Дочь регента

БУНТ ШАРЛОТТЫ

Миссис Гагарина и Луиза Льюис наряжали принцессу на бал, который давался по случаю ее дня рождения. Это было великое событие, и принц Уэльский устраивал бал в Карлтон-хаусе, ибо его дочери исполнялось шестнадцать лет.

— Вскоре, — заявила Шарлотта, — со мной перестанут обращаться, как с маленькой. Мне так хочется надеть перья! Когда это произойдет, вы все поймете, что меня уже не считают ребенком.

— Не торопитесь вырастать, — посоветовала Луиза. — Это и так случится достаточно быстро.

— Для меня не достаточно. Как вы думаете, принц-регент будет мной сегодня гордиться? Только не говорите сразу: «Да, да, да»! Подумайте немножко. Представьте себе его, какой он элегантный... Я должна очень постараться, чтобы соответствовать его вкусам. Но... что с вами, Гаги?

— Ничего, Ваше Высочество, просто в боку кольнуло.

— Лучше присядьте, — посоветовала Луиза. — Вы же знаете...

Миссис Гагарина бросила на нее предостерегающий взгляд, но Шарлотта его перехватила.

— Так-так, в чем дело? — властно спросила она. — Гаги, вы вовсе не больны, правда?

— Нет-нет, со мной ничего страшного. Просто обед немного бунтует.

Шарлотта поглядела на нее подозрительно и вдруг немного испугалась. В день рождения человек неожиданно осознает, что время уходит. Последний день рождения был вроде бы совсем недавно, а кое-кто из людей, которые так долго находились подле нее, что казалось, это будет длиться вечно, постарели...

Лицо миссис Гагариной имело сегодня сероватый оттенок. Шарлотта обняла ее и воскликнула:

— Гаги, вы не должны умирать! Не забывайте, это я вернула вам желание жить после того, как вы потеряли мистера Гагарина. Вы и сейчас мне нужны. Не болейте:

— Сколько шуму, — пробормотала миссис Гагарина, — из-за легкого несварения желудка. Можно подумать, я лежу на смертном одре.

— Не говорите о смерти! — приказала Шарлотта. — Мне это не нравится.

— Хорошо, — согласилась миссис Гагарина. — Давайте лучше постараемся, чтобы вы выглядели на балу лучше всех.

— А как на мне смотрится это платье?

— Чудесно! — воскликнула миссис Гагарина. — Правда, Луиза?

Луиза кивнула, глядя на принцессу с обожанием.

«Глупо, — сказала себе Шарлотта, — бояться, что бедная Гаги умрет просто потому, что у нее неприятности с желудком. Им все еще жить да жить...»

Однако она выехала в Карлтон-хаус в не очень веселом настроении. Впрочем, вскоре ее мрачность рассеялась, ибо Шарлотта увидела, что отец постарался создать как можно более праздничную обстановку. Люди, явившиеся поглазеть на выходящую из кареты Шарлотту, радостно приветствовали ее. Она помахала им в ответ рукой, хотя леди Клиффорд столько раз твердила принцессе о том, что она должна величественно наклонять голову. Но людям нравились свобода и непринужденность ее манер, и Шарлотта не собиралась более выполнять приказания леди Клиффорд.

Отец выглядел великолепно, и Шарлотта, как всегда, затрепетала от восторга, гордясь тем, что принц Уэльский — ее отец. Шарлотта привыкла испытывать смешанное чувство обиды и гордости при виде отца, однако сегодня она почти не обиделась, ибо отец улыбнулся ей, нежно обнял и даже со слезами на глазах, сказал, что она очаровательна.

Шарлотта была счастлива, когда регент, легонько поддерживая под руку, провел ее во дворец, который старый сплетник Гораций Волпоул назвал самым прекрасным зданием Европы. Шарлотта гордилась изысканным убранством Карл-тон-хауса; тут все было сделано под его руководством, и едва принцесса вошла рука об руку с отцом, который, похоже, был ею сегодня доволен, в парадный подъезд с портиком в коринфском стиле, она поняла, что вечер будет удачным и она надолго запомнит этот день рождения.

Она родилась в Карлтон-хаусе, а принц жил здесь, и Шарлотта мечтала о том, чтобы они могли здесь воссоединиться: отец, мать и она. И зажить, как живет любящая семья. Ей с детства хотелось этого больше всего на свете, и она поверяла свои мечты Мерсер.

— Папа, — сказала сейчас Шарлотта, — всякий раз, как я попадаю в Карлтон-хаус, меня потрясает его красота.

Отцу было приятно это слышать.

— Должен сознаться, что и мне он очень нравится.

— Тут все в-верх совершенства! — воскликнула Шарлотта, и впервые отец не нахмурился, заметив, что она заикается. А принцесса продолжала: — Все залы великолепны, но больше всего я, пожалуй, люблю милую маленькую музыкальную комнату, окна которой выходят в сад. Никогда не видела более прелестной комнаты!

Отец принялся рассказывать, как ему пришла в голову идея такой комнаты. Это был редкий случай, когда отец и дочь непринужденно болтали.

За обедом Шарлотта сидела по правую руку от отца; он разговаривал почти исключительно с ней: рассказывал, как, решив отпраздновать свое регентство, пригласил в Карлтон-хаус на прием две тысячи гостей.

— У меня родилась идея сделать вот здесь, на главном столе, водоем; в нем плавали рыбки — золотые и серебряные. Это было чрезвычайно красиво.

— Представляю, какое это было чудо! Великое торжество...

Принц на минутку погрустнел, подумав о Марии, которая отказалась прийти, поскольку он не хотел усадить ее за этот стол. Ну почему она не хочет понять, что, став регентом, он не смеет возвеличивать католичку, которую многие считают его женой? Он сделал это не потому, что уступил настояниям Изабеллы, не желавшей видеть Марию за главным столом. Мария не понимала, что королю приходится во многом себя ограничивать. Ведь если церемония, некогда состоявшаяся в гостиной Марии, будет сочтена настоящим венчанием, тогда девушка, сидящая сейчас по правую руку от него, не сможет считаться его законной дочерью...

Как досадно, что он вспомнил про торжественный ужин в честь своего регентства!

— Папа, — сказала Шарлотта, — вы постройнели. Выглядите вы просто великолепно.

Принцу были приятны ее слова, хотя он не любил, когда люди напоминали ему о том, что он был «тучным». Ему даже слово это не нравилось. В последнее время принц немного похудел, однако постельный режим в Отлендсе не пошел ему на пользу.

Потом он пригласил дочь потанцевать, и она заметила, что отец слегка прихрамывает. Однако предпочла не подавать виду; к этому времени Шарлотта уже твердо сказала себе, что это один из самых счастливых дней ее жизни. Ее отец никогда к ней так хорошо не относился, и Шарлотта надеялась, что ее ждет исполнение заветного желания. От счастья она позабыла и про нездоровый цвет лица миссис Гагариной, и про странные, полубезумные выходки своей матери.

Раз в жизни отец отнесся к ней одобрительно. И может быть, она именно об этом мечтала больше всего в жизни?

Мерсер была постоянной гостьей в Ворвик-хаусе. Шарлотта часто думала: «Что бы я без нее делала?»

Она очень доверяла Мерсер. Конечно, не все ей рассказывала, но многое. Шарлотта никогда не говорила о своих чувствах к родителям, но, вероятно, лишь из-за того, что сама их плохо понимала. Она даже не упомянула про тот случай, когда мать заперла ее в спальне с капитаном Гессе. Об этом Шарлотта почти не позволяла себе думать — не то что говорить вслух!

Но в остальном Мерсер была ее наперсницей, ее вторым «я», и Шарлотта нередко повторяла себе, что пока дружба с Мерсер продолжается, она может вынести все: попреки бабушки, матери отца и жутко скучные разговоры с бабушкой по материнской линии; общество Старых Дев, которые то читали ей нотации, то выливали на нее свою безудержную нежность; печаль, которая овладевала ей, стоило только подумать о бедном безумном дедушке... А главное, то, что Шарлотта испытывала по отношению к родителям двойственные чувства.

