Душа моя

Глава 13

Вообще-то причины паниковать не было — я хорошо помнила этого человека. И запомнился он не так внешностью — вполне себе обычной, если бы не полная седина… как общим ощущением от его присутствия.

Это трудно объяснить даже самой себе, но я попытаюсь.

Своей манерой держаться — спокойно-уверенной и неуловимо-мягкой он сразу напомнил мне Юрия Соломина в «Адъютанте его превосходительства». Так бывает — мгновенная невольная ассоциация. Иногда даже не улавливаешь — в чем прикол, но мозг ее уже подкинул. Сколько мы там общались — пару минут? И сказал он всего парочку фраз — уточнил фамилию и предложил помощь в установке ёлки. А я быстро и неловко отказалась. На это были причины — во-первых, у нас с Анжелой все было отработано — ведро и мокрый песок. Обтесывать стволик по диаметру отверстия ёлочной подставки не нужно было. Хотя-я… можно же было согласиться и попросить его просто занести объемное деревце и хотя бы подержать его в ведре, пока я внесу с балкона песок, засыплю его и пролью водой. Но кроме того, что неудобно было напрягать человека, еще ему пришлось бы разуваться — помощь просто не стоила потерянного времени. Но и это не все — было еще одно…

В тот Новый год это был флюс. Тихо матерясь про себя, я полоскала рот, накладывала мазь, пила антибиотик и обезболивающее и в результате зуб был спасен, но парочка бессонных ночей заметно вывела меня из строя. Тем утром я открывала дверь растрепанная и измученная, одетая в домашние лосины, футболку и любимые пушистые тапки. Раздувшуюся щеку прикрывала ладонью, ну и естественно — постаралась скорее избавиться от неловкости. Но еще закрывая дверь, я уже чувствовала что-то такое…

Это уже было со мной однажды — похожее ощущение от присутствия конкретного человека. Тогда Анжела ходила в садик и в один из дней я забирала ее пораньше. В раздевалке поздоровалась с еще одной мамой, как я уже знала — пятерых детей. Буквально пара слов… а потом она показывала воспитательнице образцы поделок для детских художественных занятий. И я залипла… необъяснимо зависла, попав под гипноз спокойной речи, тихого голоса, мягкой улыбки и неторопливых движений. И когда меня позвала Анжела, буквально заставила себя отойти — будто очнувшись. Смешно предположить какой-то особый интерес к этой женщине с моей стороны, но! Тогда я почему-то очень хорошо понимала мужчину, настрогавшего ей пятерых деток — рядом с ней было необыкновенно приятно находиться. Даже мне — постороннему человеку

Ощущение от короткого общения с… Максимом Сергеевичем Баскаковым было похожим. Спокойная, будто чуть вкрадчивая речь… а скорее — доверительная; уверенная, спокойная манера держаться; внимательный и очень… какой-то не дежурный взгляд… Иногда ощущения от впечатления о человеке трудно объяснить даже себе. Приняв у него ёлку и закрывая дверь, я уже чувствовала легкое сожаление и непонятную уютную расслабленность — как в тот раз. И что это было, не понимала до сих пор — биополе такое, транслирующее доверие и симпатию и дарящее ощущение уюта? Может быть и наверное… Но! Рядом с совсем незнакомым человеком, да еще и мужчиной?

Может потому при следующей нашей встрече мое подсознание и подняло такой заслон-оберег, объявляя тревогу и защищая от опасности попасть под внушение непонятной природы?

Какое-то время этот мужчина вспоминался, потом забылось…

Строительством банного комплекса занялась лучшая наша бригада. А их работу по своему проекту взялась курировать Алёна, как лицо заинтересованное. Потом подключилась наш дизайнер Светлана и ей было труднее всех — деньги заканчивались, а нужно было, чтобы «классно, и с изюминкой». Мы посмеивались, она таинственно улыбалась…

Я не ездила на объект — необходимости такой не было и какой-то особой тяги или потребности тоже. Вовремя смылась? Наверное. От вещей необъяснимых лучше держаться подальше, а уж когда речь идет о мужчине… Стоило неосторожным мыслям только наметиться, как перед внутренним взором ровно вставали грабли… Даже не абстрактно, а целым монументом — приземляя и напоминая.

Строительство продолжалось чуть больше месяца — мы спешили закончить основные работы до морозов. Я потом видела снимки, сделанные Светой. Девизом проекта стали экономия и целесообразность.

