Единственная для первородного вампира

Глава 1

Яна

— У моей племянницы какие-то проблемы? — нервно произносит дядя. Его голос похож на скрежет металла. Хочется заткнуть уши, чтобы не слышать.

— Не совсем, — отвечает заместитель ректора по воспитательной работе. — Яна — очень прилежная и старательная студентка. У неё идеальная посещаемость и высокий средний балл. Но она очень нелюдимая. Отчуждённая, понимаете?

— Не совсем, — дядя ещё больше напрягается.

Чувствую, как каждый нерв в моём теле вытягивается струной. Я сижу в приёмной и ожидаю, когда зам ректора, Станислав Михайлович, закончит беседу с моим опекуном. Я словно бы опять вернулась в среднюю школу. Вообще вся эта ситуация с обсуждением меня без моего присутствия кажется немного странной. Особенно, если учесть, что я уже совершеннолетняя. Но я слышала, что в этом учебном заведении такое практикуют. Вероятно, всё дело в том, что детки богатых родителей не могут сами себя дисциплинировать. Вот ректорат и привлекает внимание родителей.

— Вы ведь прекрасно знаете, что наш университет особенный, — произносит зам ректора чуть более отстранённо. — Мы обучаем лучших из лучших, тех, кому в будущем предстоит занять высокие должности в министерствах и ведомствах.

— Это мне известно, — угрюмо подтверждает мой опекун. — Не зря ведь я плачу вам столько за обучение.

— И поскольку вашу племянницу, как и остальных наших студентов, в будущем ждёт карьера руководителя, нас немного беспокоит, что у неё совсем нет силы воли, — продолжает Станислав Михайлович. — Я вижу в ней потенциал, но его словно что-то подавляет. Я подумал, может, вам известно, что с ним происходит?

Я вдруг замираю. Даже дышать перестаю. В зловещей тишине слышен лишь ход настенных часов. Дядя медлит с ответом, хотя он-то точно знает, что со мной не так. Вот только не признается никогда.

— Что ж, вы ведь в курсе, что я Яне не отец, — произносит дядя наконец. Дрожь раздражения пробегает по спине. Опять он завёл старую пластинку. — Мама Яны, сестра моей дорогой жены, погибла десять лет назад прямо у девочки на глазах. Полагаю, это отложило отпечаток на её психику.

— Какая печальная судьба, — вздыхает зам ректора. — Но быть может, вы убедите её позаниматься со штатным психологом? Она не должна носить всё это в себе.

— О, не волнуйтесь на этот счёт, — с фальшивой любезностью говорит дядя. — У Яны уже есть свой психоаналитик. И поверьте, пусть и небольшими шажками, но моя племянница становится всё более открытой к миру. Ей просто нужно время.

От фальши в его голосе у меня начинает пульсировать в висках. В голове будто случается спазм. Сколько бы я ни наблюдала это раз за разом, не могу понять, как можно так нагло и бессовестно врать.

— Ты в порядке? Принести воды?

Секретарь зам ректора, стройная жгучая брюнетка лет двадцати пяти, отвлекается от монитора своего компьютера и поднимает на меня глаза.

— Спасибо, не нужно, — отвечаю я, потирая висок.

Знаю, что вода мне не поможет. В последнее время мне даже обезболивающие не помогают. Надо просто подождать. После приступа боль отпускает, и я даже на какое-то время ощущаю прилив сил.

— Если это всё, то мы, с вашего позволения, пойдём, — говорит дядя поднимаясь. — Племяннице как раз надо на консультацию.

— Хорошо, — соглашается Станислав Михайлович. — Я очень надеюсь, что она придёт в норму. Убеждён, что у неё есть особенный талант видеть людей насквозь. Она бы смогла сделать блестящую карьеру, если бы была чуть смелее.

Вместе они выходят в приёмную. При их появлении мы с секретарём поднимаемся на ноги. Дядя бросает на меня злой взгляд. Чувствую, как внутри всё холодеет и сжимается.

