Дочь регента

ДВА ВРАЖДУЮЩИХ ГЕРЦОГА И МЭРИ-ЭНН

Эдуард, герцог Кент, был неудачником. Карьера военного жестоко разочаровала его, а единственным человеком, который понимал его страдания, была Джули, больше известная под именем мадам де Сен-Лоран. Герцог никого не любил, кроме нее; он уже много лет считал Джули своей женой и никакая другая жена была ему не нужна. Родственники не противились этой связи: всем было ясно, что с герцогом, в жилах которого течет королевская кровь, обвенчаться Джули не может, так что Эдуарду придется смириться с существующим положением вещей. Женитьба принца Уэльского на Марии Фитцгерберт и брак герцога Суссекского с Гузи достаточно ясно продемонстрировали бессмысленность подобных церемоний.

Джули была красивой, скромной — всем хороша, только вот не принцесса, а потому недостойна выйти замуж за члена королевской семьи. Однако она не хотела причинять Эдуарду никаких волнений и определенно дала ему понять, что вполне довольна своей участью и ждет того же от Эдуарда. Он тоже был доволен Джули; его злило одно — то, что с ним так плохо обошлись.

В отличие от принца Уэльского, Эдуард был лишен легкомыслия, которое существенно облегчало жизнь его старшему брату. Эдуард прошел солдатскую выучку в одной из самых суровых школ в мире. Он не обладал чувством юмора, вел себя как выходец из Пруссии, и поэтому англичане его не любили.

Именно из-за этих прусских манер Эдуарда и отозвали с Гибралтарского пролива.

Он мог разговаривать о случившемся только с Джули. Ей одной Эдуард поверял свои переживания. Джули его понимала и тревожилась, видя, что Эдуард все больше завидует своему брату Фредерику.

— Фредерик, герцог Йорк, назначен главнокомандующим армией! — Говоря о брате, Эдуард всегда называл его полным титулом, и Джули содрогалась, слыша, сколько горечи в его голосе.

Она боялась ранить его, указав на то, что залогом популярности Фредерика среди солдат является его общительность — черта, которой Эдуард — сам по себе прекрасный воин — был не в состоянии приобрести.

Теперь он без конца говорил о своих братьях.

— Георг, — с презрительным смешком заявлял Эдуард, — думает исключительно о своем удовольствии. Его часто видят в обществе этого глупого щеголя Браммеля, они часами обсуждают покрой камзолов и фасоны шейных платков — так что всем становится тошно их слушать. А теперь он еще и влип в скандальную историю с женой Хертфорда, ведет себя как влюбленный школьник, бегает за ней хвостом, глаз с нее не сводит, проливает море слез... а сам в то же время живет с Марией Фитцгерберт. И этот человек когда-нибудь станет королем... да не когда-нибудь, а в любой момент, если судить по состоянию здоровья моего отца. А Фредерик... Главнокомандующий армией...

Дальше продолжать Эдуард не мог. Его душила ярость.

— Мне кажется, тебе не следует ссориться с братьями, Эдуард, — ласково говорила Джули.

— Дорогая, я говорю то, что думаю. Я простой вояка. Мои чувства в расчет не принимаются. Отец обращался со мной, как с несмышленышем, еще не вышедшим из детской.

Джули пыталась его успокоить.

Эдуарда отослали из дому, когда ему было восемнадцать лет. Он побывал в Ганновере, Люнебурге, а потом — в Женеве. Ведь его отец считал, что никакое английское образование, в том числе и военное, не может сравниться с немецким. Джули уже не раз слышала о жизни, которую там вел Эдуард, и о строгостях, введенных бароном Ваннегеймом.

Однако Эдуард всегда прибавлял с ворчливым восхищением:

— Он научил меня быть солдатом, я узнал такое, чего Фредерик, главнокомандующий армией, не узнает никогда.

Эдуард так ненавидел Женеву, что явился домой без разрешения, и его тут же услали на Гибралтарский пролив, где он был непопулярен и его прусские методы чуть было не вызвали мятеж.

— Как это на них похоже! — часто восклицал Эдуард. — Сначала меня послали в Пруссию изучать военное искусство, а когда я стал применять прусские методы, то попал в немилость.

Эдуарда отозвали с Гибралтарского пролива и отправили в Канаду.

— Мне единственный раз повезло, — обычно говорил Эдуард, ведь именно там он встретил мадемуазель де Монгене — то есть Джули, в которую влюбился и которая жила с ним как законная супруга, переменив свою фамилию на Сен-Лоран, в честь реки Сент-Лоренс, ибо на ее фоне протекал их идиллический роман.

Они прожили вместе семнадцать лет, но до сих пор не любили расставаться; когда Эдуард болел, Джули за ним ухаживала, а когда ему пришлось по состоянию здоровья вернуться в Англию, она приехала вместе с ним.

Эдуард вынужден был признать, что братья во главе с принцем Уэльским стояли за него горой; он поселился вместе с Джули в Найтсбридже; Мария Фитцгерберт подружилась с Джули, а когда Мария решила продать свой дом, «Касл-Хилл» в Илинге, Эдуард купил его и они переехали туда. Джули фактически была герцогиней Кентской, только что не носила этот титул.

Но, разумеется, Эдуард не мог вести праздную жизнь. Он был военным, и Фредерик, главнокомандующий армией, хотел ему чем-нибудь помочь. Дисциплина на Гибралтаре хромала, а Эдуард славился своей любовью к дисциплине. Главнокомандующий поговорил с братом — шутливо, по-дружески, — попытался ему объяснить, что необходимо вести себя тактично, и напомнил о причинах былой непопулярности Эдуарда среди солдат.

Эдуард же обиделся на Фредерика, который, по его мнению, был не настоящим военным. Однако Эдуард верил, что ему удастся вновь завоевать уважение армии и своих родственников, поэтому он принял вызов.

Это кончилось крахом.

