Единственная и неповторимая

Глава 11

Пять, четыре, три, два, один… Начали!

У камина, над которым висит черно-белая фотография старого здания в готическом стиле, стоит высокая женщина в твидовом костюме. Титры: «Мириам Ирвинг, директриса пансиона Нортенгер-Хаус в 1969–1982 годах». Как будто по команде она растягивает в улыбке тонкие губы:

— Я бы не сказала, что она была прилежной ученицей. Конечно, она обладала определенными способностями к языкам и рисованию и даже участвовала в школьных постановках, однако учеба определенно не стояла у нее на первом месте.

Голос за кадром:

— Оказывала ли Эмбер плохое влияние на других учениц?

Мисс Ирвинг убрала руку с каминной решетки.

— Да, она имела репутацию довольно непослушной ученицы. У нас были проблемы с ней. Именно Эмбер Бест послужила причиной единственного случая вызова полиции в школу. Конечно, она потеряла мать, и это, несомненно, негативно повлияло на ее поведение. Недостаток… родительского воспитания.

Голос за кадром:

— Что вы чувствовали, когда приняли решение об ее исключении из пансиона? Вы думали о ее дальнейшей судьбе?

Взгляд директрисы устремился на стену, куда-то вправо от камеры.

— Естественно, я беспокоилась об Эмбер. Но необходимо было принять решение в интересах всей школы.

Директрису просят смотреть в объектив, она выпрямляется и смыкает руки на груди.

— Она скакала галопом по жизни, была очень импульсивной и беспечной. Не умела задумываться о будущем, о последствиях своих поступков. По правде сказать, я с самого начала чувствовала, что ничем хорошим это не закончится…

Крупным планом крыльцо школы, на котором теснится стайка девушек-подростков в мягких шляпах и юбках-клеш. Они складывают чемоданы в одну кучу у крыльца, машут камере, обнимаются. Играет песня Кэта Стивенса «Жестокий мир». Девушки, сомкнув руки и связав вместе длинные полосатые шарфы, пляшут канкан, выбрасывая ноги высоко в воздух. В объектив попадают Эмбер и Джеки, камера останавливается на их смеющихся лицах с прищуренными глазами и широко открытыми ртами.

Экран медленно гаснет.

— Привет! Как дела? — Сэм звонил из своего фургона. Джеки был слышен шум дороги из дырки в полу у него под ногами.

— Отлично.

— Сегодня День Икс, не правда ли?

— Угу.

— И ты во всеоружии?

Послышался приглушенный смех, смех женщины, желающей, чтобы ее услышали. Джеки почувствовала раздражение. Во-первых, не очень-то красиво со стороны Сэма звонить ей в присутствии незнакомой женщины и тем более заговаривать на такие личные темы. Во-вторых, это означало то, что Сэм концентрирует всю свою энергию на другой женщине вместо того, чтобы, занимаясь своими делами, думать о Джеки и, возможно, о самом важном дне в ее жизни.

Она очень хорошо представила себе эту смеющуюся незнакомку, даже могла сказать, что у нее лежит в сумочке: зажигалка, усыпанная стразами, записная книжка с голографической обложкой, огромная щетка для волос с наклейками, леденцы в форме сигарет и мобильный телефон (с голограммой, которую можно купить только в Нью-Йорке), беспрерывно принимающий звонки от Ксанты, Манты и Иниго, которые предлагают ей провести выходные в Норфолке, вечеринку в Хокстоне, походы на частные концерты, комнаты VIP-особ… Теперь Джеки разозлилась уже по-настоящему.

— Кто это?

— Где?

Джеки отодвинула трубку от уха и посмотрела на нее так, будто хотела удавить.

— В твоем фургоне, Сэм.

Была еще одна причина для раздражения. Возможно, это звучало глупо, но ей не нравилось, что на ее месте в машине сидит другая женщина. («Хорошо, если просто сидит, скорее всего она свернулась калачиком, поджав или вытянув ноги и завернувшись в одеяло, как участница благотворительного фонда на пляжной вечеринке».) Ведь это было ее законным местом! Кроме нее, на этом сиденье почти никто не ездил. Она сидела на нем, когда Сэм покупал этот фургон у одного парня в Чигвэле, когда он загорелся на трассе М25, когда они продавали рассаду на рынке. Это было ее местом, и больше ничьим.

