Душою и телом

33

– Ах, Боже мой, какие воспоминания! – проговорил Магнус как-то нараспев, доставая из конверта пожелтевшую газету со статьей «Телевизионный король баллотируется в мэры».

– Приятные воспоминания? – спросила Касси, заметив на его лице тень улыбки. Она сидела у камина, скрестив по-турецки ноги.

– Поначалу, пожалуй, да, – ответил Магнус. – Всегда приятно вспомнить молодость! Тем более такую! Ведь к семидесятым я уже более десяти лет как управлял компанией, Касси. Тогда телевидение было делом еще более выгодным, чем сейчас: к чему бы я ни прикасался: к спорту ли, к телешоу или прогнозам погоды – все обращалось в золото. Успех мне даже немного наскучил.

– И поэтому ты решил выйти на политическую арену?

– «Арена», в сущности, не очень подходящее для этого слово. Арены были в Древнем Риме, туда бросали христиан на съедение львам. Политика – дело весьма неоднозначное, хотя, на первый взгляд, может показаться элементарным. Нужно выбрать партию, составить программу, сбить команду. Бизнесмены поддерживали меня, потому что считали своим человеком. Благодаря Милли я был вхож в высшее общество. Ну, а уж на Бродвее или в Голливуде, сама понимаешь!

– Я обо всем этом читала в старых газетах, – заметила Касси, – и мне показалось, что у тебя тогда были все шансы на успех. Почему ты… вышел из игры?

– Я не выходил из игры, Касси! – отрезал он. – Меня вышли.

– Я не очень понимаю, но в твоих словах звучит горечь, такая горечь, словно это произошло вчера.

– Так или иначе, но я никогда не переставал об этом думать.

– Но что произошло, Вэнс?

– Не притворяйся, я же по твоим глазам вижу, что ты уже все знаешь, – нахмурился он. – Я понял это сразу, как только увидел тебя сегодня.

Он подошел к камину, швырнул газету в огонь, и пламя поглотило ее в считанные секунды.

– Прежде всего, ты должна усвоить, что это были совершенно другие времена – и в общественном, и даже, если хочешь, в сексуальном смысле. В те дни стоило тебе заказать мартини на ленч, как люди уже говорили, что ты алкоголик. И, тем не менее, выпивка, наркотики, секс, секс, и еще раз секс – все это становилось настолько привычным, что ты сам этого не замечал.

Он налил себе еще бренди, откинулся на спинку дивана и, задумчиво глядя в огонь, объяснил.

– Это был один из самых грандиозных приемов. Кого там только не было! Лайза Миннелли, Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис… После обеда состоялся концерт, на котором было какое-то дикое количество народа. Копы дежурили на Бродвее, разгоняли любопытных.

– Это было в «Савое»? В гостинице, принадлежавшей Джесону?

– Да, он предоставил нам зал. Ему казалось, что он придерживается таких же взглядов, как и я. Он был тогда еще довольно юным и неопытным, а потому всерьез считал, что можно жить, придерживаясь твердых принципов. Но эта ночь покончила с его иллюзиями. Я не все отчетливо помню, что там произошло после моей речи. Я вообще-то не особенно хороший оратор, а тогда к тому же сильно переволновался и успел изрядно принять, пока ждал своей очереди выступать. Кажется, тогда мы пили водку. Концерт как-то совсем выпал из памяти. Помню только, как пела Миннелли. Она была бесподобна – никогда не забыть мне ее прекрасных длинных ног. Я завелся, как последний идиот, а потом вдруг подвернулась эта девица…

– В газетах не упоминали ее имени… – проговорила Касси, «забыв» сказать о том, что знает его из свидетельства о смерти.

– Фелиция Рул, – ответил Магнус. – Она была несовершеннолетней – именно поэтому просто необходимо было замять всю эту историю, – но откуда я-то мог тогда знать о ее возрасте? В конце концов, она ведь была уже помощницей Хааса, да и выглядела старше своих лет. Я слишком много тогда на себя взял, а не должен был. Испугался. Но она сама виновата, она была просто испорченной девчонкой, этакое дитя трущоб, неожиданно вырвавшееся в свет. Она искала развлечений. Ну, она их и получила.

Магнус взглянул на пистолет, который все еще держал в руке, так, словно видел его впервые.

– Повторяю, я не слишком хорошо все помню. Я был не в лучшей форме. У кого-то нашелся кокаин, и мы отправились в номер к Тони. Она увязалась за нами, сказала, что хочет «кока», хочет «отъехать», как она выразилась. А потом… потом мы почему-то остались с ней вдвоем. Она уснула на огромной, почти королевской кровати: ее узкая мини-юбочка задралась, еще сильнее обнажив стройные ноги, она выглядела так сексуально. У нее были обалденно большие груди… Нет, я не насиловал ее. Она проснулась и сама потянулась ко мне. В любом случае она уже не была девственницей. Я предложил ей кое-что новенькое, и она охотно согласилась.

– Новенькое?

– Ты, Касси, вряд ли себе это представляешь, – усмехнулся он. – Да нет, все достаточно невинно: шелковый галстук, кроватные столбики и все такое прочее… Мы играли в рабыню и ее хозяина.

– Но насколько я поняла, все оказалось далеко не так уж невинно?

– Да, это так. Хотя, хоть убей, не помню толком, что же произошло. Просто я накинул ей на шею петлю галстука… ну, да разумеется, это же была современная кровать без столбиков… Видимо, я забылся и не заметил, как все это случилось… Почему-то я всегда вспоминаю только то, как пытался привести ее в чувство.

– Но она так и не очнулась?