«Спокойно, Яна, всё проходит однажды, и это тоже пройдёт» — говорю себе мысленно.

На самом деле, уже очень давно я коплю деньги, чтобы сбежать от дяди и тёти. Раньше это не представлялось возможным, потому что мне не было восемнадцати. Но теперь по закону, я могу сама о себе заботиться. Прячу мстительную улыбку от чужих глаз. Нельзя, чтобы дядя догадался о моих намерениях, иначе он не даст мне уйти.

Я следую за ним по широким коридорам и лестницам вниз к выходу, а оттуда прямиком на парковку. Всё это время он сдерживает себя и даже не оборачивается в мою сторону.

— Тебе так нравится доставлять мне проблемы?! — бросает он злобно, едва мы садимся в машину.

— Прошу прощения, дядя, — произношу я со смиренной покорностью, от которой он так без ума.

— Бестолковая девчонка! Что, так сложно быть нормальной?! Почему ты не можешь вести себя, как все остальные?

— Я буду стараться, дядя, — отвечаю, не поднимая глаз. Он оглядывается на меня с переднего сиденья и тяжело вздыхает.

— Ладно, мы это ещё обсудим!

Он приказывает водителю везти нас домой. На какое-то время я расслабляюсь. Наверное, я бы могла ответить дяде, что это именно он сделал меня ненормальной. Что это из-за его неустанной «заботы» я чувствую себя настолько грязной и мерзкой, что часто не могу уснуть по ночам. Именно из-за него я не могу доверять людям. Сложно сохранить чувство собственного достоинства, когда один близкий человек предаёт и делает тебя вещью для своих извращённых игр. А другая просто смотрит и ненавидит тебя за то, что внимание этого первого досталось тебе, а не ей.

Глава 2

— Милый, взгляни, какой зажим для галстука я тебе купила, — тётя бросается к нам на встречу с подарочной коробкой.

— Не сейчас, Лен, — отвечает дядя, даже не взглянув в её сторону. — Устал на работе. Ещё в универ ездил к этой дурынде.

— Она опять что-то натворила?! — тётя глядит на меня опасливо.

Я невольно отвожу глаза. С каждым годом тётя выглядит всё безумнее. И поступки её ничуть не лучше. Краем уха я слышала разговор её психоаналитика с дядей. Тот предположил, что всё дело в её одержимости идеей завести ребёнка. Не знаю, так ли это. Но одно могу сказать точно: раньше она была другой, очень доброй и заботливой. Когда мы с мамой сбежали от отца, они позволили нам остаться у них. Тётя утешала маму и играла со мной. Была весёлой и жизнерадостной.

Кажется, всё изменилось после того, как дядя стал проявлять к маме романтический интерес. Тётя с мамой стали часто ссориться. Кажется, мама даже собиралась уйти. Потом всё стало как-то странно. Взрослые перестали разговаривать друг с другом. Никто больше не улыбался. А ещё через некоторое время мамы не стало.

Всё случилось в день её рождения. Мы с ней пошли гулять по городу. Она была такой тихой и задумчивой. Я нарвала для неё одуванчиков в Измайловском парке. И пусть под вечер они пожухли и почернели, она всё равно не выбросила их. До самого конца сжимала их в ладони.

Всё случилось очень быстро. Мы переходили дорогу, и я убежала вперёд. Мама кричала мне, что нельзя бегать по проезжей части. Вдруг её голос заглушил рёв байка. Я обернулась и увидел эту огромную чёрную махину, уносящуюся прочь по вечерней улице. Мама лежала на асфальте…

— Иди делай домашнюю работу, а после приходи на проверку в мой кабинет! — бросает мне дядя, вырывая из холодных лап воспоминаний.

