Дикарь и леди

Глава 18

На следующий день, накануне праздничного бала, ей даже мельком не удавалось увидеть Джуда. Во время завтрака он был на верховой прогулке. А в час ленча Марисса находилась в комнате матери — наблюдала, как белошвейка выполняла завершающие стежки на тех платьях, которые мать решила переделать. Вторая половина дня прошла в разборке старых вещей, которые, как настаивала мать, следовало отнести нуждающимся в ближайшую деревню.

И весь этот день Марисса пребывала в нервном напряжении, ни на минуту не могла успокоиться. Утром она узнала: мужчины пришли к заключению, что уж лучше заплатить шантажисту пять тысяч фунтов, так как ничего другого не оставалось. Увы, они так и не смогли ничего выяснить. И не было даже никаких догадок, никаких правдоподобных предположений. Правда, оставался еще Чарлз, но с ним решили поговорить, если он появится на балу сегодня вечером. Его следовало отвести в сторонку, чтобы задать несколько вопросов. Деньги же положат согласно инструкции, содержащейся в письме. И мужчины станут по очереди наблюдать из укрытия, чтобы выявить того, кто придет за деньгами.

Что же касается времени передачи денег, то было понятно: шантажист не случайно назначил именно этот вечер. Ведь во время бала ему не составит труда скрыться среди гостей, так что поймать его будет не так-то просто. И все же братья и Джуд надеялись, что им удастся схватить негодяя.

Но если действительно удастся, что потом?

Именно об этом и размышляла Марисса, нервно расхаживая по гостиной. Да, она ужасно нервничала — ни на минуту не могла присесть. Как ни странно, но она почти не сомневалась: шантажист будет пойман. Но вопрос в том остановит ли его это? Смогут ли мужчины убедить его в том, что лучше отказаться от своих планов и хранить молчание?

Конечно, самый надежный способ — убить шантажиста. Именно так и заявил Эйдан. Но Марисса вздрагивала при одной лишь мысли о том, что ее братья решатся совершить убийство.

Впрочем, у нее имелись и другие причины для переживаний, помимо шантажа. «О чем думает Джуд? Чего он хочет? Что будет делать, когда все это закончится?» — постоянно спрашивала себя Марисса.

Внезапно дверь гостиной распахнулась, и Марисса, вздрогнув, повернулась, ожидая увидеть Джуда. Но это была ее мать.

— Куда все исчезли? — пробурчала Марисса.

Баронесса молча, направилась к креслу, стоявшему у камина. Усевшись поудобнее, она ответила:

— Сегодня ужасно холодно, и я сказала слугам, чтобы они утеплили карету. Мы присоединимся ко всем остальным, когда жаровня там нагреется.

— Значит, все уже уехали?

— Почти все.

Марисса немного помедлила, потом все-таки спросила:

— А Джуд?

Баронесса со вздохом пожала плечами:

— Ах, даже не знаю… Но я хочу, чтобы ты поехала со мной. Надо многое подготовить к празднику. Не хочу, чтобы повторилось то, что случилось в прошлом году. Тогда был не праздник, а сплошной кошмар!

— Мама, но…

— Было просто ужасно! Тебе понятно?! Но я думаю, в этом году мы пригласим к себе лицедеев. И будут фейерверки! Ах, Марисса, это будет замечательное зрелище!

— А ты говорила с Эдвардом о своих планах?

Мать пренебрежительно отмахнулась:

— Ха! Такие праздники только укрепляют его положение в обществе.

— И опустошают его карман, — заметила Марисса.

Мать захихикала, словно услышала презабавную шутку. Но Марисса не очень-то беспокоилась из-за денег. Она знала, что Эдвард ежегодно давал матери определенную сумму, весьма внушительную, судя по всему. Иногда он вмешивался в приготовления матери, чтобы заменить, например, чрезвычайно дорогие французские розы более скромными английскими — и при этом приказывал флористу именовать их «французскими». Брат был довольно рассудительным и очень неглупым человеком, знал, как обращаться с вдовствующей баронессой.

Так что Мариссе можно было не беспокоиться за карманы Эдварда; гораздо больше ее волновало обнаженное и тело Джуда, а также вопрос: увидит ли она его еще когда-нибудь?

Конечно же, Джуд ужасно злился на нее. Она надеялась, что сможет сесть рядом с ним в карете и осторожно выведать, как он к ней относится, что чувствует. Но сейчас, похоже, ей придется оставаться с матерью.

Тут в комнату с поклоном вошел слуга, сообщивший, что в карете уже достаточно тепло. Повернувшись к матери, Марисса сказала:

— Иди, я сейчас.

Выждав немного, Марисса вышла к каретам и заглянула в головной экипаж. Джуда там не оказалось, были только мать, кузен Гарри, Эдвард и тетушка Офелия. Марисса поставила ногу на ступеньку лесенки, но затем, как бы вспомнив о чем-то, воскликнула:

— Ой, прости, мама! Чуть не забыла!.. Мне надо срочно поговорить с Эйданом.

