Дикий голод

Глава 10

Я уставилась на место происшествия, пытаясь осмыслить увиденное.

— Райли. Какого черта… что ты наделал?

Мое сердце заколотилось, и не только из-за крови на земле. К счастью, голодом управляла та часть, которая не интересовалась кровью мертвеца.

Райли посмотрел на меня, а потом вниз на тело, и его глаза стали огромными.

— Элиза. Что… — И тогда он, кажется, понял, что держит нож, и сделал два неверных шага назад, как будто мог просто уйти от этого.

— Райли, — снова произнесла я, мое горло сдавило так, что я едва могла шептать. — Что ты наделал?

Прежде чем он смог ответить, воздух разорвал крик. Я обернулась и увидела вампиршу — одну из немецких делегатов — визжащую позади меня.

Металл ударился о камень, и, когда я снова оглянулась, Райли уронил нож, отступая назад. Он успел сделать два шага, прежде чем натолкнулся на Коннора.

— Какого хрена? — проговорил Коннор резким голосом. А потом он обратил взгляд своих огромных и холодных глаз на Райли.

— Я этого не делал, — сказал Райли, но его голос был весьма неуверенным. — Я его не убивал. Я даже не… я даже не знаю его. Чуть раньше ему сорвало башню, и это все, что было между нами. Я, блин, не прикасался к нему.

Все свидетельствовало об обратном, отчего у меня свело живот.

Коннор кивнул, но положил руку на плечо Райли, и его пальцы побелели от напряжения. «Райли никуда не уйдет».

Делегат из Германии снова закричала, и начали сплываться люди, создавая больше шума и хаоса. Я поискала глазами в толпе Келли или своих родителей, или кого-нибудь из офиса Омбудсмена. И хотя раньше я видела многих из них, сейчас никто не появился, чтобы разобраться с кризисом.

— Мэм, — произнесла я, — пожалуйста, прекратите кричать.

Но она не перестала, и этот звук вызвал больше криков от людей, которые присоединились к нам.

— Назад! — перекричал Коннор шум. Его рука по-прежнему лежала на плече Райли, но на этот раз жест казался защитным. — Все отойдите и заткнитесь.

Ближайшие к нам, к Томасу, вампиры, были достаточно умны, чтобы следовать инструкциям разгневанного оборотня. Но подошли другие делегаты из Испании, и начались по-настоящему оглушительные крики — на этот раз сопровождаемые рыданиями.

— Que paso?[49] Кто это сделал? Кто ранил Томаса?

Кто-то попытался оттащить делегата, но он отдернул руку назад, задев другого вампира, который стоял рядом. Подумав, что на него напали, второй вампир набросился на делегата.

Я выругалась и побежала к ним, схватив одного за руку и оттащив от места преступления и драки.

То, что должно было быть тихим порицанием, из-за страха, шока, языковых барьеров и вампирского эго превратилось в комедию ошибок.

— Та светловолосая вампирша напала на них! — крикнул кто-то, и кто-то еще попытался оторвать меня от дерущихся, которых я пыталась разнять.

— Это не я напала! — проговорила я. — Я пытаюсь их разнять! — Хоть моя катана и удобная, но, вероятно, хорошо, что я не взяла ее на встречу вампиров.

Вампиры за мной толкали друг друга, благодаря чему пихнули меня вперед, и я чуть не упала в растекшуюся кровь на патио.

— Элиза! — выкрикнул Коннор мое имя, но он толкнул Райли за себя и ринулся в драку, чтобы разнять вампиров.

Вокруг нас началась потасовка, по вечеринке, которую мои родители так старательно готовили, распространялся хаос, подобно мелкомасштабным волнам.

Мужчина-вампир с платиновыми волосами и бледной кожей побежал к Райли, его лицо выражало злобу. Я двинулась, чтобы остановить его, схватила за руку, которую он занес, чтобы ударить Райли в спину, и вывернула ее.

Вампир был старым и сильным. Он вывернулся и ударил меня тыльной стороной руки, из-за чего я упала бы на землю, если бы до этого не схватилась за его руку.