После каждого посещения воду из бассейна следовало спустить, а его вымыть. А еще были полы и остальные поверхности, контактирующие с потными телами. Поэтому везде была положена легко моющаяся плитка морских оттенков. Отделка светлым деревом — только фрагментами. Диваны темно-зеленого цвета с моющейся обивкой, устойчивая мебель, камин, а изюминкой — стволики молодых березок, кое-где прибитые к стенам. Их длинные ветки опускались между диванами и нависали над столом. Еще были молочного цвета глиняные кувшины с голубыми сухоцветами — на столе и камине, веселые пестрые занавески с березками и васильками… В общем, получилось незатейливо, но очень даже неплохо.

Ноябрь выдался отвратительным — сильный ветер, почти постоянная морось, и не просто холод, а какая-то ледяная, пробирающая до костей промозглость… Несколько дней в начале месяца мы с Анжелой провели у Дружаниных — Алёна заскучала. Когда даже неплохие дни бредут один за одним — размеренно и привычно, и пускай даже удобно и устроенно, то жизнь все равно потихоньку превращается в рутину. А тут еще и погода давит, капризничают без прогулок дети… Я отлично ее понимала — мы с Анжелой тоже скучали. Компьютер и телевизор уже стояли поперек горла, выходить под дождь не хотелось категорически и поэтому делали мы это только по необходимости — работа и магазин. У Анжелы начались каникулы… и мы приняли приглашение.

В эти дни я старалась быстрее справиться на работе и раньше оттуда слинять. Спальное место нам с дочкой выделили в кабинете на удобном диване. Днем мы с Алёной развлекали детвору, готовили еду, всем кагалом встречали со службы Николая, ужинали потом тоже все вместе. С его приходом атмосфера оживлялась, поднимались новые темы… В общем, было суетно, немного напряжно, но не скучно, а иногда даже и весело, а когда дети засыпали — тихо, спокойно и просто до невозможности уютно.

Николай сидел немного с нами, а потом уходил в кабинет, где уже спала на разложенном диване Анжела. Включал неяркую лампу под зеленым стеклянным абажуром и залипал в компьютере, давая возможность своей жене и мне полностью расслабиться и наговориться. Долго мы не засиживались, но эти час-два были по-своему бесценны. Мы тихо бубнили и гоняли чаи — разные, на выбор, а иногда позволяли себе по бокалу вина… Алёна больше не морила себя голодом, скинув за год большую половину лишнего веса. Ее диетолог была категорически против стремительного похудения — килограмм в месяц, но стабильно, считалось нормой.

В один из таких вечеров она и подняла тему… Будто и мимоходом, не придавая ей особого значения, но при этом внимательно поглядывая на меня. А я выпрямилась и напряглась при первых же ее словах:

— У Коли в части служит один прапорщик. Я его не знаю — не видела, но как-то очень он на слуху — Баскаков то, Баскаков это. В общем, было дело… и Коля снова заговорил о нем. Этот Баскаков спрашивал о тебе.

Я на нее не смотрела. Камин же перед глазами, пламя, угольки… все дела. Удобно было пялиться туда — вроде как задумчиво, но я чувствовала, как к щекам потихоньку приливает кровь, а потом, по ощущениям, меня вообще будто окунули в кипяток. И вот сижу я так — с пылающим лицом, молчу… А что тут скажешь?

— Мдя-я… — многозначительно протянула подруга.

— Спрашивал…? А что он спрашивал? — выдала я все на что оказалась способна. Оказалось, даже просто фамилия этого человека тоже влияет — на что-то. Ассоциации, воспоминания… откуда? Минутное общение через порог? Щеки горели, я тихо потела…

— Ё-моё, — пробормотала Алёна, — и когда ж ты это успела?

— Я сама еще не знаю, что я успела, а ты уже сделала какие-то выводы, — пыхтела я, — ну так что он там спросил?

— Да… — напряглась она, вспоминая: — Просто расспрашивал. Больше Коля ничего не сказал.

— Ну и все — о чем здесь говорить? — психовала я.

— Ир? Ты серьезно? — заглядывала она мне в лицо.

— Алёна, а ты? — нервничала я, — я видела его два раза! Один раз ёлку передал через порог, а я — с флюсом. А второй вообще… издалека. О чем ты вообще?

— Бывает и с первого взгляда, — протянула она.

— Или с первого траха, — съязвила я в ответ, — по-разному бывает. Не мой случай. И когда это было?

