О, это был трудный перелёт! Короткий, не более пары часов, он вымотал меня почище трансатлантики.
Во-первых, бездействуя в мягком кресле, я изо всех сил старалась не задремать в пустом и тихом салоне с приглушённым освещением, под мерный гул моторов и климат-контроля.
Во-вторых... там была стюардесса! Боги, стюардесса! Сильнее всего на свете я боялась, что она заговорит и чуралась её больше, чем левисова паучьего голема: непонятно ведь, живая она или ушедшая, а может – Сущая... или вовсе – плод моего воображения, как и всё прочее сейчас.
Молчаливая вышколенная брюнетка с бесстрастным видом и вежливой маской на лице по кругу предлагала мне напитки, закуски, газеты. Я отрицательно мотала головой, нервно ёрзала, отодвигаясь подальше от прохода, отворачивалась к иллюминаторам и вообще всячески игнорировала её заботу: найдите другую глупышку, а я-то прекрасно знаю, что в Безмирье есть и пить нельзя!
Ох, и спать тоже... Не задремать в итоге оказалось труднее всего! Глаза упорно слипались после почти бессонной ночи, утренней напряжённости перед уходом, всех эмоций у Древа и по пути к нему.
Но дело того стоило. Кто знает, как и сколько я бродила бы по Безмирью в поисках своего Доступа или куда бы уплыла в какой-нибудь лодке. С самолёта же я гарантированно должна была сойти в Григорьевском.
Действительно, вскоре объявили посадку. И вот я уже шла мимо пустой, но бодро кружащейся багажной ленты к стеклянным раздвижным дверям с надписью «Выход», за которыми вместо общего зала… чернело Безмирье.
Снаружи чуть не сбила с ног новая неожиданность: чей-то светящийся силуэт маячил прямо передо мной. Я нервно оглянулась на двери, но их уже не было… Пустота и тишина.
Светлое пятно двинулось ко мне. Чего я боюсь?! Может это кто-то из Сущих или вообще – Дрей с фонарём.
– Нет, не Дрей. Всего лишь я, – ответила растущая и приближающаяся яркая фигура голосом Лея Левиса. – Он не может, пока ты первая не шагнёшь домой, открыв тем самым Доступ.
Миг и я разглядела его самого. Никакого светильника у друга не было! От тревожных предчувствий сердце бешено заколотилось: Лей светился сам! Как аравис или Сущие и намного, намного сильнее, чем Дрей в кухне, когда я сожгла проклятый договор!
– Лей, – севшим голосом констатировала я, не зная, что ещё сказать или спросить. Может ли быть, что он ушёл за грань? Неужели Тиф как-то достал сына и в Каире?.. А Рина, дети?
– С ними всё в порядке, Элис. По-прежнему гостят в Пустоши, отцу туда не пробраться. Да и я жив-здоров. Просто присматриваю за тобой, – улыбнулся Лей.
– П...присматриваешь? – опешила я. – Как это? И почему ты светишься, почти как Сущие, Лей?!
– Потому что выбрал для себя такую судьбу. В будущем, за гранью.
– Судьбу... Сущего? – ошалело уточнила я. – Ты что же, вроде... ученика Эйо?
Лей спокойно кивнул.
– Но я пока жив, а обетов следовать Летописи в Безмирье ещё не давал. Поэтому, в отличие от Эйо или Эйвин, мог приглядывать за тобой. И даже помочь, если бы понадобилось. Трагедии мы бы не допустили. Но ты справилась сама, Элис!
Они бы не допустили... Обалдеть! Они бы!..
– С ума сойти! – пробормотала я. – Это что же, у нас с Дреем... трое Сущих?
– Двое с половиной, – скромно уточнил Лей.
Я махнула рукой: трое, трое!
– А Дрей знает?
– Знает только Рина. Дрей давно догадывался, но всегда деликатно молчал. Даже в мыслях не спрашивал: лишь твердил про себя, что узнает в свой срок, за гранью. Ты можешь теперь ему сказать. А ещё, передать это, – Лей достал из кармана конверт. – Все важные новости для него, чтобы ты не запуталась.