Мое лицо пронзила боль, и монстр решил, что ждал достаточно долго. В моих костях разгорелся жар, а по коже пробежал огонь, и он начал прокладывать путь сквозь мое сознание, пытаясь прорваться.

Я давала отпор двум противникам — пыталась уклониться от следующего удара вампира и изо всех сил старалась сдержать монстра, чтобы он не выбрался и не захватил надо мной контроль.

Вампир вырвал руку, и на этот раз я ему это позволила. Ему пришлось перенести вес, чтобы устоять на ногах, и я воспользовалась преимуществом — нанесла прямой удар ногой, попав ему в подбородок. Его голова дернулась, и он упал на землю.

Кто-то схватил меня сзади, прижимая руки. Я закричала и пихнула локтем назад, давай отпор, и ударила вампира, который меня держал, из-за чего тот упал назад, а у меня руку прострелило болью.

Боль — это наркотик, который подпитывает монстра, и он становится еще сильнее. Если он не может обрести свободу, то требует крови.

Из-за того, что он восстал, меня потянуло вниз, как будто я медленно опускалась на дно бассейна, наблюдая за миром сквозь испещренную солнечными бликами воду. Мое тело все еще двигалось, но оно было под контролем монстра. А он куда более кровожадный, чем я.

Вампир, которого я ударила рукой, поднялся на ноги и направил в мою сторону разъяренный серебристый взгляд.

Монстр размял мои конечности, расправил плечи, а потом бросился вперед. Ударом сбоку он сбил вампира с ног, а прямым ударом уложил его. Он упал на землю и схватил меня за лодыжку, и я вонзила ему в руку шпильку босоножки.

Он закричал, но монстр упивался этим.

У меня вспыхнуло воспоминание о человеке, которого я оставила избитым до полусмерти на тротуаре, костяшки моих пальцев были ободраны…

«Только не снова», — сказала я себе. — «Я не позволю этому повториться». — Я собрала все силы, пытаясь прорваться вверх, проплыть сквозь магию монстра.

— Прекратите это немедленно!

Слова моего отца послужили землетрясением силы и ярости. И их оказалось достаточно, чтобы каждый сверхъестественный в потасовке замер — а монстр отправился обратно в свои глубины. Я втянула воздух, как ныряльщик, всплывший на поверхность, и почувствовала, как втягиваются мои клыки… И я молила Бога, чтобы мои глаза не были алыми, когда мой папа посмотрит на мое лицо.

Он стоял позади нас, глаза посеребрились, а клыки блестели, в его глазах и линии челюсти была абсолютная ярость. Толпа расступилась, когда он двинулся вперед, первая разумная вещь, которую они сделали.

Он окинул Томаса долгим и мрачным взглядом, но сначала подошел ко мне.

— Ты в порядке? — спросил он, когда подошел.

— Я… да. — Я потерла лоб, скрыв этим жестом свои глаза. — Просто немного кружится голова. Не знаю, кто меня ударил, но у него немало силы. Просто жжет.

У меня не настолько уж кружилась голова, чтобы не переживать по поводу того, что мой отец видел монстра, не беспокоилась, что меня раскрыли. Что другие увидели, как он пробился наверх, и также ужаснулись.

— Через пару минут я буду в порядке. Пап, это было похоже на… массовую истерию.

— Я вижу, — произнес он, а потом обратил свой взор на Томаса.

Вокруг него все начало приходить в порядок, поскольку зеваки отступали и уходили. Словно дежуря, мой отец не отводил мрачного взгляда от Томаса, пока Тео с Петрой не присоединились к нему и не принялись за попытки сберечь то, что могли, от места преступления.

— Я отойду на минутку, — сказала я никому в частности.

Все еще держа себя в руках, я вышла на лужайку и не останавливалась, пока не дошла до рощи затененных деревьев. Я протянула руку, чтобы коснуться одного из них, вонзив пальцы в кору, и обнаружила, что концентрация на ощущениях — и боли — заставила гнев и ярость отступить.

Когда мое сердце замедлилось, я убрала руку. Я оставила в коре глубокие белые выемки.