— А, это одна моя подруга. — Теперь уже Сэм смеялся. — Эй, хватит! Прости, Джек, проблемы с экипажем… едва справился с управлением.

Он смеялся не своим обычным смехом, а особенным, горловым, сексуальным смешком, который подразумевал, что в постели он горяч, как вулкан.

— Сэм, ты мне позвонил специально, чтоб покрасоваться? — Джеки прижала трубку к плечу, чтобы показать, что она совершенно равнодушна к происходящему.

— Да нет! Я звоню, чтобы узнать, как ты. По всей видимости, не очень.

— У меня все отлично. А куда вы едете?

— За покупками. Флавия поможет мне выбрать кое-что для квартиры.

Вот, блин, как банально! Джеки чуть не завизжала. «А в магазине мы попрыгаем на кроватях в отделе мебели, а потом поедем в парк, и я наброшу ей на плечи свое пальто. Мы будем бегать друг за другом, кататься в листве, как щенки, слизывать мороженое друг у друга с носа, а потом поедем ко мне домой и поужинаем на ковре на полу, а потом…»

— Джеки? Ты меня слушаешь?

— Да.

— Ну вот зачем мы едем.

— А потом что будете делать?

— Ну-у-у… — Он что, смотрел на Флавию, делая знаки, указывая на трубку и говоря беззвучно: «Извини, никак не могу от нее избавиться»?

— Да ладно, мне не особо интересно, — сказала Джеки. — Просто не хочу где-нибудь с вами столкнуться. — Она еще сильнее прижала трубку к плечу.

— А у тебя и не получится. Вы ведь пойдете в «Ону» в Стэнбери или в «Зен-бар»… — Сэм опять замолчал, и она услышала, как эта девушка что-то ему говорит. — Это ведь рестораны уровня Саймона?

— Не знаю. — Внутри у нее все переворачивалось, как в стиральной машине. — Что это ты вдруг стал таким экспертом?

— Уверен, что вы пойдете в один из этих ресторанов. Или в клуб? Точно, в тот клуб! Он приедет на своем «порше», усадит тебя на переднее сиденье и — вжик! — повезет прямо в этот клуб — «Веселые финны». «Эй, ребята, есть отдельная комната? — Сэм до жути правдоподобно спародировал голос Саймона — манерность мальчика из состоятельной семьи плюс хриплые нотки Феликса Кэта. — И… э-э-э… бутылочку вашего лучшего шампанского!»

— Очень смешно, — сказала Джеки. — Можешь думать, что у меня паранойя, но мне бы не хотелось, чтобы ты разглашал детали моей личной жизни перед кем попало. Благодарю за понимание.

— Она слушает плейер. Расслабься, хорошо? Мне уже жалко парня. — Сэм засмеялся своим обычным смехом: хо-хо-хо.

«Прими меня таким, какой я есть. И соблазнять тебя я не собираюсь» — вот что означал этот смех.

— Ну же, Джеки, все будет хорошо. Ты отлично подготовилась, волноваться тебе не о чем. Только не забывай о правиле четырех «С»: сладкая, спокойная, сексуальная и… соблюдающая обет молчания. Шучу-шучу! Конечно, солнечная! Осторожнее с выпивкой. Смочи немного горло вначале, но не переборщи. И помнишь, что ты делала, когда говорила мне, чтобы я проверил, не застряла ли у меня пища между зубов? Не вздумай проделать это с ним.

— Ха-ха.

— Все будет замечательно! И помни, ему тоже страшно. — Джеки вспомнила фотографию Сэма в последнем номере журнала «Гералд». Снимок был сделан сверху, он стоял в круге лежащих на полу девушек, расходящихся от него, как лучи от солнца; их босые ноги переплетались вокруг его ног.

— А куда вы с Флавией поедете?

— Не представляю, может, в паб «Петух и карлики».

«Петух и карлики» был самым ужасным пабом в округе, но в ту минуту он показался Джеки самым желанным местом на планете. Когда она разговаривала с Сэмом, у нее возникло то же ощущение, как в тех случаях, когда она звонила домой из Нортенгер-Хауса. Она говорила с отцом по телефону-автомату в холле пансиона, а рядом с ней, прислонившись к стене, стояла Эмбер. Подол ее юбки-клеш был забрызган грязью, и от нее исходил характерный запах смеси сигаретного дыма с аэрозольным дезодорантом и мятными конфетами. Она засовывала эти конфетки в рот одну за другой, в то время как отец Джеки подбадривал ее на другом конце провода: «Еще пару дней, экзамены закончатся, и ты будешь дома, спать в своей кровати».