Лей протянул мне письмо. Я шагнула вперёд, забрала конверт, сунула в кисет и обнялась с другом.
– А ты туда, на Землю, сам не можешь? Поэтому письмо?
– Смогу, когда ты откроешь Доступ, вернёшь Безмирью ваше отрезанное Приграничье. Теперь вообще всё станет правильнее и проще, Элис. Ты молодец! Героиня, достойная легенд!
Хотелось возразить, что ничегошеньки я не сумела бы без помощи и подсказок, но Лей, договорив, сразу посмотрел влево. Я повернула голову вслед за ним и… тут же схватилась за руку друга, чтобы не упасть.
От внезапной картины ноги подкосились: мы стояли у самой границы темноты и за ней лежал сад моей усадьбы. Да, я стремилась сюда, но как неожиданно! Зима изменила пейзаж, но ошибиться было невозможно. За обнажёнными, узловатыми, словно поседевшими и постаревшими яблонями угадывалась веранда. Господи, там ведь Дрей! Я пришла! Совсем-совсем пришла!
– Да. Беги, – Лей пожал моё плечо и попятился. – И не мешкай, ты ведь без верхней одежды, а там явно мороз, – он покосился на свою белоснежную рубашку, давая понять, что сожалеет – со мной поделиться нечем. Вероятно, в Каире было тепло.
– Оставила пальто у Тита в приёмной, чтобы не мешалось, – пояснила я свою глупость. Не говорить же, что почти не надеялась завершить Путь. – Но Лей, постой же! Почему ты не со мной, раз сможешь сразу следом? Идём, поговоришь с Дреем так, без писем!
Мысль о том, что сама-то я тоже вот прямо сейчас шагну к Дрею, пока что была задвинула в далёкий край сознания: чтобы упасть в обморок хотя бы не прямо здесь, а уже по ту сторону, в сугроб.
– Обязательно поговорю, Элис, – улыбнулся тот, продолжая отдаляться. – Но точно не теперь. Позже загляну, один или с Эйо. Не сегодня.
Ох... Я поняла! Он не хочет мешать встрече!
Лей улыбнулся и покивал.
– Пока успокою всех наших. Расскажу, что ты дошла. То-то будет радости… А ты беги!
И он исчез, испарился в пустоте.
А я... Я снова развернулась к саду, сжала кулаки от волнения. Отдышалась. Пошла вперёд.
За границей Доступа я сразу почувствовала не только пронизывающий холод, но и... Дрея!
Оторопело разглядывая дом, я не просто понимала, что мой любимый скорее всего в нём, а знала это точно, наверняка!
Вот тут, на втором этаже, за мезонином. Кажется, в маленькой спаленке с синими шторами и витражным эркером. Ох, нет… уже на лестнице! И теперь – внизу! Он бежит!
Я прикрыла веки, поняв: ещё пара секунд, и мы увидимся.
Открыла. Увидела. И, растворилась, вибрируя и звеня, в морозном ветре, гулявшем среди чёрных деревьев. А может, сразу в любимых потемневших глазах...
Надо объяснить, как и почему я здесь, надо его успокоить, надо... Ох, столько всего надо, начиная с объятий и слов любви!
Но от облегчения и нежности, сдавившей грудь до судорог, я не могла вымолвить ни слова.
Мы оба просто стояли и смотрели друг на друга.
Я перестала трястись от холода, совершенно позабыв об оставленном в Совете пальто, но тут же снова стала дрожать. От той самой невыносимой нежности.
Набрав полные лёгкие воздуха, я всё же попыталась сказать... Не вышло.
Я попробовала ещё раз, наполнив грудную клетку до боли в рёбрах: может так меня хватит хоть на какие-то первые слова… Не хватило.
– Потом, – тихо просипел Дрей.
Я лишь согласно замотала головой: отчаянно, до головокружения. Потом!
Почему больше не холодно?..