Иногда Мерсер принималась описывать платья, которые она видела на балах. Они болтали о нарядах — в этом, как и во всем другом, Мерсер была дока — и, призвав к себе миссис Гагарину и Луизу Льюис, обсуждали, что можно сшить Шарлотте на жалкие деньги, которые Мерсер сурово называла «не очень-то подобающим содержанием для Ее Высочества».

— Ничего страшного! — воскликнула однажды Шарлотта. — У меня скоро будет собственный дом, а следовательно, и хорошее содержание. Не могут же меня держать в детской вечно!

— Это случится, когда вам исполнится восемнадцать, — предрекла Мерсер. — Что ж, ждать осталось не очень долго.

Глаза Шарлотты засияли при мысли о том, что она взрослеет.

— Вы должны мне кое-что пообещать, Мерсер. Обещайте, что когда я стану королевой, вы всегда будете со мной.

Мерсер заметила, что королевой быть не так уж и хорошо, если поразмыслить о том, что ждет Шарлотту после того, как она получит власть.

Порой Мерсер проявляла излишнюю рассудительность, но Шарлотта была этому рада. Плохо, если бы обе они были такими порывистыми, как она сама.

Шарлотта сказала Мерсер, что, по уверениям дядя Камберленда, у принца Уэльского такой же недуг, как и у отца.

— Это злонамеренное, клеветническое заявление, — нахмурилась Мерсер. — Я всегда относилась к герцогу Камберленду с подозрением.

Шарлотта поддакнула: дескать, и она всегда его подозревала. В нем есть что-то очень зловещее. Одноглазый Камберленд так похож на настоящего злодея!

Мерсер согласилась:

— К тому же он тори.

По мнению Мерсер, это был смертный грех. Она клокотала от гнева, если кто-нибудь пытался отвратить Шарлотту от партии вигов.

Они полчаса оживленно судачили о многочисленных пороках дяди Камберленда и нарисовали весьма зловещую картину, что в конце концов их позабавило, и они покатились со смеху, поскольку Мерсер была в тот день в беспечном настроении.

Луиза, услышав их смех, пробормотала, что, похоже, в Ворвик-хаусе царит мисс Элфинстоун, и если не проявить предусмотрительность, вскоре они все окажутся у нее на побегушках.

Миссис Гагарина, вид у которой был еще более болезненный, чем раньше, ответила, что она рада слышать смех милой Шарлотты. Такая жизнь вовсе не для такой резвой девчушки. Пусть хоть немножко порадуется.

Но когда Шарлотта сообщила ей о карикатурах, которые принесла ей миссис Адней, Мерсер неодобрительно поджала губы.

— Мне не нравится миссис Адней, — заявила она.

— Мне тоже, — признала Шарлотта и рассказала Мерсер о завещании.

Вскоре они весело хохотали, однако Мерсер добавила, что Шарлотте не следует разглядывать непристойные карикатуры на родственников, это унижает ее достоинство. Надо было бы сделать миссис Адней строгий выговор за то, что она приносит ей такие карикатуры. Да и вообще было бы лучше сместить миссис Адней с этого поста.

Шарлотта серьезно кивнула.

— Что касается карикатур, — сказала она, — то я только одним глазком взглянула. Но больше не буду, если вы, дорогая Мерсер, не одобряете подобные действия.

Мерсер вновь придала разговору более беспечный оттенок и завела речь о лорде Байроне, который был от нее без ума. Принцессой Шарлоттой Байрон тоже восхищался — однажды он ее видел на каком-то торжестве.

— Я прекрасно его помню! — вскричала Шарлотта. — Это самый красивый мужчина, которого я видела... ну, во всяком случае, один из самых красивых. Он похож на греческого бога, а хромота придает ему пикантность. Говорят, он ужасно безнравственный.

— Ему нужна женщина, — снисходительно произнесла Мерсер, и Шарлотта охотно поверила, что ему, как и ей, нужна Мерсер. Она всем нужна.

— О, Мерсер! — воскликнула принцесса в приливе чувств. — Как я рада, что вы моя подруга!

— Да, от этого вам есть польза, — признала Мерсер. — Я намного старше вас и поэтому способна вам помочь.

Принц-регент читал поэму своему другу Шеридану, который был растроган, ибо свято верил в великую власть творчества, особенно если творчеством занимались такие великие люди, как лорд Байрон.

Поэма называлась «Рыдающая девушка».

Рыдай же, дочерь короля!

В упадке царство, и осквернена корона.

Пусть каждая твоя слеза

Смывает грех беспутного отца.

Столь благородна каждая слеза,

Что страждущим приносит облегченье.

Когда-нибудь тебя за каждую слезу

Сторицей наградит улыбками народ.

Принц густо покраснел, и глаза его наполнились слезами гнева.

— Ах, как это напоминает мне безобразную сцену, разыгравшуюся вчера вечером! Подчас у меня возникает впечатление, будто дочь нарочно меня злит.

— Сир, слишком много людей пытаются занять чью-либо сторону, — заметил Шеридан.

— Ей вбивают в голову, что она очень важная персона. Боже мой, да ничего в ней важного нет и не будет, если я приму такое решение.

Шеридан знал, когда следует помалкивать. Было бы настоящим безрассудством напоминать сейчас принцу о том, что Шарлотта — его дочь, и ежели не случится чуда, ежели он не разведется с принцессой Уэльской и не произведет на свет сына, Шарлотта по закону унаследует трон.

— Представляете, что случилось? Я имел беседу с этими мошенниками Греем и Гренвиллем, которые отказались выполнить мой приказ и войти в правительство. Лаудердейл выгораживал их, заявил, что он на их месте подал бы в отставку. Твердил, что он стойкий приверженец партии вигов и будет верен их принципам. И тут, представьте себе, Шарлотта вдруг залилась слезами. Слезами, Шерри! На званом обеде! Ну, как ее воспитывали, а?

Шерри не стал напоминать о том, что проливать слезы это семейная привычка, и сказал лишь, что принцессу следует научить, как нужно себя вести в ее положении.

— Научить... вы правы... и я научу ее! Но вот беда... стоило ей разрыдаться, как этот Байрон уже описал это в стихах и вывел ее в качестве героини, а меня — в качестве негодяя... И теперь вся страна читает эти стихи, можно не сомневаться.

Шеридану оставалось только признать, что творчество Байрона весьма популярно.

— А ведь я когда-то советовал всем читать его стихи. Мне он нравился. Ну почему он так... так настроен против меня?

Шеридан пожал плечами.

— Она юная девушка, сэр, и не лишена обаяния. Люди любят принимать чью-нибудь сторону, и кто-то готов встать на ее защиту.

— Но почему им обязательно нужно быть на чьей-то стороне?

Напрашивался ответ: «Потому что дом Ганноверов вселяет в нас опасения: в этом семействе родители имеют привычку враждовать с детьми. Разве сам регент не подал пример своей дочери?»

— Они всегда принимают чью-либо сторону, — ответил Шеридан. — Люди любят ссоры, и если все тихо, они пытаются спровоцировать драку.

— Шарлотте следовало бы вести себя более пристойно. Но разве она когда-нибудь старалась сделать над собой усилие? Она стала ярой приверженцем вигов. Так что вскоре моя дочь начнет вмешиваться в политику.

А ведь именно отец сначала хотел, чтобы Шарлотта безоговорочно поддерживала вигов! И если теперь, став регентом, он старался найти компромисс между вигами и тори и, более того, явно склонялся на сторону последних, как могла Шарлотта не воспротивиться? Леди Хертфорд решила сделать принца сторонником тори, а ему хотелось любыми способами ее умилостивить. Но наивно ожидать, что Шарлотта будет разделять взгляды леди Хертфорд.

— Будь я проклят, — воскликнул принц, — я слишком снисходительно относился к сей юной особе! Я должен показать ей, кто здесь господин.

— Я полагаю, она уже это знает, сир.