— Ну, Джеки, ни пуха ни пера. Позвони мне завтра. — Было слышно по его голосу, что Сэм чем-то занят. Опять послышался женский смех. Джеки представила, как пальцы этой незнакомки пробираются за ворот шерстяного пальто Сэма.

— Не делай из-за нее того, о чем потом пожалеешь, — сказала Джеки и положила трубку.

Три часа спустя Джеки была одета, готова к выходу и… задыхалась от волнения.

— Я задыхаюсь, — шептала она Аманде в трубку, — я так нервничаю, что не могу нормально сидеть. Как будто у меня что-то с телом случилось.

Аманда тяжело вздохнула:

— Джеки, тебе не приходило в голову, что ты слишком долго готовишься к этому свиданию? Зачем ты взяла выходной?

— Ты сама мне сказала, чтобы я превратила свою квартиру в лавку древностей.

По правде говоря, сейчас ее квартира больше походила на жилье марокканского шейха или монгольского хана. Аманда прислала дизайнера по интерьеру из «Ла мод» с охапкой ковриков с нашитыми серебряными монетками, накидками на мебель из шкуры ягненка и наборами кроваво-красных бокалов.

«Это все из чувственной коллекции, которую мы представим в следующем месяце», — сказала девушка таким тоном, что Джеки стало понятно: Аманда растрезвонила о ее романтических похождениях по всему офису.

— Пожалуйста, помоги мне как-нибудь. — Джеки наклонила голову, зажав трубку между ухом и плечом. — Я даже бокал не могу ровно держать. И глотать не могу. Никак. Придется в меню выбирать только жидкое.

— Ты серьезно? — В голосе Аманды наконец-то послышалось беспокойство.

— Серьезнее некуда… осталось только два часа, и, если все будет продолжаться в этом же темпе, к тому времени, как он придет, я уже буду в подгузниках.

— Понятно, тебе надо принять мандракс[3].

Конечно! Эти таблетки пациенты доктора Магды принимали перед серьезными процедурами, а ее любимые клиенты получали их в неограниченное пользование. Аманда, например, приняла мандракс перед поминальной церемонией Эмбер (полтаблетки), перед похоронами (одну таблетку) и треть таблетки перед вечеринкой, которую устроила Девина в Лондоне, когда Аманда заняла должность редактора в «Ла мод». Мандракс, снотворное и два вида антибиотиков (для профилактики) были частью ее образа жизни. Однако мандракс главенствовал в этом ряду. Как сказала Аманда, «землетрясение в девять баллов по шкале Рихтера не сможет потревожить твое состояние абсолютного спокойствия».

Одна таблетка была незамедлительно послана в белом конвертике курьером прямо в руки Джеки. Двадцать минут спустя она проглотила рекомендуемую дозу в полтаблетки, запив ее бокалом красного вина, и села на диван, ожидая, когда же ее охватит состояние абсолютного спокойствия.

Джеки прождала полчаса. Ничего не изменилось. Она так же не могла удержать бокал в руке и просидеть минуту прямо. Поэтому за час до приезда Саймона она решила принять вторую половинку мандракса. К семи часам она почувствовала себя намного спокойнее, но ни в коем случае не в отрубе (как беспокоилась Аманда, позвонив ей в шесть тридцать), а немножко… расслабленной. Саймон должен был приехать через полчаса, а Джеки уже перешагнула ту степень опьянения, когда еще остаются силы встать с дивана и выйти из квартиры.

Она сделала единственно разумную в данных обстоятельствах вещь — выпила рюмку текилы. А потом еще одну, совсем маленькую. В семь пятнадцать Джеки чувствовала себя очень хорошо, чрезвычайно спокойно и легко. Она решила потанцевать расслабленный танец перед зеркалом над камином. И боги ей улыбались, ведь ее манера танцевать, обычно дерганая и хаотичная, сейчас автоматически улучшилась, став необычайно чувственной и оригинальной, как будто каждый танец был постановочным, включая и «Птичью песню» (песенка из альбома, а Джеки была уже не в том состоянии, чтобы перематывать).