— Похоже на следы когтей.

Я развернулась и увидела, что за мной стоит Коннор.

— Просто нужно было сжечь избыточную энергию, — ответила я, ненавидя монстра за необходимость лгать.

Выражение его лица не изменилось.

— Твои глаза. Они были красными. Теперь они серебристые, — добавил он, вероятно, почувствовав импульс магии от моей внезапной паники. — И я сомневаюсь, что кто-то еще заметил, учитывая этот хаос. Это то же… что случилось в прошлый раз?

Вспыхнуло еще одно воспоминание — на этот раз причина, по которой монстр впервые взял надо мной верх. Из-за того, что она лежала на тротуаре, как сломанная кукла. Один из мужчин держал ее рюкзак. Другой смотрел на нее с тошнотворным интересом и кривоватой улыбкой. И я даже не попыталась сдержать гнев.

В глазах Коннора были сочувствие и беспокойство. Я бы поняла предостережение или ужас, и они могли бы заставить меня почувствовать себя лучше. Я могла бы перестать злиться на себя, позволить кому-то еще принять это бремя. Но я не заслужила ничьего сострадания, и я не понимала, что делать с чувствами, исходящими от него, от всех людей.

— Не знаю, о чем ты говоришь, — сказала я, отказываясь обсуждать эту тему. Но когда я начала от него уходить, он схватил меня за руку.

— Эта была та же штука, — произнес он. — Она все еще влияет на тебя.

— Это не имеет значения.

— Имеет. Ты можешь мне рассказать.

Я долго смотрела на него, на лицо, почти несправедливо красиво, и в глаза, которые, кажется, повидали свою долю тьмы.

«Не правда ли иронично, что мальчик, который сводил меня с ума большую часть моей жизни — и наоборот — оказался единственным, кто знает правду? Единственным, кому я могу открыться».

И как бы мне ни хотелось притвориться, что того, что только что произошло, на самом деле не было, секрет — и сила — пожирали меня живьем изнутри. Поэтому я позволила себе произнести это слово, и оно все еще чувствовалось тяжелым на моих губах.

— Да.

Он кивнул, его взгляд переместился с меня на выемки на дереве.

— Это помогло?

— Не особо, — ответила я и почти улыбнулась.

— Вот, — произнес он, снимая свой пиджак, обнажив свою разорванную и окровавленную рубашку. — Тебя трясет.

— Я в порядке, — сказала я и не смогла оторвать взгляд от полосок крови, магии, которая выливалась в воздух из них. — Ты ранен.

— Все нормально. Просто царапины. — Он протянул пиджак. — Накинь-ка, пока не приведешь себя в порядок.

Я посмотрела вниз и поняла, что мое платье разорвано, одна из лямок оторвалась и развязалась, поэтому верхняя часть превратилась не более чем в лоскут ткани, ожидающий возможности упасть.

Я взяла у него пиджак, наши пальцы соприкоснулись через темную шерсть.

— Спасибо, — произнесла я и сунула руки в рукава, обняв себя руками.

Пиджак пах теплом, одеколоном и намеком на животное, что напомнило мне о дикости и свободе. Он пах Коннором.

Я посмотрела на него, пытаясь сориентироваться.

— Мы теперь друзья?

— Не сходи с ума, негодница, — ответил он с улыбкой. Но его глаза были темными, когда он оглянулся на вампиров, скучившихся на патио и окруживших его товарища по Стае, в его глазах было обвинение.

Вмешательство фейри в мирные переговоры было странным, но без кровопролития. Им не удалось нарушить мир, лишь немного его покорежить. Но это настоящая жестокость, бесспорное нарушение двух десятилетий мира. Это убийство. «И как мы можем помочь европейским Домам с перемирием, если не можем организовать его буквально у себя на заднем дворе?»

Я была свидетелем и знала, что мне нужно остаться и дать показания — и помочь родителям, если смогу. Я поговорила с Марион, получила ее разрешение остаться, а потом нашла двух охранников Кадогана, чтобы те сопроводили их в отель.