Он быстро выяснил, что все неприятности вызваны повальным пьянством. Солдаты проводили добрую половину времени в винных лавках, многие пили даже на дежурстве. Эдуард приказал их жестоко высечь. Он закрыл половину винных лавок и запретил всем, кроме специально назначенных офицеров, входить туда. Его непопулярность резко возросла. Он даже не подозревал, насколько это опасно.

Солдаты ненавидели Эдуарда за то, что он лишил их выпивки; владельцы винных погребков клокотали от ярости, потому что он пресек их торговлю.

«Да кто он такой?» — спрашивали они друг друга.

Сын короля? Они не желают, чтобы ими командовали королевские сыновья. Им нужны настоящие военные командиры. Где он обучался военному искусству? — В Германии. Ну, так здесь не Германия, и они не потерпят этих методов.

Мятеж должен был вспыхнуть в Сочельник, однако подготовили его плохо, а суровый герцог оказался человеком, знающим свое дело, он быстро схватил зачинщиков и без колебаний приказал их расстрелять. Звуки выстрелов, как он и надеялся, отрезвили бунтовщиков.

Однако через месяц его отозвали обратно в Англию.

— Боже мой, Эдуард, — сказал Фред, веселый, добродушный Фред. — Ну и заварил ты кашу. Теперь дела на Гибралтаре обстоят еще хуже, чем до твоего появления. Пожалуй, тебе лучше оставаться дома.

Услышать такое от Фредерика, беспечного, заботящегося лишь об удовольствиях... от Фреда, который думал не столько об армии, сколько о своих многочисленных любовницах! Это было оскорбительно. Его слова глубоко ранили Эдуарда, и эта рана никак не заживала. Как ни посмотри на случившееся, а выходит, что его снова отозвали с Гибралтара с позором.

Король укоризненно качал головой.

— Дисциплина — хорошая вещь, но она должна быть разумной. А? Что? У тебя нет такта... ты нерассудителен. А? Что? — Он сверкал на сына глазами, и выражение этих выпученных глаз, над которыми белели кустистые брови, было совершенно диким.

«Да он полусумасшедший!» — подумал Эдуард, но и эта мысль не залечила его рану.

Он же старался как мог! И ему удалось бы навести порядок на Гибралтаре, удалось бы восстановить там дисциплину, но его отозвали сразу же после того, как он подавил мятеж. Дескать, он слишком суров... Вспоминая об этом позоре, Эдуард кипел от гнева. А Фред — главнокомандующий армией, хотя уж кто-кто не способен командовать, так это он!

Неумение Фреда командовать стало навязчивой идеей Эдуарда, и, не имея возмож

ности заниматься любимым делом, он был вынужден занять свой ум чем-то другим.

И вот однажды к герцогу явился полковник Вардл, который сообщил ему удивительную новость.

— Ваше Высочество, — сказал полковник, — мне, право, очень неловко, я поставлен в затруднительное положение, однако в конце концов пришел к заключению, что мой долг поставить вас в известность о происходящем. Видите ли, армии, в которой мы с вами оба служим, наносится ущерб.

— Конечно, вы должны мне все рассказать! — воскликнул Эдуард.

Полковник кашлянул.

— Мне немного стыдно об этом говорить, Ваше Высочество. Дело в том, что это касается поведения герцога Йорка.

Эдуард постарался скрыть радостное волнение.

— Надеюсь, это... не позорит его?

Однако выражение лица Эдуарда выдавало его затаенные мысли: он явно надеялся на противоположное.

— Это такой позор, Ваше Высочество, что, может быть, мне даже не стоит говорить вам...

— Вы выдвинули обвинение против моего брата. Я настаиваю, чтобы вы продолжали.

— Не против герцога, Ваше Высочество, а против женщины, которая была когда-то его любовницей.

Эдуард облизал губы.

— Я приказываю вам продолжать, полковник.

— Мне доподлинно известно, что некая Мэри-Энн Кларк торгует армейскими званиями. Она пользуется своим положением любовницы главнокомандующего армией.

— Торговля должностями? Но это же чудовищно!

— Я тоже так думаю, Ваше Высочество.

— И долго это продолжается?

— Сейчас, без сомнения, все прекратилось, поскольку Его Высочество недавно дал этой женщине отставку. Однако это имело место. У меня есть неопровержимые доказательства.

— Этого нельзя допускать. Какое страшное мошенничество! Где сейчас негодяйка?

Полковник Вардл покрутил усы.

— Переходит от одного мужчины к другому, как и положено женщине ее пошиба, Ваше Высочество.

— А мой брат?

— Они расстались добрыми друзьями. Он назначил ей пенсион — четыреста фунтов годовых, — однако она залезла в долги. Боюсь, герцог привил ей вкус к экстравагантности.

— Который сочетается с любовью к мошенничеству, — пробормотал Эдуард, и его глаза навыкате так покраснели, что он стал удивительно похож на отца.

— Вы знаете, где найти эту женщину? — спросил Эдуард.

— Да, сэр.

— Ее нужно попросить... в случае необходимости даже подкупить... чтобы она сказала правду.

— Я постараюсь, Ваше Высочество. Я догадываюсь, что развяжет ей язык.

— Какая возмутительная история! Но как ни прискорбно, что в ней замешан мой брат, герцог королевской крови; я не имею права закрывать глаза на случившееся.

«Разгорается потрясающий скандал!» — подумал полковник Вардл и принялся подливать масла в огонь.

