Вчера писала о нем, фантазировала, а сегодня видела наяву.
Пошла на лавочку за можжевеловый куст и там читала. Вдруг сзади шорох. Я сразу напряглась, почувствовала — он. Но было тихо. Не выдержала, оглянулась, а он стоял за оградой и улыбался. Сделал мне жест рукой, приглашая, и я как в тумане отодвинула планку в заборе.
Он был совсем новый, в джинсах и голубой рубашке с погончиками. Он улыбался.
— Что же вы меня позабыли, Маша?
Я опешила.
— И к омуту не пришли.
Я возразила: это он не пришел. Но Алексей удивился:
— Я дожидался вас целый час.
И кажется, не обманывал. Вот загадка! Должно быть, у кого-то из нас остановились часы. Скорее всего у него, мне-то с домашним распорядком трудно перепутать время.
На дачу пошли. Тут у него разложены книги, бумаги.
— Пишу потихоньку. Жалко, машинки нет. Я ведь привык на машинке. Мне пришло в голову писать от лица героини. Вы когда-нибудь вели дневник?
Я смешалась, пробормотала что-то неразборчивое.
— А она вела. Я имею в виду героиню. Представьте себе юную особу. Ее жизнь беззаботна, она делает записи в большую тетрадь, и записи эти полны радости жизни, детского счастья. Но вот однажды происходит нечто серьезное, характер дневника меняется, в нем появляются драматические ноты.
— Такая будет книга? — спросила я.
— Это очень трудно сделать. Надо перевоплотиться. Я вот смотрю на вас, Маша, вы могли бы вести такой дневник.
— Нет, нет, — сказала я испуганно, — я не умею.
Он засмеялся:
— Хотите чаю?
Мы пили чай.
— Вы сказали, что книга про расставание. Так с кем же расстанется ваша девушка?
— С кем? — Он задумался. — Этого я еще не знаю, — и добавил неожиданно: — Вероятно, со мной.
— С вами?
— Понимаете, Маша, есть сочинители, которые могут писать только о себе, потому что других не знают. Я, вероятно, принадлежу к таким. Уж если выведу героя, так обязательно самого себя, только в другом обличье. Вот и выходит, что героине придется расстаться со мной.
— Ну а героиня? — сказала я. — Если вы умеете писать только о себе, значит, она не получится?
— Почему? Героиня тоже в некоторой степени может быть мной.
— Значит, вы расстанетесь с самим собой! — заключила я.
Он засмеялся:
— Вероятно, вы правы. Ах, Маша, когда вижу вас, делается как-то легче.
И тут я осмелилась спросить:
— Вам тяжело?
Он не сразу ответил. Подошел к окну и смотрел некоторое время.
— Тяжело мне, Маша.
Так вот мы поговорили. Интересно с этим человеком! Он необычный, иногда с ним что-то странное происходит, он принимает меня за другую. О дневнике говорил. Совпадение? Сегодня он выглядел гораздо моложе, ему идет рубашка с открытым воротом. Шея крепкая, голова красиво посажена и плечи широкие.
На прощание просила что-нибудь почитать. Принялся копаться в книгах.
— Мне бы хотелось что-нибудь ваше, — сказала я.
— Но что же вам дать? — Он выглядел растерянным. Взял в руки папку, положил на место. — У меня ничего нет.
Так уж и ничего! Вон папка какая пухлая. Улучила момент, вытащила оттуда несколько сложённых поперек листочков и унесла домой. Оказалось, это стихи. Так он и стихи сочиняет!
22.30. Читала стихи. Мне нравится! Здесь целый цикл «Календарь», надо бы переписать в тетрадку, ведь листочки надо положить на место.