Я рассеянно оглянулась. Туман!.. Меня окружила мягкая светлая дымка, за которой не было теперь видно ни зимы, ни сугробов, ни понурых голых ветвей. Я стояла в самом центре плотного, тёплого туманного кокона. Ровно в центре. Значит, это Дрей. Его магия.
Робко улыбнувшись, я втянула носом потеплевший воздух: влажный, чуть сладковатый, чуть полынный. Туман был на вкус, как сама наша встреча после мучительной разлуки. Встреча, в которую мне предстояло прямо сейчас поверить до конца.
Вокруг моего подола стремительно разрасталась проталина. Считанные мгновения, и в ней стали загораться жёлтыми звёздочками цветы мать-и-мачехи... Я завороженно смотрела на чудо: один, второй, третий... А следующий – у самых ног Дрея.
Я подняла взгляд от яркой искорки вверх: мой чародей стоял, замерев, на самом краю тёплого кокона. Густой у границы туман оседал мелкими капельками на его коже и... губах. Увидев эти влажные губы, я тяжело охнула и, совершенно потеряв голову, с первобытным стоном рванула в раскрытые мне навстречу объятия.
Мёд и полынь. Сладко. Горько. Никогда, никогда больше не хочу расставаться!
Я повисла на шее Дрея, не желая отрываться от него больше ни на секунду, и он потянул меня выше, подхватил и понёс, не прерывая поцелуя. Хорошо... Так хорошо и правильно! Ведь даже короткого разрыва моё сердце теперь бы уже не вынесло!
Ещё в холле я стала, не глядя, рвать на Дрее рубашку, жадно выпуская из-под неё лишавший последнего разума ароматный жар кожи. Пуговицы одна за другой покатились по ступеням, многократно от них отскакивая с громким, назойливым стуком: дробившим тишину, настойчиво напоминавшим о приличиях. Вот ещё, плевать на приличия! Это не Талаф, мы здесь совсем одни. Даже Эйо сейчас точно не сунется. Можно и вовсе остаться прямо на лестнице, лишь бы только рубашка уже куда-нибудь делась!
Но Дрей почему-то не считал, что пора остановиться. Он поднимался дальше, а наверху куда-то сразу зашёл и сел, так и не выпустив меня ни на миг. Я окончательно отключила голову: всё равно – где и как. Важно было только стать, наконец, одним целым с любимым. Полностью, без остатка отдать ему себя, и немедленно, сейчас же обрести его. Всего целиком! Моего Дрея...
Я замычала и замахала руками, сердито отбиваясь от ласк – это тоже потом. Всё потом! Сейчас только мой Дрей, только для меня: немедленно, глубоко, резко. Мой. Навсегда, безраздельно мой...
Несколько вдохов, короткий крик, пойманный его губами на вылете, и долгожданная горячая волна, расплавившая кости.
Я поплыла куда-то от облегчения, но тут же встрепенулась, чтобы ещё крепче прижаться к Дрею. Нет, не отпущу и не выпущу! Не сейчас!
Качаясь на резко вздымающейся груди любимого и слушая его унимающееся дыхание, я сперва успокоилась, но вскоре... заплакала.
– Как же больно было без тебя, Дрей!
Выдохнув горестную жалобу, я тут же до крови закусила губу. Вот ведь ты дура, Элис! Нельзя травить его такими признаниями! Ему ведь тоже было больно и совсем одиноко, не смей больше выдавать добавку, как обиженное дитя!
Громкое сердце Дрея под моей ладонью остановилось, а мышцы окаменели, замёрзли. Это от новой боли... Глупая, несдержанная Элис!
Но замер он лишь на несколько мгновений: почти сразу вздрогнул, обнял меня ещё сильнее и, баюкая, зашептал, в макушку:
– Связь, Элис... Тебе нужно было узнать и понять её самой. Это как материнство: мужчина ничего не может сделать с предшествующей счастью мукой... Только ждать, стиснув зубы, и молиться. Точно так и с новой Нитью.