Мэри-Энн Кларк, очень живая, хорошенькая и, судя по отзывам ее знакомых мужчин, бесконечно желанная женщина — хотя возраст ее уже подходил к сорока годам, — не понимала, как утихомирить кредиторов. Когда-то она жила с мужем-каменщиком в поселке Сноу-Хилл, однако это было очень давно. С тех пор Мэри-Энн привыкла к жизни с герцогами — в частности, с герцогом королевской крови. У нее было четверо детей — от каменщика, — она их очень любила и старалась дать им все самое лучшее. Мэри-Энн хотелось бы выдать своих троих дочерей за респектабельных джентльменов, а мальчику устроить хорошую карьеру. Если бы Фредерик ее не бросил, так бы все и получилось. Однако Фредерик от нее ушел. Они прожили вместе три года — для Фредерика это был очень большой срок, — но Мэри-Энн прекрасно знала о его страсти к разнообразию. Фредерик был легкомысленным, не очень умным человеком, хотя и приятным любовником; впрочем, много от него ожидать и не приходилось, достаточно было того, что в его жилах текла королевская кровь, поэтому связь с ним была почетна, пусть и не приносила столько денег, сколько хотелось бы Мэри-Энн. Бедный Фред, подобно своему брату, принцу Уэльскому, постоянно сидел в долгах и, несмотря на обещание хорошо обеспечивать Мэри-Энн, платил ей редко.

— У меня просто нет денег, мой ангел, — жизнерадостно говорил он, и Мэри-Энн знала, что это правда.

Однако она все же настояла, чтобы герцог определил ей пенсион в четыреста фунтов годовых: она уклончиво сказала, что это будет плата за отказ от ее услуг. По требованию Мэри-Энн, все было оформлено юридически.

Порой Мэри-Энн перечитывала письма герцога. Они ее смешили: герцог не очень-то владел эпистолярным жанром. Стиль был шероховатым, герцог писал с ошибками, однако в письмах явственно чувствовалось, как Фред ей предан. Ведь Фред был очень верным возлюбленным... пока длился роман.

Письма герцога Мэри-Энн аккуратно перевязывала ленточкой и хранила в шкатулке, которая запиралась на ключ. Ленточка была данью сентиментальности, а запирающаяся шкатулка — данью благоразумию. Памятуя про Утрату Робинсон, которая извлекла большую выгоду из писем принца Уэльского, Мэри-Энн Кларк думала: а почему бы ей не поступить точно так же с письмами Фредерика, герцога Йорка? Ну, может быть, не точно так же, но похожим образом, ибо не следует упускать из виду, что герцог Йорк все-таки не принц Уэльский.

Женщина в ее положении должна была обращать большое внимание на «вою внешность. Зеркало говорило Мэри-Энн, что внешне она еще хоть куда. Дерзкий носик, полные, чувственные губы, большие голубые глаза и белая кожа без малейшего изъяна были не просто очаровательны, а маняще-соблазнительны. Густые и курчавые светлые волосы до сих пор сохраняли юный блеск. Никто бы не догадался, что ей уже скоро стукнет сорок. Но это было так... потому-то Мэри-Энн и успокаивала мысль о письмах, перевязанных хорошенькой розовой ленточкой и упрятанных в надежно запертую шкатулку.

Денег у Мэри-Энн было мало, однако ее вкусы отличались экстравагантностью. Когда привыкнешь жить в особняке с двадцатью слугами, трудно обслуживать себя самой. Но даже в разгар своего торжества, когда Фредерик ее обожал, Мэри-Энн не хватало денег, потому что она устраивала для Фреда пышные развлечения и люди толпами валили к ней в дом. Сумасбродные братья Берри были постоянными гостями Мэри-Энн. Правда, в приличное общество Марии Фитцгерберт она не пыталась проникнуть...

«Да кому оно нужно?» — усмехалась Мэри-Энн.

Ей нужны были развлечения... и деньги, чтобы их устраивать.

Сыновья короля привыкли сорить деньгами. Для них деньги были чуть ли не абстрактным понятием. Они заказывали все, что хотели, считая это своей привилегией, и нередко забывали, что за заказы надо платить.

— Моя милая получит пенсион, — заявил Фредерик, однако ему не пришло в голову, что пенсион — это некая сумма денег, которую нужно регулярно выплачивать.

Когда Мэри-Энн попросила у него денег, он смутился. У него их не было!

Мэри-Энн вздохнула, но опыт подсказывал ей, что постоянные требования денег — самый верный способ поскорее убить нежные чувства. Поэтому она нашла другие пути, как пополнить свой кошелек.

От Фредерика Мэри-Энн кое-что узнала об армии. Он рассказывал ей, что его подчиненные торгуют военными званиями и на это даже существует определенная такса. Полученные деньги шли на помощь сиротам и вдовам солдат, погибших во время службы в армии.

— И хорошо же платят за звания? — поинтересовалась Мэри-Энн.

— М-м... за майора — примерно две с половиной тысяча фунтов, за капитана — ну... скажем, полторы тысячи.

— За более низкие звания, естественно, еще меньше, — сделала вывод Мэри-Энн. — Какое огромное количество денег, должно быть, поступает в ваши фонды!

— Да, пожалуй, есть немножко, — согласился герцог. — Я в это не вникаю.

Мэри-Энн долго думала об этих деньгах. Она ведь тоже служила в армии — в том смысле, что ублажала главнокомандующего в часы досуга. А коли так, то почему бы и ей не воспользоваться частью поступающих средств?

И чем больше она размышляла, тем больше ей эта идея нравилась. А что если снизить таксу? Это будет выглядеть соблазнительно. Будучи любовницей главнокомандующего, она сможет обеспечить получение этих званий. А тем, в чьи обязанности входит раздавать эти звания, можно намекнуть, что если они не будут с ней заодно, то она придумает как оговорить их перед начальством. Ведь так легко во время нежной встречи шепнуть пару слов на ушко главнокомандующему, выбрав минутку, когда он готов выполнить ее любую просьбу...

Идея показалась Мэри-Энн блестящей, и она без промедления принялась внедрять ее в практику.

Вскоре ей удалось найти компаньона; дел оказалось так много, что пришлось даже обзавестись конторой и нанять пару клерков. Бизнес Мэри-Энн процветал, и она уже вполне могла бы расплатиться с кредиторами, однако чем больше у нее становилось денег, тем экстравагантнее были запросы...