— Следовательно, за этим таится еще что-то. Я хочу понять, кто влияет на ее политические взгляды. Гувернантка производит на меня впечатление круглой дуры.

— Леди Клиффорд, пожалуй, действительно не способна контролировать принцессу с таким характером.

— Кроме того, Шарлотта слишком часто видится с матерью.

— Раз в неделю, сир.

— Это слишком часто, — сказал, нахмурившись, принц. — Готов побиться об заклад, там ее учат, как досаждать мне. Но вот что я вам скажу, Шерри: так больше продолжаться не может! О нет, не может! Будьте настороже и попытайтесь выведать, кто побуждает Шарлотту к подобным поступкам. Едва я это узнаю, я упеку наглеца — неважно, он это или она — туда, где он не сможет оказывать влияние на принцессу и портить мне жизнь.

Шеридан заверил, что будет всемерно помогать Его Высочеству принцу.

— А я позабочусь о том, чтобы и в окружении Шарлотты кто-нибудь держал ухо востро, — пробормотал принц.

Графиня Йоркская заехала в Ворвик-хаус за Шарлоттой: им предстояло отправиться в оперу. Принцесса была очень воодушевлена.

— Если все так пойдет, — сказала она Луизе, — то мне скоро разрешат надеть перья.

— Да, давно пора, — успокоительно произнесла Луиза, чем очень насмешила принцессу.

— Надеюсь, люди будут меня приветствовать, когда я зайду в ложу. А я покажу им, как я довольна, что они меня любят. По-моему, одна из ошибок папы состоит в том, что он так высокомерно держится на людях. Все же и так считают его принцем-регентом, зачем лишний раз об этом напоминать? Я думаю, ему будет неприятно, если он увидит, что меня приветствуют более бурно, чем его, но папа в оперу не приедет. А жаль... Видите ли, Луиза, — печально добавила девушка, — без него любой праздник не праздник.

Как было бы чудесно, если б они все сидели в этой ложе: он, такой великолепный в своей яркой военной форме, мама, элегантная, как, скажем... леди Хертфорд или Мария Фитцгерберт... а она сидела бы между ними — их любимая дочь. То была давняя мечта Шарлотты... давняя и глупая, потому что все мечты глупые, если нет надежды на их исполнение.

Герцогиня была не очень-то элегантной. Ей гораздо более нравилось возиться в Отлендсе со своими зверюшками, нежели сопровождать племянницу в оперу.

— Милая тетушка! А как же ваши собачки? Разве они не будут по вам скучать? — воскликнула Шарлотта.

Герцогиня была счастлива, что можно дать отчет о недомоганиях и проделках любимых зверюшек. Шарлотта слушала ее с интересом, поэтому довольная герцогиня пригласила ее как можно скорее приехать в Отлендс на отдых. Шарлотту это предложение вполне устраивало: все лучше, чем скучать в Виндзоре или вести монотонную жизнь в Ворвик-хаусе.

Леди Клиффорд, как всегда, суетилась и нервничала. Она глупела прямо на глазах... Леди Клиффорд выразила готовность тоже сопровождать их в оперу, прихватив с собой полковника Блумфилда, который прекрасно играл на виолончели и, разумеется, обожал музыку.

Возбужденная своим выходом в свет, Шарлотта беспечно болтала с герцогиней, пока они ехали по улицам. И была в восторге от того, что ее узнают.

— Это Шарлотта! — кричали люди.

После стихотворения лорда Байрона ее приветствовали особенно горячо. Она была хорошей, ее противопоставляли злому регенту. Иногда Шарлотте было это приятно, иногда она сожалела. Причиной такого двойственного отношения была двойственность ее отношения к отцу. Она не могла решить, как же она все-таки к нему относится: порой его непопулярность огорчала Шарлотту, а порой радовала.

В опере ее встретили с большими почестями и проводили до ложи.

Как люди кричали, когда она вошла в ложу! Шарлотта вышла вперед, поклонилась, улыбнулась и помахала рукой... радостно, но, наверное, не очень величественно. Однако люди не обратили на это внимания. От нее веяло свежестью молодости, и она была так рада находиться среди них!

— Да благословит Бог принцессу Шарлотту! — кричала публика.

И в эти криках слышалось: «Долой принца-регента!»

Леди Клиффорд места себе не находила от беспокойства, а вот герцогиня и бровью не вела. Полковник же Блумфилд счел своим долгом донести регенту, какую овацию устроили в честь Шарлотты: он боялся, что иначе принц узнает это от кого-нибудь другого.

В антрактах люди задирали головы и смотрели на ее ложу. Принцесса не могла удержаться от искушения и тоже махала им. В опере царило возбуждение. Было ясно, что публика рада видеть принцессу, причем видеть в новом свете — не как маленькую девочку, а как юную женщину, которой суждено стать их королевой.

Когда Шарлотта покидала оперу, люди столпились вокруг кареты и опять восславляли ее. Она махала им рукой, улыбалась и даже посылала воздушные поцелуи.

— Принцесса Шарлотта! — в смятении бормотала леди Клиффорд, не сомневаясь, что полковник Блумфилд донесет принцу, что Шарлотта не смогла держать себя в узде.

И старушка оказалась права. Он действительно донес.

В результате принц узнал, что леди Клиффорд нервничает и не способна обуздывать порывы принцессы. А кроме того, ему донесли, что Шарлотту постоянно видят в обществе прямолинейной и сильной духом мисс Маргарет Мерсер Элфинстоун, молодой женщины, которая горячо поддерживает вигов и решительно добивается того же от принцессы Шарлотты.

Узнав об этом, принц неожиданно явился в Ворвик-хаус.

Там поднялся переполох. Леди Клиффорд явно тряслась от ужаса; она вбежала в комнату, где Луиза и миссис Гагарина зашивали платье принцессы, и спросила, не знают ли они, почему приехал Его Высочество.

Они были удивлены. Право, леди Клиффорд скорее должна об этом знать, чем они.

— Но неужели принцессе не было известно, что отец должен ее навестить? — изумилась леди Клиффорд.

— Во всяком случае нам она ничего не говорила, — ответила Луиза.

Леди Клиффорд в смятении выбежала из комнаты.

— Боже мой! — пробормотала Луиза. — Боюсь, Ее Светлости и вправду уже не под силу справляться с этими обязанностями.

— Шарлотта ее не уважает, — грустно заметила миссис Гагарина. — Ей пора уходить.

— Но кого она уважает? Я не уверена, что даже мисс Элфинстоун ее устраивает.

— Ты просто ревнуешь, Луиза, — сказала миссис Гагарина. — Пожалуй, нас обеих мучит ревность. Шарлотта для тебя как дочь... и нам не нравится, когда другие завладевают ее вниманием. Надеюсь, мне удастся дожить до замужества принцессы... до счастливого замужества.

— Не говори так! — резко сказала Луиза.

Она не могла себе представить эти комнаты без миссис Гагариной и сердилась на нее, когда та намекала, будто ее конец уже близок. Мысли о каких-либо изменениях были для Луизы невыносимы. Ей хотелось, чтобы Шарлотта вечно оставалась милой маленькой озорницей.

А тем временем принц призвал к себе дочь.

Он посмотрел на нее ледяным взором.

— Я приехал сказать тебе, — начал он, — что ты должна без промедления отбыть в Виндзор.

— В В-виндзор? — пролепетала она, и он нахмурился.

Со сколькими учителями она занималась, а не смогла научиться преодолевать этот нелепый дефект речи! Ах, как это досадно!

— Да, в Виндзор, — повторил он, четко артикулируя каждый слог.

— Я ненавижу В-виндзор!

Она так старалась не заикаться, что повторила название ненавистного дворца. И — запнулась опять!

— Вздор! — сказал принц. — Как можно ненавидеть Виндзор?

Сказав это, он прекрасно понял, почему она ненавидит Виндзор. Он сам всегда его ненавидел.