– Знаю, Дрей, – торопливо заверила я, отчаянно желая заставить его забыть моё нытьё, – всё теперь знаю!
Осыпав поцелуями родное лицо, я чуть отстранилась, чтобы повернуть запястья, и зажгла руны.
– Вот. Безо всяких там церемоний у Древа, – с придыханием похвасталась я и сама же, как всегда, залюбовалась.
– А мои? – улыбнулся Дрей, тоже вдоволь насмотревшись, но тут же, вероятно, сообразил, что не может меня отпустить, не уронив. Потому что поднял и понёс к кровати. Ой, мы, оказывается, в моей спальне…
Осторожно усадив меня на покрывало, он опустился рядом и протянул руки. Без рун…
Пауза. Долгая молчаливая пауза.
– Что… твои? – наконец, осторожно поинтересовалась я, ещё чуть подумала и округлила глаза. – Ты что же, не можешь?!
– Могу, – совсем тихо прошептал Дрей. – Конечно могу. Но очень хочу, чтобы ты.
Я сглотнула, провела дрожащими пальцами по тёплым пульсирующим ручейкам вен и… зажгла. Так легко и естественно!
– Это невозможное счастье, Элис, – сбивчиво выпалил Дрей, – буквально… трудно пережить.
Он поднял на меня окончательно чёрные глаза – зрачки, казалось, вышли уже далеко за пределы радужек – и, не отрывая взгляда, потянулся к вырезу платья, которое… почему-то было до сих пор на мне.
Невероятным усилием воли я накрыла его руку своей, останавливая.
Помоги мне, Боже! Любимая, лишающая всех разумных мыслей ладонь... всегда прохладная… такая нужная… Но я должна!
– Дрей!.. Мой брат! Он может быть в опасности.
– Разве что Ирина Петровна нотациями замучает, – пробормотал Дрей и потянул всё же платье вниз. – Но он пока ещё не понимает, так что как-нибудь переживёт. Они вдвоём в соседней комнате, любовь моя. Андрей редкостный баловень, засыпает только на руках. Чаще всего – бабушкиных.
– Как… в соседней комнате?!
– Ты не волнуйся, они нас не слышат. Простой и надёжный барьер, я держу его бездумно, – по-своему понял Дрей… Ох, я ведь спрашивала… немного не об этом!
Но следующий мой вопрос потерялся в поцелуях.
***
Проснувшись позже, я в первую очередь наощупь убедилась, что Дрей рядом, затем только посмотрела. Представшая перед глазами картина смутила и вызвала бурю противоречивых чувств.
За окном синели сумерки – непонятно, закатные или рассветные – а Дрей лежал возле меня одетым и, сосредоточенно хмурясь, читал. Кажется – письмо Лея. На груди его мирно сопел малыш, уверенно сминая кулачками свежую белоснежную рубашку моего мужа. И до меня вдруг дошло в полной мере, что это не просто брат и надежда Связи, но в первую очередь – наш ребёнок. Мой ребёнок! Ответственность на многие годы, часть жизни и души... Одновременно стало страшно от осознания, что я могла бы впервые увидеть Эндрю лишь пятилетним. Или… не увидеть вовсе, если вспомнить рептилию Левиса и его мутные планы!
Я осторожно потрогала крошечную розовую пятку и ещё долго ошарашенно молчала: последняя мысль сковала затылок морозом. Хорошо, что малыш здесь. Но как внезапно! Я ведь и морально ещё не готова, и... и пелёнки даже не сумею поменять!
Перебрав всё это в уме по три раза, я заставила себя отвлечься от брата и очень тихим шёпотом уточнила:
– Что, бегом в Талаф?
Дрей отрицательно качнул головой и улыбнулся.
– Мы не торопимся, потому что время снова зеркальное с момента моего возвращения?
Положительный кивок и новая обезоруживающая улыбка. Обожаю!
– Вечер или уже утро?
