Прошла еще одна неделя. Кира старалась задерживаться на работе до самой ночи, чтобы не встречаться с Яном. Теперь еще три раза в неделю ей приходилось ездить в другой конец города на занятия. Впрочем, было интересно, она познакомилась с множеством новых людей, среди них были состоятельные молодые мужчины. Так что, в общем, если зажмурить глаза и совсем забыть о Яне и Дэвиде, можно считать, что жизнь наладилась.
Однако по ночам эти двое приходили к ней во снах. Что им было надо, она не понимала, но они почему-то все время были вместе. Это стало похоже на наваждение: они все время друг другу мешали, толкались, перебивали, размахивали руками… Кира после этого просыпалась в холодном поту.
Нужно было срочно что-то решать, избавляться от одного из них. Но она не могла: Дэвид занимал все ее сердце целиком, не оставляя даже маленького кусочка другим. И она готова была любить его весь остаток дней, даже без взаимности. Как идола.
А Ян… а Ян занимал всю ее жизнь целиком… И тоже не оставлял никому кусочка! И вообще она очень злилась, когда задавала себе вопрос, что же все-таки испытывает к Яну: страсть, дружескую привязанность или… большое светлое родственное чувство? Ответа у нее не было!
Лео звонил постоянно, но она все время отклоняла его приглашения, и в конце концов он обиделся, заявив, что терпелив и готов ждать, когда она сама придет к нему. Она обрадовалась и тут же выбросила его из памяти. Ей бы разобраться с двумя мужчинами, куда еще третий!
Впрочем, третий как раз был. В последнее время на ее голову навязался этот преподаватель по взаимозачетам с банками, который подвозил ее на ту памятную презентацию. Его звали Вальтер, и лицом он немного напоминал Дэвида. Собственно, только последнее обстоятельство и вынуждало Киру терпеть навязчивое внимание этого субъекта. Ему повезло: как раз в ближайшие полтора месяца по плану шли его лекции, а потом — зачет и аттестация. То есть до середины ноября Кира была обречена. Зачет же нужно сдавать!
Он откровенно «клеил» ее после занятий и непременно подвозил на работу в своей машине. Это создавало только лишние неудобства: на метро было бы быстрее и пробок меньше! Но зато его общество бодрило ее, ибо Вальтер был первым мужчиной, с которым в течение трех дней, словно о погоде, она говорила на темы секса, взаимоотношений полов и любви.
При этом он ни разу не попытался поцеловать ее даже в щеку. Они говорили обо всем «этаком», при упоминании чего обычно краснеют уши, а Кира едва запомнила, как его зовут. Он тоже не знал о ней ничего, кроме главного: Кире нравятся брюнеты с небольшой щетиной, которые умело и не очень нежно целуются и любят утренний секс.
А еще у него были такие же седоватые виски, как у Дэвида, и за это она готова была простить ему все!
Тем временем домашняя обстановка оставляла желать лучшего. Ян пропадал на телевидении до утра, возвращался в пять, когда она спала, и таким образом они совсем не пересекались. Но еду он все равно исправно готовил, и частенько, придя с работы вечером, Кира обнаруживала оставленный для нее салатик в холодильнике или жаркое в микроволновке. Судя по всему, Ян полностью перешел на ночной образ жизни, потому что из дома выходил в шесть-семь вечера. Чтобы не видеться с ней.
Дэвид не звонил. Сама она тоже не могла придумать повода, чтобы пригласить его на свидание. Так часто бывает: если человек нам безразличен, мы легче сходимся с ним. А стоит только влюбиться, тут же начинаешь взвешивать каждый шаг. А уж лишний раз позвонить, чтобы поболтать, просто не хватает духу!
На выходные им с Яном все-таки пришлось нарушить молчание, соблюдавшееся ровно неделю, с прошлой субботы. Кира как раз прикидывала, куда можно будет поставить стиральную машину, которую она собиралась купить. Ей надоело пользоваться прачечной.
