Душою и телом

16

Они не стеснялись смотреть друг другу в глаза. Джесон улыбался загадочной улыбкой, даже тогда, когда, нажимая на газ, набирал скорость и обгонял на 17-ом шоссе ехавший впереди грузовик.

– Папа, ты слишком разогнался! – кричала с заднего сиденья Хивер. Она удобно расположилась там вместе со всеми своими подарками, полученными в день рождения, – куклами, играми и прочими радостями детской жизни, среди которых была и привезенная ей Джесоном из Германии волшебная музыкальная шкатулка. Все это ей разрешили взять с собой, чтобы девочка могла скоротать время по дороге в Беркшир-коттедж, как его все называли. А езды туда было часа три, не меньше.

– Да, мэм, – сказал Джесон, снимая ногу с педали газа. Сам того, не осознавая, он торопился: ведь чем быстрее они доедут до места, тем раньше он и Касси вновь смогут заняться любовью. В Джесона, словно демон вселился: с трудом заставляя себя смотреть на дорогу, а руки держать на руле, он думал только о том, как бы дотронуться до Касси. Они обменивались иногда легкими рукопожатиями и многозначительными взглядами, но в тишину их взаимности без конца врывался нетерпеливый голос Хивер.

– А Минди Фаберстейн хочет, чтобы я приехала к ней на следующей неделе, – тараторила она, уже в десятый раз, заводя шкатулку. Звуки «К Элизе», казалось, заполняли все пространство, когда она открывала крышку.

– Слушай, Хивер, ты ее доломаешь, если будешь без конца заводить, – глядя на дочку в переднее зеркало, говорил Джесон.

Интересно, это оттого, что он сам так безумно счастлив, или Хивер действительно веселая? Обычно не особенно разговорчивая, сегодня она уже в течение нескольких часов трещала как сорока, в который раз рассказывая ему о своем дне рождения. И выглядела она лучше. Миранда вечно напяливала на дочь платья с оборками и заставляла няню завивать ей волосы в локоны, Касси же разрешила ей надеть джинсы и простой зеленый свитерок. А волосы девочки, от природы густые и слегка волнистые, были зачесаны назад и не лезли ей в глаза, поскольку держались при помощи симпатичного обруча. Несмотря на все предупреждения Джесона, Хивер вновь завела шкатулку. Раздалось несколько нот… и музыка прекратилась.

– Она сломалась! – заревела Хивер. – Уже сломалась! Ненавижу ее! – Слезы хлынули у нее из глаз.

– Папа же говорил тебе, что нельзя без конца ее заводить, – повернулась к ней сидевшая на переднем сиденье Касси. – Ты сама виновата, что не послушалась. И не говори, что ты ненавидишь шкатулку. Ты только посмотри, какая она красивая. Сейчас же попроси у нее прощения.

– Ненавижу ее, и тебя ненавижу, – твердила Хивер сквозь слезы.

– Плакса, вакса, гуталин, – смеясь, дразнила ее Касси. – Ну-ка, дай мне шкатулку, я попробую починить ее. Но учти, она не захочет к тебе вернуться, пока ты перед ней не извинишься.

Касси взяла у девочки шкатулку. Хивер притихла и только слегка всхлипывала. Джесон с любовью посмотрел на Касси, склонившую свою милую головку над механизмом шкатулки, а потом взглянул на отражение в зеркале заплаканного личика Хивер, внимательно наблюдавшей за тем, что делает ее тетя. Он не помнил, чтобы Миранда когда-нибудь воспитывала девочку так, как сейчас Касси. Миранда предпочитала, чтобы эту грязную работу выполняли за нее другие. «Если хочешь, попроси, чтобы няня ее наказала», – говорила она Джесону, после того как он битый час убеждал ее в том, что их дочь совершенно не умеет себя вести. – Я не собираюсь тратить время, таская ее потом по разным психоаналитикам. У нее есть няня, и пусть она этим занимается». – «При чем здесь психоаналитики? Я говорю о тебе самой, она ведь с тебя берет пример. А твои вечные истерики – далеко не самый лучший образец для подражания». – «Ой, Джесон, ну неужели мы раз и навсегда не можем с тобой договориться?..»

