13 июля. Пятница

Домашние затеяли прогулку с пикником в лесу, решили дойти до деревни Сьяново, там хорошее озеро и большой лес, но внезапно повернули в луга к поселку журналистов. Здесь, на просторе, посреди небольшой рощицы, и затеяли пир. Разложили бутерброды, открыли напитки. Тетя Туся хозяйничала, не умолкая ни на минуту.

С нами был Дима. Сегодня он оживленный, все время говорил с Аней. Даже обидно стало. Попыталась вмешаться в их разговор, но сестрица так полыхнула на меня глазищами, что я отлетела в сторону.

— Как твои этюды, деточка? — полюбопытствовала тетя Туся.

Отговорилась. Лежала и в небо смотрела. Взгляд начинает бежать в вышину и, кажется, вот-вот достигнет сокрытого, тайного. Папа читал книгу, мама собирала цветы. Я спросила:

— А ты когда-нибудь писала стихи?

— Все пишут, — уклончиво ответила мама.

— Я не пишу.

— Влюбишься и напишешь.

Я снова смотрела в небо. Могла бы сказать, вот и влюбилась, а стихов не пишу. Впрочем, так ли уж верно, что я влюблена?

— А папа писал?

— Спроси у него.

Но я задала ему вопрос более каверзный. Что такое смерть? Как он относится к смерти? Папа взглянул на меня удивленно. Смерть — это некий предел, черта, через которую каждому приходится переступать, ответил он. А что за этой чертой, за этим пределом? Есть ли другая форма существования? Это не важно, ответил папа. Если она и есть, то не имеет связи с нынешней, а это все равно, что нет. Значит, если умирает близкий человек, ты никогда и нигде больше не встретишься с ним, даже если отправишься следом? Возможно, возможно, ответил папа. Впрочем, он не ручается. Не ручается за то, о чем не имеет ясного представления. Ты не имеешь представления о смерти, папа? А что тебе, собственно, взбрело в голову, Маша? Никто не имеет о смерти ясного представления, и слава Богу. Он снова уткнулся в книгу. Тетя Туся взволнованно с ним шепталась, а папа заключил спокойно: «Взрослеет».

Итак, я взрослею. Меня занимают сложные вопросы. Впрочем, так ли занимают? Ожидала я от папы вразумительного ответа? Получила его? Не получила и не ожидала. Папа лежит на траве и читает, он может лежать и читать часами. Мама собирает цветы молча. Можно собирать цветы и молчать веками. Что дальше? То ли самое отражает их душа? Душа папы — спокойное чтение, душа мамы — молчаливый сбор цветущих растений. Мир и покой, молчание. Мои вопросы о стихах и о смерти не просто вопросы любознательной девочки. Что-то другое. Возможно, мне хотелось всколыхнуть это благообразие, стать возмутителем спокойствия. Не получилось.

ЯНВАРЬ

I

Белым-бело.

Провисло в поле небо.

Под ним, сермяжным, снег еще белей.

Все неподвижно, панорама стынет,

лишь там, вдали, по ниточке дороги

к полоске леса движется возок.

II

Зима.

Стеклодувное царство.

И в каждом сосуде сквозит

блестящее личико солнца.

И в каждом, саду ерундит

белашка по имени Иней.

Он, ножки повесив, сидит,

он в синее небо глядит

и медленно перебирает

пустые стекляшки свои.

А в них, бестелесен и таен,

дух жизни весенней запаян.

III

Без шума ночь сотворена,

глядит желток окна.

Молчит и к прутьям рамы жмется,

а звезды виснут из колодца,

где нет ни облака, ни дна.

И в целом мире я и ты,

и в целом мире только звезды

туманные свивают гнезда

для нашей стынущей мечты.

Загрузка...