Ян осторожно кашлянул за ее спиной.
— Надеюсь, ты не собираешься перепланировать ванную?
— Нет.
— А что же?
— Машинку привезти. Прачечная — за два квартала.
— У-у. Тебе помочь? — Казалось, он думал совсем не об этом. Или просто посмеивался над ней.
— Не вижу ничего веселого. Мне нужна машинка.
— А как ты потом повезешь ее домой?
— Я не повезу ее домой. Оставлю здесь, кому-нибудь пригодится.
— Ты щедрая.
— Ну сделала же тетя в этой квартире ремонт? А сама уехала. А мы тут живем. И на моей машинке кто-то будет стирать. Я не вижу, о чем тут жалеть.
— Да я шучу. Делай, что хочешь. — Ян смотрел на нее как-то очень светло и нежно. Как мать на ребенка.
Она встала с колен, на которых осматривала пространство под ванной, где надо было бы проводить шланг. Некоторое время оба молчали, пристально глядя друг другу в глаза. У Киры чуть-чуть сбилось дыхание, и она попыталась отвести глаза, но Ян успел это заметить.
— Что с тобой? Я тебя так сильно волную, когда стою рядом?
— Да.
Кира не стала лукавить: она хотела его. Да, она всегда хотела его, как только оказывалась рядом. Он ее — тоже. Но этого делать нельзя!!!
— Ян, наверное, нам надо поговорить. Я же обещала.
— Как хочешь.
Как же быть? Как же быть? — стучало в ее голове. Что делать? Руки так и просят обнять его! Вот он стоит рядом и ждет ее поцелуя. Он имеет на это право: она подала ему надежду. А что же ему сказать? Что она очень сильно, душераздирающе хочет его каждую ночь? Но думает все равно о Дэвиде!
Ян сам решил ее дилемму: он шагнул к ней, пришпилил к стене и начал целовать без всяких вступлений. Она не стала сопротивляться. И вовсе это не от голода! — поняла вдруг она. Это просто Ян. Ян — такой. И ей надо радоваться, что он выбрал ее… Господи, ну почему?! Почему она не может влюбиться в него, вместо Дэвида?!!
Кира слабенько застонала от этой печальной мысли. Ян понял ее по-своему. Он зарычал в ответ, расстегнул верхнюю пуговицу ее рубахи и перешел к шее. Этого она боялась больше всего. Если он доберется до груди — дело пропало. Тогда она согласится на все на свете, и образ Дэвида снова распадется на мелкие куски калейдоскопа. А может — к лучшему?
— Ян… Ян… Ян… подожди!
— Мы с тобой еще не пробовали в душе. Это — лучше всего на свете! Кира…
— Ян, не надо. Господи, ну помоги мне остановиться! Ян… Я не могу.
— Почему? — Но он уже снял рубашку с ее плеч и целовал ее грудь.
— О-о-о! Ян… — Голос ее стал седой и низкий. Как тогда, ночью. — Пожалуйста, Ян!!! Я не хочу!
— Хочешь! — сказал он, раздирая остальные пуговицы на ее рубахе.
— Хочу! Но не буду!!!
— Будешь. — Он еще сильней прижал ее к стенке. Выхода практически не было.
— Не буду. Не буду! Не буду!!!
Он немного опешил:
— Ну я же вижу, ты вся дрожишь, ты готова взорваться! Кира, почему? Иди ко мне… Иди, девочка моя…
Из последних сил, дрожащим голосом, четко выговаривая каждое слово, сказала:
— Ян. Я очень. Сильно. Люблю. Другого человека. Поэтому и не буду.
Ян замер, не выпуская ее из рук. Его лицо не изменилось, просто очень сильно побледнело.
— Другого человека? — повторил он как эхо.
— Да. А Ты… Тебя я просто хочу. Но не могу… Ой, Ян, прости! Что я такое говорю… Прости!
