На завтрак с бабушкой я собиралась, как на решающие переговоры, способные переломить ход войны. В этом противостоянии мне с самого начала была ближе роль миротворца, и сегодня я была намерена завести противоборствующие стороны в тупик.
Прошло почти полгода со смерти моего отца, а Айрин Меликофф не могла смириться с мыслью, что последняя жена её сына стала его единственной наследницей.
Я очень любила родителя, а он обожал и баловал меня, но и в своих женщинах всегда души не чаял. В том, что личное имущество Эндрю Меликофф завещал супруге, я не видела ничего плохого или нелогичного.
Папа болел, поэтому успел обдумать свой уход и подготовиться. Он прекрасно знал, что я теперь унаследую за бабушкой всё: поместье, коллекции, семейные дома и даже бизнес, хотя без акульей хватки Айрин он и полетит тогда ко всем чертям. В этой связи свою респектабельную, но куда более скромную недвижимость, ценности и счета отец оставил скрасившей его старость Сибил – улыбчивой длинноногой красотке не на много старше меня. Айрин теперь называла её не иначе, как выскочкой из Ньюхэма, и вовсю воевала с папиной женой в суде. Что хуже всего – и от моего имени тоже.
Вот и нынче меня вызвали с самого утра и на свежую голову явно для новых инструкций: встречи с адвокатами и линия поведения на очередном слушании… А после очередного раунда обязательно должна позвонить Сибил, чтобы рыдать в трубку и в очередной раз восклицать: «О, Элис! Она хочет утащить мои скромные украшения в могилу?! Ты одна уживаешься со старой каргой, поговори с ней ещё раз!». А потом ещё раз... и ещё, и ещё... Одно и то же!
За несколько месяцев порядком надоело быть линией фронта и я мечтала оставить их пересчитывать бриллианты один на один. Повод завести препирательства в глухой тупик и лишить обеих меня в качестве мягкого буфера подвернулся идеальный.
– Если бы Андрей хоть на фунт приумножил семейные деньги, я не сказала бы ни слова. Но он всю жизнь только порхал по светским раутам, как ныне его беспечная вдова!
Я поморщилась. Айрин любила сына – его просто невозможно было не любить – и её здорово подкосила его смерть. Но разочаровывать бабушку опасно даже покойнику.
– Ну что-то он зарабатывал... Его картины в хороших каталогах и частных коллекциях.
– В коллекциях его друзей и любовниц, которым Эндрю их дарил! – процедила Ирина Петровна. – Откуда, скажи на милость, у него эти апартаменты в Нью-Йорке? Две сотни метров, пентхаус в Сохо! Для этого, полагаешь, Анна Меликова чуть не утонула в Шанхае в 1917 году, прыгая с парохода с центнером драгоценностей за подкладкой? Для этого мы врастали корнями в британскую аристократию и деловые круги, покупая связи, когда другие русские первой волны прожигали последнее, а затем побирались и ждали внезапного чуда?!
– Я всё знаю, дорогая, и понимаю тебя! Но ты давала ему деньги в избытке и добровольно, а последняя воля – не пустой звук.
– Верно, я сама поощряла увлечение Андрея искусством с самого его детства, как и твоё. Вот и поплатилась, – несгибаемая леди никогда не стеснялась признавать свои ошибки. – И да, тебе ли не знать – всегда была щедра с семьёй. С кем бы ещё?! Но эта костлявая ведьма из Ньюхэма – не наша семья. А ты постоянно увиливаешь от борьбы, вместо того, чтобы твёрдо встать, наконец, на мою сторону.
Я вся подобралась – тянуть теперь незачем. Мой ход и партия начинается с белых, но бабушка куда более опытный шахматист, чем я. Она и научила быть настороже, пока противник не пожмёт руку победителю.
– По правде говоря, Ирина Петровна, я собираюсь увильнуть всерьёз, далеко и надолго, – я бесстрашно покосилась на бабулю, скептически заломившую бровь. – На продажу выставили нашу усадьбу. Дом с медузами, Григорьевское. Уникальный деревянный модерн, тебе не хуже меня известно.
Ничто в жизни Айрин Меликофф не ценила так, как свои русские корни. Она бы и своё шропширское имение променяла на этот небольшой городской дом в российской провинции, не то что какую-то модную квартиру в Штатах и второсортные побрякушки Сибил. А с моим искусствоведческим образованием это однозначно моя миссия.
Но ликовать рано, она будет думать! Рано, Элис...
Моя обожаемая старушка замерла и прищурилась.
– Там же была библиотека или какой-то архив? Закрытый, но государственный. Как это теперь его продают?
– Какие-то дельцы умудрились выкупить в собственность. Я не знаю законодательных тонкостей. Ещё тридцать лет назад там всё было государственным, но как-то же недвижимость в России становится частной. Нужно проверять, первый шанс за сто лет упустить нельзя.
Теперь бабуля должна сказать, что дом можно приобрести, а заняться им после тяжбы с папиной вдовой...
– Покупать непременно и срочно, за любые деньги! А ты поедешь, когда закончишь дела с наследством.
– Не получится, любовь моя! Дом хоть и в частных руках, однако – объект культуры регионального значения. Продаётся вместе с гласящей об этом мраморной табличкой и серьёзными обременениями в плане консервации и реставрации. Регулярная комиссия. Ехать должна я и сейчас.
Айрин молча откинулась в кресле, двинув от себя по идеально сервированному столу опустевшую яичную скорлупку в изумительной мейсенской подставке.
Хорошо… значит больше вопросов, если повезёт, не будет. Ей всё понятно и дальнейшие возможные варианты блестящая шахматистка обдумает в уме. Через пару минут объявит победителя партии.
Я осмотрелась в поисках еды. Да уж... собираясь в гости к аскетичной бабуле, позавтракать стоило дома. На глаза попалась вазочка с джемом и я принялась спокойно ждать, запивая его терпким чаем.
– Что же… красивый ход! – похвалила Айрин. – Господь милостив и дал мне таки одного толкового потомка. Через час свяжусь с Каспером. О билетах и визе, полагаю, ты уже позаботилась сама?
Вот теперь можешь сплясать джигу, Элис! В своём воображении – хоть прямо на этой белоснежной скатерти. На лице же максимум радости... от ложечки сладкого малинового джема.
– По правде говоря, да, Ирина Петровна. И Касперу тоже предварительно позвонила.