Дуэль с Лордом Вампиром

ГЛАВА 45

Мои ноги тяжелеют с каждым шагом. Я не испытываю никакого волнения, когда мы возвращаемся в замок. Остальные не знают покоя от предвкушения. Я слышу, как гулко бьются их сердца в такт нашим бешеным шагам.

Они надеются. Я их не виню. На их месте я бы тоже надеялась. Но я достаточно далека от всей этой ситуации, чтобы смотреть на нее более объективно.

Все было слишком просто.

Я надеялась, что будет легко. И часть меня хочет думать, что это произошло благодаря нашей подготовке. Это было легко, потому что Терсиус был стариком, усталым и неспособным, который цеплялся за жизнь с помощью украденной магии, пока века съедали его. Он был лишь оболочкой того сильного и умелого мастера, который когда-то владел кровавым преданием.

Он проклял себя собственной ненавистью, и это, я думаю, правда. Но он не проклинал вампиров. Он говорил правду. Я кожей чувствую, что если бы он наложил проклятие, вампиры были бы уже давно мертвы.

Мы возвращаемся в замок и, проскочив его насквозь, бежим к часовне. Я знаю, что ничего не изменилось, по слабому красному свету, который светит нам вслед, когда мы огибаем лестницу. Но они не останавливаются, пока не видят сам гроб.

Они втроем стоят в центре часовни, руки по бокам. Каллос поворачивается с места, где он бдил. Квинн уже в академии; он там уже неделю.

— Ну как? — спрашивает Каллос, когда никто из нас ничего не говорит.

Я хочу ответить, но в горле стоит комок, который я не могу проглотить. В груди жжет. Руван все еще лежит в стазисе, совершенный, как статуя, и холодный, как смерть.

Вентос падает на колени. Он сползает вниз. Я жду, что он будет кричать, вопить, обратит свой гнев на меня. В конце концов, это была моя идея. Но я не ожидаю, что он поднимет свои огромные руки к лицу и заслонится от всего мира. Я не ожидаю, что его плечи будут дрожать от слез, которые он пытается скрыть.

Лавензия поднимает глаза к небу и ничего не говорит, когда Винни бросается в объятия Каллоса. Интересно, пытается ли Лавензия дать нам всем возможность побыть наедине с собой в нашей скорби? В том числе и ей самой.

— Понимаю... — тихо говорит Каллос, поглаживая Винни по спине. — Иногда я ненавижу быть правым, — пробормотал он.

Я подхожу к Лавензии и тоже глажу ее по спине. Она не смотрит на меня. Я встречаюсь взглядом с Каллосом.

— Мы взяли Человека-Ворона — Терсиуса, первого охотника. Он мертв.

— Вентос убил его прежде, чем мы смогли заставить его сказать нам, где находится проклятый анкер! — Винни зарычала, повернувшись лицом к скорбящему мужчине. — Твой характер всегда мешал тебе! Ты никогда не знал, как его обуздать, и теперь мы не можем снять проклятие из-за тебя.

Вентос вздрагивает, но не подает виду.

— Винни, я не думаю, что справедливо винить Вентоса, — мягко говорит Каллос.

Выражение лица Винни становится скомканным, и она прячется обратно в безопасное плечо Каллоса.

— Прости, Вентос, — пробормотала она едва слышно.

— Терсиус все равно не мог сказать нам, где находится анкер; не он наложил проклятие. — Я искренне поверила ему, когда он это сказал.

— Если не он... то кто? — спросил Каллос.

— Не знаю, — признаюсь я, как бы больно это ни было.

— Значит, вот оно что... — вздыхает Каллос. В самом откровенном проявлении привязанности, которое я когда-либо видела от него, он нежно целует Винни в висок. — Все в порядке, мы сделали все, что могли. Следующий лорд или леди выполнит эту задачу. — Каллоса эта мысль нисколько не убеждает.

— Не все в порядке, — пробормотала Лавензия. — Все дороги, все пути, все сведения, которые мы когда-либо имели, привели нас сюда, к нему, к этому. Мы зашли так далеко — дальше, чем кто-либо другой. Если проклятие исходит не от него, то от кого? Если не от Деревни Охотников, то откуда? С чем мы боролись все это время? Был ли вообще смысл во всем этом, или это был просто какой-то забытый, горький человек, который проклял нас всех, потому что мог, и теперь мы никогда не будем свободны?

Голос Лавензии повышается по мере того, как она говорит. Он достигает такой высоты, что эхо разносится по всей часовне, вглубь замка, словно это вопрос ко всем, кто пришел раньше. Молчание — единственный ответ.