Я обнаруживаю себя на пороге своей комнаты. Киваю и толкаю дверь вперёд. Знакомое чувство омерзения появляется внутри. Проверкой дядя называет особую унизительную процедуру. Он проводит её с тех самых пор, как мне исполнилось восемнадцать и я поступила в универ. Каждый раз он заставляет меня раздеваться перед ним догола, после чего тщательно осматривает. И нет, он не насилует меня, и вообще почти не прикасается. Но от этого мне нисколько не легче. Тёте он объясняет свои действия желанием убедиться, что я не колю себе наркотики, не балуюсь пирсингом или тату, или чем-то ещё, что может помешать моему успешному счастливому будущему. Но я прекрасно понимаю, для чего он это делает. Достаточно просто взглянуть в его одержимые глаза в процессе, чтобы всё стало ясно.

Думаю, именно из-за меня он не прикасается к тёте уже долгое время. Она даже сама как-то сказала об этом. Тогда у неё случилась одна из её обычных истерик. Тётя швыряла в меня вещи и кричала: «Из-за тебя… Это всё из-за тебя!» Я была слишком погружена в собственные переживания, а потому подумала, что тётя имеет в виду смерть мамы.

«Как же так? — думала я. — Маму ведь сбил чёрный мотоциклист. Почему же тётя ненавидит меня?»

Университетский психолог, читавшая нам лекцию о домогательствах, помогла мне понять почему. Я даже попыталась поговорить с ней об этом. После этого мы с одногруппниками её больше не видели в универе. Мне остаётся лишь надеяться, что она просто уволилась и работает теперь где-то в другом месте. Мне не хотелось бы быть причиной чьих-то ещё несчастий. Всё, о чём я мечтаю, — жить свободной жизнью, не вспоминая о прошлом.

— Потёмкина! Эй, ты, аутистка! Я к тебе обращаюсь! — замечаю боковым зрением летящий в меня смятый лист бумаги.

Слегка поворачиваю голову в сторону одногруппника Кирилла, пытающегося привлечь моё внимание. В глаза стараюсь не смотреть. Так, если он солжёт или скажет оскорбительную неправду обо мне, то у меня хотя бы не будет болеть голова.

— Чего вылупилась, уродка, — бросает Кирилл. — Конспект свой тащи сюда!

Холодная дрожь пробегает по спине. Ну вот, опять началось. Удивительно, что даже в таком учебном заведении, как это, находятся подобные отморозки. Впрочем, если подумать, то всё как раз закономерно. Все эти парни и девицы, насмехающиеся надо мной, здесь не просто так. Они дети обеспеченных родителей. Чуть менее обеспеченных, чтобы найти способ в обход санкций обучать своих отпрысков за границей, но всё же отнюдь не простых смертных. Это я здесь случайная пассажирка, потому и стала главным лузером.

— Отвали от него, Кирилл! — бросает с передней парты наш староста Саша. — Если продолжишь отбирать её конспекты, то я буду вынужден доложить об этом зам ректора по воспитательной работе!

Я не знаю точно, кто родители Саши. Ходят слухи, что его дед замглавы ФСБ. Судя по тому, как Сашу все боятся, и как он не боится никого, это, вероятно, правда. Едва заметно киваю ему, избегая смотреть в глаза.

— Надо же, вы посмотрите, кто заговорил?! — восклицает Кирилл. — Староста, а чё это ты впрягаешься за нашу аутистку? Вы типа мутите?

Я бросаю на Кирилла злобный взгляд. Висок обжигает. Вот чёрт!

— Да не! — возражает приятель Кирилла. — Все ведь знают, что аутистка — любительница мужчин постарше. Не зря же у нашего Станислава Михайловича к ней такое особое отношение.

— Видимо, зачётно Потёмкина ртом работает! — Кирилл начинает ржать над собственным каламбуром.

Виски сдавливает сильнее. В голове снова начинается спазмирующая боль. На сей раз даже темнеет в глазах. Голоса одногруппников как будто отдаляются.

— Эй, аутистка, ты чего глаза закатила?!

— Блэт, у неё походу припадок!

— Зовите препода!

— Да нет! Лучше сразу в скорую звоните…

Следом за гулом голосов наступает тишина и покой. Вот бы остаться в этом покое навсегда.