Он закрыл глаза и пошатнулся.
— Ян, прости меня! Ян! Но я должна была тебе об этом сказать! Я не хочу врать тебе!
— Да-да. Я понял.
— Ян, пожалуйста…
— Да, ты имеешь на это право. Все имеют на это право.
— Ян! — Кира начала плакать.
Но он больше не смотрел на нее. Он вышел в коридор, схватил куртку и ушел, хлопнув дверью так, что со стены свалилось зеркало и разбилось об пол.
— Кира! Бог ты мой! Какой приятный сюрприз! — Эльза выросла перед ней, заслонив двухэтажный ряд стиральных машинок и притянула за рукав Дэвида. — Дорогой, посмотри, кто нам встретился!
— Здравствуйте.
«Дорогой» был несколько сконфужен:
— О, Кира, а я как раз собирался вам позвонить. Наши друзья в четверг отбывают. Мы хотели собраться в среду, поужинать на прощание. Да, Эльза? Кажется, в среду?
— Ах, да. Вы мне говорили. — Лицо Киры словно парализовало: не двигался ни один мускул, кроме самых основных. Она даже боялась поднять на него глаза. Зачем он тут с Эльзой? Да еще и в субботу. Впрочем, обращение «дорогой» — отвечает сразу на все вопросы.
— А ты покупаешь машинку?
— Да.
— А до этого у тебя не было?
— Была, но дома, — сумрачно отвечала Кира, разглядывая ассортимент.
— А дома — это где? — не отставала Эльза.
Дэвид шел рядом и вежливо улыбался. От всего этого Кире становилось чудовищно тоскливо.
— Не важно. А какими судьбами вы тут оказались? — через силу проговорила она.
— А! — Эльза прижалась щекой к рукаву своего водителя и нежно прощебетала: — Просто я живу недалеко, милочка. А Дэвид меня… меня… немного сегодня выгуливает. Ха-ха-ха! На самом деле я выбирала фен.
Кира пожала плечами, отвечая скорее на собственные мысли, чем на реплику Эльзы. Интересно, а в прошлую субботу, в десять утра Дэвид оказался в этом районе по той же причине, что и сегодня? Он отвел глаза, словно прочитав ее мысли.
— Ну что ж, замечательно! — проговорила Кира с трудом. — Значит, мы — соседи.
— Бывшие, — поправила ее Эльза. — Почти бывшие.
Но Кира думала о своем другом соседе, и сердце ее сжалось. Ей захотелось к Яну: расплакаться у него на груди и рассказать, что она безнадежно любит Дэвида и что перед ним самим ей чудовищно стыдно. Ей было тяжело. Очень тяжело. Сердца не хватало, чтобы все это вместить и пережить.
— Молодой человек! Я беру вот эту машинку!
…Яблоки, яблоки. Снова с ней случились яблоки. Снова она не может отличить добро от зла, плохое от хорошего и путается в людях. Она уехала в Америку, чтобы помочь себе поставить точку в прежней жизни. Казалось, что поставила…
А теперь снова вернулась на вокзальную площадь с тяжелой сумкой: тащить тяжело, а выбросить невозможно. Нет, конечно, все возможно. Только, как и тогда, у нее почему-то не получается. Словно сумка приклеена к ее рукам волшебной силой, и как бы она ни хотела освободиться — ничего не выйдет раньше назначенного срока. Эта сумка — Дэвид и Ян. Это — ее крест.
Кира сидела под зонтом прямо на широкой лестнице, ведущей к гипермаркету, и мимо нее проходили люди. На улице начинался вечер, а с неба капал мелкий дождик. Она ждала машину для доставки. Дэвид и Эльза потерялись в магазине, когда она расплачивалась за покупку.