По крайней мере, до тех пор, пока Каллос не найдет в себе достаточно смелости, чтобы ответить за всех нас.

— Смысл тот же, что и всегда выжить. Смысл в том, что ты делаешь. Мы отправимся в академию и пробудим следующим лордом, мы передадим все, что знаем. В конце концов, мы успокоимся, зная, что сделали все, что могли. И если повезет, следующий раунд будет лучше.

— Джулия, — тихо прошептал Вентос. Мы все делаем вид, что не слышим.

— У нас есть время до полнолуния, прежде чем Квинн разбудит следующего лорда, — говорю я. — Давайте подождем до тех пор.

— Какой в этом смысл? — Лавензия смотрит на меня с надеждой в глазах. Наверное, это мне в последнюю секунду приходят в голову безумные идеи. Но у меня закончились все невероятные схемы.

— Я не знаю. — У меня нет ответа, который бы ее удовлетворил, и я это знаю. Но я все равно говорю ей правду. — Я еще не готова попрощаться. Я не знаю, что ждет меня в будущем. Я сомневаюсь, что останусь здесь надолго... но я не знаю, куда я пойду и что буду делать дальше. — Я смотрю на Рувана. Он будет держать меня привязанной к Мидскейпу до конца моих земных дней. Неужели мне суждено скитаться по этой земле без дома? Попробую ли я помочь следующему лорду или леди? Или вернусь в Деревню Охотников, опасаясь, что в любой момент кто-то узнает правду? И до конца дней своих буду прятать метку между ключицами? — Дайте мне еще немного времени, пожалуйста.

— Я с ней согласен. — Вентос поднимает голову и встречает мой взгляд. Он слегка кивает мне в знак понимания. Он знает, каково это - тосковать по человеку, который находится прямо перед тобой и в то же время недосягаем для тебя.

— Ладно. Какая разница? — Лавензия пожимает плечами. — Две недели.

Вентос поднимает себя с пола и начинает спускаться в главный зал. Остальные следуют за ним. Но я остаюсь, мои ноги движутся в противоположном направлении, прочь от них.

— Ты идешь? — спрашивает Винни.

— Продолжайте без меня. Я хочу провести здесь еще немного времени.

Они соглашаются, оставляя меня одного. Я подхожу к алтарю, возвышающемуся над землей. Я кладу руку на то место, где находится лицо Рувана.

Если бы это была сказка, я могла бы наклониться вперед и поцеловать его. Он бы проснулся. Это было бы доказательством того, что мы действительно любим друг друга. Наш союз был бы предначертан силой, превосходящей нас.

Но я знаю, что спасти его можно только действием.

— А у меня все идеи кончились, — тихо говорю я. — Мне жаль, Руван. Я пыталась. Я действительно пыталась. Я пыталась спасти не только Деревню Охотников. Я хотела помочь всем, но особенно тебе. Может быть, это то, что я получила за то, что слишком далеко зашла за пределы того, из чего была сделана. — На моих губах появляется горькая улыбка. — Ты прав, что сами куете свою судьбу... Наверное, у меня не было достаточно умелых рук, чтобы все получилось так, как я хотела. И я не думаю, что у меня будет больше тренировок.

Мой голос дрогнул. Слова захлебываются в горле.

— Прости меня за то, что я сказала тебе, когда мы расставались. Я была так напугана. Я была зла и растеряна — на себя, на людей, которые меня вырастили. — Я качаю головой, и слезы льются с моих ресниц на рубиновую шкатулку. Руван продолжает лежать, такой же неподвижный, как и заключенный в него магический камень. — Даже если я знала, что ты — все, что я хотела, я все равно боялась. И этот страх заставлял меня пытаться найти любую причину, чтобы сказать, что ничего не получится, что я ничего не чувствую к тебе или что это неважно. Мне жаль, что я не была лучше, что я не была смелее, сильнее, умнее или красноречивее. Может быть, если бы я была такой, я бы сейчас лучше соображала. Я бы раньше все поняла.

Мои ногти впиваются в магию, как будто я пытаюсь прорваться и дотянуться до него. Не получается.

— Но правда в том, что... Правда в том, Руван... Даже несмотря на то, что я была напугана. Даже если я чувствую, что меня никогда не было достаточно. Я все еще хочу попробовать. Для тебя, меня, нас. Потому что... потому что не только у тебя возникла привязанность — любовь. Я не разбираюсь во всем этом; у меня нет опыта в романтике. Но мне кажется... мне кажется, я бы хотела, если бы это было с тобой. Нет, я знаю, что хотела бы. Потому что, Руван, я люблю тебя.

