Дважды два (не) равно четыре

Глава 25

Стас

Всё, что сказала Настя, переваривал неделю. Забивал на нее. А через минуту был готов землю рыть руками, чтобы вернуть ее. Напивался и орал, что ненавижу ее. Потом трезвел и волком выл, что сдохну без нее. И так по кругу семь дней и ночей.

Когда затяжная истерика прошла, решил поговорить. Только не с ней. Там уже всё сказано. С Ником. Только гад трубку не брал. Пришлось приехать к нему домой. Войти в квартиру не решался. Боялся увидеть семейную идиллию будущей четы Зориных. Хотя, наверно, стоило глянуть раз и в себя прийти. Но вот я подсознательно знал, что не остановлюсь, даже если их целующимися увижу. А всё потому, что я знаю Царёву. И с ней какая-то хрень творится. Она сама не своя. Не могу объяснить, но чувствую, что все ее слова, все поступки не искренние, словно не ее. Она может кричать, может язвить, может молчать, может говорить комплименты, но по-другому. Эмоционально. А сейчас она вялая, обреченная. И я разберусь, в чем дело. Доберусь до правды. А правду знает Зорин. С него и начнем.

— Ник! — окликнул я женишка, когда он припарковал свой мотоцикл на парковке около своего дома. — Обсудим?

— Что? — сжимал кулаки Ник и сканировал меня глазами. — Мою личную жизнь? Вот только это не входит в мои планы, Громов.

По этой его реакции понял, что он не только не рад меня видеть, но и знает или догадывается, с кем Настя провела ночь неделю назад.

Тем проще!

— Ну, не хочешь обсуждать свою личную жизнь, так давай обсудим мою, — припарковался на капот своей машины и отзеркалил его грозный взгляд. — Мне нужна Настя. Я не могу без нее.

— Оо. На какое время? У нас просто свадьба сразу после летней сессии… — язвил придурок.

— Настя вообще собирается в универе показаться. Она слишком много пропускает.

— Она плохо себя чувствует.

— Что с ней? Она заболела? — подрываюсь на ноги.

Ник ехидно скалится и хлопает меня по плечу.

— Она беременна. Можешь меня поздравить. Я буду папой.

На минуту вокруг воцаряется тишина. Хотя город гудит, Зорин хохочет, но я не слышу, словно погрузился под купал. Только пульсирующий звон в висках и стук загнанного в тупик сердца.

Идиот, каких еще поискать. Как только я поверил, что она только моя, что не была с Зориным. Они вместе провели месяц в своем родном городе. Она живет с ним в одной квартире.

Громов, ты точно дурак, и, наверно, никогда уже не поумнеешь.

Зорин разворачивается и уходит, выкрикнув на прощание:

— Позвони ей. Я попрошу ее ответить тебе, а не игнорировать, как обычно.

Добил. Дал понять, что я в пролете. Что я челядь, не стоящая ее внимания.

Это я грежу ей. А она уже наигралась. И тот секс — это финалочка.

Не знаю точно, что творится сейчас в моей голове. Понимаю только, что мне невыносимо. Невыносимо настолько, что хочется порвать себя на части. Вырвать из себя всё, что так терзает меня. Всё то, что напоминает об этой лживой твари, которая лгала, а потом снова лгала, а я верил, как наивный ребенок.

Задыхаюсь от недостатка кислорода. Дикая, безжалостная, неконтролируемая боль душит меня.

Резко, сильно ударяю сам себя по щеке, чтобы вернуть себе мыслительные способности. Добраться до общаги и просто завалиться спать, потому что я на большее не способен.

Это предательство я переварю, как и предыдущее. И Царёву вышвырну из сердца, и из жизни. Не достойна.

Я больше даже мысли о ней не впущу в свою голову. Отпустило. Или точнее отпустит через время. Я больше не люблю ее и ничего от нее не хочу…

Сел в машину и поехал в новую жизнь…

Хотя старая, как оказалось, не отпустила…

Я еще не отошел от удара в сердце, как получил новый удар под дых…

И в буквальном, и в переносном смысле…

На стоянке общаги меня ждали четыре мужика. Одного я даже вспомнил. Охранник Царёвых. Хотя он и не шифровался, резво полируя мне ребра.

— Анастасия Эдуардовна попросила держаться от нее подальше.