Джеки не видела, что делают ее ноги, и, притащив из кухни стул, забралась на него с относительной легкостью (с третьей попытки) и принялась танцевать, слегка согнувшись, чтобы видеть себя всю в зеркале. Это была идеальная возможность рассмотреть свой целлюлит, поэтому она задрала платье вверх, зажала подол между зубами и под аккомпанемент «Белой свадьбы» (что это был за альбом?) стала крутиться на стуле, пощипывая при этом себя за ляжки.

Дзинь… Это был звонок ее домофона с видеокамерой. Не проблема. Вообще никаких проблем. Она очень медленно сошла со стула, прошла мимо экрана с черно-белым профилем Саймона, помахала ему и сняла трубку. Как все просто.

— Алло, — проговорила Джеки. Оказалось, что таблеточка спокойствия сделала чудеса и с ее голосом тоже. Он звучал так, будто исходил из накрашенных алой помадой губ, на его обладательнице было накинуто лисье боа, а в руках она держала монокль.

— Привет! — Саймон щурился в глазок камеры.

Джеки лизнула экран.

— Гм?

— Джеки, ты спускаешься?

— Нет! — Нарушение всех ее планов! — Нет-нет, это ты должен подняться!

Он ведь должен увидеть коврики с серебряными монетками, ворсистые накидки, совершенно пустую подставку для сушки посуды, ярко горящие свечи, две вазы со свежими цветами (одна с системой «Оазис» для автоматического полива), компакт-диски и огромную коллекцию книг о Джимми Хендриксе.

Никому, кроме Сэма, она не призналась, что Саймон никогда не был у нее дома. Однако многие вещи были куплены с мыслями о нем. Например, Джеки очень не хотелось покупать огромную книжку о Хендриксе, которая не помещалась ни на одну из ее полок. Но она знала, что, если Саймон когда-нибудь ее увидит, он зауважает Джеки на все сто.

Она даже купила необычные аксессуары — большие вельветовые пиджаки, толстые кожаные пояса, какие обычно носят рок-звезды. У нее даже была такая фантазия — они с Саймоном идут по улице, подпоясавшись такими поясами, засунув друг другу большие пальцы в задние карманы джинсов. Или она лежит в ванне, огромной, чугунной, стоящей посреди комнаты размером с ангар для самолетов, а Саймон заходит в джинсах, которые он надевал в семьдесят четвертом году на вечеринку у Хинкли, и в полосатом пиджаке, купленном ею на рынке. И он говорит ей: «Крошка, ты не против, что я надел это? Ты не против…»

— Ты не против, если я не буду к тебе подниматься? Меня в машине люди ждут…

Джеки отскочила от экрана видеофона. Люди? Люди!!! Он произнес это слово так, что ей стало все понятно. Не просто люди, незнакомцы на их свидании, а «лю-уди», «свои люди», «крутые чуваки», которые водятся только с теми, кто может быть им чем-нибудь полезен, в мгновение ока отметая от себя всех других, считая их всяким хламом.

Джеки согнулась пополам и почти на карачках быстро-быстро заковыляла к окну. Там она прижалась к стене и очень медленно высунула нос из-за занавески.

То, что она увидела, было намного хуже, чем она могла себе представить. На заднем сиденье старомодного авто с откидным верхом расположились, переплетя руки-ноги, две девушки и один мужчина. Это и были «люди». Девушки смотрелись хуже некуда: носатые, с тощими бедрами и в винтажном прикиде.

В любой другой день она бы вполне вписалась в их компанию, но сегодня, когда она была женщиной-вамп, эти девочки определенно запишут ее в категорию «минус-минус» на своей шкале оценок. На них самих, естественно, были джинсы и фетровые шляпы, и не какое-нибудь старье, а скорее всего с последнего показа Кристофа.

Дзинь-дзинь.

Ой! Саймон же стоял у ее двери! Она бросилась к видеофону:

— Алло?

— Что там у тебя происходит?

— А, ничего… я подумала, я быстро переоденусь.

— Нет, Джеки, спускайся. Мы уже опаздываем.

— Ну… ладно.