— Там холодно... сквозняки... и... все такое скучное, старое... — Шарлотта вовремя осеклась. — Я. хочу остаться здесь, — дерзко прибавила она.

— Увы, — холодно возразил принц, — тебе все же придется отправиться в Виндзор. Прошу тебя, не надо детских капризов. Ты уедешь завтра. Кроме того, тебе следует прекратить дружбу с некоей особой. Я говорю о твоей неподобающе тесной дружбе с мисс Элфинстоун.

— С М-мерсер?! — вскричала Шарлотта.

— Я сказал: с мисс Элфинстоун. Ты должна прекратить с ней всяческие сношения.

— Это н-невозможно.

— Шарлотта, прошу тебя, не совершай нелепых поступков. Я надеюсь, ты более не будешь видеться с этой юной особой. До тех пор, пока я не дам тебе разрешения.

— Н-но она моя лучшая подруга!

— Ты слишком взрослая, чтобы совершать такие глупости. Ты приобретаешь известность среди народа. Это означает, что люди следят за каждым твоим шагом. А в таких обстоятельствах не следует заводить сентиментальных дружеских отношений.

— Дружба — очень хорошая вещь. Меня учили ценить дружбу.

— А я полагаю, эта особа пытается управлять тобой. Этого я — да и ты тоже — допустить не можем. Ты больше не будешь с ней встречаться. Тебе понятно?

Шарлотта поколебалась, вызывающе выпятив нижнюю губу.

Потом все же пробормотала:

— Да, папа.

— Вот и прекрасно. Я очень недоволен твоим поведением. Твоя недавняя слезливость меня крайне раздосадовала. Будь любезна впредь вести себя более ответственно. Помни, что ты моя дочь. Ладно, можешь теперь идти. Завтра ты уедешь в Виндзор, и, надеюсь, ты поняла: не смей связываться с мисс Элфинстоун, пока я не дам тебе на это разрешения.

— Да, папа, — кротко ответила Шарлотта.

«Конечно, — сказала она себе, — конечно, я поняла смысл его слов. Неужели он считает меня идиоткой, которая не понимает английский язык? Я поняла, но я ничего не обещала. Да и потом... если меня заставляют что-то пообещать, все равно обещание, данное в таких обстоятельствах, ни к чему не обязывает».

Желая доказать, что отец ей не указ, Шарлотта схватила листок бумаги, ручку и написала дорогой Мерсер, что завтра уезжает в Виндзор и что «П. Р.» приказал ей прервать всяческие контакты с милой подругой.

«Он считает, что я ему обещала, но это не так. Я никогда не дам подобного обещания, мой самый близкий, самый лучший друг. Я скорее умру, чем откажусь от Вас, и Вы это прекрасно знаете».

Ответом Мерсер стал браслет, на котором были выгравированы их имена.

Получив его, Шарлотта немного всплакнула и сказала, что браслет будет всегда служить ей утешением. А оно было ей в ту пору просто необходимо, поскольку она приехала в Виндзор, где ее постоянно заставляли являться в гостиную королевы, которая обращалась с внучкой с каждым разом все суровее и придиралась даже больше, чем принц. Если же Шарлотте разрешали поехать на прогулку, то лишь в сопровождении одной из Старых Дев.

Господи, что за жизнь! Поездки к матери стали реже, и принцесса Уэльская заволновалась. Она заявляла, что не намерена дольше терпеть это положение, и позволяла себе зловещие намеки: дескать, она скоро что-то предпримет...

Затем миссис Адней принесла Шарлотте записку, которую передала принцесса Каролина. Записка оказалась от капитана Гессе: он собирался приехать в Виндзор и надеялся, что ему представится счастливая возможность повидаться с принцессой Шарлоттой. Шарлотта пришла в восторг и после этого часто потихоньку ускользала от грумов и встречалась с капитаном Гессе в лесу.

Надо постараться сделать свою скучную жизнь в Виндзоре как можно приятнее. Но чем здесь можно заниматься? Только ездить верхом, брать уроки танцев и писать Мерсер о том, как она скучает по ее обществу... Затем приехал Джордж Фицкларенс, и довольная Шарлотта принялась одаривать своими улыбками обоих молодых людей, находя это очень даже забавным.

Тетушки были в шоке.

— Право, Шарлотта, — сказала тетя Мария, которая когда-то была самой хорошенькой из Старых Дев, да и сейчас ею оставалась, хотя и постарела, — ты постоянно флиртуешь.

Бедная тетя Мария, лелеющая надежду выйти замуж за герцога Глочестера! Шарлотта не понимала, почему они теперь не поженятся, ведь принц-регент не стал бы чинить им препятствий. Их чинил несчастный безумный дедушка... ну, и, конечно, Старая Бегума. Вредная старуха не хотела выдавать замуж дочерей, потому что не желала предоставлять им независимость, а желала, чтобы они всегда плясали под ее дудку. Но если Мария и Глочестер действительно собираются пожениться, им надо поспешить, а то будет поздно. Наверное, регент даст согласие на этот брак, если они попросят, но может быть, они ждали слишком долго, и им уже не хочется жениться?

«Бедные старички!» — вздыхала Шарлотта. Когда тебе скоро исполнится семнадцать, можно проникнуться жалостью к старичкам и старушкам... особенно к таким, как тетя Мария, которая всегда находилась под неусыпным надзором Старой Бегумы. Что она знает о флирте?

«Хотя, — признала Шарлотта, — у меня, пожалуй, действительно наклонности к этому».

Надо будет написать Мерсер... Ах, милая Мерсер, дороже нее нет никого на свете!

Во время своего пребывания в Виндзоре, в те минуты, когда Шарлотта не читала письма Мерсер, которые часто тайком передавала ей миссис Адней, или не писала ответ, который все та же услужливая фрейлина переправляла Мерсер, а также когда Шарлотта не переписывалась с капитаном Гессе — в письмах она чувствовала себя гораздо свободнее, чем в беседе, ибо за ними постоянно шпионили (да и вообще, она унаследовала от отца способность гладко писать и любовь к смелым оборотам и намекам, ведь именно они придавали особую прелесть переписке!) — принцесса замечала, что обстановка во дворце довольно напряженная. У старушки Клиффорд с головой стало совсем неважно; миссис Гагарина держалась отчужденно, и Шарлотта боялась, что ее мучат боли, и очень из-за этого переживала; Луиза волновалась за миссис Гагарину, а у тетушек был какой-то заговорщический вид. Что же касается королевы, то она еще строже поджимала губы, еще суровее выражала свое неодобрение, и Шарлотта уже с трудом терпела ее придирки.

«Что-то произойдет», — думала Шарлотта.

Однажды, когда она вернулась с верховой прогулки по лесу, миссис Адней сказала:

— Боже, что тут была за сцена! Пока вы гуляли, у нас тут такое случилось! Угадайте, кто пожаловал в Виндзор? Сама принцесса Уэльская! А что, по-вашему, сделала королева? Отказалась ее принять. Конечно, это не впервые. Принцесса страшно разгневалась, барабанила кулаками по каменным стенам, а когда пошла обратно к карете, быстро-быстро говорила что-то по-немецки. Однако я все же поняла, что она не собирается долее мириться с таким положением. Она хочет видеться с дочерью, когда пожелает. Принцесса сказала, что ее больше не смогут отстранять от вас, у нее есть друзья, которые ей помогут.

— Мне бы хотелось ее увидеть.

— Назревают неприятности, — предрекла миссис Адней, и, судя по искрам, вспыхнувшим в ее глазах, она была этому рада.

Регент понимал, что дочь нельзя вечно держать в Виндзоре. Как ни печально, но ее придется вернуть в Лондон. В начале года Шарлотте исполнится семнадцать, через год она станет совершеннолетней.

С маленькой Шарлоттой забот было меньше.

Доброжелатели говорили, что принцессе следует время от времени показываться на людях, она должна бывать в обществе.

— Значит, нам придется привезти ее сюда и опять иметь неприятности, — пожаловался принц-регент лорд-канцлеру Элдону. — Да, надо привезти Шарлотту в Лондон и выставить напоказ.

