Касси проснулась от каких-то резких неприятных звуков, напоминавших звонок. Спросонья она не сразу сообразила, что это действительно звонит телефон, и только после пяти протяжных гудков сняла трубку.
– Алло?
– Касси?.. Это ты?
– Миранда?.. – Удивленная Касси села в кровати и нащупала в темноте кнопку выключателя. – Что… у тебя что-то случилось? – Касси показалось, что в голосе ее старшей сводной сестры звучат нотки, которые Касси никогда не слышала раньше – нечто похожее на растерянность и даже близкое к панике.
– Неужто я тебя разбудила? – изумилась Миранда. – Значит, ты уже улеглась спать? Интересно, который сейчас час в этом вашем захолустном городишке? В Нью-Йорке еще нет и полуночи!
Тот несколько странный тон, который послышался сначала Касси в голосе сестры, исчез, сменившись очаровательной музыкой голоса Миранды Дарин, знакомого миллионам американских телезрителей. Сильный и громкий, но в то же время проникновенный, этот голос обычно у всех вызывал доверие. Люди рассказывали Миранде Дарин о своих самых сокровенных тайнах, словно бы и, не замечая ослепительного света софитов в телестудии и любопытных камер. «Скажите-ка…» – настаивал голос. «Доверьтесь мне», – успокаивала очаровательная улыбка. И уже в следующее мгновение люди выкладывали ей о себе все: о своей загубленной карьере или об испорченной репутации. В Миранде было что-то настолько притягательное, что ее программе «Неприятные новости», имевшей очень высокий рейтинг популярности, никогда не приходилось подолгу гоняться за очередным, желавшим исповедаться неудачником. В тот мартовский вечер, когда Миранда разбудила своим звонком Касси – это, кстати, была среда, – для шоу уже было подготовлено, или почти готово около тридцати историй – количество, вполне достаточное для показа в течение целого года.
– Я понимаю, что тебе это теперь трудно представить, – сказала Касси со вздохом, выдавшим ее раздражение, – но Роли, штат Северная Каролина, находится в том же часовом поясе, что и твой Нью-Йорк, штат Нью-Йорк. И так уже с прошлого века, должна я заметить, – мрачно сообщила она и уже спокойней добавила: – Я сегодня очень поздно пришла с работы и дико устала, извини.
– Ну, у меня-то вообще дел невпроворот, однако я выкроила минутку, чтобы тебе позвонить. – Миранда в очередной раз дала понять Касси, что ее дела – ничто в сравнении с тем, чем занимается она, Миранда.
Касси и сама прекрасно понимала, что ее «работа» – это, в лучшем случае, репортаж об открытии какого-нибудь универмага на окраине Роли. Но это был ее собственный репортаж, и она этим гордилась. И пусть он появится не в «Ролиньюс» и не в «Обозрении» – ей все равно: ведь он будет напечатан завтра утром на первой полосе ее родной газеты! Миранда могла бы признать, что это совсем неплохо для Касси, которая всего три года назад стала штатным сотрудником редакции. Но Миранду все это совсем не интересовало, и Касси ее не упрекала – пусть это останется на совести сестры. – Ну, что ж, я рада, что ты, наконец, позвонила, – только и ответила Касси. Они не разговаривали с сестрой с прошлого Рождества, да и тогда их обычный десятиминутный разговор был прерван из-за очередной истерики избалованной семилетней дочери Миранды, Хивер, которая, как и самоуверенный миллионер – муж Миранды, всегда была чересчур занята и безумно высокомерна, чтобы встретиться со своей теткой Касси. Впрочем, Касси и саму Миранду уже Бог знает сколько времени не видела, и, хотя все друзья и коллеги страшно завидовали тому, что она близкая родственница знаменитой Миранды Дарин, сама Касси сознавала, что почти ничего не знает о жизни своей сестры. «Но все же, – думала Касси, скидывая одеяло и пересаживаясь с кровати в кресло, поближе к телефону, – все же я достаточно хорошо ее знаю, чтобы понять по ее тону, что у нее что-то случилось». И уже гораздо менее раздраженно Касси спросила:
– Ну, как вы там? Как Джесон, как Хивер?
– Отлично. Правда, как всегда, все дико заняты.
– Понятно, – произнесла Касси, стараясь сообразить, что сестре может быть от нее нужно.
За последние четыре года, за то время, что прошло со дня страшной авиакатастрофы, в которой погибли их мать и отец Касси, все, что их когда-то связывало, постепенно исчезло. Впрочем, видимо, их взаимное отдаление началось задолго до того страшного утра, когда, стоя вместе у могилы матери, они вдруг осознали, что им нечего сказать в утешение друг другу.
– Мы думали, может, ты приедешь к нам на выходные? – спросила Миранда. – На Пасху.
– Кто? Я? – удивилась Касси.