И все же дела шли хорошо. Помимо званий, Мэри-Энн за деньги добивалась перевода военных из одного полка в другой. А затем начала искать еще какие-нибудь лазейки, желая расширить поле деятельности.

Все шло прекрасно, пока великая страсть Фредерика не иссякла. Едва же это случилось, в дверь постучались кредиторы... Что ей было делать? Доходное дело прекратило свое существование, она по уши завязла в долгах. На что ей было рассчитывать? Мэри-Энн видела лишь один выход — бегство.

Герцог, проявив неожиданную проницательность, вызвал своего советника по финансовым вопросам и оформил своей бывшей любовнице пенсион, заявив, что деньги будут ей выплачиваться при условии, что она будет вести себя хорошо. Мэри-Энн считала, что это несправедливо, вначале они договаривались о другом, однако она прекрасно понимала шаткость своего нынешнего положения. Мэри-Энн поехала в Девоншир, но сельская жизнь была не для нее, и очень скоро, задыхаясь от скуки, она вернулась в Лондон. Мэри-Энн нужно было заботиться о будущем своих детей — о котором она, впрочем, думала всегда, — поэтому она поселилась у матери в Блумсбери. Миссис Томпсон сдавала жилье квартирантам, и одним из них оказался приятель полковника Вардла.

Однажды, повстречав в доме миссис Томпсон Мэри-Энн, которую полковник Вардл знавал в дни ее славы, он выразил озабоченность тем, что она находится в столь стесненных обстоятельствах. Мэри-Энн с удовольствием принялась рассказывать ему о своих бедах.

— Если бы не мои кредиторы, — заявила она, — я бы здесь не торчала. Я вела бы светскую жизнь.

— О да, — поддакнул полковник Вардл, давая понять, что тоже испытывает на себе влияние ее чар.

Он сказал, что грешно прятать такую красоту от света. Герцог Йорк не очень щедро вознаградил ее.

— Бедняжка Фред, — усмехнувшись, ответила Мэри-Энн, — ему и для себя-то вечно не хватает денег.

— Мужчина должен выполнять свои обязанности. Герцог королевской крови, которому служу я, всегда щедро вознаграждает за услуги.

— Какой герцог?

— Эдуард, герцог Кент.

— Ах, вот как... значит, он ваш друг... Полковник Вардл беспечно улыбнулся.

— О да, мы с ним на дружеской ноге. Он не очень доволен своим братом. Я знаю это от майора Додда — вы должны познакомиться с майором, он очень близок с герцогом — так вот, мне от него известно, что Его Высочество герцог Кент жаждет занять место Его Высочества герцога Йорка, считая, что гораздо лучше справится с этими обязанностями.

— Но Фред очень популярен среди солдат.

— Его брат говорит, что в армии очень хромает дисциплина. И что во главе ее должен встать сильный человек.

Мэри-Энн пожала плечами.

— Какое я имею к этому отношение?

— Вы располагаете некими сведениями. Майор Додд готов вам хорошо за них заплатить.

— Он даст мне столько, что я смогу рассчитаться с кредиторами?

— Разумеется.

— И начать новую жизнь!

Глаза Мэри-Энн засверкали при мысли о столь радужной перспективе. Конечно, это будет предательством бедного Фреда, но ведь он тоже с ней плохо обошелся: назначил пенсион в четыреста фунтов после того, как научил тратить тысячи! В этой жизни женщина должна сама о себе позаботиться.

И она, Мэри-Энн, сделает то, что в ее силах.

После этого все пошло как по маслу...

Осознав, какие обвинения выдвинуты против него, Фредерик первым делом обратился к принцу Уэльскому.

Принц был очень удручен. Леди Хертфорд так и не стала его любовницей, а Мария вела себя, по его выражению, крайне неразумно.

После завершения процесса, затеянного Сеймурами, принца постоянно видели в обществе Хертфордов. Изабелла сводила его с ума. Сколько он ни умолял эту холодную женщину, она была неумолима. Предлагать ей драгоценности и деньги было бессмысленно: многострадальный лорд Хертфорд прекрасно ее обеспечивал. Леди Хертфорд интересовалась только тремя вещами: своей внешностью, своей репутацией и партией тори. Виги с тревогой следили за развитием событий, понимая, что леди Хертфорд пытается повлиять на политические пристрастия принца. Так что если он и мог получить хоть какой-то шанс добиться желаемого, то только через политику. Мария Фитцгерберт поддерживала тори, однако Мария никогда не пыталась навязать другим свои взгляды. Вигам оставалось лишь надеяться, что Мария удержит свои позиции.

Принц вовсе не был против. Он не противопоставлял жизнь с Марией своим платоническим, отношениям с леди Хертфорд. Романтическая, сентиментальная натура принца жаждала таких отношений, однако ему хотелось, чтобы Мария оставалась на заднем плане. Принц совершенно не желал разрыва с Марией.

А она клонила именно к этому.

Принц получил от нее письмо.

Он перечитал его несколько раз, но не мог принять того, что там говорилось. Да, она, конечно, права: в последнее время он виделся с ней реже. Однако Мария должна его понять! Леди Хертфорд постоянно просит сопровождать ее куда-нибудь, но при этом настаивает, что бы при их встречах присутствовала Мария. Ну почему женщины не могут проявить благоразумие?