Лорд Элдон, прекрасно понимавший, что у принцессы вскоре появятся могущественные сторонники в парламентских кругах, сторонники, которые будут оппонентами регента, нехотя дал согласие.

— Мои сестры могут повсюду сопровождать ее, — продолжал принц. — Я думаю, бедняжки обрадуются, что можно немного поразвлечься. У них такая скучная жизнь.

Поэтому было решено, что Августа, Елизавета и Мария придут вместе с принцессой Шарлоттой на открытие заседания парламента.

Настроение у регента, когда он собирался ехать в парламент, было довольно мрачным. Как досадно, ведь в других обстоятельствах он был бы рад такому случаю! Принц до сих пор ценил высокое положение и власть. И раньше он был бы рад оказаться в центре внимания, стать милостивым, очаровательным регентом — фактически королем, только называющимся иначе. Именно так он представлял себе регентство в дни юности, когда думал лишь о том, как он будет править в свое удовольствие. Его, собственно говоря, с детства нацеливали именно на это. Делая свои первые шаги по детской, он уже знал, что когда-нибудь ему суждено будет стать королем. Однако он не предвидел трагической болезни отца. Несчастный старик с затуманенным сознанием живет на попечении своих сторожей. Вот ведь до чего дошло! Он почти ослеп и тщетно пытается вырваться из тисков безумия. Какая страшная судьба... тем более для короля!

Теперь регент сожалел, что между ними не установилось более дружеских отношений; однако он несколько раз предпринимал попытки сблизиться, а отец грубо отвергал их. Да и вообще, в их роду дети и родители редко бывали добрыми друзьями; они гораздо чаще враждовали. Эти размышления навели регента на мысли о Шарлотте, которая причиняла ему столько неприятностей. Ну почему эта девочка не может вести себя прилично? Почему у нее замашки мальчишки-сорванца? Ответ был прост. Потому что она «дочь той женщины», и хотя надо признать, что она унаследовала от него некоторые прекрасные качества, никто не станет спорить с тем, что она очень похожа на мать.

Шарлотту следует поставить на место; она должна усвоить, что в ближайший год или два еще не станет важной птицей. Пока ей не исполнилось восемнадцать, с ней будут обращаться как с маленькой. Кроме того, не следует забывать — и Бог свидетель, сам он никогда об этом не забывает! — что вожделенный развод вполне возможен, и ежели ему каким-то чудом удастся его добиться, то он моментально женится, родит сына, и тогда юная Шарлотта сравняется в своем положении с его сестрами, которых она, вероятно, презирает.

Однако у Шарлотты более сильный характер, чем у его сестер. Ведь она, в конце концов, его дочь! Вдобавок они никогда не надеялись на корону, а сейчас все вокруг считают, что Шарлотта скорее всего станет когда-нибудь королевой.

Противное создание! О, в какой же злосчастный день он женился на ее матери! Все в итоге упирается в эту мерзкую, отвратительную, вульгарную, дурно пахнущую женщину, которая теперь именуется принцессой Уэльской.

Ладно, пора на открытие парламента. Ах, как он, принц, роскошно выглядит в фельдмаршальской форме! Он сам придумал к ней треуголку... эх, она была бы еще эффектнее, если бы он не рассорился с Браммелем, а так Браммель не помог ему советом...

Ну, конечно, парламент разразится аплодисментами при виде такого великолепия. Все будут смотреть на него с интересом и восхищением. Что бы потом о нем ни говорили, они вынуждены будут признать, что он выглядел великолепно. Пожалуй, он немного полноват, но с другой стороны, худощавый мужчина не смотрелся бы столь внушительно.

Лошади нетерпеливо гарцевали, но как же они были красивы — все одной масти. Несколько человек собрались на улице, чтобы посмотреть, как он будет садиться в карету, однако при этом молчали. Разумеется, это лучше, чем вульгарные оскорбления, однако он предпочел бы, чтобы народ проявил хоть некоторый энтузиазм.

Интересно, что бы подумала Мария, если бы сейчас его увидела? О, счастливые времена, когда он приезжал к ней в гости. Это было все равно что приехать домой. Ему всегда хотелось иметь дом. Карлтон-хаус и «Павильон», может быть, самые прекрасные резиденции во всей Англии, однако их домом не назовешь. Ах, если бы Мария... Но это сказка про белого бычка. Мария его предала. Из-за нее он чуть было не лишился короны, а она оставила его из-за того, что он подружился с Изабеллой — ведь они просто друзья, и даже не думают ни о чем больше. Вдобавок Мария забрала Минни... Минни, которую он ей подарил! А Минни так любила своего Принни!

На глаза принца навернулись слезы, и он еще сильнее возненавидел женщину, которая разрушила всю его жизнь. Да-да, ведь он во всем винил Каролину, даже в уходе Марии. Принц стыдился немецкой принцессы, на которой его заставили жениться. Ему, самому разборчивому и элегантному принцу в Европе, дали в жены неряху, которая была ему совсем не парой. И при виде Шарлотты принц неизменно вспоминал об этом. Может, она и похожа внешне на него, однако всегда напоминает ему о жене.

Внезапно карета дернулась, и принц чуть не упал вперед. Кучер, не выпуская из рук вожжей, свалился на землю, а карета на несколько секунд грозно накренилась, но все же не перевернулась.

Возле места происшествия начала собираться толпа. Поняв, что ничего страшного с ним не случилось, принц выглянул в окошко и спросил у тех, кто помогал кучеру подняться на ноги:

— Он не ранен?

— Нет, Ваше Высочество, — откликнулся сам кучер. — Просто мы налетели на столб и чуть не перевернулись.

Кучер по-прежнему сжимал в руках вожжи, и это явно помогло удержать лошадей на месте, иначе они бы понесли.

О, как принц ненавидел этих дурно пахнувших, любопытных простолюдинов! Как они отличаются от тех, что приветствовали его когда-то! Принцу хотелось отдать приказ немедленно трогаться с места, однако забота о слугах, которой он славился и в ответ на которую они так преданно относились к нему, невзирая на его непопулярность в народе, взяла верх.

— Ты можешь ехать дальше, или лучше кто-нибудь другой займет твое место?

Кучер посмотрел на принца с легкой укоризной.

— Да у меня прекрасное самочувствие, Ваше Высочество. Это даже не ушиб. Мы просто налетели на столб.

— Тогда поехали.

И все же принца случившееся потрясло. Разумеется, не история с каретой, а угрюмые взгляды людей. Они его больше не любили. И будут рады, когда на трон взойдет Шарлотта. Почему произошла такая перемена? В чем тут причина? Почему монархи бывают так популярны в юности, и почему эта популярность почти неизбежно падает, когда они становятся старше?

Идя между пэрами и глядя на корону, которую несли впереди на подушке, принц почувствовал себя лучше. Он не сомневался, что ему удастся без труда произнести свою речь, прочитать ее прекрасно поставленным голосом. Пусть запомнят, что на него всегда можно положиться, он своим ораторским искусством украсит любое собрание.

Шарлотта наблюдала за отцом, испытывая уже привычные чувства. Она надеялась, что когда настанет ее черед выполнять эту церемонию, она будет столь же элегантна. Шарлотта гордилась отцом, и одновременно на нее волнами накатывалась обида. Она страстно восхищалась регентом и... стыдилась его. Любила и ненавидела.

О, если б он показал, что она ему хоть немножко небезразлична, все было бы иначе, но у нее часто складывалось впечатление, что принцу нравится ее унижать. Даже сейчас он приказал ей на обратном пути из парламента идти позади Старых Дев. Она, предполагаемая наследница трона, будет идти позади старух, которые никогда не будут играть никакой роли в жизни государства! Отец сделал это, лишь желая унизить ее, напомнить, что пока она не имеет никакого влияния.

Ладно, она покажет ему, что люди любят ее, а не его! Она очень постарается вызвать их ликование, когда настанет время возвращаться в Карлтон-хаус.