— Флюс? Тебе лучше знать… позапрошлый год? Ну да…

— Ну вот… человек спросил фамилию, ёлку внести предложил. Я отказалась — это все.

— А чего тогда горишь?

И я рассказала ей о своих ощущениях тогда — на плацу. Может, хоть она как-то это объяснит, что-то поймет?

— Не представляю, Ира, — серьезно задумалась она, — что это такая реакция — понятно. А на что она? Какая тут может быть опасность, откуда страх?

И пришлось рассказать ей о том случае в детском саду, о схожести ощущений и все, что я помнила об этом мужчине — невысоком, может только на полголовы выше меня. Встань я на высокий каблук, и мы почти сравнялись бы ростом. Внимательные темные глаза, а взгляд — будто с вопросом. Жесткий рот… губы четко очерчены, но улыбка мягкая — уголками рта. Вернее, что-то мимолетное — полуулыбка.

— На поулыбаться и времени особо не было… — вырвалось с неожиданной досадой.

— Напрашивается только один вывод — это упущенная возможность, — помолчав, важно выдала она: — Шанс, который был дан… давался тебе, а ты им не воспользовалась. По тому, как ты его описала, по этим твоим уютным ощущениям — твой человек.

— И баба в садике — тоже моя?

— Да — родственная душа, — отрезала она.

— Глупости… Ты — моя родственная душа, но не зависаю же я рядом с тобой? Не ревнуй. Лян… — грустно улыбалась я, — шанс и возможность — это не у меня, а у него. Это, если бы ему нужно. Я на «охоту» больше не хожу и никогда уже не пойду — проехали. И не то что… а всеми силами буду избегать даже намека на инициативу, потому что было уже, сестра — макнули. Деликатно и вполне обосновано, правда…

— Колька? — сразу поняла она: — дурак он — Колька. Заводил тут о тебе несколько раз… Я сказала — съезди, поздоровайся. Перевел в шутку.

— Это я дура. А он все правильно сказал. Так что… интересный мужик, конечно и скорее всего — зацепил… Чем, как и насколько сильно — вообще непонятно. Это в принципе необъяснимо, я считаю. И еще один момент… бред, конечно — только что в голову пришло… — задумалась я.

— Ну, давай уже — колись, — толкнула она меня в плечо.

— Он седой — белый весь.

— И что? Была бы в его прошлом сильная история, Коля, наверное, рассказал бы. Это ж какая должна быть трагедия? Нет… скорее всего просто ранняя седина. Бывает и такое.

— Я не о причине сейчас — баба Маня все уши прожужжала о том, чтобы я огляделась и увидела белое. Ну не снег же, Лян? Я уже и в эту сторону думала — он выпадет и жизнь совсем наладится. А теперь…

— И все равно — никаких телодвижений с твоей стороны?

— А я сделала, что было велено — увидела. Дальше не рискну. Больше не хочу.

— Больше — боюсь, — поправила меня она.

— Боюсь, — согласилась я с облегчением — все-таки полезно иногда выговориться: — О чем мы с тобой говорим сейчас? Два года прошло. Го-да!

— Не орел мужик? — недовольно протянула Алёна.

— Или просто я не его орлица, — улыбалась я, — ты бы меня тогда видела… Орел он, орел — не дернул же на выход сразу, как увидел?

— А спрашивал о тебе зачем?

— Знакомое лицо увидел, узнал… может. Умеем мы себе надумать…

Мы поговорили еще, но уже легко и со смешками, убрались на кухне и разошлись спать.

Хорошо поговорили. И все я Алёне сказала правильно — как чувствовала. Страшновато было… не хотелось больше потрясений и разочарований. И потом — у меня уже были мечта и цель, пускай и кратковременные: подкопить к лету деньжат и махнуть куда-нибудь вдвоем с Анжелой. В Грецию или Италию, например. Хотелось перемен и экзотики, аутентичной еды других народов, а не местных ее реплик, ярких впечатлений и сильных ощущений. Это не так много, но главное — вполне реально. Склеивать и латать жизнь нужно не спеша, аккуратно, постепенно… получая при этом по возможности удовольствие.

Ноябрь, декабрь… потихоньку и разговор этот и та встреча забывались, стираясь с памяти. Но тогда, вернувшись домой от Дружаниных, я странно себя чувствовала — чего-то ждала. Копаться в себе и пытаться объяснить такое — глупо. Но я очень хорошо когда-то поняла что-то похожее — в той песне про Алёшу, когда старенькая мать увидела на экране давно погибшего на войне сына, поднимающегося в атаку. Вернувшись из кино, она опять… снова ждала его. Наперекор времени и любым доводам разума. Сердце просило и верило, и она снова ждала, что вот-вот… сейчас он постучится в окошко — с войны. До слез, на разрыв песня!