– Вечер, ты недолго спала, – ответил Дрей довольно громко. Я вздрогнула и снова покосилась на малыша. – Андрей Андреич спокойно реагирует на голоса, гораздо хуже – на одиночество. Знаешь, он маг.
– Ты забрал его...
– А как иначе? – опять улыбнулся Дрей. – Я ведь обещал растить его и любить.
– Сразу забрал!
– Сразу. Ирина Петровна пыталась запереть Сибил в Шропшире, пока он совсем маленький, но... зачем?
– О, это давняя война, не пытайся понять, – фыркнула я, вспомнив, как мачеха с бабушкой вместе и по очереди трепали мои нервы, и придвинулась под самый бок Дрея. Теперь малыш сопел прямо в моё ухо и мне вдруг... понравилось до улыбки. – Значит, ты вставал, чтобы забрать сюда Андрея?
– Не совсем. Я был у Эйвин. Обрёл Древа, – посветлел лицом Дрей. Я поцеловала его пальцы. Ох, понимаю! – Тебе на всякий случай оставлял записку, – кивнул он на комод. – А потом уже забрал Эндрю у бабушки. Айрин сейчас некогда нянчиться, у неё гость.
На комоде виднелся листок... и не только: поверх него лежала белая роза.
– Где ты взял цветок? – изумилась я, сообразив, что записку-то он оставил наверняка раньше, чем покинул меня и спальню.
– Создал сам, – смутился мой волшебник.
Я, умирая от нежности, молча засопела в тёплую рубашку, совсем как Эндрю. Господи, как только я могла считать раньше, что магия – это что-то нелепое и противоестественное?!
– А посмотреть на такое можно?
– Можно. Тебе всё всегда можно, Элис Валь, – добавил Дрей севшим голосом. – Всё моё – твоё. И магия в первую очередь.
И пусть я не вполне понимала, что именно было только что отдано в моё распоряжение... в первую очередь, всё равно окончательно растаяла и снова надолго замолчала.
– Что за гости у Айрин... в Григорьевском? – в конце концов, я всё же включила голову. – Как вообще ты её сюда вытянул? Как всё объяснил?
– Я почти не объяснял, Элис. Она даже позвонила первая. Если ты уже отдохнула, поговори с ней сама.
– А ты?
– А я дождусь, когда Вера Ивановна поднимется к Андрею, и тоже спущусь, – Дрей погладил мою руку, давая понять, что отпускать не хочет. Мог и не делать этого: я теперь чувствовала мужа сама. Странно, непривычно, но так правильно! – Она возится со своими фирменными пирогами в честь возвращения хозяйки дома. Отговорить было невозможно.
– Вера Ивановна!.. – сдавленно прошептала я, прячась от стыда Дрею подмышку. – Я совершенно про неё забыла из-за всего происходившего! Бросила в какой-то глуши. У исправной печки...
– Она в глаза не видела ни печку, ни деревенскую развалину, подобранную Виталиком, – утешил Дрей. – Сразу уехала навестить родные места и всегда знала, что вернётся потом домой к своим пирогам.
Хорошо... Но мне чести не делает. Я-то всё равно забыла!
– Виталик... – немного попинав совесть, я сосредоточилась на важном...
– Мы знаем, – мягко перебил Дрей. – И ты всё-всё постепенно узнаешь. Одевайся и беги к Ирине Петровне. Она держалась молодцом, но волновалась и скучала.
Ну конечно, глупая Элис! Как Айрин вообще всё это пережила, как не сошла с ума и не заработала удар?
Поцеловав мужа и ещё раз пожав невозможно крошечную розовую пятку, я вскочила с постели. А наспех освежившись, вернулась в спальню и зависла у шкафа. Затем растерянно оглянулась на Дрея, ни на секунду не сводившего с меня глаз.
– А... дорсийских платьев у меня здесь нет, не знаешь? – неожиданно для самой себя закапризничала я. Кто бы мог подумать – в Талафе мне было плохо без любимого, но вот жизненный уклад оказался комфортным до мелочей и незаметно вошёл в привычку. Одежда тоже!