Слушая речь регента, Шарлотта чуть не плакала. Речь была так прекрасна! Наверняка все им восхищаются... Но с другой стороны, он так плохо обошелся с бедной мамочкой, да и карикатуры становятся все более оскорбительными, хотя, выполняя обещание, данное Мерсер, она их не рассматривает, а так... бегло проглядывает, когда миссис Адней или мать подсовывают ей очередную порцию.

Как приятно проехать по улицам! Сколько вокруг людей!

«Господи, благослови добрую принцессу Шарлотту!»

«Добрую»? М-м... пожалуй, это уж слишком. Но все равно приятно, особенно если учесть, что когда мимо проезжала роскошная карета регента, люди молчали. Она даже слышала, что когда отец заехал к Хертфордам, в карету полетели комья грязи и тухлые яйца. Да как он смеет учить ее жить, если сам ведет такую скандальную жизнь? И в то же время он самый потрясающий мужчина в мире, и если б только их отношения стали более доверительными, если бы он проявил себя как любящий отец...

Но как же скачут ее мысли!

«Господи, благослови Шарлотту! Нашу будущую королеву. Дай Бог, чтобы ждать нам было недолго».

Какие шокирующие слова... но все равно приятно, пусть увидит, что если он не ценит свою дочь, то другие оценили ее по достоинству.

Они доехали до Карлтон-хауса, прошли по вестибюлю, который восхищенный Гораций Волпоул назвал «проявлением августейшей простоты», и попали в музыкальную комнату, из окон которой открывался чудесный вид на извилистые дорожки парка.

Принц-регент рвал и метал. Сначала история с каретой, а теперь ужасное поведение толпы! От принца, естественно, не укрылось, что на него смотрели с ненавистью, а дочь приветствовали ликующими возгласами.

Он сорвал с головы великолепную треуголку и швырнул ее на стул. Бедные Старые Девы в ужасе затрепетали. Шарлотта ждала, что будет дальше.

— Слава Богу, этот фарс позади. Мне хочется уехать в деревню и покончить с этими скучными церемониями. Везде сплошные неприятности.

Принц посмотрел на Шарлотту, и на его глаза навернулись слезы.

Она чуть было не поддалась безумному порыву и не бросилась в его объятия с криком:

— Папа, давай не будем досаждать друг другу! Давай друг друга любить. Я всегда этого хотела.

Но как было это сделать? Он решил бы, что она сумасшедшая, как дедушка, и еще больше стал бы ее презирать... Отец прошел мимо Шарлотты.

— А ты... — обернувшись, он сверкнул на нее глазами, — ты еще усугубляешь эти неприятности. Я, разумеется, знаю, кто тебя подстрекает. Не думай, что я не понимаю. Мне все понятно. Всему виной эта женщина... твоя мать. С тех пор как я на ней женился, у меня и начались неприятности. Это моя величайшая ошибка. Ох, уж эта женщина... эта ненавистная женщина...

Бедная тетя Мария содрогнулась, а тетя Августа протестующе что-то пролепетала, однако принц взглядом велел им помалкивать. Он устал от притворства. Пусть своенравная дочь узнает про свою мать правду, узнает, что она источник всех бед.

Принц-регент совершенно потерял самообладание.

— Она вульгарна, безнравственна. Давайте не будем притворяться. Мы знаем, какую жизнь она ведет. Знаем, что она держит при себе этого дрянного мальчишку... и почему. Она говорит, что он сын простолюдинки... но это не так. Он ее сын, а отцом является или Смит, или Мэнли, или Лоуренс... да какая разница кто?

Шарлотта сказала визгливым, взволнованным голосом:

— Было доказано, что это не так. Принц в ярости повернулся к ней.

— А вот и нет! Просто суд не смог доказать, что он ее сын... а это совсем другое дело. Господи, как только я раздобуду нужные доказательства, я тут же избавлюсь от этой женщины!

Шарлотте неудержимо захотелось защитить маму. Так было всегда. В присутствии одного родителя она чувствовала, что ее долг — защищать другого.

— Она моя мать... — начала принцесса. Но отец не дал ей продолжить.

Он закричал:

— Я покажу тебе все документы. У тебя не останется сомнений. Ты что-нибудь слышала о деликатном дознании?

— Д-да, слышала.

— На суде стали известны весьма пикантные подробности. Если ты намерена ее выгораживать, у меня не остается выхода. Тебе придется ознакомиться с документами. И ты это сделаешь. Ты узнаешь, какая женщина — твоя мать. Не сомневаюсь, что нам известна далеко не вся правда, но даже этого вполне достаточно для развода, и если бы не мои проклятые враги...

Слезы жалости к себе застилали принцу глаза. Старые Девы потрясенно застыли рядом с ним, не в силах произнести ни слова.

«Говорить такое Шарлотте!» — ужасалась про себя Мария.

Однако Шарлотта положила конец этой сцене. Забыв все правила поведения, она выбежала из комнаты и, позвав леди Клиффорд, властно заявила, что они немедленно уезжают в Ворвик-хаус.

Выбегая, она слышала восклицание принца:

— Боже, она все больше становится похожа на свою мать!

Когда Шарлотта доехала до Ворвик-хауса, ее начал бить озноб. Леди Клиффорд заметалась. Принцессу нужно уложить в постель! И вызвать врача! Что с ней такое? Что за таинственный «припадок»?

Шарлотта лежала и думала о родителях, которые зачали ее в ненависти. Они даже тогда ненавидели друг друга. Она родилась просто потому, что было нужно — принц считал это страшно неприятной необходимостью — произвести на свет наследника.

«И появилась я, — вздохнула Шарлотта. А потом подумала: — Я ненавижу его. Он жестокий. Я должна помочь маме, потому что он по-прежнему будет пытаться от нее избавиться».

Она теперь считала, что ее долг стать на сторону матери; после сцены в Карлтон-хаусе Шарлотте было очевидно, что она не сможет быть в дружбе с обоими родителями.

Через некоторое время принц немного успокоился.

Он сказал:

— У Шарлотты ужасные манеры. О чем думает леди Клиффорд? От нее нет никакого проку. Что же касается Шарлотты, то она не такая уж и маленькая. Пора найти ей мужа.

Принц расхаживал взад и вперед по своей спальне в Карлтон-хаусе. Он не сомневался, что ему станет легче, если Шарлотта выйдет замуж. Хотя бы эту ношу он сбросит с плеч. Пусть муж отвечает за поведение принцессы. А если это будет муж, с которым нужно жить за пределами Англии, что ж... тем лучше! Его братья поддержат этот план. Они часто выражали свое недовольство по поводу того, что английский трон унаследует девочка, тем более дочь такой матери. Если б он мог избавиться от Каролины, жениться вторично и произвести на свет сына! Как бы все счастливо разрешилось! Но братья наверняка захотят, чтобы он продолжал оставаться связанным с этой женщиной, а после устранения с пути Шарлотты кто-нибудь из них захочет заполучить корону. У Фреда детей нет и не будет. Ну, а другие... их жены не могут считаться респектабельными. Братья не пожелали выбрать себе подходящих жен, это лишь ему выпало на долю.

«„Подходящих"! Тоже мне, подходящая жена», — подумал принц.

Но он уже столько растравлял себе душу этими мыслями.

Обстановка в мире немного улучшилась. Наполеон завяз в русской кампании, и, судя по доходящим сообщениям, дела его там шли неважно. Веллингтон добился в Испании больших успехов. Если дела Наполеона действительно так плохи, как говорят, это начало его конца. Регент, как обычно, пожалел, что ему не удалось проявить героизм на войне. Однако купаться в лучах чужой славы тоже неплохо, и он гордился Веллингтоном, как раньше Нельсоном.

Что ж, раз Шарлотте надо подыскать подходящего мужа, он, пожалуй, знает идеального жениха. Он уже намекнул голландскому штатгальтеру Вильгельму VI на желательность брака его сына Вильгельма, принца Оранского, и Шарлотты.