— Но как же так, Марисса?.. — проворчала мать.

Но Марисса уже бежала к другой карете. Через несколько секунд она услышала громкий голос матери — та кричала на Эдварда:

— Послушай-ка, барон Йорк! Я полагаю, ты должен призвать свою сестру к порядку! Ну, что же ты молчишь?!

Бедный Эдвард.

Но Мариссе все-таки удалось улизнуть. Распахнув дверцу кареты, она быстро поднялась по лесенке и, осмотревшись, плюхнулась на сиденье рядом с Эйданом. Как раз напротив Джуда. Причем она едва успела — через несколько секунд карета тронулась с места.

Собравшись с духом, Марисса взглянула на него, И тотчас же почувствовала, что краснеет. Но и его щеки чуть порозовели, и это обстоятельство придавало ей смелости, так что она смело смотрела ему в глаза. И Джуд, не выдержав, отвернулся, сделав вид, что смотрит в окно.

— Доброе утро, сестра, — проговорил наконец Эйдан.

Покосившись на брата, Марисса увидела, что он сидит, откинувшись на спинку сиденья; причем глаза его прикрыты, словно он собирался вздремнуть перед праздником.

Невольно улыбнувшись, она спросила:

— Что, допоздна развлекался?

— Просто не мог заснуть, — ответил Эйдан, зевнув.

Марисса взглянула на Джуда:

— А вы как спали, мистер Бертран?

— Прекрасно, — ответил он.

— В самом деле? А я провела очень беспокойную ночь. Мучили всякие мысли.

— Угрызения совести? — с усмешкой осведомился Джуд.

Эйдан хмыкнул и пробормотал:

— Угрызения совести — это обычно моя проблема. Впрочем, не исключено, что это наша семейная болезнь. Ты что же, дорогая сестра, действительно чувствуешь свою вину за то, что втянула в скандал целое графство?

Марисса фыркнула и пробурчала:

— Я никого ни во что не втягивала, И дело вовсе не в моей вине. Просто я злилась на Джуда. Ты знаешь, что эта женщина призналась, что считала себя влюбленной в него?

Эйдан приоткрыл глаза.

— В самом деле? Но это же западня, мой друг! — Он покосился на Джуда. — Я бы на твоем месте проявил предельную осторожность.

— Помолчи, Эйдан Йорк! — крикнула Марисса. — Джуд — мой жених! Не забывай об этом!

Он снова закрыл глаза.

— А я-то думал, что ты хочешь от него избавиться, дорогая сестра. Выходит, я ошибался?

— Нет, но я… — Марисса умолкла, ошеломленная тем, что вопрос был поставлен настолько прямо. «Что же ответить, что ответить?..» — лихорадочно размышляла она.

К счастью, Джуд пришел ей на помощь. Взглянув на нее с усмешкой, он проговорил:

— Мы с ней решили, что будем с уважением относиться к нашей помолвке.

Эйдан снова хмыкнул, однако промолчал, А Джуд по-прежнему ее игнорировал; он явно не желал с ней общаться. Но Марисса никак не могла с этим примириться. Пристально посмотрев на него, она сказала:

— Я пыталась поговорить с Вами, мистер Бертран. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

— Я не слишком обучен таким тонкостям, как светские беседы, — проворчал в ответ Джуд.

Эйдан вдруг резко выпрямился и, поморщившись, проворчал:

— Черт побери, не могу находиться рядом с вами. Просто невозможно слышать, как вы постоянно друг друга в чем-то обвиняете. Уж лучше я поеду верхом. А вы тут ведите себя должным образом.

Распахнув дверцу, он на ходу выпрыгнул из кареты.

В следующую секунду дверца за Эйданом захлопнулась, и Марисса с Джудом остались наедине. Какое-то время оба молчали. Наконец Марисса спросила:

— Почему вы так жестоки?

Джуд не ответил. И даже не посмотрел в ее сторону.

Судорожно сглотнув, Марисса вновь заговорила:

— Я очень сожалею, если оскорбила вчера ваши чувства. Просто я… я не понимаю…

— Я это заметил.

— Что именно?

— Что вы не понимаете, почему Пейшенс влечет ко мне.

Пейшенс?.. О Господи! Почему-то ей показалось, что он произнес это имя с необыкновенной нежностью. А может, действительно просто показалось?

Стараясь взять себя в руки, Марисса продолжала:

— Не только она. Я видела, как другие женщины смотрят на вас. Смотрят так, словно вы самый родовитый, самый богатый и…

— Самый красивый? — Джуд произнес это с горечью в голосе.

«Да, верно, — подумала Марисса. — Женщины смотрят на него так, как будто он редкостный красавец, хотя это совсем не так». «Ты считаешь меня безобразным», — вспомнились ей слова Джуда, и у нее перехватило горло. Стараясь не расплакаться, она прошептала:

— Рядом с тобой, Джуд, я всегда ужасно нервничаю.

Тут он наконец-то повернулся к ней. И глаза его были холодны как лед.

— Марисса, я не буду доказывать, что достоин тебя. Я не нуждаюсь в твоем одобрении. Но ты должна знать: я захотел жениться на тебе потому, что ты мне понравилась. И я надеялся, что сумею пробудить у тебя ответные чувства.

— Ты мне и в самом деле нравишься! Я уже говорила тебе об этом!

— И тем не менее ты недоумеваешь и спрашиваешь; что могут видеть во мне другие женщины? Ты действительно хочешь это знать?

— Я… я знаю, что ты очень порядочный человек, Джуд. Я нисколько в этом не сомневаюсь.

— Порядочность — это вовсе не то, чего хотят от меня женщины, — проворчал Джуд. — И они не хотят моей любви, дорогая Марисса. Они хотят мужчину, вот и все. Хотят моего тела. Хотят тех удовольствий, которые я могу им доставить. А те из них, которые знают, что моя мать была проституткой, очень надеются, что в их постели я буду животным.

Джуд умолк и вопросительно взглянул на Мариссу — словно ожидал ее реакции. Но она молчала, и он продолжал:

— Я долго мирился с подобным отношением ко мне, и меня оно никогда не беспокоило. Не беспокоило, пока я не понял, что хочу от тебя другого… Но ты видишь во мне только это, только то, что видят все прочие женщины, разве не так? Ты видишь во мне огромного сильного мужчину, который может доставить тебе удовольствие, но который ни на что другое не годится, верно?

— Нет! — воскликнула Марисса. — Это неправда!

— К сожалению, чистейшая правда. Но ты, возможно, не хочешь признаться в этом самой себе.

Марисса почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы. Тихонько всхлипнув, она прошептала:

— Но я ведь говорила тебе… Говорила, что ты мой друг.

Он резко взмахнул рукой, словно отметая ее слова.

— Джуд, пожалуйста… Поверь мне, Джуд. Я знаю, что ужасно оскорбила тебя, но это потому, что я… Я очень на тебя обиделась.

Он вдруг пристально посмотрел на нее, и сейчас Мариссе захотелось, чтобы он отвернулся. Потому что она увидела в его глазах… презрение. И еще — боль.

— Может быть, завтра я попрошу у тебя прощения за эти мои слова, — отчетливо проговорил Джуд, — но сегодня я хочу, чтобы меня оставили в покое. Понимаешь?

Марисса снова всхлипнула. Пытаясь сдержать слезы, она прошептала:

— Я ничего от тебя не хотела, Джуд. И не просила тебя ни о чем. Тем более не предлагала тебе стать моим мужем. Ты не имеешь права говорить о моих чувствах и осуждать их. А если ты чего-то хочешь от меня, то это твоя забота, а не моя.

Джуд какое-то время молчал, словно обдумывал ответ. Наконец, пожав плечами, пробормотал:

— Возможно, ты права. Приношу извинения за попытку взвалить на тебя тот груз, который ты сама не выбирала. Наверное, это не очень-то честно с моей стороны.

Его слова нисколько не успокоили ее, напротив, сделали боль в груди еще более острой. Такой ужасной боли Марисса никогда прежде не испытывала — казалось, грудь вот-вот разорвется.

Марисса сделала несколько глубоких вдохов, но боль не уходила. Неужели эта боль теперь всегда будете ней?

«Почему, почему? — спрашивала она себя. — Почему со мной все это происходит?»

Она заявила, что не понимает, почему Джуд так нравится другим женщинам, но, вероятно, дело вовсе не в других женщинах, а в ней самой. Наверное, она не могла понять свои собственные чувства к Джуду, хотя она нисколько не сомневалась: чувства эти были необыкновенно сильными.

Тут Джуд наконец перестал смотреть на нее полным презрения взглядом и отвернулся к окну. И теперь Марисса могла спокойно за ним наблюдать, не опасаясь, что он поймает ее за этим занятием.

«Как странно… — думала она. — Теперь он вовсе не кажется мне безобразным и устрашающим». Да, верно, когда она впервые его увидела, он действительно показался ей страшным. Но сейчас Джуд выглядел… как Джуд, вот и все. Разумеется, он не был красив, но что-то заставляло ее искать в нем нечто большее, нежели обычная красота. И самое главное — Марисса только сейчас это поняла, — ей следовало поискать кое-что в самой себе. Тихонько вздохнув, она прошептала:

— Джуд, о чем ты думаешь?

— Оставь меня в покое, Марисса. Пожалуйста.

— Но после сегодняшнего вечера… если нам нужно будет обвенчаться…

Не глядя на нее, он покачал головой. Что он этим хотел сказать?

Марисса заставила себя молчать. Что она могла поделать, если Джуд не желал с ней разговаривать? Возможно, он вообще ничего от нее не хотел. А вот она хотела многого.

«Все будет хорошо, все будет хорошо…» — мысленно твердила Марисса, глядя в пол.

А если Джуд откажется на ней жениться, то что ж, она это заслужила. Да-да, вполне заслужила.