Как же несправедливо, что женщины, которых он считает самыми прекрасными созданиями Господа, так портят ему жизнь! Он всегда любил женщин больше всего на свете. Больше лошадей, вина, приятной беседы и дружбы с такими людьми, как Фокс... Ах, ну почему этот гений так рано умер? Почему его не было сейчас рядом? Вот кто дал бы дельный совет!.. Принц уже успел позабыть, что его дружба с блестящим государственным деятелем в последние годы сильно пострадала... впрочем, он всегда забывал неприятное. Теперь его хоть немного, но утешали мысли о Фоксе, который был его наставником и другом. О, почему женщины, оказывавшие влияние на его, принца, жизнь, не могут быть добрее, участливее? Взять, к примеру, жену... Хотя — нет, он и помыслить не может об этом чудовище! Лучше вспомнить про дочь... ему всегда с ней трудно, она совсем не соответствует его представлениям о том, какой должна быть его дочь, и с годами хлопот с ней только прибавляется... а теперь еще и Мария ведет себя так нечутко, проявляет строптивость, которая когда-то привела к злополучной ссоре, кончившейся разрывом... И даже Изабелла расстраивает его, ибо она так чиста, что для нее незапятнанность репутации важнее любви принца Уэльского. Кто бы мог подумать, что женщины, эта прекрасная половина человечества, которую он всегда идеализировал, причинят столько горя человеку, мечтающему лишь о том, как бы их ублажить и осчастливить?

Принц еще раз перечитал письмо Марии:

«Пребывая в постоянной тревоге из-за Вашего обращения со мной и почти не получая удовлетворения от наших редких и недолгих встреч, я решила обратиться к Вам письменно.

Вы прекрасно помните, сколь несчастны были мы оба в течение трех или даже четырех лет, и, вероятно, не забыли причину разлуки, причинившей мне и всем, кто был к Вам привязан и принимал в Вас участие, страшную боль. Это лишило нас покоя и радости, мое же здоровье и нервы оказались настолько подорванными, что я больше такого не вынесу. Что я должна думать, если Вы всего три недели назад по собственной воле заявляете мне, что сия злополучная история завершилась, но не проходит и недели, как все начинается снова? Я обращаюсь к Вам с мольбой принять наконец какое-нибудь решение. Вы. должны сделать выбор, причем сделать его немедленно, дабы я понимала, какой линии поведения придерживаться мне. Я прошу Вас ответить мне письменно, избавив меня от устных бесед на эти темы, ибо они мучительны для меня, посвятившей Вам свою жизнь и любившей Вас как никто другой».

Принц швырнул письмо на пол и наступил на него ногой. Ему хотелось разрыдаться, и он непременно залился бы слезами, если бы рядом был какой-нибудь человек, способный оценить глубину его чувств. Как может Мария быть столь жестокой? Ну почему она не желает проявить терпение? Он ведь просит о такой малости: пусть выступит в роли дуэньи, раз леди Хертфорд так на этом настаивает.

Паж принца показался в дверях. Герцог Йоркский просит брата принять его.

Принц поднял письмо, положил его в ящик и повернулся к Фредерику.

Увидев горестное лицо Фредерика, принц сразу понял, что брат попал в беду, и рассказать о собственных бедах теперь не удастся.

Едва они остались вдвоем, как Фредерик воскликнул:

— Георг! Я влип в ужасную историю. Всему виной этот Вардл! Он из окружения Эдуарда. Они собираются поднять вопрос в парламенте.

— О чем ты говоришь? Объясни, ради Бога!

— Видишь ли... я состоял в близких отношениях с одной женщиной... о, это прелестное создание... Мы давно с ней расстались, но, похоже, теперь она у них на крючке. Она торговала армейскими званиями.

Принц потрясение воззрился на брата.

— Боже мой, Фред! Ну, ты и влип!

— А это мы еще посмотрим, — откликнулся брат.

— Эту историю нельзя как-нибудь замять? Фредерик покачал головой.

— Вардл настроен решительно. Он строит из себя праведника, великомученика. Его ничто не остановит. Да это все проделки Эдуарда!

— Нашего родного брата? Быть того не может! Не верю.

— О, Эдуард сильно изменился. Он озлобился. А все из-за той гибралтарской истории. Он не может мне простить, что я его отозвал. И хочет всем доказать, что он лучше меня разбирается в армейском деле. Я уверен, что он мечтает стать главнокомандующим. Георг, как же мне теперь быть?

Принц молчал. Ради брата он был готов на все, но что тут можно было предложить? Когда в парламенте начинают задавать вопросы, огласки не избежать. Он вспомнил, как там, в святая святых, и ему был задан сакраментальный вопрос... это сделал какой-то деревенский дурень, и Фоксу пришлось поклясться, что принц вовсе не женат на Марии. Сколько же из-за этого было потом неприятностей! Принц беспомощно поглядел на Фредерика.

— Фред, если я могу что-нибудь для тебя сделать...

Фредерик схватил брата за руки. Они всегда могли положиться друг на друга; их дружба была нерушимой, и сейчас оба были потрясены предательством Эдуарда. Равно как и последствиями разгорающегося скандала.

Оба понимали, что Фредерику грозит по меньшей мере смещение с должности главнокомандующего.

«Опять неприятности, — подумал принц. — Кругом одни неприятности!»

И буря разразилась. В королевском семействе давно не было подобного скандала. Полковник Вардл исполнил свою угрозу и, выполняя, как он выражался «свой долг перед армией и страной», сообщил парламенту новость, которая оказалась подобна разорвавшемуся снаряду.

Люди были возмущены и в то же время позабавлены. Еще один скандальный роман в королевском семействе! Да, с ними, как говорится, не соскучишься! Даже у солидного герцога Кента есть любовница, хотя они, подобно герцогу Кларенсу и Дороти Джордан, живут как вполне благопорядочные супруги. А теперь выплыли на свет Божий еще и любовные похождения герцога Йорка...

В королевском семействе только и говорили что о скандале в армии.

Король заметно состарился, и речь его стала еще более бессвязной.

— Я не могу поверить, что Фредерик способен на такое, — сказал он королеве. — Будь это Георг...

— Георг никогда не сделал бы такой глупости, — уверенно заявила королева.

А сама подумала: «Неужели?»

Ее сыновья, похоже, способны ради женщин на любые безрассудства.

— Фредерик, — пробормотал король. — Надежда парламента... Самый лучший из наших детей.