Самое горькое было то, что договориться они как раз и не могли. Они были непримиримы во всем: по-разному смотрели на то, с какими людьми нужно общаться, какую одежду носить… Враждебность и злоба все нарастали, так как ни один из них не хотел уступить. Из их общения начисто исчезли чувство юмора и шутливый тон. Они не расставались только потому, что ни один из них не решался отпустить другого. А Хивер стала невольной жертвой их взаимоотношений. И Джесон настолько был уверен в том, что брак вообще не может быть разрушен, что ему потребовались годы – точнее, все то время, пока он не встретил Касси, – чтобы понять, какой отвратительной была его жизнь с Мирандой.

У Миранды вся нежность заканчивалась с завершением полового акта. Прошлой же ночью он понял, что для Касси это – только начало. Она гладила его тело, нежно целовала лоб…

– Касси, дорогая это не сон? – спросил вчера Джесон шепотом, – мне почудилось, что земля ушла из-под ног… Знаешь, мне показалось, я слышал, как что-то разбилось.

Касси нащупала в темноте выключатель и зажгла свет:

– О, Боже, ну, конечно!

Фотография семьи, которую Миранда оставила Касси в сейфе, валялась на полу разбитая.

– Мне очень жаль, Касси, – пробормотал Джесон, приподнимаясь. – Я куплю тебе новую рамку.

– Нет, нет, не нужно, – сказала Касси, встав с кровати и подбирая с пола осколки стекла. Она аккуратно сложила все вместе с фотографией в небольшой ящичек ночного столика. – Я все это склею. Я была очень тронута тем, что Миранда сохранила эту фотографию и даже вставила ее в рамочку. Я подумала даже, что она была, не совсем безразлична ко мне, папе и маме.

Разумеется, Джесон не стал разубеждать Касси, хотя сам никогда прежде не видел этой фотографии. Вообще он всегда поражался, в каких выражениях отзывалась Миранда о своей семье и детстве. «Слушай, поверь мне, я ничего интересного об этом тебе сообщить не смогу, – говорила ему Миранда всякий раз, когда он просил ее рассказать о своем детстве. – Это было обычное скучное правильное воспитание в семье среднего класса. Я никогда не была членом этой семьи: я всегда чувствовала себя падчерицей отчима и сводной сестрой. Ничего интересного, дорогой, не было, и мне нечего тебе рассказать».

Сможет ли он когда-нибудь поведать Касси правду об их браке с ее сестрой, размышлял Джесон, сворачивая с шоссе. Обогнув озеро, машина выехала на дорогу, ведущую к Беркшир-коттеджу. Джесон вновь посмотрел на Касси. Она ответила на его взгляд ласковой улыбкой. Нет, сказал он сам себе, правда иногда бывает слишком отвратительна. Иногда молчание лучшее, что можно придумать.

Сладкие звуки из починенной шкатулки прервали его раздумья. Касси с торжествующим видом повернулась к племяннице.

– Ну, что ты теперь скажешь, Хивер? – спросила она девочку. Джесон увидел в зеркале, как жадно смотрит дочка на музыкальную коробочку.

– Ладно, я прошу прощения, – сказала Хивер, нетерпеливо протягивая руку к коробочке. Теперь она не ненавидела ни шкатулку, ни тетю. Почти не ненавидела тетю. Временами – когда Касси читала ей на ночь сказки или помогала делать уроки – Хивер совсем ее не ненавидела. А в день своего рождения Хивер даже подумала, что почти любит свою тетю Касси.

