Девочка, которую нельзя. Книга 3

Глава 9

На пороге стоял Коломоец. А я… Я почему-то даже не удивилась, лишь схватила его за рукав и заволокла в квартиру.

– Я знала! – тыча пальцем в его мощную грудь, едва не плясала я от восторга, в то время как Сергей явно чувствовал себя не очень-то. – Я знала! Знала! Ну и где он сам?

– Кто?

– Ой, не прикидывайся! – Треснуть его захотелось, вот честно! – Где Гордеев?

Распирало так, что аж голова кружилась. Дикая, пьянящая радость скорой встречи и в тоже время горькая обида. И ажиотаж, и самонадеянная решимость «показать этому гаду»… Вот заявится, а я включу игнор, и пусть тогда пыжится! Пусть добьётся для начала права хотя бы просто заговорить со мной! Да его в упор видеть не буду! А ещё, пусть помучается вопросиком, а чей же ребёнок! И пусть…

Звонок в дверь. Сердце обдало кипятком, устрашающе ослабли колени – не рухнуть бы! И все эти глупости про вынос мозга мгновенно испарились, осталось лишь бурлящее в крови сумасшедшее волнение. Я ведь всё это время чувствовала, я ведь знала, что он где-то рядом…

– Ну наконец-то! – всплеснул руками Роман. – Я обзвонился тебе, Слав! Ну можно было хотя бы сообщение кинуть, как ты? Я же волнуюсь, ну!

Глядя на него с каким-то заторможенным недоумением, я машинально шагнула вглубь квартиры. И Роман охотно зашёл следом, но, едва увидев Коломойца, замер в недоумении. А я очнулась.

– Э-ээ… Можно тебя на пару слов?

Буквально вытолкнув его обратно в подъезд, закрыла за собой дверь, прижала ладони к пылающим щекам. Но тут же поняв, как предательски дрожат руки, сцепила их на груди.

– Ром, ты извини, но… Понимаешь… Понимаешь, мы… Ну то есть, нам с тобой…

Я всё мямлила, пытаясь подобрать слова, а он вдруг нервно рассмеялся.

– Это он, да? Он? – Его щёки пошли возмущёнными пятнами, некрасивой ниткой искривился рот. – Заявился всё-таки?

И всё вдруг стало так очевидно! Это не мой мужчина, смешно было даже думать об этом. Не зажигает, не тянет, не отзывается в сердце. И даже наоборот, сковывает явным ожиданием взаимности. Взаимности, которой нет и быть не может. А страх сказать ему это прямо… это же просто жалость. Жалость и банальное опасение упустить синицу в руках.

– Да, он, – соврала, не моргнув и глазом, но чувствуя вдруг, как легко стало плечам, словно с них свалилась гора! – Вернулся, раскаялся.

– И ты ему веришь? После того как он с самого начала тебя бросил? То есть, всё это время ему не нужна была ни ты, ни ребёнок, а теперь… – Возмущённо взмахнул руками. – Очнись, Слав!

– Да, я ему верю. И, Ром… не приходи больше, пожалуйста. У нас всё равно ничего не получится. Извини…

Сергей обнаружился уже в комнате – со своим неизменно аристократичным видом сидел в кресле и сиротливо пялился в неработающий телек. Я упёрла руки в бока, рассматривая его холёную наглую морду. Как же всё внутри ликовало! Возбуждённый мандраж пробирал аж до костей! Да что там, я едва держалась, чтобы не кинуться этому гадкому мажору на шею!

Малыш, почуяв гормональный вброс, беспокойно толкнулся под ребро, и я выдохнула, напустила на себя небрежной строгости.

– Так, ладно… Ну и где он сам?

Сергей сокрушённо вздохнул:

– Я не знаю, Слав. Клянусь, не знаю! Я вообще пришёл просто проведать как ты.

– Просто? – Ага! Ищи дуру! Так я и поверила! – Ну-ну. А с чего вдруг? Больше полгода ни слуху ни духу, и тут на тебе! Рак на горе свистнул? Или жареный петух клюнул?

Сергей озадаченно, словно не понимая, что отвечать, молчал. Ну точно Гордеев прислал. И меня вдруг осенило! Ну конечно, таких случайных совпадений просто не бывает! Притащила из кухни стакан с вырезанной из меня штуковиной, торжествующе сунула Серёге под нос:

– Не это потеряли, случайно?

Он ещё немного помялся… И во всём признался. Что Игната в последний раз видел ещё тогда, на квартире, когда они с ним едва не подрались. Что и самого его ещё в январе перевели вдруг в «спящий режим», то есть, как бы в запас – жить обычной гражданской жизнью, но быть готовым в любой момент вернуться в строй. И ждать такого момента можно годами и даже десятилетиями – обычные агентурные штучки, тут уж ничего не попишешь.