У меня был не настолько тяжелый случай, но странное ожидание, похоже, имело те же корни — всколыхнулось что-то в памяти, подпиталось непонятной надеждой после слов Алёны и готово! Но недолго — всего дня три я была настороже, в этой самой тревожной тишине прислушиваясь к шагам на лестничной клетке, к шуму лифта… Потом будто опомнилась, пришла в себя. И стало забываться. За заботами, отчетами, предчувствием праздника…

Ёлку я не заказывала, объяснив Николаю, что стала гринписовцем, поэтому в ёлочные списки меня не включили. Но двадцать шестого декабря прозвучал звонок в дверь, и я тихонько похромала открывать — накануне ушибла ногу, рухнув с обледеневшей ступеньки. Все, как обычно — я даже не переживала. Вот если бы обошлось без эксцессов, как раз тогда бы задумалась, а так…

За дверью стоял он. С ёлкой. Минута молчания… вернее — пауза… Спросит сейчас фамилию и вручит ёлку, а я скажу, что ошибся и все — снова думай о нем и снова…

— Ирина Максимовна, здравствуйте, — чуть вкрадчиво и так мягко: — Вашей фамилии на этот раз не оказалось в списках, и я решил, что это ошибка… может чья-то забывчивость.

— Нет, Максим Сергеевич, — отмерла я, — мы с дочкой решили отказаться от живых ёлок.

— А причина, если это не секрет? Вы разрешите мне войти? — шагнул он к двери вместе с деревцем.

— Да, конечно — входите, — открыла я дверь шире. Щеки начинали гореть. Сейчас потеть начну. Господи… Нужно быстро объяснить причину внезапно пробудившейся любовью к живой природе и выпроводить его. И снова жить спокойно.

— Э-э-э…. вам интересно почему мы отказались от ёлки?

— Да — любопытно. Все-таки бесплатно и с доставкой, — улыбался он.

— А-а… потому, что они прорастают, — нашлась я, — и даже ветки выбрасывают.

Тут на его лице нарисовалось настоящее удивление, а я уже психовала — из-за его недоверия или потому что блею тут…

— У нас даже есть видео и фото — ёлка распустила веточки — мягкие, салатного цвета, все по-взрослому. А потом мы ее выбрасывали… дочка плакала. И я тоже. А на…. зачем нам опять эти переживания? Вот из этих самых соображений, — выдохнула я с облегчением и дежурно улыбнулась, собираясь прощаться.

— Серьезно? — надежно прислонился он к стенке прихожей, будто заякорился: — Но это же не молоденькие ёлочки, а самые верхушки больших, спиленных на хлысты. Потому и пушистые такие. И… я, конечно, верю, что так бывает, но все-таки взглянул бы, если можно на эти фото… или видео.

— Поверьте на слово, — отрезала я, — зачем вам все это, Максим Сергеевич? — пришлось спросить прямо. Невнятно блеять было уже как-то стыдно.

— Чтобы завязать разговор и ближе познакомиться с вами, Ирина Максимовна. Вы мне давно нравитесь и очень сильно, — ответил он, глядя в глаза. Прямо, уверенно, убедительно ответил… и будто бы честно.

— Понравилась… еще тогда? — уточнила я, — тогда вы что-то долго шли.

— Были на то причины. И прошлый раз мне открыл ваш бывший муж, а я неправильно все понял. Потом… снова увидел вас в части, спросил у Николая Георгиевича, ну и воспользовался вот… — скосил он глаза на ёлку, а щека у него нервно дернулась. Я внимательно смотрела и увидела это. И поняла, что ему тоже сейчас непросто, а может еще сложнее, чем мне. Точно — тяжелее, потому что меня-то как раз сейчас подымало… и несло куда-то вверх.

— Проходите, пожалуйста, только разувайтесь, Максим Сер…

— Давайте просто — Максим? Проще и… намного приятнее.

— А почему бы и не сделать вам…? — отвернулась я, улыбаясь. Вдруг захотелось шалить и рискованно флиртовать. Меня просто распирало от эмоций! Настроение взлетело воздушным шариком. И никакого опасения, никаких раздумий о том, что слишком быстро… что хорошие, путёвые баррикады так просто не сдаются — их берут с боем. Но — легко же! Мне опять было легко, тепло и необыкновенно уютно рядом с ним — надежно. Ужасно хотелось верить и делать это «приятно». Пока только по минимуму — обращаясь по имени, но все же?