Когда Касси слышала слово «коттедж», ей представлялся маленький, крытый шифером домик с крылечком и с трубой, из которой валит дым. Но стоило им переехать через небольшой каменный мост, соединяющий остров с большой землей, ее иллюзии рассеялись: она увидела внушительных размеров дом из белого кирпича, построенный еще во времена колонизации. Он был прекрасно отреставрирован. Сзади, где когда-то помещались конюшни, теперь были построены летние домики для гостей, огромный бассейн и теннисный корт. Перед домом раскинулась огромная лужайка, где пестрели полевые цветы, кивавшие головками навстречу радостному солнечному свету. У подножия холма блестело озеро, на котором уже появились первые рыбацкие лодки.

– А чего еще ты ожидала? – спросил Джесон, когда Касси прямо-таки открыла рот от восхищения. Коттедж в Беркшире, в отличие от летнего дома в Ист-Хемптоне, был детищем Джесона, и он им очень гордился. Миранда с самого начала его невзлюбила. «О, Господи, да ведь он похож на ферму!» – фыркнула Миранда, когда впервые увидела его. Джесон же с первого взгляда влюбился в это дикое, почти безлюдное место.

Тогда он часто ездил по делам в Бостон. И всем другим поездкам предпочитал поездку на собственном мотоцикле, хотя она занимала гораздо больше времени, чем на машине или поезде. Просто ему нравилось нестись на бешеной скорости, взлетая с холма на холм. Солнце и ветер в лицо наполняли его сердце радостью. В одну из этих поездок он и увидел это место, и оно запало ему в душу. Через некоторое время, наведя справки, он узнал, что коттедж принадлежит его партнеру по бизнесу в Бостоне, и тот согласился его продать Джесону за вполне умеренную сумму. Джесон решил преподнести Беркшир-коттедж Миранде в качестве подарка ко дню рождения.

«Но ведь никто не приедет в Беркшир, – возражала Миранда, когда Джесон предлагал ей провести там очередной уик-энд. – Зато все приедут в Хэмптон». – «Именно поэтому я и предлагаю тебе отправиться в Беркшир, – отвечал Джесон, – потому что там мы будем одни. Неужели тебе никогда не хотелось убежать ото всех, Миранда? Лежать на траве и просто смотреть на звезды? Или купаться ночью в озере нагишом?» – «Ты же знаешь, что я даже морю предпочитаю бассейн», – отвечала она. И хотя Джесону хотелось сохранить коттедж в Беркшире в первозданном виде, он все же построил там бассейн, сауну, теннисный корт – все, только чтобы Миранда согласилась туда ездить. Но это мало повлияло на ее отношение к коттеджу, и она использовала любую возможность, чтобы только там не появляться.

– Как же здесь хорошо! – проговорила Касси, когда машина въехала в мощенный булыжником двор перед домом. Несмотря на новый корт и бассейн, это место производило впечатление заповедника. Стены дома оплетали кусты вьющихся роз, сзади виднелись заросли рододендрона. В холодном майском воздухе царил аромат свежестриженной травы.

Весь день до самого вечера Джесон, Касси и Хивер бродили по окрестностям. Они побывали на маленьком причале, пляже с галькой, где красовались ярко раскрашенные зонтики от солнца и кресла. Джесон показал Касси небольшой садок для рыбы, в котором он и его управляющий пытались разводить форель. Недалеко от дома стоял старый хлев, – в котором, к удивлению Касси, было полно свиней, гусей, индеек и кур. Хивер больше всего понравился петух. К хлеву примыкала конюшня. Четыре хорошо ухоженные лошади паслись неподалеку.

– Ты ездила верхом? – спросил Джесон.

– Ну, обычно мне удается удержаться в седле, – засмеялась Касси, глядя, как он ласково треплет гриву лошади и чешет ей за ушами. Она вспомнила его нежные прикосновения к ней сегодня ночью, и – хотя она целый день гнала от себя эти воспоминания – ей вновь захотелось оказаться в его объятьях. Джесон словно читал ее мысли: он вдруг как-то по-особому взглянул на ее губы.

– Ну что ж, прокатимся в таком случае, – сказал он, – Хивер, мы с тобой поедем на Юно. Я попрошу сейчас, чтобы нам оседлали лошадей.