– Ну да, ты… и тот, с кем ты захочешь приехать. – Миранда словно почувствовала удивление Касси и уточнила: – Ты все еще встречаешься с тем симпатичным молодым медиком или кто он там? Его, кажется, зовут Клифф? Или нет, Карл…
– Кеннет, – ответила Касси, – Кеннет Стимпсон. И он уже пригласил меня поехать с ним на эти выходные к его родителям. Так что извини. Тебе следовало позвонить мне раньше. – Касси снова завелась: «Ну и наглость! Это же надо, позвонить ей среди ночи и потребовать, чтобы она все бросила и приехала! Наверняка какой-нибудь из приглашенных ими гостей неожиданно отказался, и они решили заполнить освободившееся за обеденным столом место».
– Но тебе просто необходимо приехать, – настаивала Миранда, – привози с собой своего Кеннета. Я не против. Но ты должна приехать.
– Зачем? Что такого случилось? – спросила Касси таким тоном, словно хотела сказать: «Что это вдруг за неожиданность такая спустя четыре года?»
– Мы… мы собираем гостей в субботу вечером. Будет много влиятельных людей. Дан Разер, например, большая шишка на радио. Я думаю, для твоей карьеры это может пригодиться.
– С каких это пор тебя стала заботить моя карьера? – не выдержала Касси. Для нее это был больной вопрос. Когда Касси с гордостью послала Миранде вырезку со своей первой статьей в маленькой газетке Западной Вирджинии, Миранда не только ее не поздравила, но вообще ничего не ответила. Ничегошеньки. И едва ли Миранда помнила название той газеты, где Касси работала сейчас. А Касси, говоря по правде, не пропустила ни одной телепередачи Миранды. Каждый четверг в течение вот уже четырех лет она усаживалась вечером смотреть «Неприятные новости».
– Извини, – спокойно ответила Миранда. – Я понимаю, на что ты обижаешься. Я действительно не самая лучшая сестра на свете. – На другом конце провода последовала такая долгая пауза, что Касси слышала свое собственное неровное дыхание. Миранда откашлялась и продолжала: – А тебе не приходит в голову, Касси, что я хочу наверстать упущенное? Поэтому и хочу пригласить тебя на этот уик-энд… я хочу, чтобы… давай будем друзьями, Касси… и сестрами снова. А?
Она говорила таким тоном, который любого заставлял ей верить, убеждал не упрямиться, довериться ей, подчиниться. И хотя у Касси были тысячи причин отказаться… ею вдруг всецело завладело чувство, которое заставило ее согласиться. Нет, она ни на минуту не верила в то, что ей говорила Миранда: с чего бы Миранде сейчас понадобилась ее дружба, которой она избегала целые тридцать лет? Касси прекрасно понимала, что она не нужна Миранде ни как сестра, ни как друг. Но по какой-то причине, которой Касси не знала, но которая должна была быть, она зачем-то необходима старшей сестре. А потому Касси, вмиг забыв былые обиды, без колебаний ответила:
– Ну, конечно, Миранда. Если ты так хочешь, то я приеду.
Положив трубку, Касси облокотилась на ночной столик и протянула руку к фотографии в серебряной рамке. Она бережно взяла ее и с любовью посмотрела на четырех счастливых людей, улыбающихся ей с фотографии. Снимок был сделан примерно пять лет назад, в день окончания Касси Чейпел-хилл. Поэтому худенькая Касси была одета в пышное платье из черного шелка. Она жмурилась на ярком солнце, от которого ее бледное личико и светлые волосы выглядели еще белее, чем они были на самом деле. Ее мать стояла рядом, с гордостью обнимая младшую дочь за талию, отец – с другой стороны; над его умными глазами нависали густые брови. По левую руку Теда и, как всегда, словно чуть-чуть отдельно ото всех стояла Миранда.
Если кто-то повнимательней присмотрелся бы к двум сестрам, он легко мог бы заметить, что они очень похожи: тот же причудливый рисунок тонких бровей, те же милые ямочки на щеках, те же одинаково прекрасные длинные прямые волосы. Только у Миранды, как это известно, всем телезрителям Соединенных Штатов, они были ослепительно белокурые – цвет, о котором кинозвездам приходится только мечтать; у Касси же был гораздо более заурядный, соломенный цвет волос. Обе сводные сестры были высокими, стройными цветущими девушками. Особенно, что называется, «пышущей здоровьем» выглядела Касси: румяные щеки, белые зубы, незатуманенный взгляд карих глаз. И все же в Миранде вроде бы те же самые черты вследствие то ли хитрой игры генов, то ли воли Провидения, составляли то, что не назовешь иначе, как неземная красота.
Это была правда, с которой младшая сестра Касси, на десять лет моложе Миранды, очень долго не могла смириться.
