У тети Туси по-прежнему напряженно. Дедушка совсем не спит. Все эти дни я провожу с Димой. Он ходит со мной в больницу. С тех пор как я плакала у него на груди, отношения наши переменились. Я словно открылась ему, хотя и ничего не рассказала. Он понимает, что в моей жизни произошло что-то серьезное, и старается мне помочь. Дима человек тонкий и деликатный. Иногда мы разговариваем, иногда молчим. Но если говорим, то о вещах серьезных. Например, о жизни и смерти. Он мне сказал, что я на обычную девочку непохожа. Что я слишком серьезна, в глазах у меня тайна, и, может быть, я вообще попала сюда из других миров. Ах, если бы...
Сидели на лавочке в больничном саду. Подошла старушка с авоськой, голос робкий, заискивающий:
— Это ваша бутылка?
Какая бутылка? Оказывается, под лавкой лежит бутылка. В авоське у нее уже несколько пустых бутылок. С извиняющейся улыбкой стала палкой тащить бутылку к себе. Дима внезапно вскочил, начал рыться в карманах. Спросил поспешно:
— У тебя нет?
Я поняла не сразу, но он уже вытащил из кармана рубль и неловко сунул старушке. Та схватила его руку и попыталась поцеловать.
— Что вы! — смущенно сказал Дима.
— Дай бог тебе, сыночек, — забормотала старушка. А Дима покраснел до корней волос, отвернулся и сел.
— Ты любишь Пушкина?
Он пожал плечами:
— Конечно.
— Читал «Повести Белкина»?
— В восьмом проходили.
— Ты в самом деле записан в паспорте как Владимир?
Он посмотрел на меня удивленно:
— А что?
— Помнишь Владимира из «Метели»?
— Несчастного прапорщика, который заблудился по дороге в церковь? Почему ты о нем заговорила?
— Просто так...