— Надеюсь, что это не так, — возразила королева. — Если он лучший, то кто же тогда остальные?

— Ну почему они вытворяют такое? А? Что с ними случилось? У них нет чувства долга. Мне кажется, мы что-то упустили... как-то не так их воспитывали. А? Что?

— Ваше Величество всегда были очень строгим отцом, — ответила королева, не собиравшаяся брать вину на себя.

Король устанавливал в их семействе законы и никогда не позволял ей выражать несогласие. Ей не раз хотелось возмутиться тем, что король держит детей в ежовых рукавицах. Она была уверена, что дети озлобятся, станут своевольными. Свободолюбивых молодых людей не следует слишком ограничивать. Да, во всем виноват этот старый дурак. Королеве его почти не было жалко; она никогда не любила мужа... однако заботилась о его здоровье, ведь болезнь короля грозила регентством, а в прошлый раз, когда до этого чуть было не дошло (просто король в самый последний момент выздоровел), королева и ее старший сын стали злейшими врагами.

Поэтому королева попыталась успокоить короля.

— Эта женщина похожа на авантюристку. Вполне может быть, что она лжет.

— На авантюристку! Почему они все связываются с авантюристками? А? Что?

— Я не думаю, что актриса Уильяма — авантюристка. Судя по всему, она его содержит, а не наоборот. А мадам де Сен-Лоран, с которой живет Эдуард, вообще вполне достойная женщина. Что же касается Марии Фитцгерберт, то Ваше Величество, по-моему, ею даже восхищались. И леди Хертфорд, за которой сейчас волочится Георг, очень заботится о своей репутации. Так что они далеко не все связываются с авантюристками... хотя я согласна с Вашим Величеством в том, что эти союзы нежеланны.

— А принцесса Уэльская...

— О, это чудовище! Когда я подумаю о том, что она мать Шарлотты... Надеюсь, что девочка не будет похожа на нее. Я об этом неустанно молю Господа. Хотя вынуждена признать, поведение Шарлотты нередко вызывает у меня тяжелые предчувствия.

— Шарлотта — милый ребенок. Я от внучки в восторге.

— Уверяю вас, Ваше Величество, многие черты ее характера нуждаются в исправлении. Мы с принцессами глубоко озабочены. Должна вам сказать, что в последнее время Шарлотта проявила стремление заводить близких подруг. За ней нужен глаз да глаз.

Королева была готова рассказать сейчас королю что угодно, лишь бы отвлечь его от ужасной истории с Фредериком.

И ей это удалось. Мысли короля в последнее время блуждали. Он тут же принялся думать о Шарлотте, а это, несмотря на все ее грехи, было гораздо приятнее, чем размышлять об ужасной истории, в которую попал Фредерик, связавшийся с падшей женщиной.

Принцессы перешептывались.

— Вы слышали последние новости? Она должна предстать перед парламентским комитетом. Будет давать показания. Какой скандал! — Августа в волнении уронила шитье на пол.

— Даже Георг не был причиной такого скандала, — добавила Елизавета.

— Говорят, она обнародовала его любовные письма, — сказала Мария.

— Ах, вы только представьте: ваши любовные письма читает каждый встречный! — София была в ужасе.

— Тем более, что Фредерик не блещет умом, — вставила Елизавета. — Он всегда писал с орфографическими ошибками.

Сестры покатились со смеху, но тут Амелия сказала:

— Мне страшно подумать, как это может отразиться на здоровье отца.

Мэри-Энн была довольна поднявшейся шумихой.

— Это вам не тоскливая жизнь в глуши, — приговаривала она.

Ее мать, миссис Томпсон, давно переставшая удивляться выходкам дочери, робко поинтересовалась:

— А это не что-то постыдное?

— Для бедняги Фреда — конечно. А для меня — нет. Видите ли, джентльмены часто пишут мне письма, делая всякие заманчивые предложения.

— О, Мэри-Энн! И ты их принимаешь?

— Смотря по обстоятельствам, — ответила дочь. — Пока что я хочу произвести хорошее впечатление на парламентскую комиссию.

И ей это удалось. Она оделась очень продуманно. Голубое шелковое платье — в тон ее голубым глазам — красиво сочеталось с белыми мехами. Муфта была тоже белой. Мэри-Энн выглядела потрясающе, лет на десять моложе, чем была в действительности. Волнение всегда шло ей на пользу. Ну, и за словом она в карман не лезла. Собственно говоря, она и в приличное общество смогла проникнуть не только благодаря своей красоте, но и потому что была очень сообразительной, а порой проявляла просто-таки недюжинный ум. На белокурую головку Мэри-Энн надела белую меховую шляпку с кокетливой вуалью. И в таком виде предстала перед благородным собранием.

Большинство членов комиссии было очаровано. Мэри-Энн была такой женственной, держалась скромно, но не терялась. Она прекрасно дала отпор тем, кто пытался подловить ее на неточностях, и, к радости и восторгу многочисленных зрителей, сбила с них спесь. Это было поражение герцога Йоркского и триумф Мэри-Энн.

Факт дачи взяток был установлен. Сомнений на сей счет не оставалось. Теперь вопрос стоял иначе: насколько герцог Йоркский вовлечен в торговлю званиями? Неужели он совершенно ничего не знал? Это было маловероятно, однако королевская семья придавала доказательству непричастности Фредерика к мздоимству огромное значение. Пусть уж он лучше выглядит дураком, чем мошенником.

Мэри-Энн, побуждаемая своими сторонниками, которым хотелось сделать ее любовника всеобщим посмешищем, принесла письма Фредерика, и их зачитали в суде. Это был апофеоз, ибо Фредерик не блистал ученостью, писал не соблюдая грамматических правил, с орфографическими ошибками. Однако сведений в этих письмах содержалось много, и они весьма красноречиво свидетельствовали о его близости с обворожительной Мэри-Энн. Эти письма цитировались во всех кофейнях и тавернах.

