— Я не помеша-а-ал? Опаньки, а что здесь происходит? Что за странная мизансцена?
У Тимофея Медведева была одна отличительная черта, точнее, талант. Он везде появлялся не вовремя.
Это произошло и сейчас, как только Хабаров решил прижать Лизу плотнее к себе и наконец поцеловать. Потому что он, стыдно было признаться самому себе в этой слабости, уже чертовски соскучился по ее губам, по их вкусу и стонам, которые она издавала. А ведь они не виделись всего несколько часов.
Руки чесались, член стоял, котелок не варил, хотелось лишь совокупляться, плодиться и размножаться. Такого нейрохирург Хабаров Егор Максимович раньше за собой не замечал.
И вот на кухню в самый кульминационный момент вечерней молитвы заперся его друг.
— Нет, я не понял, как вы это… вы знакомы, Егор? Это и есть та прекрасная белочка, о которой ты мне говорил?
— Ты ему что-то говорил? — Лиза напряглась. Стало даже любопытно, что Великан говорил этому шумному здоровяку, в каких красках описывал их отношения.
Ветрова была уверена, что мужики и есть самые первые сплетники. Они во всем обвиняют женщин, а сами так могут перемыть кости, что клейма будет ставить негде.
Но Хабаров при появлении друга и вопросе Дюймовочки не отстранился ни на сантиметр от нее, только сильнее вжал ее тонкое тело в свое. Лиза задержала дыхание.
Неловко было быть застуканной в такой, можно сказать, интимный и откровенный момент посторонними. Но хорошо, что зашел этот громкий здоровяк, а не мама и уж тем более не папа. Вот тогда никакие молитвы не помогли бы.
— Что за белочка? — Лиза снова задала вопрос и посмотрела на Хабарова.
— А что у тебя за образ девушки из деревни староверов? У тебя костюмированный бал или ты до такой степени не хочешь замуж, что готова уйти в монастырь?
— В монастырь не собиралась. Это всего лишь сценический образ.
— Эй, народ, вы меня слышите? Я, вообще-то, еще здесь нахожусь, и меня послали за водичкой. Где здесь минералка? Пить хочется, умираю. А то там один алкоголь, а мне послезавтра на дежурство.
— Минералка там, под столом, целая упаковка. И отпусти меня, платье помнешь, обо мне черт-те что подумают, словно я молилась не там и не тому.
— Давай сделаем это вместе и в моей постели, — Хабаров прошептал на ухо, чтобы не услышал друг, нежно прикусывая мочку девушки.
По телу Лизы прошла дрожь, она понимала, что ей нравятся пошлые намеки Великана, его объятия, горячее дыхание и даже то, что он был сейчас возбужден.
Но главное было — закончить это представление с переодеванием и вживанием в образ набожной девицы. Если начать переигрывать, папа может не поверить, мама и так не поверила. А после всего вот этого сборища Лизу сто процентов ждет разнос и объяснение.
— Давай я тебя украду, и ты будешь объяснять мне все, что произошло недавно и что происходит сейчас. Ты это будешь делать весь вечер, всю ночь и все утро, так уж и быть, я дам тебе отдохнуть часа два.
— Вообще-то, я все слышу, я еще тут.
— Вообще-то, ты можешь идти на хер, взял водичку, вали, Медведев, не беси меня.
— Грубиян.
Тимофей вышел, громко топая, а затем во дворе дома раздался его раскатистый баритон, прозвучала одна из любимых шуток, после чего он громко рассмеялся.
— У тебя очень интересный друг.
— Даже не думай. Он не поверит в твои сказки.
— О чем ты, я не понимаю, — Лиза кокетливо улыбнулась.
Было как-то так свободно и легко рядом с этим мужчиной. Он вроде бы шутил, а вроде бы и нет. Он не давил, ничего не требовал, а еще был таким сексуальным, что подкашивались ноги.
— Если я расскажу ему, что нашел тебя в лесу в мужской дубленке, в валенках и с Гоголем, то после этого рассказа он даже может обеспечить тебе хорошее место в психиатрическом отделении, в палате с императрицей Екатериной.
— Какой ты благородный. Я вот даже не сомневалась в этом.
— Хотя бы спасибо сказала, неблагодарная.
— Разве я не сказала? Я на смятых простынях твоей постели, в бане и еще в нескольких местах только и делала, что благодарила своего спасителя.
Снова послышались шаги, Ветрова быстро надела на голову платок, туго его затянула, отошла на два шага в сторону и встретилась глазами с отцом.
Виталий Олегович был зол. Полковник полиции в отставке гневался на свою младшую непутевую дочь. Решив устроить смотрины, он в первую очередь хотел наказать Лизу, показать ей, как могут поступать родители, чтобы угомонить чадо.
Но Лиза показала им свой концерт, явилась в длинном платье, в платке, начала нести какую-то чушь про молитвы, про то, что она уже чья-то там невеста. Придушить захотелось ее резко, но это было уголовно наказуемо, а Виталий Олегович кодекс чтил.
— Что здесь происходит? — мужчина спросил строго, Хабаров даже чуть не вытянулся по стойке смирно.
— Ничего. Ваша дочь Елизавета учила меня правильно креститься. Оказывается, я всю жизнь это делал неправильно.
— Извините, мне надо отойти в уборную, позвольте, папенька, — Лиза включила актрису, опустила глаза, прошмыгнула мимо мышкой.
Мужчины остались вдвоем на просторной кухне, Виталий Олегович смотрел настороженно, оценивающе, в каждом мужчине он видел потенциального соперника, потому что его Лиза — его дочь, только его девочка.
— Мне показалось, или вы знакомы с моей дочерью?
— Нет, нет. Я бы запомнил такую интересную девушку, — зачем Хабаров соврал, он не понял, Дюймовочка толкала его на все грехи мира. Но не хотелось подставлять ее перед строгим родителем сейчас. Иначе он даже украсть ее отсюда не сможет. — Егор Максимович, я лично не представился.
— Виталий Олегович.
Мужчины пожали руки, снова возникла неловкая пауза.
— А вы на самом деле решили выдать дочку замуж таким образом?
— Каким?
— Сделать выбор за нее. Думаете, она его примет?
— Если я так решу, то примет.
Виталий Олегович на самом деле так не считал, чтобы что-то заставить сделать Лизу насильно — такого не случится никогда. Она с малолетства, с пеленок была вредная и сама себе на уме.
— Правильно, я тоже такого мнения. Последнее слово должно быть за мужчиной, я на вашей стороне. В ежовых рукавицах надо держать этих несносных женщин.
Виталий Олегович был удивлен, этот молодой человек определенно начинал нравиться ему.
— А пойдемте выпьем?
— Не могу, за рулем. Но в другой раз не откажусь.
Удивительно, но, несмотря на год отшельничества, Хабаров как-то на удивление легко чувствовал себя в этом доме в компании ее хозяина. Но еще нужно было как-то отвлечь его бдительность от Дюймовочки, чтобы украсть ее.