«Красота – далеко не самое главное в жизни», – любила повторять их мать. Сама Дороти Хартли, будучи убежденной либералкой, посвятившая свою жизнь помощи слабым и обездоленным, никогда не гордилась потрясающей внешностью своей старшей дочери. Возможно, Миранда слишком напоминала ей первого мужа, чертовски красивого агента страховой компании, который однажды вечером вышел из дома, чтобы купить пачку сигарет (а было это спустя два месяца после рождения Миранды)… и больше Дороти никогда его не видела. Только через семь лет Дороти вновь обрела любовь и счастье, встретив Теда Хартли, адвоката по гражданским правам, с которым она познакомилась на длинном Марше Свободы участников движения Мартина Лютера Кинга. Они полюбили друг друга, шагая по пыльной дороге, ведущей в Бирмингем, когда Дороти тащила за собой безумно хорошенькую, но и безумно уставшую маленькую Миранду. Это была страсть, возникшая внезапно и только усилившаяся за те годы, что они посвятили помощи бедным и обездоленным.
Все свое детство (а оно прошло в Роли) Касси была окружена любовью и неустанной заботой родителей. И дома никогда не чувствовала, что сестра чем-то ее превосходит: Дороти и Тед были слишком скромны и добродушны, и даже подумать о таком не могли. Всю свою жизнь они посвятили служению идеалу, что все люди равны от рождения – вне зависимости от цвета кожи, пола и национальности. И, конечно, вне зависимости от их физических данных. Но чуть ли не все их доброе воспитание шло насмарку, когда прохожие, останавливаясь около какого-нибудь супермаркета и глядя вслед семье Хартли, говорили: «Господи, до чего же красивая девочка!» Речь шла, безусловно, о Миранде. Как часто, пока Касси росла, она повторяла сама себе, что красота – это не главное. Эта фраза была ее единственным утешением. Но годы бежали, и вдруг оказалось, что Миранда не только красивее, но умнее и трудолюбивее… ее успех становился настолько ошеломляющим, что соперничать с ней было невозможно. С каким облегчением Касси вздохнула, когда Миранда уехала в Нью-Йорк, учиться в Колумбийском университете (разумеется, на полную стипендию)! Касси не призналась бы в этом никому, даже самой себе, но она была очень довольна, что Миранда редко приезжает домой на выходные, поскольку занята в колледже, в большом городе. А Миранда становилась все более и более чужой в шумном доме Хартли, где вечно царил беспорядок. Но с каждым своим приездом она выглядела все более шикарной и недоступной… а Касси все больше ее стеснялась и не знала, что и сказать в ее присутствии. Но Миранда, которую к тому времени очень мало волновали жизнь в Роли и чувства ее младшей сестры, совершенно не замечала этой скованности Касси.
– Слушайте, я иду сегодня на вечеринку с Риком Томпсоном, – объявила Миранда, когда приехала домой на свои первые рождественские каникулы из подготовительной школы при факультете журналистики. Она стояла в дверном проеме гостиной: стройная фигурка в узком платье из мягкого зеленого вельвета, плотно обтягивающем ее узкие бедра… роскошные светлые волосы распущены и ниспадают до пояса. Нет ничего удивительного в том, что все парни, бывшие одноклассники Миранды – теперь они почти все уже женаты и завели детей, – приходили повидать ее каждый раз, когда она приезжала. «Они словно бабочки, летящие на огонь», – говорила себе Касси, с завистью глядя на то, как Миранда крутится у зеркала, примеряя новый пиджачок, а толпа мальчишек ждет ее в дверях и смотрит на нее чуть ли не с открытым ртом. В тот год миловидная стройненькая Касси только поступила в старшую школу, и хотя уже два-три мальчика в классе положили на нее глаз, она понимала, что никогда ей не знать того безумного идолопоклонничества, которым была окружена Миранда.
– Рик Томпсон? – удивилась Дороти, ставя на стол чашку с кофе. – А разве они не помолвлены с Шейлой Брандиш? А вообще, мы с отцом надеялись, что ты пойдешь с нами на школьный вечер к Касси. Она будет петь соло. – Этим «соло» должен был быть всего лишь небольшой отрывок из «Мессии», но Касси лелеяла тайную надежду произвести впечатление на Миранду. Ведь если у Касси было пусть чуть-чуть высокое, но все же очень приятное сопрано, то Миранда со своим хриплым голосом не могла пропеть и ноты, и это было единственным, в чем Касси могла ее превзойти.
– На школьный вечер? – переспросила Миранда со смехом. – Да ты что, ма? Пойми, я хочу повидаться со своими старыми друзьями, к тому же предоставляется такой шанс… это самая большая вечеринка в Роли за весь этот год. Кроме того, я думаю, и сама Касси понимает, как невыносимы эти дурацкие школьные рождественские вечера. Не так ли, Касси?