Король говорил без умолку часами. Он призвал к себе Фредерика и потребовал объяснений.

— У тебя нет чувства долга, чувства собственного достоинства. Ты не можешь вести себя, как полагается примерному мужу. У тебя же есть жена... чего тебе не хватало? Да, конечно, она развела зверюшек. Оказалась бесплодной... Не смогла родить ни одного ребенка. Это весьма прискорбно. А? Что? Но не настолько же ужасно, чтобы связываться с падшей женщиной и подрывать дисциплину в армии. А? Что?

Фредерик был в отчаянии. Он и сам не понимал, как влип в такую историю. Фредерик постоянно приезжал в Карлтон-хаус и плакался принцу Уэльскому, который хоть и сочувствовал брату, однако вынужден был признать, что более чудовищного скандала в парламенте никогда не вспыхивало. Такая заваруха может даже вызвать революцию! За примерами далеко ходить не надо: стоит только посмотреть, что творится на той стороне Ла-Манша. Конечно, Мэри-Энн — красавица, с этим нельзя не согласиться; ему, принцу, тоже известно, что мужчин порой обуревает внезапная, неудержимая страсть, однако Фредерику не следовало позволять ей влезать в армейские дела, это уж слишком!.. Так что Фредерик и от принца Уэльского не получал особого утешения.

Что же касается Уильяма, то он лишь пожимал плечами. Право же, Фред — болван. Другие братья жалели Фреда, но думали, что он либо не от мира сего, либо безответственный, либо просто дурак. Ну, а Эдуард вообще предпочитал держаться на расстоянии: он покатывался со смеху, вспоминая, как Фредерик отозвал его с Гибралтара. Интересно, Фред сейчас об этом вспоминает? Подумать только — и он еще выговаривал ему, Эдуарду, за плохое поведение!

— Ха-ха! — говорил себе Фредерик, однако при Джули предпочитал помалкивать, понимая, что она будет немного шокирована его радостью.

Милая, благородная Джули! Эдуард вовсе не хотел, чтобы она менялась, однако Джули не понимает, что значит уязвить гордость человека его профессии, как мучительно иметь своим начальником того, кто ниже тебя, и понимать, что его назначили просто потому, что у отца он ходит в любимчиках, да и все его любят за общительность и добродушный нрав. Ничего, это их научит уму-разуму.

Так что бедняга Фред был страшно несчастен, пока шло расследование. Нигде он не находил утешения... только Георг его поддерживал, хотя и не скрывал, что считает поступок Фреда глупым. Ни в один клуб Фредерик не мог пойти, ибо везде люди судачили о нем, цитируя фразы из его писем Мэри-Энн и хихикая над тем, что он столь банально выражает свои чувства.

Фредерик становился перед зеркалом и восклицал:

— Черт побери! Я не писатель. Я солдат.

Однако отражение издевалось над ним. Солдат... Похоже, солдат из него еще более никудышный, чем писатель; во всяком случае, именно это пытаются доказать его враги.

Никто не был ему настоящей опорой. Фредерик никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким. Георг?.. Да, конечно, Георг ему сочувствовал, однако с тех пор, как Мария Фитцгерберт поссорилась с герцогиней Йоркской, их отношения уже не были прежними.

Дверь в спальню Фреда тихо приоткрылась, и кто-то застыл на пороге, глядя на него. Жена...

— Ты здесь? — пролепетал Фред.

— Да. — Жена вошла в комнату и села на постель.

— Ты слышала об этой... истории, — сказал он и подумал: «Она явилась, чтобы поиздеваться надо мной. Это вполне понятно. Она моя жена, но я никогда ее не любил и открыто это показывал. Ну, а она... она всегда отдавала предпочтение своим зверюшкам». Герцогиня кивнула.

— Да, я слышала, — сказала она. — И думаю, что в такие минуты мы должны быть под одной крышей.

— Что? — вскричал Фредерик.

— О да, — подтвердила жена. — Поэтому я и приехала в Лондон.

— Но ты же ненавидишь Лондон!

— Да, я предпочитаю жить в деревне.

— А как же твои собаки, кошки, птицы и обезьяны? Ты же их так любишь.

— О них позаботятся. Я им сейчас не нужна.

— А мне... нужна.

— В подобные минуты жена должна быть с мужем... должна показать, что верит в его невиновность. Они должны быть вместе. В другие времена — ради Бога, пусть каждый живет своей жизнью... но в минуты невзгоды надо быть вместе.

Фредерик посмотрел на жену затуманившимся от слез взором. Он был сентиментален, как принц Уэльский, и его глубоко тронуло, что из окружающих она была единственной, кто захотел оказать ему поддержку.

Дело закончилось тем, что двумястами семьюдесятью восемью голосами против ста девяноста шести Фредерик был признан невиновным в коррупции.

Расхаживая по гостиной Касл-Хилл, Эдвард с ликованием выслушал вердикт парламента.

— Ему придется уйти с поста главнокомандующего, — сказал он Джули. — Это слишком большой позор, когда человек причастен к столь грязной истории.

— Даже если доказана его невиновность?

— Моя дорогая Джули, сто девяносто шесть человек считают его виновным. Нет, ему придется подать в отставку.

— И тебя назначат на его место? — спросила Джули. Фред мрачно поджал губы.

— Кто знает? Может быть, им уже надоели герцоги королевской крови. Фредерик опозорил не только себя, но и всю нашу семью.

— Не расстраивайся, — попыталась утешить его Джули. — Когда-нибудь тебя оценят по достоинству.

— Ладно, — с удовлетворением изрек Эдуард, — хотя бы Фредерик получил по заслугам. Думаю, теперь отец не называет его «Надеждой парламента». Что же касается Георга, то он постоянно становится объектом насмешек, волочась за женой Хертфорда.

— Какая жалость, Эдуард, что ты не старший сын! Но с другой стороны, тогда бы тебя женили на принцессе Каролине.