Дрей понимающе хмыкнул. Да... Валентайн-то, конечно, давно догадывался, что в земном двадцать первом веке Элис Меликова – сбоку припёка... Я-то всегда считала, что просто родилась не в своё время, оттого и увлекалась историей искусства и реставрацией. А вот мой суженный просто знал, где мне место.
– Они в моей старой спальне. Эйо убрал туда до времени, когда ты поначалу сердилась даже от простого упоминания Сиата или Безмирья.
– А мне можно хотя бы дома носить… нормальные платья? Вечер. Я ведь никуда сегодня не собираюсь? Или лучше не пугать Айрин?
Но тут же я вспомнила, что внизу какой-то гость, сникла и вернулась к вешалкам.
– Ирину Петровну длинным платьем точно не напугать, – засмеялся Дрей, – и её гостя тоже. Она с Эйо.
– О! – только и смогла вымолвить я и попятилась к выходу: искать нужный шкаф в другой комнате... Минуточку!
– Какая комната – твоя старая спальня?
– Та, что с витражным эркером, – поднял брови Дрей. – Ты что же, не знала?
Я помотала головой. Не знала. И слава Богу! Страшно подумать, что было бы, знай я тогда, когда даже остывающий в кухне кофейник сводил с ума и вгонял в краску...
Уже взявшись за дверную ручку, я вдруг вспомнила, как любимый хмурился, читая письмо Лея.
– Там есть плохие новости для меня? – моментально скиснув, уточнила я и кивнула на листы в его руке.
Дрей снова посерел от напоминания, но тут же качнул кудрями, словно отгоняя дурные мысли. Просто расстраивается, узнавая подробности?.. Ну нет же, я ведь чувствую, что дело в чём-то ещё!
– В письме нет. Но, пожалуй, будут, когда встречусь с Леем. Боюсь, очень плохие, – не стал скрывать Дрей.
– Спасибо, что сказал! За три месяца я очень устала от того, что все юлят и от всего меня берегут.
Я вздохнула и вышла. Да уж! Пусть разлука и позади, но проблем осталось много: Левис, приговор, наши первые Древа… А ещё какие-то политические игры, влияние в Совете, честь и репутация Семьи…
Спустившись, я пошла на голоса в гостиную, хотя в первые секунды ноги сами понесли в сторону кухни, на запах: пироги Веры Ивановны явно были таким же опасным оружием, как трюфели Тии.
Айрин с Эйо сидели за любимым ломберным столом Дрея друг напротив друга, тихонько переговаривались и смеялись. С ума сойти, она ведь видит Сущего впервые в жизни!
Я подошла к бабушке сзади и обняла её. Моя железная леди даже не вздрогнула.
– Вот уж не чаяла увидеть тебя раньше завтрашнего утра, дорогая… после урожая пуговиц в холле,– изрекла она, ласково потрепав меня по руке, оставшейся на её плече.
Я загорелась. Да уж! Айрин всегда отличалась прямотой, но… прямота по поводу моей личной жизни была даже и мне в новинку!
– Вы смущаете свою девочку, Ирина Петровна, – мягко пожурил Эйо.
– Вот именно – мою, – ревниво возразила бабуля. – Кабы я не имела такой привычки, одному Богу известно, что бы из девочки выросло. А так – только гляньте, какое чудо, Эйо! Не стыдно и в достойнейшую из Семей второго мира замуж отдать. Пуговицы в оценке однозначно сбросим со счетов, если она маялась в разлуке хотя бы вполовину так, как мальчик. Но замечание Алиса заслужила: они были мужские, от рубашки Дрея.
Я переглянулась с Сущим. Ну да… знакомься, это Айрин! Так похвалить умеет только она.
– Однозначно чудо! – согласился с бабушкой Эйо, игнорируя мои мысленные страдания. В васильковых глазах плясали смешинки.
– Ты так говоришь, Айрин, словно знала, куда я пойду замуж, – беззлобно парировала я, чтобы перевести разговор со своей персоны на более важные темы, и тоже села.
