прошлого тянут.

– Да ладно! Неужели ты совратил девственницу и бросил её, узнав, что она беременна тройней?

Он улыбнулся:

– У нас с ней даже ничего не было. Ну кроме парочки поцелуев. Но всё равно я её в каком-то смысле предал, да.

– В каком-то смысле? То есть, предал, но это не точно? Интерес-с-сно… И когда же это случилось?

– Давно. Лет семь назад. Я тогда только академию МВД закончил.

Я зависла. Он рассмеялся:

– Ну говорю же, там мутная история, с наскоку не поймёшь, а ворошить не хочется.

– Почему?

– Слав…

– Нет, ну интересно же!

– Потому что я поступил как говнюк. Этого достаточно?

Мирошка, вдруг захныкал, швыряя игрушки, капризно требуя сам не знамо чего.

– Такс, похоже, кое-кому пора спать, – глянув на часы, решила я. – Иначе потом часов в шесть вечера заснёт, а ночью куролесить будет.

– Я тогда пошёл, – поднялся Сергей.

– Нет, подожди, он сейчас быстро отрубится.

Мирон действительно заснул без проблем – он вообще любил дневной сон, и я, осторожно выйдя из спальни, плотно прикрыла за собой дверь. Сергей обнаружился на кухне.

– Чай, борщ? – предложила я.

– Да нет, ничего. Я, пожалуй, и правда пойду.

– Сливаешься? Боишься, что все твои секретики выведаю?

– Пфф. Попробуй!

– Ты любил её?

Теперь уже завис Сергей. Казалось бы – простой вопрос, да и времени прошло много, а пауза всё равно вышла на редкость красноречивой. И я не выдержала, по-сестрински приобняла его, взлохматила чуб:

– Да ладно, рассказывай. Вот увидишь, выговоришься и легче станет. Семь, блин, лет, пару раз всего целовались… Она либо ведьма, либо тебя замкнуло на ровном месте. И надо просто отомкнуть.

И следующие часа полтора он рассказывал. История действительно была нереально романтичная, местами по-юношески драматичная и полная максимализма. Но главное – она действительно до сих пор триггерила Серёгу, этого довольного жизнью мажора-переростка, любимчика женщин и холостого гуляку.

– Мне кажется, ты драматизируешь, – выслушав, честно призналась я. – Это ведь был её выбор, причём здесь ты?

– Ей было восемнадцать, ему пятьдесят два, и она его ненавидела. Но всё равно согласилась. Всё ещё думаешь, что я драматизирую?

– Хотел бы увидеть её сейчас?

– Не знаю, – задумался Сергей. – Наверное да. Только какой в этом смысл?

– Тогда загадай эту встречу на падающую звезду. Я верю, что сбывается, а Игнат говорил, что никогда. А по факту, ты отпустишь желание на волю судьбы. Да – значит да. Нет – значит нет. Просто загадай, и начни уже просто жить, здесь и сейчас.

– Кто бы говорил!

– А я потому и говорю, что понимаю, о чём.

Повисла недолгая, но какая-то напряжённая пауза.

– Знаешь, а я ведь не просто так к тебе подкатывал, – признался вдруг Сергей. – Ты чем-то напоминаешь мне ту девчонку. Не внешне, а как бы сам образ… Не знаю. Мне кажется, с тобой бы и могло получиться, просто потому что ты мне близка как… Ну как…

– Как сестра? – улыбнулась я. – Прекрасно! Ну и как ты себе это представляешь, если ты мне как брат, а я тебе как сестра?

Он пожал плечами:

– Поначалу, может, и непривычно было бы, но, главное, сделать первый шаг.

– То есть, переспать, а там как пойдёт?

Сергей отвёл взгляд, поиграл желваками.

– Я лучше пойду.

Неожиданно остро чувствуя, что вот прямо сейчас ко всем чертям рушится как наша «недолюбовь», так и «передружба», в неловком молчании проводила его в коридор.

Остановить или нет? Сделать уже этот злосчастный «первый шаг» пересилив наконец себя? Просто поцеловать на прощание не в щёку… Просто позволить не в щёку поцеловать себя. Позволить обнять себя не по-дружески. И вовсе не по-сестрински обнять в ответ…

Но не смогла. Так и простояла с опущенным взглядом и, дежурно чмокнув на прощание, закрыла за ним дверь.

Ну почему же я такая дура? Ну ведь он прав, и мы настолько близкие люди, что фактически стали друг для друга единственным вариантом. Единственным нестрашным и безболезненным при любом раскладе. И уж лучше пусть это будет Серёга, чем какой-то совершенно чужой мужик, у которого хрен знает что за душой.

Увидела забытую Серёгой бейсболку, машинально взяла, повертела в руках. Тоже весь в раздрае ушёл. А я просто трусиха, хотя когда-то ведь была огонь-девка. Неужели старею? Рановато. Да и Игнат завещал мне крылья для того, чтобы жить дальше, назло любому пеплу. А поэтому, когда Серёга обнаружит пропажу и вернётся за ней, я просто приглашу его остаться и…

Звонок в дверь заставил вздрогнуть и тут же ругнуться на болвана – знает же, что Мирон спит! Рванула, не глядя, дверь… А на пороге стоял не Коломоец.