Голландцев в Англии любили, и брак с протестантом будет встречен с одобрением. Юный Вильгельм уже успел отличиться в боях и получил образование в Оксфорде — поскольку о возможности его брака с Шарлоттой родители подумывали давно, — так что он во всех отношениях был ей подходящей парой.

Не последним в ряду его достоинств было, по мнению регента, и то, что, выйдя за него замуж, Шарлотта должна будет жить в Голландии.

«И таким образом, — подумал регент, — хотя бы одну из них удастся убрать с моего пути. Может быть, даже Каролина захочет переселиться в Голландию, чтобы быть поближе к дочери. А если она уедет из Англии, то одному Богу известно, какие безумства она может совершить».

Да, план просто великолепен, и братья его поддержат, надеясь, что, когда принцессу удастся выдворить из страны, корона должна будет перейти к одному из детей принца-регента, а у него, по несчастному стечению обстоятельств, больше детей не будет.

Действительно, почему бы не поговорить со штатгальтером об этом браке?

Королева тоже заметила, что Шарлотта взрослеет.

— Ее окружают не те люди, — сказала она своей дочери Марии. — Эта Клиффорд, по-моему, совершенно не справляется с возложенными на нее обязанностями.

— В этом нет сомнений, мама, — ответила Мария. — Леди Клиффорд ненавидит Виндзор. Она все время жалуется, что здесь холодно. Якобы с каждым приездом сюда ее ревматизм разгуливается все больше.

— Я уверена, — сурово произнесла королева, — что Шарлотта из-за нее так не любит Виндзор. Именно леди Клиффорд внушила ей неприязнь. Это очень некрасиво.

— Вы правы, мама. Я даже слышала, будто бы леди Клиффорд слишком попустительствует Шарлотте, позволяет ей разные нежелательные вольности.

— За девочкой, у которой такая мать, нужно следить особенно бдительно. О каких нежелательных вольностях ты говоришь?

— М-м... не знаю, стоит ли вам рассказывать, но... Шарлотта любит пофлиртовать.

Королева была глубоко шокирована.

— Да, мама, я сама это видела. Она флиртует с такими молодыми людьми, как Джордж Фицкларенс и молодой капитан Гессе.

— Которые сами родились от предосудительных связей. О Боже, я не понимаю, почему твои братья так себя ведут.

— А еще она кокетничает с Уильямом... — Мария слегка покраснела. — С герцогом Глочестером.

— О! — воскликнула королева.

Она знала, что Мария увлечена ее кузеном. Ходили слухи, будто бы они даже хотели пожениться.

«Какая нелепость!» — думала королева.

Что же касается Марии, то ее гордость была сильно задета. Шарлотта действительно была склонна пофлиртовать и со многими вела себя так, что Мария просто диву давалась. Например, со своими дядьями... Может быть, поэтому она допускает такие вольности в разговорах с Уильямом? Но все равно Мария была оскорблена: и потому, что она и Уильям так прекрасно понимали друг друга, и потому, что надеялись когда-нибудь пожениться. И когда Мария увидела, что эта юная девушка, едва покинув детскую, пытается кокетничать с Уильямом, ее это потрясло. Не в том ли крылась истинная причина, по которой она теперь завела с королевой разговор о ветрености Шарлотты?

— Шарлотта унаследовала столько черт от той женщины, — заявила королева, и ее рот стал похож на захлопнувшуюся западню. Спустя секунду она опять открыла его и сказала: — Так дальше продолжаться не может. Я поговорю с Георгом. Я полагаю, что он, пользуясь своими правами отца, уберет некоторых людей из окружения принцессы. А что слышно про ее любимую подругу? Я никогда не одобряла этой дружбы.

— Насколько я понимаю, дружба продолжается, мама, хотя Шарлотту предупредили, и она обещала не поддерживать связь с этой особой. Но Шарлотта продолжает получать от нее письма и подарки. И переписка ведется регулярно.

— Весьма прискорбно. Этому тоже надо положить конец. Я думаю, во многом виновата леди Клиффорд. От нее нет никакого проку. Всем будет лучше — не только моей внучке, — если я подберу ей другое окружение.

— Я уверена, что вы правы, мама.

Королева даже удивилась, что ее правота нуждается в подтверждении.

— Принеси мою табакерку, Мария, — велела она. — О Боже, сколько же неприятностей причиняют родственники!

— О Боже! — вздохнула леди Клиффорд, разговаривая со своей дочерью, леди Олбемарл. — Что-то неладно... совсем, совсем неладно. Королева держится со мной очень холодно, а принц-регент вообще меня не замечает, словно я не существую. Мое сердце чует беду.

— Вы должны попроситься в отставку, мама. Иначе вы сойдете с ума.

— Дорогая моя, я не могу тебе передать, как я страдаю. С Шарлоттой становится все труднее и труднее. Нет, она не нарочно так себя ведет. По природе она всегда была доброй девочкой... но она меня пугает. Я никогда не знаю, что она выкинет в следующий момент. Представляешь, она, оказывается, пишет записки капитану Гессе... и получает от него ответные письма. И хотя принц строжайше запретил ей общаться с Мерсер Элфинстоун, она регулярно с ней переписывается.

— Мама, вы не должны этого позволять. Леди Клиффорд воздела руки к потолку.

— Но разве можно помешать Шарлотте, если она на что-то решилась? Ты же понимаешь, что это невозможно. Разумеется, если принц узнает о ее переписке с этим мужчиной... — Леди Клиффорд поднесла к губам дрожащий палец. — Как ты думаешь, он уже знает?

— Вполне может быть, мама. Вы же сами говорили, что в окружении принцессы много доносчиков.

— Если он узнает... Это будет конец. Принц никогда больше не будет мне доверять. Но как она могла пойти на это? А переписка с Мерсер... Шарлотта обещала ему не связываться с Мерсер, а сама... Но, конечно, самое страшное то, что она обменивается записками с этим мужчиной. Боже, я не могу тебе передать... Ты все равно не поймешь моих мук... А какие у нее короткие юбки! Она постоянно демонстрирует свои панталоны.

Леди Олбемарл успокаивающе произнесла:

— Мама, я знаю, как бы я поступила на вашем месте.

— Как?

— Я бы подала в отставку, не дожидаясь, пока меня выгонят.

Леди Клиффорд всплеснула руками и подняла глаза к потолку; тюрбан слегка съехал набок. Она проговорила дрожащим голосом:

— О, какое же это счастье — обрести свободу! И все же... все же я слишком долго находилась при ней. Она для меня как дочь... и невзирая на все, Шарлотта такая очаровательная!

— Мама, — сурово продолжала леди Олбемарл, — попроситесь в отставку. Не дожидайтесь беды.

Леди Клиффорд с нежностью глядела на Шарлотту. Ну, как она будет жить без забот о принцессе? В ее жизни образуется такая пустота!.. Милая, милая Шарлотта... такая своевольная и в то же время прелестная!

— Моя дорогая принцесса Шарлотта, — робко начала леди Клиффорд. — Смею надеяться и верить, что вы в последнее время не часто виделись с капитаном Гессе.

— Говорят, что надеяться — это благо, — заявила Шарлотта. — А вера приносит людям огромное утешение.

«О Боже! В нее вселился дух противоречия», — подумала леди Клиффорд, но все-таки продолжала:

— Ибо принцессе, занимающей такое положение, как вы, не подобает становиться объектом пересудов.

— А кто обо мне сплетничает?

— Всегда находятся люди, которым интересно обсуждать жизнь принцесс.

— Но кто именно? Кто? Кто? Вы сказали, что кто-то обо мне сплетничает. Я хочу знать, кто этот человек.

— Я хотела сказать, что могут начаться пересуды.

— Нет, вы намекнули на то. что обо мне уже идут сплетни. А выходит, это лишь ваши домыслы. Будьте любезны запомнить: я не желаю, чтобы мне указывали, как поступать.

— Я ваша гувернантка...