— Тогда и вы ко мне — по имени? Ну, вы тут… и заносите ёлку в гостиную, а я пойду переоденусь, — вспомнила я о том, что опять не при параде.

— Не стоит, Ира, — сразу воспользовался он моим согласием, — вы замечательно выглядите.

— Может такое быть… но чувствую я себя не очень уверенно, — похромала я из прихожей.

— Что случилось? — донеслось вслед, — что-то у вас с ногой?

— А! — отмахнулась я, — обычное дело — скоро Новый год.

— Флюс из той же обоймы? — тихо смеялся он.

— Ну да, — оглянулась я, чтобы увидеть сияющее мужское лицо. И меня тоже… тоже буквально разрывало от того, что творилось где-то внутри. И я тоже, наверное, сейчас светилась. Потому что он, не глядя, прислонил ёлку к стенке и шагнул ко мне.

Все было не так — не по правилам. Ухаживания, комплименты, кино, балет, цветы и рестораны, прогулки под луной — мы шагнули мимо или через… Это было легкомысленно? В тот момент казалось, что нет. Мною так точно — все было давно обдумано, надумано, обусловлено и даже выстрадано. Если нет сил терпеть и смысл понятия «подождать» размыт и совершенно не улавливается сознанием…? Если тело покорно слабеет, а душа млеет и плывет в непривычном для нее комфорте?

Нас могло остановить только одно — если бы дома была Анжела. Но ее не было.

Лежа потом на теплом мужском плече и вычерчивая ноготком узоры на его груди, я тихо спрашивала, а он уверенно и спокойно отвечал мне:

— Почему не два года назад, Максим?

— Я тогда не сразу понял. Нужно было разобраться в себе, подумать. И ты показалась мне слишком молоденькой — тоненькая, худенькая, трогательная…

— Хорошее освещение в прихожей, — протянула я, — зря я спорила со Светой.

— Нормальное, обычное освещение — дело не в нем.

— А в чем тогда — во флюсе? Тебе стало жаль меня?

Помолчав, он прижал меня к себе чуть крепче: — Ты замечательная, удивительная — крохотная, нежная, ранимая… Взять на руки и не отпускать!

— Чтобы не споткнулась и не хромала потом? — не уставала я искать причины. Так хотелось верить! Трудно… да и повела я себя сейчас неправильно… наверное. Доходило потихоньку, но все увереннее. Это был крах! Доступная… нет — легкодоступная баба. За ёлку, бл*дь!

— Что с тобой, Ира, откуда вот это все? — прижал он меня к себе еще крепче, — хочешь — докажу?

— Как? Наверное, словами это уже не лечится, не трать… — попыталась я встать, — скоро придет Анжела, тебе пора…

Он еще чуть полежал, глядя на меня, потом тоже встал и стал быстро одеваться. Я еще держалась… пока держалась, но лучше бы ему поспешить. Он оглянулся и кивнул мне:

— Я сейчас… минуту.

Хорошо-о — минуту я как-нибудь протяну, а вот дальше — беда-а… Дальше я просто лягу и умру. Предупредить Алёну… Анжела…

— Дай руку, — незаметно подошел он со спины. Потому что все еще босиком? Развернул меня от окна и потянул вверх мою безвольно повисшую лапку.

— Я купил еще в ноябре, после разговора с Николаем Георгиевичем. Ты тоненькая, пальчики тоненькие… — поцеловал он мои пальцы и осторожно надел на безымянный колечко — ажурное, серебряное и с крупным «лунным», кажется, камнем — чуть голубоватым и будто опалесцирующим.

— Оно недорогое, Ира, потом ты сама выберешь нам обручальные — какие понравятся. А на меня посмотрело это. Камень тебе очень подходит — он для людей с твердым характером и помогает найти свою вторую половинку. Будто бы вытягивает негативную энергию и даже… облегчает роды. А еще, — зачастил он, глядя, как вытягивается мое лицо и наливаются слезами глаза: — Его связывают с удачей в любви, и он должен быть оправлен только в серебро — оно тоже ассоциируется с луной, холодным сиянием. Ты, как печальная Луна тогда была… Ира? Ты за меня выйдешь?