Одновременно взгляд мой упал на сукно, и я засмеялась: они использовали стол по прямому назначению, играли в бридж! Я снова подняла глаза на Эйо. С укором.
– О, Ирина Петровна не выдаёт себя мыслями, Элис, – заверил тот. – Я в полном восторге и готов теперь хоть каждый вечер!
Да, это тоже в духе бабули…
– Разумеется, я знала, Алиса, – ответила тем временем Айрин и смело выдержала моё изумление. Крайнее изумление! – Все знали и все ставили только на тебя. У меня тоже иной надежды не было: сама я была уже замужем, когда сообразила, а затем и убедилась наверняка, что всё это гораздо больше, чем семейные легенды. И даже дочь уже тогда не могла родить. После Эндрю, по медицинским причинам.
Вот как? Ладно, понятно. Почти всё понятно, кроме одного: мне-то почему она никогда не говорила?! Даже когда я уезжала в Григорьевское! Да даже когда звонила после ссоры с Дреем и аварии!!! Я запыхтела и открыла рот, чтобы начать возмущаться вслух, но Айрин опередила:
– Уволь, дорогая! Всё написано на твоём лице. Только вот знала я не только о Сиате, Приграничье и Связи, но и о том, что наша Нить многие века держится на любви.
Я сдулась, как лопнувший шарик, но всё же проворчала:
– Надо же, какие все вокруг мудрые!
– Изволь возразить, если есть что, – с ухмылкой отрезала Ирина Петровна и прищурилась на веер карт в своих руках. – Пас, Эйо.
Сущий недоверчиво покосился на единственную скинутую карту и цокнул языком.
Я улыбнулась и… возражать не стала. Но задала важный вопрос:
– Откуда же ты узнала наверняка, что не легенды? – я вздохнула, всё же не удержалась и добавкой попеняла: – По телефону-то ты мне говорила только о дневниках Анны. Легенды – это ведь они, Айрин? А сведения откуда-то ещё. Откуда?
– По телефону ты первая взяла тон, решив морочить мне голову, – отбила претензию старушка. Справедливо, ничего не скажешь. – А сведения от Миллеров.
– Ирина Петровна, Каспер... – похолодев, начала я...
– Считешь меня дурой, которую можно всю жизнь водить за нос? – усмехнулась бабушка.
– Конечно, нет!
– Тогда об остальном поговори с ним сама, будь любезна. Ты же видишь – у нас партия. А Каспер вроде был совершенно свободен, поищи в библиотеке. Он зануда и всё равно расскажет лучше, мне терпения не хватит.
Смесь недоверия с робким ещё облегчением сделала своё дело: я послушно встала и молча побрела к двери.
Ох... но что, если Каспер всё же предатель?! Точно ли Ирина Петровна до конца знает и понимает, что происходит?.. Я оглянулась на Сущего. Тот пожал плечами и с обожанием поглядел на Айрин, ожидая ставки. Хм... Тоже отправляет поговорить с поверенным? Или сам ничего не знает? Он ведь только что явился…
В конце концов, я решила, что разговор не помешает, а там будет видно. У меня теперь есть Дрей, Эйо и Айрин. С таким тылом ни капельки не страшно!
Выйдя в холл, я вдруг услышала возню на крыльце снаружи. Разве у нас... не все дома?
Следом дверь открылась, впуская холод вперёд посетителя, и я тут же убедилась, что отворилась она... от пинка ногой. И пнул её... Виталий! Я набрала воздуха, чтобы закричать...
– Знаю, деревяшка намного старше меня. Не надо опять пилить! – обречённо выдохнул риэлтор и покосился на свои занятые объёмными пакетами руки. – С бабулей всё равно не сравнитесь. Бабуля – огонь!
Одновременно с этим на лестнице показался Дрей. И непохоже было, что появление противного агента его хоть капельку удивило!
– А Тиф у вас тут не гостит случаем, Дрей?! - прошипела я, уперев руки в бока. – Почему мой дом полон предателей?!