Однако в первых числах марта с ним на связь неожиданно вышел человек с поручением «приглядывать за объектом» На глаза не показываться, а в дела вмешиваться только в одном случае: если объекту угрожает реальная опасность.

– Ты по больницам последние дни моталась, – пояснил он, – я навёл справки, мне сказали, операция по удалению опухоли была. Я подумал, вдруг что-то серьёзное? Может, реально помочь надо? И всё. Никто меня приезжать не просил. Наоборот, я как бы даже нарушил.

Я смотрела на него, и не могла понять, что чувствую – такая жуткая это была смесь остатков дикой радости, недоверия и разочарования.

– А это тогда что? – заторможенно подняла стакан. – Это Игнат в меня вставил, больше некому!

– Я точно не знаю, что это, Слав. Возможно что-то вроде маячка. Но в любом случае, я не думаю, что его обнаружение было запланировано. Поэтому будет лучше, если я его заберу.

– Ну уж нет! Не отдам! Игнат ставил, вот пусть он за ним и приходит!

– Это может быть опасно для тебя, Слав. Я имею в виду, что угрозой раскрытия технологий занимается другой отдел, и у них там свои предписания. Лучше не рисковать, серьёзно. За то время, что я за тобой приглядываю, тобой ни одна собака не заинтересовалась, вот пусть так и остаётся.

Прозвучало двояко, мы оба это поняли, а Серёга даже смутился:

– Ну то есть, не в смысле личной жизни не заинтересовался, а так, вообще. Никто от криминала.

– Угу. И от конторы вашей тоже, да?

– Да. – Непреклонный, как партизан. Но не может такого быть, что он тут случайно! Не может!

Присела перед ним на корточки, умоляюще схватила за руку.

– Серёж, пожалуйста, ну скажи правду… Это ОН тебя прислал? – Горло перехватило. – Ну пожалуйста… Просто скажи! Я буду молчать. Я… Да я вообще буду делать вид, что тебя тут и не было, и хрень эту тебе отдам… На, бери! – сунула ему стакан, сжала пальцы на его кисти. – Он? ОН, Серёж?

Коломоец помолчал, глядя строго в стакан, словно опасаясь поднимать на меня взгляд… И всё-таки поднял.

– Нет, Слав. Правда, нет. Я не видел его с того раза прошлой осенью, а с января не видел и никого из наших. И даже когда получил задание приглядывать за объектом и думать не думал, что им окажешься ты.

Долго смотрели друг другу в глаза, и я чувствовала, как темнеет в моих. Нет, ну что за бред… Не может так быть. Не должно так! Я же знаю, я же чувствовала, что он где-то рядом, я же взгляд его чувствовала… Ну нет, нет, нет!

Вскочила с корточек. В пояснице резкой болью отозвался шов – совсем про него забыла, да ну и к чёрту его! Лишь машинально приложила к повязке руку и, морщась, попятилась. В груди разверзалась такая пропасть отрицания, что никакая физическая боль не сравнится.

– Ты врёшь. Врёшь! И ты, и он, и все вы… Вы… Вы все…

Видимо было в моём лице что-то такое, что Сергей начал привставать.

– Ну и не надо! Ну и к чёрту вас всех! Иди, и скажи ему… Скажи ему… – задохнулась от внезапно прорвавшего рыдания. – Оставьте меня все! Оставьте и…

Всё поплыло перед глазами. Я попыталась удержаться за стену, словно в тумане удивляясь, что моя ладонь оставила на ней кровавый след, и…

Следующий раз очнулась на руках бегущего вниз по подъездной лестнице Сергея. Его лицо тоже было измазано в крови.

– Что случилось…

– Всё будет нормально, ты главное не волнуйся, Слав! Сейчас в два счёта до больницы, а там… – Увещевал он, но в глазах было столько тревоги, что я только ещё больше испугалась… И снова вырубилась.

Очнулась, правда, почти сразу. И уже на заднем сиденье в его машине, убедилась, что это не кровотечение. Ну то есть, оно, конечно, но не то. Просто разошёлся и нещадно кровил шов, а вот по-женски всё было нормально, о чём я и сообщила Коломойцу. А он… запрокинул голову и завыл по-волчьи от облегчения. И мне вдруг тоже стало легче. Я даже улыбнулась. Коломоец, это конечно не Игнат… но и я больше не одна.

С тех пор он стал «приглядывать за объектом» в открытую. Ну а чего теперь-то. Тем более, что и на горизонте так и не возник никто, кто мог бы погрозить ему пальцем за нарушение инструкций. Словно никого и не было. Вообще.