— Господи… — уткнулась я ему в грудь и все-таки разревелась. Непонятно от чего, да и не так это важно… Я совсем ничего о нем не знала.

Когда вернулась домой Анжела, ёлка уже стояла в ведре. С антресолей были сняты игрушки и гирлянды, а мы с Максимом сидели на кухне и пили чай… Ужинать не стали — ждали ее.

Я уже успела узнать, что он был женат — давно. Женился очень рано, родились сыновья — погодки. Рожая второго, его жена умерла. Причин он не сказал, а я не спросила. Мальчиков помогали растить его родители, они жили в этом самом городе. Сменили квартиру на большую и жили вместе.

Сейчас родители уже ушли, а мальчишки выросли и в этом году младший по следам отца и старшего брата поступил в Рязанский ВАИ.

— Я учился в гражданском автомобильном институте, они пошли в военный. Будут офицерами. Парни неплохие, Ира, они обязательно тебе понравятся, а ты им. Давно уже советовали мне устроить свою жизнь, — ухмылялся Максим, будто что-то вспоминая.

— А что ты тянул? — осторожно спросила я.

— Хотелось, как в сказке, Ира, — развел он руками, — взрослый мужик, а в сказки… представляешь — верю. Хотелось, чтобы тепло и радостно, чтобы домой тянуло, чтобы нужен был, чтоб хотелось… тебя. Нашел же? Странный, да?

— Я дня три тогда при мыслях о тебе мурашками покрывалась. Зря ты тянул.

— Не представляешь — как сильно жалею. Но тогда еще и навалилось все — родители сильно болели и как-то… вместе, разом ушли. Степан сильно переживал — младший. А нужно было нормально закончить школу, чтобы поступить. Потом поступление… Зимой отошел чуть от всего этого, пошел к тебе, а тут…

— У Анжелы хорошие отношения с отцом. У нас с ним — вполне мирные.

— Она скоро придет? — нервно потер он лоб, — что-то я нервничаю — почти как с тобой. Сужу по себе, наверное — для меня мальчишки много значат. Если она меня не примет…

— Постараемся убедить, — нервничала я не меньше него. Легко сказать! Когда она так любит отца.

Дочка открыла дверь своим ключом, возилась в прихожей и ванной. Я почему-то не вышла к ней, будто примерзла к стулу. Прислушивалась… а Максим улыбался, гладя мою руку.

— Я представлю тебя? — чуть слышно прошептала я.

— Мужчины представляются первыми, — так же шептал он, ободряюще улыбаясь.

— А младшие — старшим?

— Вряд ли она знакома с правилами этикета. Вот моя бабушка… я познакомлю вас.

— Бабушка жива? — удивилась я и немного отвлеклась.

— Да, она живет со своей дочкой — моей тетей. С аристократической изюминкой старушка, и очень хороший, теплый человек. Они обе… а этикет — их общая фишка. Это любопытно и совсем не напрягает — не пугайся.

Когда вошла Анжела, он встал и чуть склонил голову. Классические брюки, светлый джемпер… и теплая улыбка.

— Здравствуй, Анжела, меня зовут Максим Сергеевич. Я люблю твою маму и прошу твоего разрешения ухаживать за ней.

Я замерла… не так ожидая реакции дочки, как осмысливая это его «люблю». Раньше нельзя было сказать?

— А мама? — уточнил Анжик, — тоже вас любит?

— Уже сильно похоже на то, — пробормотала я.

— Тогда ухаживайте, Максим Сергеевич, — царственно кивнула дочка, — я — переодеваться. И очень кушать хочется.

Максим обнял меня и легонько прижал к себя, гладя по спине:

— Не нервничай, ты дрожишь. Слишком много всего навалилось? Не нужно было вот так — сразу?

— А ты знаешь — как нужно? — всхлипнула я, — есть рецепты? Твое «люблю» — оно просто… меня…

— Понятно же было и так! Ну что ты? — укачивал он меня в своих руках, — успокойся, уже все хорошо, душа моя…

Он её потерял, как теряют ключи.

Как нелепо забытая сумка в метро.

Как мед. карточку вечно теряют врачи.

Как оставленный свитер в бистро.

Невниманье своё… суетой оправдал,

И обрек на страдания в стенах глухих.

Пока сам любовался улыбкой других,

Он улыбку ЕЁ навсегда потерял.

Он её променял! Но случился облом…

Как в ломбарде на блеск покушаясь, глупец

Своё золото снял, всё отдав под конец —

За фальшивку с обычным стеклом.

Конец