В Париж я забрала не всю свою одежду, поэтому я вернулась в свою комнату на третьем этаже и переоделась из запачканного и разорванного платья в джинсы, футболку с глубоким круглым декольте и пару изношенных замшевых сапог с низким голенищем. Я сложила в сумку платье, клатч и босоножки и отнесла ее и пиджак Коннора вниз.

Дом купался в магии, нервной энергии вампиров и других суперов с вечеринки. И она стала сильнее, когда я прошла мимо безмолвных вампиров, которые топтались в фойе, наблюдающих за мной, пока я шла в кабинет моего отца.

Мои родители уже были там, вместе с Дирборном, Тео, Габриэлем и Коннором, все они распределились по небольшим видоспецифическим группам. В помещении было тихо, а на столе для совещаний лежал меч моей мамы, обнаженный и блестящий.

Не уверена, устал ли монстр после бунта или же не хотел бросать мне вызов сейчас, но он едва вылез на поверхность. Я запихнула его поглубже, пока магия не стала пульсирующей болью в затылке. По крайней мере, это повредило только мне.

Я подошла к Коннору и отдала ему пиджак.

— Спасибо, — тихо сказала я, но слова все равно разнеслись по комнате подобно выстрелу.

Он забрал его, но не надел.

Я положила чехол со своей катаной, а затем подошла к родителям, которые потянулись, чтобы коснуться меня, как будто заверяя меня и себя, что я в безопасности.

— Дирборн хочет с тобой поговорить, — тихо сказал папа.

— Я догадалась.

— У него есть план действий. И я подозреваю, что этот план состоит в том, чтобы решить этот вопрос как можно быстрее и тише, чтобы он смог сообщить мэру, что это было помутнение рассудка, с этим разобрались, и это не связано с городскими Домами или переговорами. В настоящее время доказательства указывают только на Райли. Основываясь на том, что я знаю о Дирборне, я подозреваю, что он будет более чем счастлив положиться на эти доказательства и переложить вину на Стаю.

— Даже если это подстава? — спросила я. «Потому что я все еще не могу принять то, что это сделал Райли. И все же…»

— Даже если, — ответил папа. — Потому что разрешение проблемы быстрее, чем расследование. Поэтому будь осторожна, отвечая на его вопросы. Он будет искать конкретные ответы.

— Я буду осторожна, — пообещала я.

— Ты готова? — спросил Дирборн, слова отдались эхом по комнате. На нем был облегающий смокинг, его седые волосы блестели, запонки из стерлингового серебра поблескивали на свету. Даже его ботинки идеально блестели. И снова меня обеспокоило это совершенство. Наверное, потому что он был единственным в помещении, у кого безупречная одежда. У всех остальных она была в крови, грязной и порванной, потому что они участвовали в драке или убирали беспорядок. Очевидно, он даже не спускался, чтобы посодействовать.

— Конечно, — ответила я.

— Почему бы нам не присесть? — предложил мой папа, указывая на зону отдыха в левой части помещения. Я села в конец кожаного дивана, а мама села рядом со мной. Папа встал позади нас, создавая единый фронт. Хоть я и не нуждалась в защите.

Габриэль занял место напротив меня. Коннор не стал садиться. Он встал позади своего отца, скрестив руки на груди и с мрачным выражением лица.

Дирборн, как и следовало ожидать, занял мягкое кресло в конце — «во главе». Тео остался стоять, и ему, кажется, было так же не по себе, как и Коннору. За исключением того, что одного из его товарищей не обвиняли в убийстве.

Дирборн достал из кармана экран, настроил его и поставил на стол. В центре гипнотически мигал маленький зеленый огонек, сигнализируя о том, что идет запись. Дирборн откинулся назад, скрестил ноги и посмотрел на меня.

— Расскажи, пожалуйста, свою версию событий.

Я для успокоения вздохнула, а потом поведала свою историю:

— Я собиралась проверить Сери и Марион. Прежде чем я до них добралась, я почувствовала запах крови, поэтому пошла проверить в чем дело. Я увидела Томаса, он лежал на земле. Его голова… находилась в полуметре от тела. — Я поглядела на Коннора, в моих глазах было извинение. — Рядом стоял Райли, и у него в руке был нож. Его рубашка была в крови.