— Гувернантка! — вскричала Шарлотта. — Я уже слишком взрослая, чтобы иметь гувернантку. Слыханное ли дело, чтобы к д-девушке... к молодой женщине... которой исполнилось семнадцать лет... или, во всяком случае, скоро исполнится... приставляли гувернантку!

— В этом нет ничего особенного. Люди в вашем положении...

— Я сама о себе позабочусь, миледи. Повторяю, я слишком взрослая для того, чтобы какая-то г-гувернантка указывала, как мне поступать.

— Вы хотите сказать... значит, вы больше не желаете, чтобы я вам служила?

— Я хочу сказать, что выросла из того возраста, когда нуждаются в гувернантках.

— Вы прогоняете меня?

— Я этого не говорила. Я сказала, что мне не нужны гувернантки, и больше у меня их не будет.

— Но Ваше Высочество, о ком же вы могли говорить, как не обо мне? Боюсь, вы больше мне не доверяете. Я боюсь, вы...

Принцесса густо покраснела.

— Леди Клиффорд, — надменно произнесла она, — вы слишком многого боитесь.

И с этими словами вышла из комнаты. «Это конец, — подумала леди Клиффорд. — Мне ничего не остается делать, кроме как подать прошение об отставке».

Когда Шарлотта приехала навестить мать в ее новой резиденции Коннот-хаусе, располагавшейся неподалеку от Кенсингтонского дворца, Каролина принялась с интересом расспрашивать дочь о жизни в Ворвик-хаусе. Она сказала, что до нее доходят слухи про странности мадам Клиффорд.

— О да, — кивнула Шарлотта, — она ведет себя очень странно. Леди Клиффорд стала еще более рассеянной, чем обычно, и чуть ли не заваривает чай табаком.

Каролина завизжала от смеха, и Шарлотта, как всегда, расхохоталась вслед за матерью. При ней Шарлотта чувствовала себя умной и остроумной — в отличие от тех ощущений, которые возникали у нее при встречах с отцом. Право же, блистать умом очень даже приятно.

— Она что-то бормочет себе под нос и трясет головой. Знаете, мама, я думаю, леди Клиффорд попросится в отставку. Она на это намекала. Может быть, она уже поговорила с моим отцом... или с королевой, или со Старыми Девами.

— И Старая Бегума наверняка приискивает ей замену.

— Мне кажется, я слишком взрослая, чтобы иметь гувернанток, — заявила Шарлотта. — Вообще-то, я уже сказала об этом леди Клиффорд. Она восприняла мои слова как нападки на нее, но на самом деле я не хотела ее обижать. Просто я не хочу больше иметь гувернанток... никаких.

— И ты совершенно права, мой ангел. Ты уже не ребенок. Хотя, не сомневаюсь, они хотели бы держать тебя в пеленках вечно. А знаешь почему? Да потому что народ тебя слишком любит, вот почему! То же самое было и со мной. Когда я приехала сюда, люди ликовали. Его они встречали молчанием, а меня громко приветствовали. И с каждым днем он вызывает все большую ненависть. Тебе следует просмотреть свежие газеты. Я приберегла их для тебя...

— Я думаю, не стоит, мама... не сейчас... — перед Шарлоттой замаячило суровое лицо Мерсер.

«Но я только одним глазком взгляну! — мысленно взмолилась она, обращаясь к подруге, смотревшей на нее с укоризной. — В конце концов, должна же будущая королева Англии знать, что происходит!»

Но сейчас важнее всего было настоять на своем и отказаться от гувернантки. Какой смысл в отставке леди Клиффорд, если ей на смену придет другая? Она может оказаться гораздо хуже. Эту, по крайней мере, можно держать в подчинении...

Шарлотта поспешно сказала:

— Боюсь, они уже выбрали замену леди Клиффорд.

— Моя дорогая, ты должна проявить твердость. Должна сказать решительное «нет». Больше никаких гувернанток! Ты должна сказать: «Мне уже семнадцать». Да большинство девушек в этом возрасте уже замуж выходят! Гувернантка... Пфф... Тебе следует наслаждаться жизнью, а не слушать всяких там гувернанток.

— Я знаю, мама, но когда на меня насядут... с ними не так-то просто сладить.

Каролина сузила глаза и внезапно разразилась диким хохотом.

— Я так и думала, моя крошка, поэтому пригласила сегодня в гости двух очень умных джентльменов. Они заедут... и, разумеется, случайно, их визит совпадет по времени с твоим. И никто не будет виноват, ведь это чистая случайность! А бедная старушка Клиффорд, которая мирно дремлет в кресле, даже не узнает про твою беседу с ними.

— Что это за джентльмены, мама? — спросила Шарлотта, вспомнив тот случай, когда мать заперла ее в спальне с капитаном Гессе, и о том, как он «случайно» оказывался в гостях одновременно с ней.

Каролина лукаво подмигнула Шарлотте.

— О, они очень серьезные джентльмены! Ты сама в этом убедишься.

Она подбежала к окну и выглянула на улицу.

— Их экипажи могут подъехать в любой момент. Это мои друзья, милая, и я скажу им, что человек не может быть моим другом, если он не считает себя другом моей дочери.

— Мама, прошу вас, скажите мне их имена. Я хочу хоть что-нибудь узнать об этих людях до их приезда.

Каролина взяла дочь под руку и усадила рядом с собой на кушетку.

— Первый джентльмен — старый Броугхем, — сказала она. — Он политик и юрист. Броугхем намерен сражаться за меня. Он добьется соблюдения моих прав. Это очень умный человек. Его считают лучшим адвокатом наших дней. Он сейчас защищает Ли Хаита и, надеюсь, вызволит его из беды. Ты знаешь, что он сказал о твоем милом папаше?

— Н-нет, — пролепетала Шарлотта.

— Ах, ты должна прочитать это. Я сохранила для тебя. Мне бы хотелось вставить это в рамочку и повесить на стену. «Морнинг Пост» опубликовала поэму о твоем уважаемом отце, где он назывался Адонисом, славой Англии и божеством не знаю уж чего. И тогда Ли Хант написал вот это... Так-так, вот! Сейчас прочту. «Этот очаровательный Адонис — тучный мужчина пятидесяти лет». Клянусь, отец твой был в восторге! Если тебе захочется досадить ему, назови его тучным. Он ненавидит это слово. И думает, что если никто так его не называет, то значит, он образец стройности.

Да, ему понравится... Тучный мужчина пятидесяти лет. А он ведет себя так, словно ему двадцать один год! Читаю дальше: «Этот восхитительный, божественный, мудрый, всеми уважаемый, добродетельный, правдивый и бессмертный принц не держит своего слова, он ветреник, не уважающий семейных уз, друг картежников и дам полусвета, человек, который прожил полвека, не заслужив ни одного благодарного слова от англичан и уважения потомков». Вот что такое твой отец!

— Они написали это о п-принце-регенте!

— Да, моя крошка, и мой друг Броугхем намерен их спасти.

— Папа этого никогда не допустит.

— Есть кое-что поважнее твоего отца. Это закон, моя радость. Мистер Броугхем столько всего знает про законы — гораздо больше, чем Адонис! А второй человек — это мой дорогой Сэм Уитбред. Он член парламента и очень умный джентльмен, тоже мой друг. Сэм поклялся поддерживать меня и помочь мне добиться соблюдения моих прав. Так что, видишь, мое милое дитя, мы с тобой не одиноки. Никто не сможет попрать наших прав. У нас есть защитники. Постой-постой! По-моему, я слышу стук колес...

Шарлотта убедилась, что мать права. Очень скоро в комнату вошел мистер Броугхем, а чуть позже появился и Сэмюель Уитбред. Они крайне почтительно приветствовали Шарлотту, словно она была уже совсем взрослой принцессой, и завели речь о ее правах и о том, что она должна настаивать на их соблюдении.

Шарлотта ничего в жизни так не желала, как этого. Она жаждала свободы, однако ей стало не по себе, когда она задалась мыслью о том, что сказал бы отец, если бы увидел ее с людьми, которые открыто объявили себя его врагами.