А ведь я ждала. Я всё равно ждала, с каждым днём всё больше теряя терпение и всё сильнее загоняя себя в тоску. Выносила Серёге мозг: то допросами с пристрастием, в который раз пытаясь уличить его во лжи, то полным игнором, сутками, не подходя к телефону и не открывая дверь. А то неожиданными шуточками, вроде:

– Передай Гордееву, что если он, гад, не появится, то я, назло ему, выйду замуж за Ромку! И ребёнка на него запишу! И отчество с фамилией чужие дам, и будет он отцом чужого дядьку называть! Ну чего ты смотришь на меня, как на икону? Эй, аллё, Серёж, ты меня вообще слышишь? Передай своему Гордееву, что последний шанс у него…

Сергей отводил взгляд и растерянно улыбался. Ему вообще доставалось от меня в ту пору. Весь мой нерастраченный беременный психоз, всё личное отчаяние и боль – всё сыпалось на его голову. Не говоря уж о переклейке обоев и хождений по магазинам в поиске очередной едва ли не оптовой партии самых лучших ползунков и распашонок. Кроватки-коляски, соски-бутылочки. И в промежутках между этим – Гордеев. И опять Гордеев. И снова он, гад… А Сергей лишь вздыхал и терпел.

В двадцатых числах ноября я родила здорового, крикливого, трёх-с-половиной килограммового сына. Смотрела на него… и ревела. Врачи говорили – глупая, молоко пропадёт! А я всё равно не могла избавиться от горького разочарования – Игнат так и не появился. А я ведь в подробностях придумала себе, как это случится непременно до родов, как он будет первым, кому я позвоню, гордая и счастливая: «Мальчик!»

Но в итоге всё это досталось Серёге. Как и махания мне ручкой под окном палаты, и перепуганное: «Охренеть, а как его держать-то?» – словно на выписке, в обмен на букет, я вручила ему не ребёнка, а тикающую бобму.

Я назвала сына Мироном, и хотела добавить Игнатьевич Гордеев, но вмешался Сергей.

– Не надо, Слав. Серьёзно, я думаю это всё неспроста. Похоже, тебя капитально вывели из игры, однако то, что мне никто не дал отбой, возможно говорит о том, что рано расслабляться. Я не знаю. Но в любом случае, крайне глупо рисковать, ассоциируя и себя, и ребёнка с Гордеевым. Просто поверь.

Я брякнула ему что-то обидное и жестокое, вроде «завидуй молча», и даже пару дней не отвечала на звонки. Но послушалась. И, в качестве компенсации за своё идиотское поведение, дала Мирону отчество Сергеевич. Ну а почему нет-то?

Но при этом я всё равно одержимо ждала Игната. Невольно изводила себя, добавляя к бессонным ночам с Мироном ещё и слёзы в подушку. Говорят, есть такая штука – послеродовая депрессия. А у меня была затяжная послеГордеевская. И когда я иссохла на десятку, и стала ловить звёздочки при любой неосторожной попытке принять вертикальное положение, Серёга не выдержал, и заявился ко мне с… Доком.

Добрый доктор Айболит! Он под деревом сидит. Приходи к нему лечиться и корова, и волчица…

Вот только мой Айболит оказался ни фига не добреньким. И, нарушив очередной пакет своих дурацких инструкций, Коломоец привёл его лишь за одним – убедить меня жить дальше. Без ожидания чуда. Без надежды. Без Гордеева.

И Док, поначалу невольно притащив за собой новую волну надежды и обстоятельно рассказав, что чип, полностью утрачивая микрозаряд через два-три месяца после вживления, перестаёт посылать сигнал и необратимо приживается в тканях тела, но в моём случае беременность с её гормональной бурей и взбесившимся иммунитетом простимулировала отторжение чипа и поэтому бла-бла-бла… Так вот, за всеми этими отвлекающими беседами Док довольно быстро пришёл к выводу, что в моём случае нет ничего эффективнее правды. Жестокой, как и вся моя дурацкая жизнь, но всё-таки правды.

– Меня там не было, и мне, конечно, никто не докладывал, что точно там случилось… – Говорил аккуратно и неспеша, подбирая слова. – Знаю только, что это был обвал, и Игнат остался где-то там, в горе́. Мы долго надеялись, что ему удалось спастись в пещерах. Спасатели делали всё что могли, но в отсутствие карт тоннелей… Словом, – Док внимательно и добро посмотрел на меня сквозь круглые очки, – через полтора месяца поиски свернули.