– Да, она уже задохнулась. Если бы я действовал более умело, то, возможно, я успел бы ее спасти. А тут – что я только не пробовал, делал ей даже искусственное дыхание… бесполезно. Ты представляешь, в какой я был панике? Я звал на помощь. И он помог мне.

– Хаас?

– Да, он был в соседнем номере, сам тоже порядочно… Но он быстро взял себя в руки, когда увидел, в чем дело. Он вызвал Джесона и постарался сделать так, чтобы никто больше ничего не узнал.

– А что вы сделали с Фелицией?

– Хаас завернул тело в простыню. Он проделал это так уверенно, словно только и занимался тем, что прятал трупы. «Девочка просто перебрала, – сказал он, – но мы должны срочно что-то предпринять». Я был поражен его выдержкой. Он тут же организовал машину без номеров, которая должна была отвезти тело в морг, где у него был какой-то знакомый, и потребовал от Джесона, чтобы тот помог ему спустить тело на лифте вниз. Сначала Джесон наотрез отказался, заявив, что не хочет иметь к этому кошмару никакого отношения. Но Хаас сразу же пригрозил, что если он этого не сделает, то какого-то там разрешения на строительство ему не видать как своих ушей. Но главное – дал понять, что если вся эта история всплывет наружу, он, Хаас, обвинит в убийстве Джесона: «В конце концов, нас ведь здесь двое, а ты один».

– И он согласился…

– Да, нет же, нет, – резко ответил Магнус. – Он послал Хааса ко всем чертям и заявил, что сейчас же позвонит в полицию. «Звони! – Хаас расхохотался даже, – но только учти, что комиссар мой близкий друг». Ну, и что оставалось Джесону? Он просто повернулся и ушел. Но можно ли его винить? С тех пор он стал совсем другим человеком: более твердым, более осторожным. И вообще старался держаться подальше от всяких политических игрищ. В течение месяца он продал гостиницу – почти задарма. Пожалуй, эта была единственная продажа недвижимости, которая не принесла ему прибыли.

– А тело?

– Я сам отнес его вниз. Хаас сдержал слово. Внизу ждал автомобиль… В газетах написали, что смерть наступила от чрезмерной дозы кокаина. Но Хаас показал мне настоящее свидетельство о смерти девушки, и там четко и ясно было сказано: задохнулась в результате удушения. Он заявил мне, что я должен срочно снять свою кандидатуру и вообще не лезть больше в политику. Но при этом субсидировать его собственную предвыборную кампанию. Я стал его главным спонсором. А уже через шесть недель он баллотировался в Сенат.

– Да-а-а, оказывается, Хаас совсем не похож на того просвещенного либерала, перед которым преклонялись мои родители, – грустно пробормотала Касси.

– Я сделал ему карьеру, – продолжал Магнус. – Действительно, при Кеннеди он участвовал в каких-то там выкриках по поводу демократии, но потом это всем перестало быть интересно. Целых лет десять о нем никто и не вспоминал. Кроме того, во времена Никсона ярлык либерала был словно клеймо на лбу. А с моей помощью он достиг всего, чего хотел: прошел в Сенат, стал влиятельным человеком. Я научил его, как нужно совмещать либеральные взгляды с ловким практическим бизнесом. Я указывал ему дорогу!

– Ты говоришь об этом чуть ли не с гордостью. Но ведь все это время он тебя просто шантажировал?

– Ну, то, что касается денег, естественно, не очень мне нравилось, – ответил Магнус, допивая стакан. Касси заметила, что бутылка опустела, а взгляд Магнуса сделался каким-то мутным. – Но зато я создал его своими собственными руками, его, этого сенатора Энтони Хааса. И мне было чертовски приятно это осознавать. И хотя это обошлось мне в несколько сотен тысяч баксов – я контролировал его.

– Он твое детище, – саркастически заметила Касси.

– Именно. – Магнус улыбнулся: – Также, как и Миранда. И так же, как, я надеялся, будешь ты.

– И ты считаешь, что легко можешь разрушить то, что создал? – сказала Касси, вставая.

– Не смей двигаться! – предупредил он, снова наводя на нее пистолет. – Учти, я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то нехорошее.

– Но у тебя нет выбора, – сказала Касси как бы между прочим. – Ты убил Миранду, потому что она знала слишком много. Почему я должна стать исключением?

– Я не убивал ее! Не убивал; слышишь! Это был несчастный случай.

– Вроде того, что произошел с Фелицией Рул?

– Да, нет же, тогда я был пьян. С Мирандой все обстояло иначе.

– Как, иначе? – спросила Касси, набравшись смелости. – От чего умерла моя сестра?

– Автокатастрофа, – злобно прошипел Магнус. – Стой, не двигайся. – Он осторожно подошел к камину и, не спуская с Касси глаз, бросил в огонь последние бумаги из оставленного Мирандой конверта.

– Ты же знаешь, что она была совсем не такой, какой казалась с экрана, – сказал он, краем глаза наблюдая, как догорает последний листок. – Она хотела, чтобы весь мир вертелся вокруг нее. Она была не просто эгоистична. Она шла на любой риск ради удовлетворения собственного тщеславия. И ничего никому не прощала.

– Ты имеешь в виду Джесона?

– Да, она никак не хотела отступить. Я предупреждал ее, я умолял – она не слушала. Она решила соединить два сюжета в одну разоблачительную передачу о Джесоне и о Хаасе. Мы договорились встретиться с ней, чтобы поговорить, в отеле неподалеку. Мы называли его «хижиной», там мы встречались еще в ту пору, когда наш роман был в самом разгаре.