– Точно, – промычала Касси, хотя ей ужасно хотелось, чтобы Миранда пошла на концерт. За все время обучения в школе Касси постоянно искала что-нибудь, что она могла бы делать лучше, чем Миранда. Но что бы она ни пробовала – будь то хоккей на траве, викторина или драмкружок, – все получалось у Миранды лучше и все давалось ей легче. А после успешного окончания Мирандой школы ее успехи стали просто фантастическими: начав девочкой на побегушках в Си-Би-Эс, она стала вскоре помощником режиссера, потом репортером… и вдруг совершила громадный скачок – ведущая телепрограммы в сети «Магнум»! Это был уже принципиально новый уровень. Об этом ее жизненном пути знала вся страна. Ведь уже с того самого первого вечера, когда вышли в эфир «Неприятные новости», Миранда Дарин завоевала любовь и восхищение миллионов телезрителей.
– Нечего тебе, дочка, все время мерить себя меркой Миранды, – говорила мать Касси, видя, как ее младшая дочь, учившаяся тогда в Чейпел-хилл, мечется в выборе будущей профессии: она увлекалась то биологией, то политикой, то искусством, но ко всему быстро охладевала. – Ты должна не на Миранду смотреть, а на саму себя и решить, что ты сама, Касси, хочешь в этой жизни делать.
– Все, что мне нужно, – жаловалась Касси матери в порыве откровения, – это быть лучше, чем она. Нет… пусть даже не лучше, просто быть такой же потрясающей! Я так устала, мамочка, так устала оттого, что для всех я только младшая сестра Миранды.
– Но ведь все в твоих руках, Касси, – повторяла ей мать, – люди видят в тебе то, что ты им демонстрируешь. Если ты прячешься в тени славы Миранды, люди и видят тебя только в этом качестве… А ты выйди на свет, не бойся быть сама собой – и, поверь мне, люди будут оценивать тебя как самостоятельного взрослого человека, увидят, какая ты есть на самом деле.
– Не знаю, иногда я сама начинаю сомневаться в том, есть ли я на самом деле, – отвечала Касси.
– А я в этом ничуть не сомневаюсь, – твердила ей мать. – Ты добрая девочка. Ты вдумчивая, чуть-чуть мечтательная. Ты привязчива и можешь стать верным другом. А Миранде, моя сладенькая, как раз всех этих качеств недостает, хоть она и такая умница. Скажу тебе честно, меня очень волнует то, что Миранда приобрела пока только успех и славу, а настоящих друзей у нее так и нет. Даже здесь, в городе ее детства. И ты знаешь, что их никогда и не было. Ее всю жизнь волновали разве что мальчишки. Она обожала дразнить их и зачастую наверняка причиняла им сильную боль. И потом она никогда не хотела пустить здесь корни. А это необходимо человеку, пойми, Касси, нельзя забывать то место, где ты родился. Ну да ладно, пора мне умолкнуть: слишком много мудрых слов я произнесла за один вечер.
Вскоре Касси посвятила себя предмету, о котором в глубине души больше всего мечтала, хотя очень боялась, что все увидят, насколько Миранда в этом деле талантливей. Она выбрала журналистику. И вскоре по-своему преуспела в ней, взяв усердием и вдумчивостью. Конечно, она писала не так талантливо, как Миранда, и у нее получались не такие потрясающие репортажи. И конечно, она не стала такой известной, как сестра. И хотя она, по совету матери, вышла на свет и была теперь человеком независимым, порой ей было ничуть не легче от сознания этой независимости.
Касси поставила фотографию на место и выключила свет. Закутавшись в одеяло, она устремила взгляд в темноту. Прошло уже четыре года со дня смерти родителей, а ей все казалось, что это случилось только вчера. Это был пустой отрезок в ее жизни. Кусочек сердца, превратившийся в лед и не желавший оттаивать. Забыть этот кошмар помогала только работа. И Кеннет, разумеется. Но, тем не менее, довольно часто бывали моменты, когда Касси казалось, что все лучшее в ее жизни уже позади. Ведь все равно никто не был ей так близок, как родители, никто не понимал ее так, как они, – с полуслова. Никто! И уж, конечно, не Миранда. Быть может, такая любовь бывает только в детстве, пыталась успокоить себя Касси. Но не думать и не вспоминать об этой любви она не могла.
В такие минуты Касси казалось, что вся ее жизнь состоит из одних поражений… а жизнь Миранды, напротив – из одних побед. Вот и сейчас, засыпая, Касси перебирала в уме все, что было у Миранды и чего не было у нее самой: прекрасная внешность, блестящая карьера, красивый и богатый муж, хорошенькая дочурка и… младшая сестра, которая, стоит только свистнуть, прибежит и сделает все, что та захочет.