Кира вздохнула и усмехнулась: теперь ей все понятно. Дэвид страдает тем же, чем и она: он спит с одной, а любит другую. Интересно, а его брату, у которого он отбил девушку, было каково? А что чувствовала эта самая девушка? Все настолько сложно, и никого нельзя ни в чем обвинять! Только почему так тяжко на сердце? И почему такое чудовищное чувство вины перед Яном? А может, он… А может, он полюбил ее?
Кира мотнула головой, отгоняя эту нелепую мысль. Ян не мог в нее влюбиться! Он такой заметный, так избалован вниманием женщин, а она — совсем не красавица. Просто он к ней привык. И любовью заниматься им было, в общем-то, приятно. Даже очень приятно. Даже более того…
Она заставила себя прогнать провокационные мысли, от которых в организме появилось странное беспокойство. Нет-нет-нет. Она не хочет Яна и вовсе он ей не интересен! И вообще…
— Кира, что вы тут делаете?
Дэвид вырос перед ней, заслонив свет фонаря, а из-за его спины во все стороны расходились лучи… Неосознанно она растянула губы в блаженной улыбке, глядя на него, словно на икону:
— Что вы там увидели? — Он оглянулся.
— Нет. Я, это… Машину жду.
— Чью?
— Свою. То есть доставку.
— Давайте я отвезу.
— Отвезете?
— Здесь же недалеко, как я понял.
— А вам не трудно? А как же Эльза?
— Она ушла домой.
— С феном?
— Не знаю. Мы расстались в отделе продуктов. — Дэвид понимающе улыбался. Кажется, он видел ее насквозь.
— Дэвид, а… куда вы ее погрузите?
— Не знаю, сейчас посмотрим.
После недолгих раздумий двое молодых ребят в униформе гипермаркета устроили вместе с Дэвидом машинку на заднем сиденье его автомобиля.
— Ну вот! А то бы вы до вечера тут просидели.
— Ой! А как мы понесем ее наверх? — вдруг спохватилась Кира. — Она же тяжеленная! Вы один не справитесь!
На самом деле ее волновало другое. Нельзя допускать, чтобы Ян и Дэвид увиделись. Правда, Яна, скорее всего, нет дома. Учитывая его темперамент, можно смело сказать, что он придет под утро.
— Попросим соседей. Вы живете одна?
— Да. Нет… Да! Вообще-то не совсем…
Он засмеялся.
— Ну так как же?
— Не знаю. Можно сказать, и одна. Но вообще-то не одна.
— Кира — вы уникальная девушка. Вам этого еще никто не говорил?
Она вздрогнула так, что ударилась головой об потолок его машины. То же самое ей когда-то сказал Ян.
— Почему? Говорили.
Дэвид снова засмеялся:
— Откуда столько грусти в голосе? Обычно вы все время улыбались.
— Мало ли что скрывается за улыбкой. Вы вот тоже улыбаетесь… Но мне почему-то кажется, что вам всегда грустно.
— Да, бывает… — Он вдруг замолчал.
А она подумала, что у нее сейчас разорвется сердце, потому что на месте его девушки ей никогда не быть. И что он никому не откроет свою душу, потому что душа принадлежит — той. Одной. Единственной. Которой сам он не нужен.
— У меня тоже.
— Ну вот видите. Бывает.
Да. А Эльзу жалко. Наверное, остаток ночи она плачет в подушку. Кира бы тоже плакала… Она вдруг почувствовала, как защипало глаза.
— Вот здесь, во двор.
— У вас хороший двор.
А в Праге — еще лучше! — хотелось крикнуть ей, и она машинально перевела взгляд на окна их с Яном квартиры. Свет горел в зале. Кира выскочила из машины как ошпаренная и заговорила, оглядываясь на окна:
— Как же мы… Как же вы… Лучше я сама…
— Хорошо, сейчас мы ее выгрузим и… У вас есть лифт?
— Дэвид, прошу вас! Я дальше сама. Да. Выгрузите и… уезжайте.