Слова повисли в воздухе. Я представляю, как они проникают сквозь магию и достигают его ушей. Надеюсь, он меня услышит. Это единственное, на что я сейчас надеюсь. Это мое последнее желание для него и для меня.

— Я люблю тебя, Руван. Я еще только учусь понимать, что это такое, что это значит и как это правильно делать. Но я знаю, что это правда. Поэтому ты должен... Ты должен вернуться ко мне, хорошо? Ты должен проснуться; ты должен не быть проклятым. Ты должен повести за собой вампиров, как, я знаю, можешь сделать только ты. Ты должен спасти их, потому что меня было недостаточно. — Я перевернулась на спину, упираясь лбом в предплечья. Мой нос касается гладкой преграды, на которую быстро наливаются слезы. — Руван, пожалуйста. Ты сказал, что никогда не причинишь мне боли, но это мучение. Так что, пожалуйста, пожалуйста...

Мои слова становятся невнятными. В конце концов они переходят в рыдания. Я плачу обо всем, что могло бы быть. О жизни, которая могла бы быть, но закончилась, не успев начаться.

В течение нескольких дней я продолжаю жить. Мы все так делаем. Мы, как призраки, бродим по знакомым коридорам, делая все по привычке. Мы почти ничего не говорим, потому что нечего сказать, мы обмениваемся лишь унылыми взглядами.

Большую часть времени я провожу либо в часовне, либо в спальне Рувана. Слишком больно лежать там в первую ночь. На простынях еще чувствуется наш запах, поэтому я сплю на диване. Но там так одиноко и холодно. На вторую ночь мои эмоции срываются, и я бегу в уютную постель, которую мы делили в последний раз. Я укутываюсь в одеяла. Я ворочаюсь, борясь за сон. Он не приходит до утра. А когда он наступает...

Его нет рядом.

Я пытаюсь заставить себя заснуть в течение двух полных дней. Я почти не ем. Я хочу ускользнуть в мир снов и воспоминаний. Я пытаюсь вызвать Рувана, как я вызвала Лоретту. И вот, когда я уже потеряла надежду, он приходит ко мне. Я снова и снова переживаю нашу ночь страсти. Я так хорошо научилась вызывать его из глубин своего сознания, что воспоминания приходят, как только я закрываю глаза.

Однажды вечером меня прерывает особенно громкий стук в дверь. Ругаясь, я поднимаюсь с кровати. Там все четверо. Винни держит тарелку с едой.

— Я знаю, что тебе не нужно есть так много, как раньше, но тебе все равно нужно что-нибудь съесть.

— Спасибо. — Я беру ее и иду закрывать дверь.

Каллос останавливает меня.

— Я читал записи Лоретты, и есть несколько вещей, которые я хотел бы обсудить с тобой. У нее есть несколько интересных применений магии крови — ритуал, ну, скорее, теория для извлечения присущих человеку способностей. Руван упоминал, что тебе это интересно, вот я и подумал, что тебе это может быть интересно...

— Меня больше не интересует ни Лоретта, ни кровавое предание. — Я покачала головой. — Спасибо за еду. — И я закрываю за ними дверь. Я ставлю тарелку в главной комнате, рядом с флаконом крови, который мы взяли у Терсиуса.

И тут меня осенило.

Эти сны... видения прошлого... они начались после того, как я выпила эликсир в ночь Кровавой Луны. Сны были вызваны не Руваном, не поклявшимися на крови, не Мидскейпом и не этим замком — они были вызваны эликсиром.

— Кровь — это холст... — шепчу я. — В ней записан весь наш опыт...

Существуют базовые магии кровавого предания, доносится до меня откуда-то издалека голос Рувана. Каждый может вызывать разные способности, делать с их помощью разные вещи, но некоторые по-настоящему талантливы. Некоторые обладают врожденным даром.

Я уже начала думать, что мой — кузнечный. Но что, если мой врожденный дар - это что-то другое? Что, если мои сны не являются каким-то странным побочным действием деятельности поклявшейся на крови? Я использовала кровь, чтобы увидеть полотно чужой жизни... но это была не жизнь Рувана.

Я подхватываю флакон и выбегаю из комнаты.

— Флориан? — Лавензия окликает меня. Игра Винни на скрипке прекращается.

— Я в порядке, не беспокойтесь обо мне. — Я закрываю за собой дверь достаточно громко, чтобы они услышали. Они решат, что я снова собираюсь оплакивать Рувана. Они дадут мне место.

Только я не останавливаюсь в часовне, а продолжаю подниматься по лестнице и пересекать балку. Я прохожу через комнаты и коридоры, которые соединяются со старыми покоями Лоретты, и спускаюсь в ее потайной ход. Я знаю, что идти одной опасно, но у меня с собой кинжал, и это стоит того, чтобы рискнуть.