В глазах Дирборна появилось извращенное удовлетворение.

— Ты видела, как он держал орудие убийства, покрытое кровью, стоя над трупом Томаса?

Я видела, как вздрогнули оборотни, но сосредоточилась на Дирборне — и фактах.

— Я видела Томаса, лежащим на земле, — констатируя факт, ответила я. — Я видела Райли, стоящего рядом, и он держал нож. Я не знаю, является ли он орудием убийства, и не знаю, что произошло до того, как я туда добралась.

Взгляд Дирборна стал суровым.

— Ты видела кого-нибудь еще?

— Нет. Нас нашла одна из немецких делегатов и закричала, когда увидела Томаса. А потом начался хаос, и все начали драться. Пришел мой отец и положил этому конец.

— Немецкий делегат — Герда Крайцер, — сказал мой папа. — Она ждет в кабинете Люка.

Дирборн кивнул.

— Райли этого не делал, — проговорил Коннор и направил на Дирборна раздраженный взгляд. — Он бы не стал убивать вампира, которого даже не знал.

— Коннор, — тихо произнес Габриэль, предупреждая своего сына действовать осторожно.

— Все свидетельствует об обратном, — сказал Дирборн. — Хоть я и понимаю, что, по крайней мере, некоторые из вас не любят делать поспешных выводов, мне кажется очевидным, что произошло.

— И что же? — спросил мой папа.

Дирборн одарил моего отца скучающим взглядом, словно ему стало скучно от отказа принять очевидное.

— Мне сказали, что во время вечеринки жертва выразила озабоченность по поводу оборотней, включая Сикскиллера. У них состоялась ссора на глазах у зрителей, в ходе которой они обменялись ударами приблизительно за час до того, как убили Томаса. Сикскиллера это вывело из себя, и его гнев взял над ним верх. Вы все должны признать, что это самое простое объяснение убийства Томаса. Да ради Бога, в имени оборотня есть слово «убийца»[50].

Я поглядела на Коннора. Его взгляд был устремлен на Дирборна, а ярость на его лице была скрыта не лучше, чем у его отца.

— В фамилии, — сухо произнес Габриэль, когда он это сказал, по комнате поплыла магия. — За ней стоит целая история, которая не имеет к этому никакого отношения.

— Ясно, — невозмутимо ответил Дирборн.

— Ты считаешь, что это было нападение на Томаса, — произнес мой отец, — а не на переговоры в целом.

— Единственный, кто погиб — это Томас, — сказал Дирборн. — И несмотря на вмешательство фейри в мирные переговоры, с чем разобрались и пришли к заключению, переговоры беспрепятственно продолжились. Какой цели можно было добиться, убив здесь делегата?

— Переключить наше внимание? — предположил папа. — Посеять между делегатами вражду, чтобы исключить возможность мира? Многие предпочитают войну.

— Бритва Оккама[51], — возразил Дирборн. — Самое простое объяснение обычно и является правильным.

— Обычно, — признал мой отец. — Преступники тоже знают об этом понятии и могут менять свою схему поведения в соответствии с ним.

— Если Райли это сделал, — произнесла моя мама и с извинением посмотрела на Габриэля, — а я не утверждаю, что он это сделал, возможно, у него не было выбора. Может, кто-то заставил его это сделать. Кто-то накачал его наркотиками. Или заколдовал.

— Его проверят на наркотики, — сказал Дирборн. — Но положительный тест на наркотики вряд ли оправдает убийство.

— Пожалуй, вариант с магией более вероятен, — произнесла я и подумала о реакции вампиров на обнаружение Томаса. — Райли выглядел по-настоящему ошеломленным, когда я его нашла. Он выглядел растерянным, потерявшим связь с реальностью. И реакция толпы тоже была странной. Было бы понятно, если бы они были шокированы, разозлились. Но они начали драться, и не только с Райли. Они полезли на меня.