Глава 3

«А? Что такое… Я уснула?»

Удивительно, как телу легко. И совсем ничего не болит. Только тяжело шевелиться. Но вроде бы, это и не обязательно.

— Кажется, она пришла в себя, — раздаётся рядом незнакомый женский голос.

Точно, я же хлопнулась в обморок прямо в аудитории. Вот же чёрт! Теперь ещё и за это придётся оправдываться.

— Яна? Яна! Вы меня слышите? — спрашивает незнакомый мужчина рядом.

Так значит, я в больнице. Теперь понятно, почему мне так легко. Должно быть, это действие препаратов. Интересно, как долго я тут провалялась? И сообщил ли кто-нибудь дяде, что я здесь? Вот бы не видеть его подольше.

— Может, сделаете уже что-нибудь? — произносит рядом дядя возмущённо, разбивая мои надежды. — Почему она так долго была без сознания?

— Успокойтесь, пожалуйста, — отвечает врач. — Иначе я буду вынужден попросить вас удалиться.

— Чёрт знает что! — ворчит тот чуть тише. — Вы вообще обследовали её? Она была абсолютно здорова. Даже не простужалась никогда.

— Вообще-то, это не совсем так. Я хотел дождаться, когда она придёт в себя, чтобы сообщить. Но раз вы её законный представитель, то, думаю, вам я могу сказать раньше. У Яны новообразование в мозгу.

— Что? Этого не может быть! — испуганно бормочет дядя. — Вы уверены?!

— Да, на снимке очень хорошо видно.

— Но это новообразование ведь доброкачественное?

— Для выяснения нам нужно сделать биопсию. Настораживают его размеры. Оно почти с грецкий орех. Полагаю, что жить с ним Яне очень непросто.

— Она никогда не жаловалась на боли, — произносит дядя задумчиво.

— Это обнадёживает. Будем надеяться, что всё обойдётся.

Новообразование — это же опухоль… Вот, значит, как? Это многое объясняет. Выходит, я скоро умру? Доктор сказал, что раз нет боли, то есть надежда. Но боль есть, просто о ней никто не знает. Получается, что надеяться не стоит?

Как ни странно, но эта мысль успокаивает. Раньше я всё время думала: что если я попытаюсь сбежать, а дядя меня найдёт? Или я сбегу и попаду в какие-то неприятности и буду вынуждена сама просить дядю о помощи. У меня не было уверенности, что всё получится. А теперь всё это стало неважно. Смогу сбежать или нет, я не останусь в их доме надолго. Значит, можно не бояться. Можно вообще больше ничего не бояться.

Я открываю глаза и окидываю палату взглядом. Светлая, современная, просторная. И явно платная. А дядя очень сильно боится лишиться своей игрушки! Оттого мне сильнее хочется разочаровать его.

— О, Яна! Вы к нам вернулись! — с улыбкой произносит врач. Он на удивление оказывается весьма приятным. Лет сорока пяти на вид с лёгкой сединой на висках. Замечаю, насколько разное впечатление они с дядей производят. При виде того у меня тошнота подступает к горлу. Он бросается ко мне и замирает на полпути.

— Я слышала, что вы сказали про опухоль, — произношу сипло. — Так что можете не пытаться подбирать слова.

— Яна, — дядя подходит к кушетке и берёт меня за руку. — Не волнуйся, я не дам тебе умереть.

Как трогательно… Я предпринимаю колоссальное усилие, чтобы вырвать своё запястье из его хватки. Всё же эти обезболивающие сделали меня ещё слабее, чем я есть.

— Ты тоже не переживай, дядя, — произношу я, не глядя на него. — Раньше времени я не сдохну.

Только сейчас, заговорив о смерти, я впервые по-настоящему задумалась, чего хочу от жизни. Есть не так много вещей, что меня действительно интересуют. В первую очередь я хотела бы разыскать того, кто убил мою маму. Того чёрного мотоциклиста так и не поймали. Но я слышала, как в универе кто-то говорил, что он один из ночных рейсеров — придурков, что от скуки по ночам устраивают гонки по городу. Помню, как Макс с параллельного потока хвастался, что тоже гоняет с ними.