Это может не получиться. Я не совсем понимаю, что именно я пытаюсь сделать. Но именно сейчас я чувствую себя ближе всего к надежде за последние несколько дней. Я не хочу от нее отказываться. Я должна попытаться. Каллос сказал, что часть кровавого предания — это инстинкт. Магия всегда в нас. Поэтому я доверяю своей интуиции и пытаюсь заявить о своей силе.

По крайней мере, я увижу правду о том, что случилось с Лореттой, Солосом и Терсиусом... их собственными глазами.

Я открываю кран на одном из древних бочонков, и из него выливается эликсир. Я подставляю голову под струйку и набираю в рот три капли. Задерживая их там, я бегу обратно по лестнице в комнату Лоретты. Закрываю потайной ход и встаю на край кровати.

Ну, вот и все. За ваше здоровье. Я поднимаю обсидиановую склянку, которую принесла из комнаты Рувана, в тосте за прошлое и пью.

Кровь Лоретты была основой для Эликсира Охотника. Склянка, которую мы взяли в крепости, скорее всего, была смешана с кровью Терсиуса, когда он продолжал экспериментировать. Я предполагаю, что первоначальный эликсир в старом замке был смешан с кровью Солоса, поскольку она работала с ним. И, даже если это не так, они были поклявшимися на крови.

Если я права, если любая комбинация моих теорий верна, то во мне сейчас должна быть кровь всех троих. Эти метки — эти воспоминания, — я должна быть в состоянии получить к ним доступ во сне, пусть даже фрагментарно.

Взяв кинжал, я легонько провела им по коже между ключицами — как раз над меткой Рувана. Как и прежде, боль, пробирающаяся по шее при одной только мысли о попытке вспомнить свои сны, стихает. Внутри меня открылась дверь, и я прохожу через нее, лежа на кровати.

Как только я закрываю глаза, я переношусь в другое место и время.

Лоретта мчится сквозь ночь, мокрая по колено в Фэйдских Болотах. Я чувствую, как колотится ее сердце, так же остро, как я чувствую гнев, пылающий в ушах Терсиуса. Его глаза, унизанные золотыми кольцами, блестят в слабом свете.

— Не убегай от меня!

— Ты забрал мою работу! — кричит она в ответ.

— Это была моя работа, — прорычал Терсиус.

— Наша работа.

— Ты украла и исказила ее

Она прижимает к груди три книги — три дневника, которые пропали с ее книжной полки в моем предыдущем сне.

— Это было мое! — рычит он. — А теперь вернись сюда. Лоретта! Послушай меня. Я твой брат!

— Ты чудовище. — Лоретта оглядывается через плечо, ее глаза становятся все шире.

— Я будущее вампиров, человечества, всего Мидскейпа. Люди вернутся через Фэйд. Мы больше не будем слабым видом, на который охотятся другие. Я делаю это для нас, для всех нас, Лоретта.

— Мы никогда не были жертвами. — Лоретта качает головой; слезы текут по ее щекам. Она опускает подбородок и смотрит в ночь. — Ты мог бы работать с ними — со мной, — но ты зашел слишком далеко.

— Не притворяйся, будто я все еще занимаю место в твоем сердце! Ты хоть плакала обо мне, сестра, когда твой драгоценный Король Солос изгнал меня?

Лоретта спотыкается, оглядывается. Эта рана еще свежа для нее. Я вижу тоску в ее глазах, чувствую ее в сердце. Она скучает по своему брату. Скучает по брату, по тому, каким он был.

— Иди, беги к нему, сделай его грязную работу по поиску моих украденных открытий. — Его слова смелы, но я чувствую глубокую панику Терсиуса. Он боится Солоса. Интересно, может, он только что обратился, может, его силы не так велики, как он думал? — Что бы ты ни делала, ты знаешь, что он никогда не будет тебя уважать. Джонтун никогда не напишет о тебе, а Солос никогда не прикажет. Ты будешь его тайной шлюхой!

Впереди показался вход в тайный туннель. В это время он защищен стеной и воротами. Я чувствую панику Лоретты. Ее вера в то, что если она сможет добраться туда, то будет в безопасности. Она крепче сжимает книги.

Но она замедляет шаг, чтобы в последний раз взглянуть на брата.

— Когда я стану королевой, я буду просить о справедливости, когда тебя будут судить за твои преступления против людей и вампиров. Но я не буду просить о снисхождении.

Терсиус двигается так же быстро, как вампир. Он хватает ее за запястье и нависает над ней. Книги падают на пол.

— Я не могу позволить тебе сделать это.

— Отпусти меня.

— Он достаточно близок к Королю Эльфов, чтобы получить разрешение на переправу своих армий через Фэйд, если ты расскажешь ему о моих планах. — Лицо Терсиуса слегка расслабляется, голос становится умоляющим. — Разве ты не видишь? Я делаю... я делаю это ради нас. Ради нашего народа. Мы отвоюем Мидскейп, и я стану благосклонным правителем. Ты сможешь сидеть рядом со мной и помогать мне, как ты всегда делала. Почему ты не можешь мне доверять?

— Я больше не знаю, кто ты. — Лоретта вырывает свою руку из его и идет хватать книги.

— Ты не тронешь их! — Терсиус толкает ее. Может быть, это ярость, проникающая в него. Возможно, это его новообретенная сила делает его сильнее, чем он думал, сильнее, чем он может компенсировать.

Он врезается в нее с силой кабана. Лоретта едва успевает вздохнуть, как из нее вырывается весь воздух. Это не рыдание. Это не крик, не вопль агонии, когда ее ребра проваливаются внутрь. Ее глаза слегка расширяются. Она едва осознает, что происходит.

Ее, как тряпичную куклу, швыряют в ворота позади нее. Раздается резкий треск, и на землю выливается кровь. Она подпирает железную конструкцию, голова ее безвольно повисает.

Наступает долгая минута молчания.

— Нет, — шепчет Терсиус. — Нет, нет! — Он бросается к ней, пытаясь поднять ее лицо. Слезы текут по его щекам. Но нежность быстро исчезает, сменяясь яростью. — Я говорил тебе... Я говорил тебе не идти. Но тебе пришлось. Почему ты должна была? — Он трясет ее и вдруг отпускает. Лоретта падает на землю. Терсиус отступает, как будто его обожгло. — Это его вина, — шепчет он. — Король Вампиров... тот, кто направил твое сердце против моего. Это его вина. — Терсиус начинает смеяться.

Мир смещается.

Мы снова в подземном зале крепости охотников. Терсиус благоговейно кладет три книги на статую себя на хранение. Он раскладывает на алтаре ритуальные инструменты.

Он готовит эликсир из крови Лоретты и своей собственной.

Я моргаю, и все снова становится другим.

Терсиус обращается к небольшой толпе под колокольней Деревни Охотников.

— Видите ли вы? Видите ли вы теперь? Король Эльфов солгал, что Фэйд защитит нас от могущественной магии Мидскейпа. Они придут и убьют нас всех, если мы не убьем их первыми. Мы должны защитить нашу землю, иначе погибнем от их руки, как погибла моя дорогая сестра, — кричит Терсиус группе молодых охотников. — Убейте их. Убейте их ради человечества, ради нашего будущего.

Воспоминания становятся туманными, кровь стынет в жилах. Образы расплываются.

Битва огня и серебра.

Солос в меньшинстве. Лоретта была тайной. Он не мог привести армию на защиту своей человеческой возлюбленной. Только небольшой контингент присяжных стражей знал о ней — те немногие, кого он послал через Фэйд — собрать убежавших людей. — Мужчины и женщины, которые унесли с собой в могилу тайну истинного основателя кровавого предания.

Я следую за Терсиусом в туман. Мы мчимся сквозь багровую ночь. Глубоко внутри меня есть нить, которая тянет меня вперед. Она тянет меня к башне, недалеко от тайного входа в замок Темпост, к остановке на дороге, которую раскололо надвое Фэйда.

Солос там, раненый и убегающий.

Терсиус бросается в атаку. Они с Солосом обмениваются ударом за ударом. Вопреки опасениям Терсиуса, они оказались на удивление равны. Его эликсир подействовал. Но не настолько, чтобы победить.

Они оба окровавлены, изранены.

Умирают.

Терсиус выхватывает из болотной грязи тушку ворона. Он вгрызается в нее, и кожа рвется. Кости хрустят. Перья прорастают там, где их не было.

Он улетает.

— Чтоб тебя, будь ты проклят, — рычит Солос в небо. Он обращается к кинжалу в своей ладони — кинжалу, которым он сражался, кинжалу с таким же блеском, как серебро крови Лоретты. — Проклятие над тобой. Проклятие мести, проклятие, наложенное кровью за кровь.

Солос удаляется в башню.

Я резко просыпаюсь. Сердце колотится, но не быстрее, чем ноги несут меня обратно вглубь замка. Вниз, к проходу, ведущему через Фэйд.

Я знаю, кто наложил проклятие... и знаю, где — и что — находится анкер.