«Возможно, именно поэтому я не смогла сдержать монстра».

— Он бы никого не стал убивать, — гнул свою линию Коннор.

— И твой друг совершенно безобиден? В нем нет жестокости? — Взгляд Дирборна был резким.

— Если у тебя есть вопросы о подноготной члена Стаи, — произнес Габриэль, — направляй их мне. Я полагаю, ты знаешь историю Райли, учитывая этот вопрос, и тот факт, что он преодолел значительные трудности, чтобы стать тем мужчиной, каким он является сейчас.

— Или он их не преодолел, — сказал Дирборн, выключив запись и убрав экран обратно в карман. — Но это цель расследования. Выяснить правду.

— Что будет дальше? — спросил Коннор.

Дирборн встал.

— Его арестуют, ЧДП и наш офис допросят его, согласно стандартным протоколам. Мы будем держать его в тюрьме для сверхъестественных до предварительного слушания, после чего снова возьмем его под стражу. Залог маловероятен, учитывая характер преступления и его, — он посмотрел на Габриэля, — подноготную.

В коридоре возникла потасовка, когда пять офицеров ЧДП вели Райли через вестибюль с грубо скованными за спиной руками. Выражение лица Райли было просто убийственным.

— Тео, сопроводи их обратно в кабинет.

Тео взглянул на меня, а потом направился к двери, у него было такое же мрачное лицо, как у Габриэля.

— Вам следует отложить завтрашнее заседание, — сказал Дирборг моему отцу. — При условии, что кто-то захочет продолжить переговоры, учитывая нарушения мира.

— Возможно, вместо того, чтобы сосредотачивать внимание на Райли, — произнес папа, — нам следует подумать о том, кто мог хотеть этого нарушения?

— Это едва ли имеет значение, учитывая содеянное, — сказал Дирборн. — Что касается отсрочки, объясните, что это не из-за того, что мы боимся очередного нападения, а потому, что хотим почтить убитого делегата. Это… возможность обдумать и обсудить мотивировку переговоров.

— Хорошее объяснение, — сухо произнес папа.

Дирборн, казалось, не обратил внимание на сарказм и подошел к двери.

— Мы будем на связи. — Он остановился и обернулся, поправив запонки, прежде чем поднять взгляд. — Я рассчитываю, что никто из вас не попытается вмешаться в наше расследование. Это будет расцениваться мной и мэром как нарушение духа сотрудничества, который претворил в жизнь мой офис, — он поднял взгляд на моего отца, — и определенной сделки, в прошлом заключенной с Домом Кадогана. Это наше дело, и мы с ним разберемся. Без вмешательства.

С этими словами он исчез.

— Этот человек не Чак Мерит, — сказал Габриэль, в его тоне явно звучало высмеивание.

— Верно, не Чак, — произнес мой отец, взяв маму за руку. — Он политический деятель, больше заинтересованный в том, чтобы оставаться в милости у мэра, чем в поиске правды. До сих пор его служба проходила весьма легко, и он очень гордился переговорами, лоском, который они принесли в город. Ему не понравится пятно на репутации, и он захочет быстро закрыть это дело.

— И к черту последствия? — спросил Габриэль.

Папа склонил голову.

— Но он Омбудсмен, поэтому нам приходится вести с ним дела. У вас есть адвокат, которому вы доверяете? Если нет, я могу дать рекомендацию.

— Эмма Гарса, — ответил Габриэль. — Сестра Тани. Она адвокат, и может с этим справиться.

— Хорошо. — Папа нахмурился. — Ты ведь знаешь, что нам нужно держаться подальше от расследования, пусть с этим разбирается Омбудсмен. Такую уж сделку мы заключили.

— Знаю, — сухо ответил Габриэль.

— Омбудсмен, вероятно, будет держать нас в курсе, учитывая, что преступление произошло здесь, — сказал мой папа. — И что бы мы ни узнали, мы сообщим вам. А пока что будьте осторожны. — Его глаза были холодными и жесткими. — Потому что мир, по-видимому, стал слишком большим бременем для некоторых из нас.

— Пойдем, — произнес Габриэль и направился к двери. Коннор последовал за ним, даже не посмотрев в мою сторону.

«И это он называет дружбой».

— Райли бы этого не сделал, — сказала я, оглянувшись на папу, когда ушли оборотни, их магия убывала за ними.

— Это безусловно на него не похоже, — произнес папа, но его тон был мягким. — Но наше к нему отношение не повлияло на Дирборна и, вероятно, не повлияет на присяжных.

В дверь вошла Келли с экраном в руке. Она высокая и стройная, с бледной кожей, темными глазами и блестящими черными волосами, которые доходят до плеч.

— Но, возможно, это поможет, — сказал папа, жестом приглашая ее в комнату.

Келли подошла к телевизору и направила на него свой экран. На мониторе появился цветной снимок кирпичного патио.

— Запись видеонаблюдения, — пояснил папа, и мы подошли поближе, чтобы было лучше видно.

Я взглянула на него.

— Ты дождался, когда уйдет Дирборн, чтобы ее посмотреть.

— Я хотел первым посмотреть, что произошло в моем Доме, — ответил он. — А потом мы им ее передадим.

Будучи ребенком Этана Салливана, я получала мастер-класс по политической стратегии.

Келли ускорила видео, и мы смотрели, как суперы беззвучно ошиваются вокруг патио, болтают, подходят к грилю для барбекю и печкам и жуют закуски. В кадре появился Томас — и видео размылось. Когда оно снова стало четким, Томас лежал на земле, мертвый. Райли стоял над ним, на его лице была озадаченность.

— Нет запаси происшествия, — сказал папа и посмотрел на Келли.

— Нету, — ответила она. — И ни на какой другой камере нет этого кадра.

— Это… интересно, — произнес мой папа.

— Правда?

Я посмотрела на них, а потом на экран.

— Вы думаете, что кто-то изменил видео.

— Камера была в порядке, пока не случилось это, — ответила Келли, кивнув. — И до этого момента Томас был жив.

— А что насчет других частей двора? — спросила я. — Тот, кто убил Томаса, был бы весь в крови, и ему или ей нужно было войти и выйти. Наверняка это попало на какую-нибудь другую камеру.

— Но не попало, — ответила Келли. — Довольно удобно, что определенные камеры Дома, похоже, каскадно отключились. — Она нажала что-то на экране, и видеозапись сменил вид сверху на Дом и лужайку. Череда красных точек прокладывала себе путь от патио до забора с западной стороны Дома.

— Они перелезли через забор? — спросила моя мама.

— И тем же путем ушли, — ответила Келли, кивнув. — Мы проверили округу — осторожно, чтобы не испортить никаких улик — и не нашли ни снаряжения, ни следов крови, ни выброшенной одежды.

— Преступник ушел, — сказал папа. — И был очень осторожен.

Келли наклонила голову.

— Теперь нам нужно определить, почему камеры вышли из строя именно так.

— А какие есть варианты? — спросила мама. — Кто-то взломал систему?

— Или временно заблокировали камеру, — сказал папа, — хотя это не похоже на видимое прерывание.

— Нет, не похоже, — произнесла Келли. — У меня есть идея, но я бы хотела ее немного дополнить, прежде чем сообщу ее вам.

— Ты — специалист, — сказал он. — Сообщи нам, что сможешь, когда будешь готова.

— Конечно, Сеньор. Что насчет Дирборна?

Папа это обдумал.

— Возможно, Омбудсмену будет весьма полезно, если мы предоставим видео вместе с нашими выводами относительно… назовем это «выбросом сигнала».

— Это очень хорошая идея. — Улыбка Келли была хитрой. — Если у нас будет объяснение, мы сможем им сказать, что исключили возможность механической неисправности. И ты никогда не знаешь всего о технологии. Я буду в Оперотделе, — сказала она, а потом убрала экран в карман и снова скрылась в коридоре.

— Позвольте мне чем-нибудь помочь, — попросила я, когда она ушла. — Райли мой друг.

— Ты не можешь вмешиваться, — сказала мама. — Такова сделка.

— Я не могу сидеть сложа руки, когда его обвиняют в убийстве. Он этого не делал.

— Есть договор, — произнес папа. — Я понимаю, что ты дала обещание Дому Дюма, но мы дали более крупное обещание городу Чикаго, людям, которые здесь живут. На этот раз этот договор должен идти в приоритете. Это к лучшему, и не только потому, что офис Омбудсмена обучен вести расследования.

— Я справлюсь.

— Мы знаем, Элиза. Но мы упорно трудились, чтобы обезопасить Дом Кадогана, защитить вампиров. Если мы нарушим сделку, то потеряем привилегии.

Это еще одна отрицательная сторона сделки, заключенной с мэром, еще одно обещание, выполнение которого требуется от Дома Кадогана. Кадоган, Грей, Наварра и теперь Вашингтон признаны городом Чикаго. У них официальный статус. Они узаконены. По существу, им позволено существовать. Это иронично, учитывая, что Дом просуществовал в городе дольше, чем живет кто-либо из его людей.

Его голос смягчился.

— Если бы я сказал, что сожалею о том, что тебя отстранили от расследования, это было бы ложью. Ты моя дочь, и хочу, чтобы ты была жива и невредима.

Я с разочарованием хмыкнула.

— Мне бы тоже хотелось, чтобы мы могли сделать больше, — сказал мой отец. — Но такое уж соглашение мы заключили. Мы его не нарушим. Даже ради Стаи. И даже не тогда, когда это случилось в моем Доме.

Его тон повысился, и я догадалась, что он сражается сам с собой.

— Мы делаем то, что можем, — сказала мама, положив руку ему на плечо. — Остальное от нас не зависит.

— Я не считаю это приемлемым, — произнес он.

— Я знаю. — Она слегка улыбнулась. — Потому что ты предпочитаешь вести, а не следовать, и потому что ты никогда не заберешь жизнь, чтобы доказать свою точку зрения, какой бы она ни была. Но это не твоя битва. Тебе просто не посчастливилось владеть полем битвы.

— Я очень хочу, чтобы ты перестала быть такой рассудительной, — спустя мгновение ответил мой отец.

— Я тоже злюсь. Но гнев нам не поможет, и не поможет Райли.

Папа посмотрел на меня.

— Ты должна предупредить делегацию, чтобы они были осторожны, пока мы не выясним, что здесь происходит. Маловероятно, что они станут мишенью, но пока мы точно не узнаем, почему нацелились на Томаса, мы не можем быть уверены.

— Предупрежу, — пообещала я. — Мне жаль, что это произошло здесь. Мне жаль, что в Доме случилось насилие, что это принесли к вашей двери.

Он кивнул и обнял меня.

— Как ни крути, этот вечер оказался ужасным. Мне жаль, что ты застала такое, когда вернулась домой. Не этого я для тебя хотел. Быть может, когда снова наступят сумерки, мы добьемся чего-нибудь получше.

Гости ушли, и началась уборка. Но лужайка все еще была усеяна перевернутой мебелью, пустыми бокалами шампанского и брошенными льняными салфетками. Радостная магия, которая наполняла воздух, сменилась печалью, горем и замешательством.

Поскольку я вернулась в отель меньше чем за час до рассвета, то оставила Сери сообщение, сказав, что отчитаюсь ей и Марион после заката.

Еще мне оставила голосовое сообщение Лулу, поэтому я и ей пообещала рассказать новости завтра.

Зайдя в свою комнату, я разделать, бросила одежду в кучу на полу и упала лицом вниз на кровать. А потом попыталась понять, как обойти сделку, заключенную моим отцом.

У меня нет причин сомневаться в том, что я видела — Райли, держащего нож над телом Томаса — за исключение десяти лет, на протяжении которых я знаю Райли, и всех инстинктов в моем теле. «Он не убийца. Либо он оказался не в том месте и не в то время, либо кто-то проследил за тем, что он оказался не в том месте и не в то время».

«Омбудсмен ищет доказательства его вины».

«Я же собираюсь найти доказательства его невиновности».