— Что такое?
— Я очень, — голос уже задрожал, — я очень прошу: уезжайте. Я справлюсь. Соседей позову. — Она вдруг смело положила руку ему на грудь. Куртка была жесткая. — Уезжайте.
Дэвид накрыл ее ладошку своей рукой и сказал:
— Вам очень тяжело со мной общаться?
— Нет, с чего вы взяли?
Он смотрел на нее принизывающим взором и молчал. Кира сдалась:
— Да.
— Кира.
— Что?
Дэвид сжал ее ладонь в обеих своих и стал дышать на нее, потому что на улице было холодно. От этого сердце ее разлеталось на мелкие кусочки.
— Вы очень хорошая. Можно, я вам как-нибудь позвоню?
— Уезжайте.
— Кира. У вас все наладится. Не грустите.
— Спасибо. У вас тоже. Уезжайте.
— Хорошо.
Дэвид молча вытащил машинку, поставил ее у подъезда и быстро скрылся. А она опять уселась на ступеньки, на этот раз — у своей парадной, и долго сидела, закрыв лицо руками.
Она не знала, что из темного окна кухни на нее смотрел Ян, который видел всю сцену от начала до конца.
Только через час она смогла подняться и позвонить в дверь. На щеках были следы слез.
— Я купила машинку. Помоги затащить в лифт.
Он молча кивнул и вышел вместе с ней. Когда машинка была поднята и водворена в ванную, Кира устало выдохнула и, не снимая верхней одежды, бухнулась на диван.
Ян сел рядом с ней.
— Я извиняюсь за зеркало.
— Ничего.
— Я хотел тебе кое-что сказать.
— Я тебе — тоже.
— Кира, я…
— Не надо! Не надо, не надо, не надо! — Она развернулась к нему, забравшись прямо в сапогах на диван (тот самый диван, который стал их первым пристанищем любви), и зажала Яну ладонью рот. — Ничего не говори. Ян… Ты очень дорог мне.
— В самом деле? — спросил он холодно, отнимая ее руку.
— Честно.
— Кира, зачем тебе это?
— Что?
— То, что ты мне сейчас говоришь. Ты пытаешься меня обмануть?
— Нет!
— Обнадежить? Ничего не выйдет.
— Нет! Ян, я тебе не вру.
— Врешь.
— Нет! Ты очень нужен мне. Но, видишь ли…
Он закрыл глаза и обреченно вздохнул:
— А тот человек, с которым ты стояла во дворе, он тоже нужен тебе?
Кира застыла.
— Ты видел меня в окно? Ты подглядывал?!!
— Да. Я ждал тебя.
— И что?
— Это я у тебя должен спросить: «и что?»
— Нет, все равно: что ты теперь сделаешь?
— Это — он?
Кира молчала, отвернув лицо.
— Это — человек, которого ты очень. Сильно. Любишь. Да?
— Это…
— Просто скажи: да или нет?!!
— Да!.. Да!!! Да, черт побери! — Кира вскочила и заметалась по комнате. — Что с того?
— Ничего. Уже ничего.
— Все! Закрываем эту тему.
— Хорошо. — Ян пожал плечами. Казалось внутри его сидит вулкан, который сейчас рванет с нечеловеческой силой. Но внешне он был предельно спокоен и вежлив.
Она обессиленно опустила руки:
— Ян, я ничего не могу с этим поделать.
— Ну разумеется.
— Правда!
— Итак. Мы закрыли эту тему и переходим к другой.
— К какой?
— Если помнишь, я тоже хотел с тобой поговорить.
— Что случилось?
— Завтра я уезжаю.
— Куда?
— В Прагу.
— Ты с ума сошел? Зачем?
— Моя миссия окончена. Радуйся.
— Ян, что за глупости? Ты из-за этого решил уехать?
Он засмеялся:
— Много чести. Я просто уезжаю. Меня отозвал Матвей.