– Нет… – сипло выдохнула я, – нет…

Док сжал мою руку. Его ладонь была тёплая и сухая, добрая, как и его голос, но я лишь продолжала мотать головой:

– Нет, нет, нет…

– Полтора месяца, это на самом деле очень много для той ситуации. Даже если кому-то и удалось выжить при обвале – без воды и еды столько всё равно не протянуть. И без воздуха.

– Нет, нет, не-е-е-ет!..

Добрый доктор Айболит с самого начала знал, что делает! У него даже были с собой укольчики, быстро и надёжно отключившие меня от эмоций. У него был и забавный стеклянный шарик на цепочке, и он раскачивал его перед поим носом, считая до десяти…

Конечно, я выкарабкалась. Спасибо Доку и Коломойцу. Но особенно Мирону. Я окунулась в заботу о сыне, ища и находя в этом успокоение и смысл жизни. И совершенно упуская из виду Сергея, который всё время был рядом. Пока однажды, спустя почти год, он сам не поднял эту тему.

Разговор этот был какой-то обыденный, словно мы с Серёгой уже пару лет женаты и тут решили обсудить ремонт в кухне. Он просто сказал как-то, дождавшись меня из детской, когда я уложила Мирона спать:

– Может, поженимся?

И я внезапно прозрела, одновременно поражаясь и собственной слепоте и очевидности происходящего – он не просто так, из дружбы терпит мои закидоны.

– Серёж, – осела я на стул, – я тебе очень благодарна, но… – Говорить это ему было куда труднее чем Роману. – Я не смогу. Я же… Ну ты же понимаешь…

– Что понимаю? Что скоро Мирон Сергеевич начнёт говорить и, о чудо, называть меня папой?

– Нет, он не будет! – почти выкрикнула я.

– А почему бы и нет, Слав? Пацан будет расти в нормальной полной семье, что плохого? Или просто я для тебя рожей не вышел?

– Не в тебе дело! Ты же понимаешь, что я тебе очень благодарна, мы с Мироном благодарны, и всё такое, но…

Сергей рассмеялся, но перебивать не стал, лишь с неприкрытой иронией уставился на меня, мол, говори-говори. Я осеклась, понимая, что говорю совсем не то, что хочу сказать.

– Просто я должна его дождаться.

– Кого Слав? Кого? Нет, я искренне тебе сочувствую, поверь, но всему же есть предел! Ты же там была. Ты же своими глазами видела то место, все эти ходы и переходы. Ну? Почти два года прошло. Кого ты ждёшь?

Я опустила взгляд. Сердце молотилось глухо и болезненно.

– Ну и что. Он уже однажды погибал. Все думали, что он мёртв. Всё! Даже моя мама. А он вернулся!

– Это другое, Слав.

– Нет, тоже самое!

– Нет другое. Там его взяли в плен, значит, шанс был. А здесь нету! И поэтому тебе надо просто жить дальше. Думаешь, Гордеев сам хотел бы чтобы ты всю жизнь ждала его у окошка? Очень сильно сомневаюсь. Скорее даже наоборот.

Я вздохнула.

– Лучше бы он не хотел бросать меня. Но он всегда знал, что когда-нибудь у меня будет всё, но без него. Он с самого начала собирался меня оставить, а значит, сейчас вполне может просто жить где-то… без меня. Но когда-нибудь всё равно вернётся, и тогда…

Сергей кивнул и поднялся.

– Ладно. Жди. Только я так больше не могу, Слав. Мне жить хочется, и я, между прочим, не деревянный, и с каждым днём всё сильнее привязываюсь к Мирону. И мне действительно кажется, у нас могла бы выйти хорошая стабильная семья.

– Семья без любви? – слабо парировала я. – Сомневаюсь, что так возможно. К тому же, у тебя же вроде была девушка?

– Была, ага. Целых четыре за последние полтора года. Но почему-то ни одна не захотела мириться с моей подружкой с грудным дитём, к которой я мчу по первому звонку в любое время суток.

Я прибито опустила голову. Боже, я ведь об этом даже не подумала…

– Блин, прости. Я больше так не буду, правда! Иди, живи. Серьёзно, я хочу, чтобы у тебя всё получилось.

Сергей вроде собрался что-то ответить… но так и не стал. Просто ушёл, оставив на полке в коридоре свой комплект ключей от моей квартиры.

И только когда он ушёл, я вдруг вспомнила, насколько одинока. И можно было бы позвонить ему прямо сейчас, или крикнуть в окно, или даже побежать следом… Но сердце не велело. Оно говорило – садись у окошка и жди ЕГО. Разум возмущался, сыпал образами сорокалетней неухоженной тётки-старой-девы-почти-девственницы и её тридцати котиков. И от этого стало так страшно…