— Избави Бог! — вскричал Эдуард. — В моей жизни есть только одна женщина: это ты, Джули.

Джули это знала и была довольна.

— Я рада, что у них хотя бы один ребенок родился. А то бы нас не оставили в покое, — сказала она.

— Да... Ох, уж эта девчонка! Настоящий сорванец! Ее неплохо было бы хоть немного приучить к дисциплине.

— Бедняжка Шарлотта, — вздохнула добросердечная Джули. — Не забывай, каково ей приходится с таким отцом... и с такой матерью. Они ведь так враждуют!

— Мадемуазель Шарлотту, по-моему, это не тревожит. Я слышал, она с каждым днем все больше задирает нос и ведет себя так, будто уже стала королевой Англии.

— Бедняжка! Это такая тяжелая ноша.

Вскоре пришли известия о том, что Фредерик, герцог Йорк, отказался от поста главнокомандующего.

— Операция завершена, — пробормотал герцог Кент.

Однако герцог оказался не прав: разгорелся другой скандал. Мэри-Энн было обещано вознаграждение, но... увы... Полковник Вардл заплатить ей не мог, равно как и майор Додд, прекрасно знавший, что хозяин его находится в стесненных обстоятельствах. Даже такой приверженец строгой дисциплины, как Эдуард, привык жить не по средствам.

Мэри-Энн была в ярости. Ей же пришлось выйти из своего укрытия, а следовательно, кредиторы моментально поняли, где ее искать. Кроме того, Мэри-Энн потратилась на свой гардероб, дабы достойно выступить в Палате общин — и действительно, выступила она прекрасно, этого никто не мог отрицать. И вдруг теперь ее обманули! Ей не дождаться обещанных пяти тысяч фунтов.

Первой мыслью Мэри-Энн было сообщить принцу Уэльскому, что она располагает сведениями, которые могут его заинтересовать. Любовь принца Уэльского к хорошеньким женщинам была всем известна, и если он готов волочиться за ледышкой Хертфорд и в то же время жить с Марией Фитцгерберт, которая уже совсем старуха, даже зубы потеряла — ведь ее зубы наверняка вставные, — неужели его не заинтересует Мэри-Энн? Ну, хоть немножко?

Однако у принца Уэльского не было ни малейшего желания впутываться в эту историю: он и без того был слишком поглощен романом с леди Хертфорд и слишком переживал из-за ухудшения отношений с Марией. Принц послал к Мэри-Энн своего человека, и когда тот доложил, что плутовка намерена рассказать о вражде его братьев, решил не иметь с ней ничего общего.

Мэри-Энн в отчаянии написала и напечатала книгу, которую назвала «Два враждующих герцога». В ней рассказывалось о взаимоотношениях герцога Йорка и герцога Кента. Трения между братьями, явившиеся подоплекой расследования, вызвали огромный интерес у читателей, и книга продавалась бойко. Это дало Мэри-Энн возможность немного утихомирить кредиторов. Ей понравилось писать сенсационные и прибыльные книги, поэтому вскоре она написала вторую — «Вражда герцогов, Или кто остался в дураках?» В этом опусе Мэри-Энн нападала на полковника Вардла, описывая его участие в процессе, и в результате Вардл подал на нее в суд за клевету.

Мэри-Энн охотно появилась в суде снова; снискав такой успех в роли свидетельницы по делу герцога Йорка, она не сомневалась, что ей удастся выиграть процесс против Вардла. И оказалась права: ее признали невиновной.

Однако денежные затруднения Мэри-Энн продолжались. Она прекрасно понимала, что ее главный козырь — это письма, которые она столь бережно хранила. И вот Мэри-Энн объявила о своем намерении опубликовать эти письма...

Фредерик, разочарованный и возмущенный тем, что его «милый ангел», «дорогая, сладчайшая крошка» написала такие низости и проявила свою истинную алчную сущность, лишил ее пенсиона. Его повсюду видели с герцогиней, которая оставила ради Фреда своих любимых зверюшек. Теперь он и герцогиня были лучшими друзьями и общались с явным наслаждением. Правда, любовниками они так и не стали. Зачем требовать друг от друга слишком многого? Однако принц высоко ценил преданность Фредерики и думал, что никогда не забудет, как она пришла ему на помощь в трудную минуту. Они всегда, до конца своих дней, будут добрыми друзьями и он будет ей благодарен! И чем больше он преисполнялся благодарности к Фредерике, тем больше презирал Мэри-Энн.

Услышав же о том; что она намерена опубликовать его письма, герцог тут же пошел к Фредерике и рассказал ей.

— Это будет еще больший позор, чем раньше, — захныкал он. — Я там написал столько глупостей! Вся страна будет надо мной смеяться. Я головы не смогу поднять.

Но Фредерика его утешила.

— Ерунда. Высокопоставленные мужчины и раньше писали всякие глупости. Тут можно сделать только одно... и я советую поступить именно так, поскольку это наилучший выход и для тебя, и для той подлой женщины. Она именно этого и добивается. Надо купить у нее письма.

Фредерика оказалась права. Письма были куплены за семь тысяч фунтов, и кроме того, Мэри-Энн получила обратно свои четыреста фунтов годовых.

Она расплатилась с долгами и решила, что пора приискивать своим дочерям хороших женихов. Фредерика вернулась к милым зверюшкам; герцог Кентский делился с Джули де Сен-Лоран своими надеждами на будущее и надеялся, что судьба вознаградит его, подарив ему пост, которого брат лишился (не без его помощи). Каково же было разочарование бедного Эдуарда, когда на пост главнокомандующего назначили сэра Дэвида Дундаса! По словам Джули, утешением Эдуарду должно было служить то, что он честно выполнил свой долг. И в общем-то, подобные мысли были приятны. Джули, как всегда, немного успокоила Эдуарда. Что же касается герцога Йорка, то он завел новую любовницу и постарался примириться с потерей поста главнокомандующего.