Двойная честь

* * *

Воины Авроры и кошаки Корта перебили всех пафарийцев. Тех, кого упустили мечи и копья рыцарей, настигли когти и клыки зверей. Кто хотел бежать, не ушел. И тот, кто схоронился, не спасся. Лишь одному чернокожему воину повезло – тому, кого заполонил первый рыцарь императрицы.

Корт желал информации. Поэтому он не пустил в ход меч, а зацепил своим шнуром с крючками пафарийца, непонятно для чего вскарабкавшегося на дуб. Зацепил и сдернул вниз. Тот как упал в припорошенный снегом мох, так и остался лежать, свернувшись в клубок – ждал смертельного удара.

– Эй! – позвал его Корт. – Отвечай: вы взяли нашу крепость Смоляну?

Пафариец открыл один глаз, второй, быстро поднялся, торопясь выполнить приказ молодого человека, и кивнул головой:

– Мы взяли Смоляну. Князь Аб взял Смоляну. Три дня назад. Но сегодня ты убил Аба.

– Убил? – не сдержал удивления молодой человек, а потом вспомнил богато одетого пафарийца, который напал на него вместе с Дакусом, и пробормотал. – А. Значит, это и был Аб.

– Ты убиваешь князей. Ты большой воин, – низко-низко поклонился пафариец, боясь поднять глаза на Корта. – Ты и меня можешь убить, но прошу – оставь мне жизнь.

К ним как раз подъехал капитан гвардейцев. Увидав живого пафарийца, он тут же обнажил меч, посчитав это непорядком, и двинул вперед коня.

– Нет. Его не трогать, – остановил рыцаря Корт. – Он пойдет в Смоляну и расскажет о нынешней битве. О том, что кошаки теперь за нас. И еще скажет, чтоб все пафарийцы убирались из Смоляны, если хотят жить. Чтоб убирались вообще из Ворсы обратно за хребет. Туда, откуда пришли. Чтоб не ждали наших отрядов. Если станут ждать, мы всех перебьем. Смоляна, долина Ворса, Хребет Эпин – наши земли. Мы возвращаем их себе и не трогаем земель Пафарии. Вот что он скажет…

Странно – так много людей в этот день лишились жизней, так отчаянно они сражались, столько кровавой работы переделали, а времени их сеча отняла не так уж и много. Началась чуть раньше полудня с первого залпа лучников Пафарии и завершилась до первых сумерек, в тот момент, когда Корт призвал всех своих в погоню.

А ведь в конце ноября вечереет так рано…

Или жил, как и обещал. Его родичи уже приняли кошака в клан и легли вокруг него, согревая тяжелораненого своими телами и зализывая ему раны.

Корт подъехал, посмотрел на их мохнатую и полосатую компанию, кивнул на дружелюбное урчание, которым звери его встретили, и тронул коня дальше – на этом поле боя он желал найти еще кое-кого. И поскорее.

Позади застучали копыта – и Аврора поравняла свою белую кобылу с гнедым молодого человека. Лицо девушки было каким-то пепельным, глаза – огромными и испуганными.

– Я тут видела… это ужасно. Вся эта битва. Столько крови, – зашептала она Корту, словно боялась, что кто-то услышит и сочтет ее слова нехорошими, стыдными. – Мне, мне было плохо, – призналась она. – Мне и сейчас плохо, – и прижала ладошку ко рту.

– Я предупреждал. Битва – не праздник. Иначе они назывались бы одинаково, – невесело усмехнулся Шип.

Аврора промолчала. Ее взгляд блуждал вокруг, но не находил ничего такого, что можно было бы назвать приятным, красивым, добрым. Лишь мертвые тела, человеческие, лошадиные, кошаковые, обрубки тел, покореженные доспехи, почерневшее оружие, кровь и грязь. И запах, противный запах всего этого вместе: железа, крови, грязи, – он врывался в ноздри, и от него кружилась голова, болел живот.

– Корт, – простонала Аврора и протянула своему рыцарю руку.

Но он уделил внимание другому – покинул седло и куда-то побежал, перепрыгнул через труп лошади и опустился на колени.

Майя.

Шип увидел девушку лишь благодаря ее ярким рыжим волосам, которые здорово выделялись на серо-буром поле боя.

Она лежала ничком на Донне, на панцире. Ее стеганая куртка была прорвана на спине и пропитана кровью – кто-то ударил девушку мечом или ножом под правую лопатку. А Донн был мертв – истек кровью. Мертв был и тот парень, что отчаянно защищал его и Майю. Мертвы были все вокруг. Лишь Майя – Корт увидел слабый пар из ее рта – она еще дышала.

Молодой человек подошел и попытался поднять девушку, но…

– Не трогай. Не трогай меня, – еле слышно попросила рыжая и всхлипнула, уцепилась пальцами, как крючками за ремни панциря Донна. – Я его не брошу.

– Майя, он ведь умер, – мягко заметил Корт, не убирая руки с плеча девушки. – Ты ему уже не поможешь.

– Мало говорили. Так мало целовались. Так мало, – бормотала Майя, прижимаясь щекой к груди убитого рыцаря. – Не трогай, не трогай. Там поговорим. И нацелуемся. Раз уж все так…

Корт все понял и убрал руку. Сел рядом, так, чтоб девушка видела его лицо.

– Сколько мне лет, братец? – спросила она, подняв горящие желтым глаза на молодого человека.

– Двадцать, – неуверенно ответил Корт.

– Вот и хватит, – выдохнула Майя. – Я убила императора. И хватит… Если я там его встречу, то вновь убью. Я такая. Я убийца… Мне не положен дом и муж… и дети… и пшеничная каша из печи, – ее бормотание становилось все тише и тише, лицо белело, пытаясь цветом сравняться со снегом, и из потухающих глаз на впалую щеку ползла прозрачная слеза. – И полотенце, цветами расшитое… прощай, Корт, – потянулась к парню окровавленной рукой.

Он стиснул ее пальцы, и Майя улыбнулась. Закрыла глаза и выдохнула последний раз, и затихла. А пальцы ее – Корт сразу почувствовал – расслабились.

Шип осторожно положил холодеющую руку девушки обратно на грудь Донна и погладил ее взъерошенную рыжую голову:

– Прощай, сестрица.

Подъехала Аврора. Спешилась, подбежала к Корту, ахнула, увидев Донна и Майю.

– Что ж ты сидишь?! Надо лекаря! Лекаря! – крикнула в толпу сопровождавших ее рыцарей.

– Никого не надо, – остановил ее Шип. – Уже не надо.

– Как это? – возмутилась императрица. – Они ведь не могли…

У нее перехватило дыхание, и слово «умереть» не получилось. Аврора сама себя схватила за шею – будто так могла убрать судорогу, скрутившую горло.

– Они смогли. Это совсем не сложно сделать. Особенно в бою, – вздохнул Корт…