— Доктор, а вы можете сказать уже сейчас, какие у нас есть варианты? — нервно сглотнув, спрашивает дядя.

— Если новообразование доброкачественное, то будем наблюдать, — произносит доктор, глядя на меня. — А если это медуллобластома, то нужна будет операция. И чем скорее мы сделаем её, тем лучше. Вот поэтому так важно пройти полное обследование.

— Я пока не хочу этого. Хочу вернуться домой, — говорю задумчиво.

— Но это может быть опасно, — отвечает он и переводит взгляд на дядю.

— Я понимаю, — продолжаю, придвигаясь к краю кровати. — Но у меня есть одно дело, которое я хотела бы закончить до того, как окажусь на столе хирурга.

Ощущаю сильное эмоциональное возбуждение. Я собираюсь сделать то, чего никогда прежде не делала. Чистое безумие! В голове потихоньку складывается план.

— Я тебе не позволю! — вдруг возражает дядя, вырастая передо мной стеной. — Ты сейчас же вернёшься в постель и сделаешь то, что велит тебе доктор!

— Или что? — смотрю на него с вызовом. Вижу, как он багровеет от злости. — Что ты сделаешь мне? Убьёшь или… изнасилуешь?

— Что ты… Что ты несёшь?! — он с опаской оборачивается на врача. — Да скажите же ей, что она спятила!

— Яна, вам, и правда, лучше как можно скорее пройти обследование и начать лечение. Очень может быть, что опухоль всё-таки злокачественная. В этом случае она будет быстро расти.

— Мне нужен месяц, — говорю я, бросая на него отчаянный взгляд. — После я приду и сделаю всё, что скажете. Как считаете, подождать месяц для меня критично?

На секунду в палате повисает могильная тишина. Решение даётся доктору нелегко, но в итоге он соглашается дать мне месяц.

— Вы с ума сошли! — восклицает дядя. — Как вы можете просто так отпустить её домой, даже не поставив точный диагноз.

— Послушайте, ваша племянница совершеннолетняя. Вы не можете заставить её лечиться через силу. Это не только не поможет ей, но и может навредить.

— Чего тебе, Потёмкина? — спрашивает тот самый Макс с параллельного курса.

— Помоги мне выбрать байк, — отвечаю я.

— Я — тебе? С чего бы вдруг?! — усмехается он, покручивая стакан с кофе в руке.

— С того, что я в этом ничего не понимаю. А ещё с того, что я за это тебе напишу курсач по мат статистике.

Макс некоторое время смотрит на меня задумчиво. Его друганы с любопытством наблюдают за нами.

— Ну, ладно. Но я не такой уж прямо эксперт, — отвечает тот, отпивая свой кофе. — Какой байк тебя интересует?

— Такой, на котором я смогу участвовать в ночных заездах.

Кофе встаёт у Макса поперёк горла. Он начинает кашлять. Потом смотрит на меня, вытаращив глаза.

— Потёмкина, тебе жить, что ли, надоело? Так есть менее эксцентричные способы самоубиться! Или если ты решила так окружающих впечатлить, то купи лучше себе нормальную тачку. По деньгам также выйдет. Кстати, насчёт денег. Ты ж вроде не особо богатая. Слышал, что родня тебя голодом морит до такой степени, что ты в обмороки падаешь на лекциях. Ты на какие барыши собралась покупать гоночный байк?

— Я накопила.

— Тем более, какой смысл тратить то, что ты копила, на байк, который ты разобьёшь в первую же ночь?! А ты его точно разобьёшь, можешь даже не сомневаться!

— Смысл есть, но объяснить не могу, — отвечаю невозмутимо. Макс смиренно вздыхает.

— Ладно, так и быть, помогу тебе выбрать. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал.