Какой бы храброй я не должна была быть… И у меня были страхи. И пусть я бесстрашно гуляла ночью в лесу, а мое сердце не тревожилось от темноты. Пусть я заплывала далеко от берега, не страшась, что до дна очень далеко. В моем сердце жил один страх.
Я не понимала откуда он, не помнила, когда появился.
Наверное, так и бывает. Тяжелые или страшные воспоминания наша память скрывает от нас, считает, что так лучше. Возможно, поэтому я не помнила себя нормально до четырех с половиной лет. Все, что до — лишь обрывки.
Но приходит время, когда заслон открывается.
Я боялась высоты. Мне было три с половиной или четыре. Не помню точно. Я бежала за бабочкой, намереваясь ее просто поймать на пару секунд, а затем отпустить. Ребенок… убежавший далеко от своего дома. Но мы — дети природы. И для нас запретов нет. Никто не остановил меня.
Впрочем… опасности для жизни, действительно, не было. Я всего лишь забралась на скалу в погоне за яркими крылышками. Она улетела… А я посмотрела вниз и не могла пошевелиться. Это было очень высоко, голова кружилась. Я впервые тогда ощутила леденящее чувство в груди, которое не дает пошевелиться.
— Папа! — крикнула я. — Мама!
Но, видимо, я отбежала от дома очень далеко. А еще прошло слишком мало времени, чтоб меня хватились. Я это сейчас понимаю. А тотема у меня еще не было. Я вспомнила, как уже решила, что останусь на этой скале навсегда и умру от голода. Уже успела поплакать о своей грустной судьбе.
— Почему ты плачешь? — спросил рядом детский голос.
Я обернулась и увидела мальчика. Он выглядел немного старше меня.
— Я… застряла тут.
— Почему? Ты попала в ловушку? — он осмотрел мои ноги, руки.
— Нет, просто я боюсь.
Он подошел и протянул мне руку.
— Я помогу, пошли.
— Я не могу смотреть…
— Закрой глаза и иди просто за мной.
— А ты не отпустишь? — я вложила свою ладошку в его руку.
— Не отпущу, — в подтверждение своих слов он слегка сжал мои пальцы. — Доверься мне.
Он правда вывел. Я шла, закрыв глаза, а он не только держал меня за руку, но иногда помогал мне второй рукой, предупреждал о камешках и крутых спусках.
— Можешь открывать глаза.
У него были красивые глаза цвета неба.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Не могу сказать. Отец говорит, что пока у меня не будет тотема, мне нельзя раскрывать свое имя посторонним. Только самым близким.
Вечером мне представили и мальчика, и его отца. Имен я тогда не запомнила, как и разговоров, которые вели взрослые. Гости были издалека, они говорили что-то о том, чтоб зарыть топор войны.
Но я тогда так испугалась высоты, что не помнила и того случая и как ела угощения, привезенные из далекой страны. Особенно я запомнила странный фрукт, который любил очень мальчик, спасший меня. Он показал мне, как нужно чистить, но видя, что мои детские ручки не справляются с этим — позаботился сам.
Это были самые сладкие зерна граната, которые я ела.
Я открыла свои глаза. Голова была ясная, а сама я в смятении. Кто-то меня пытался отравить? Или задумка была в другом?
Я перекатилась на бок, выбираясь из объятий мужчины, с которым, как оказалось знакома с детства. И он меня спас, получается не один раз. Дарий был в Радельме со своим отцом. Сердце наполнила горечь, перемешанная с теплом.
Он даже тогда позаботился обо мне.
Я аккуратно выбралась с кровати, спустилась вниз. У меня был лишь один человек под подозрением.
— Выйдем поболтаем, — сказала я тихо, прислонив кинжал к спине Фуины.
В глазах женщины мелькнул страх, затем удивление и… жалость. Но она кивнула и медленно пошла к выходу.
— Давай в сад, — предложила она. — Подальше.
Когда мы оказались в зоне, как я надеялась не доступной для слуха жителей дома, я отвела кинжал в сторону и отошла на пару шагов.
— Объяснишься? — спросила я служанку.
— Я знаю, кто ты.
— И ты хотела меня убить? Просто за тот факт, кто я? Не считаешь, что я и так получила сполна?
— Я знаю, что с тобой случилось. И осознаю, что ты тут делаешь. Господин Дарий, я знаю его с детства.
— Неужели? Твои взгляды…
— Ох! Не городи ерунды. Ничего подобного. Я отношусь к нему как к сыну. Я служила еще при его матери, была его няней определенное время. Сопровождала его везде, особенно если госпожа Парвати оставалась дома.
— Ты была тогда у нас?
— Да. И я услышала краем уха как зовут дочь вожака клана Костяной Луны. Я сохранила эту тайну. Кто знал, что однажды вновь увижу тебя… да еще рядом с Дарием.
— Так в чем был смысл?
— Я хотела лишь чтоб ты раскрыла себя. Напала…
— Это нелогично. Ты заботишься о нем, а я могла покалечить его.
— Господин силен. Я верила, что он убьет тебя.
— Твой план не удался.
В ее глазах снова появилась жалость. И она была адресована мне.
— Да… Я не знаю теперь, что ты будешь делать. Я могу лишь посочувствовать тебе.
— Что ты говоришь такое?
— Смесь аконита и папоротника будит звериные инстинкты, усиливает агрессию, заставляет нападать на многих. Считать весь мир угрозой.
— Ну… что-то пошло не так как описывается.
— Все так, просто я не знала… не учла.
— Чего?
— Что ты не угроза господину Дарию. Что ты любишь его. — Она увидела мой непонимающий взгляд и грустно улыбнулась. — В присутствии человека, к которому испытываешь любовь зверь затихает. Он поил тебя и… видимо не обнаружил клыков. Ты готова была оставаться рядом с ним абсолютно беззащитной.
Я молчала, просто смотрела на нее, осознавая, что она говорит.
— Не думаю, что ты угроза. Но… зачем тогда ты здесь? — спросила Фуина меня.
А у меня не было ответа на ее вопрос. Зачем я здесь? Я не знала, кому мне мстить и существовала ли когда-либо моя месть.
— Но я все еще против твоего присутствия. Если тебя раскроют — у него будут проблемы.
— Он не знает, кто я.
— Это пока что.
— Он не узнает.
— Тогда мне по-человечески жаль тебя. Что ты собираешься делать? Быть с ним? Быть наложницей… дети Луны не для такого рождались. Стать его женой? И всю жизнь прожить, скрывая, кто ты есть на самом деле… скрывать своего тотема. А если раскроешь… Накинешь на него тяжелую ношу, хранить твою тайну. Уходи, девочка. Не ломай жизнь ни себе, ни ему.