Тропа петляла по холмам, вилась вокруг озера. Лужи после вчерашнего дождя еще не просохли.

Золотое, уже низко стоявшее солнце приятным теплым светом освещало деревья, на которых только проклевывались молоденькие зеленые листочки. То тут, то там желтели первые весенние цветы – дикие нарциссы, прелестно расцвечивавшие уже зеленые холмы. Прохладный воздух был напоен ощущением наступившей весны: пахло сосновыми иглами и проснувшейся от зимней спячки землей, слышались крики голубых соек и соловьиные трели.

– Они вернулись только тогда, когда уже начало темнеть, а над озером повисло огромное красно-оранжевое солнце.

Все вместе они приготовили ужин из тех припасов, что хранились у пожилой четы, присматривавшей за коттеджем и жившей в домике лесника на другом берегу озера: овощной суп, запеченные в гриле бутерброды с ветчиной и сыром, салат из свежей дикой зелени.

После захода солнца сильно похолодало, и Джесон разжег в камине яркий огонь. В комнате стояла очень простая и явно сделанная вручную мебель. Касси она очень понравилась, и она спросила Джесона, где он ее взял.

– В Беркшире жило когда-то довольно много сектантов, – объяснил Джесон. – Они нигде не работали и все для себя делали сами, например, вот эту мебель. Но их секта была обречена на вымирание, так как мужчины и женщины, согласно их верованиям, должны были жить отдельно друг от друга.

– Как странно! – задумчиво произнесла Касси, медленно покачиваясь в деревянном кресле-качалке. – Но то, что они создали, явно сделано с огромной любовью…

– А мама ненавидела эти кресла, – зевая, сказала сонная Хивер, – и дом этот она тоже ненавидела. Она говорила, что он похож на хлев. Скажи, папочка, а как здесь по правде: хорошо или плохо?

– Видишь ли, обезьянка, все зависит от того, что человеку нужно, – ответил Джесон. Он встал и взял дочку на руки. – А то, что тебе сейчас нужно в кроватку, так это несомненно.

Джесон понес девочку на второй этаж, а Касси начала не спеша убирать со стола посуду и мыть ее в железной раковине в огромной кухне, обитой широкими дубовыми досками. Здесь не было посудомоечной машины. Не было холодильника. Но зато кухня, просторная и светлая, казалась уютной и даже какой-то радостной. В углу стояла большая франклиновская печь, а на длинной полке выстроились в ряд старые оловянные кружки и глиняные горшки. Касси попыталась представить себе на этой кухне Миранду. Как, должно быть, смеялась ее сестра над этими аскетичными комнатами с простыми деревянными полами и каминами из изразцов. Ясно, что Миранда не часто приезжала в этот дом – здесь не было ни одной фарфоровой статуэточки и ничего обитого ситцем. А Джесон – это было видно – очень любил этот дом.

Она вытерла посуду и вновь вернулась в гостиную, подбросила в огонь еще одно полено и, укутавшись в теплое верблюжье одеяло, уселась в кресло-качалку и стала смотреть на огонь. Прошлой ночью она почти не спала, а сегодня добавилась поездка на машине и прогулка верхом – Касси просто с ног валилась от усталости. Она закрыла глаза. Она была рада, что ненадолго осталась одна: ей хотелось подумать о Миранде и Джесоне… представить их обоих в этом доме.

Все произошло слишком неожиданно – ее чувства к Джесону так внезапно открылись ей самой что она должна была хорошенько поразмыслить о том, что Джесон на самом деле для нее значит. Впрочем, зачем? Она и так уже прекрасно знала: он для нее – все. Но что она для него значит? Все его слова, ласки, поцелуи – все омрачалось незримым присутствием Миранды.

«Бедный Джесон, – думала она, засыпая, – он потерял Миранду и теперь ищет моей любви, а я ведь только наполовину ее сестра и наверняка только наполовину смогу ее заменить…»