В любом случае у нее не было подходящей пары джинсов. Те, которые у нее имелись, были не того оттенка. И куда они опаздывают? Да ей же все равно, она ведь вся такая расслабленная соблазнительница.

Джеки выключила проигрыватель для компакт-дисков, задула свечи и глотнула текилы прямо из горлышка.

— Привет! — Джеки подошла к машине.

Девушки подняли руки в ответ, как ковбои, повстречавшиеся на темной тропе, одновременно улыбнулись и вернулись к разглядыванию браслетов друг у дружки.

— Здорово — сказал приятель Саймона, выпучив глаза и оскалив зубы. Эта гримаса, весьма отдаленно напоминавшая улыбку, должна была, видимо, осчастливить Джеки. — Это ты там была на стуле? — спросил мужчина.

— Нет, — отвечала Джеки, — подруга, мы с ней очень похожи. Я взяла у нее это платье взаймы в последнюю минуту. Вдруг подумала: «Сниму-ка я эти джинсы… и… э-э-э… топ, шифоновый топ… и, раз-два, надену маленькое черное платье».

Девушки посмотрели на Джеки таким скучающим взглядом, что ей захотелось залезть под машину.

— Странная твоя подруга… так выплясывала, — сказал мужчина.

— Это точно! — Саймон перегнулся через сиденье и открыл дверь машины. — Залезай… Нравится? Я взял тачку на зиму. Это Манго, это Роза и Си-Джей. — Он указал на заднее сиденье. — И они знают, как им повезло, что я пригласил их на наше грандиозное свидание. — Он нагнулся и прошептал Джеки на ухо: — Но только на первую его часть, имей в виду.

Саймон резко откинулся назад и завел двигатель.

— Просто спасибо одному крутому пиарщику, мне в руки попали билеты на «Корекс»!

Манго издал радостный возглас, а Саймон сжал руль и улыбнулся ей:

— Ну как тебе?

— Замечательно! Чудесно! — Джеки выдавила из себя улыбку. «Корекс», «Корекс»… Это они выступали в странных белых лабораторных костюмах для химзащиты?

Роза и Си-Джей тихонько напевали: «Что такое? Что с тобой такое-е-е? Ничего», на слове «ничего» Манго тыкал кулаком в спинку ее сиденья.

— Это частная вечеринка, не более пятисот человек приглашенных. — Саймон тряхнул челкой, взглянув на себя в боковое зеркало. — Да зачем же я тебе рассказываю, ты, верно, лучше меня знаешь. Джеки ведет колонку в «Ла мод». — Он мотнул подбородком в сторону заднего сиденья, ожидая оттуда реакции.

— Ага, — сказала Си-Джей, — супер!

Джеки улыбнулась, кивнув. Одна часть ее подумывала о том, чтобы позвонить Сэму и спросить, кто такие «Корекс», и в то же время не желала и пальцем пошевелить. Она размышляла, что же делать с этим платьем, годным только для похода в ресторан типа «Ону», и одновременно с этим ей хотелось прижаться к Саймону, забыть о чертовом платье, может, вообще его снять. Он был таким красивым! Очаровательная новая стрижка, волосы слегка взъерошены, как у Ромео… И запах ванили… И брюки из змеиной кожи, которые…

— Детка! Эй, детка! — Саймон тряс ее за колено, которое она нарочно направила в его сторону. — Джеки? С тобой все хорошо? Ты захрапела.

Частный концерт «Корекс» оказался довольно крупным мероприятием. А еще все были одеты в поношенную, латаную-перелатаную одежду. Когда Джеки пробиралась к бару, чтобы выпить рюмку водки («Корекс» оказалась группой, исполняющей «электронный рэп», что не очень соответствовало ее расслабленному состоянию), молодой человек спросил, не из охраны ли она.

— А что, похоже, что я из охраны? — огрызнулась Джеки.

— Ага, — сказал молодой человек.

И правда, на ней все еще было наглухо застегнутое черное пальто. Она пыталась танцевать, но мандракс диктовал медленно-задумчивую интерпретацию ритма группы «Корекс», а Роза одарила ее взглядом, от которого не просто было оправиться. Поэтому Джеки решила, что лучше ей постоять у бара. Оттуда она могла наблюдать (если встать на цыпочки) за Саймоном и Манго. Они стояли перед сценой, размахивая руками и поливая друг друга пивной пеной.

— Эй! — Саймон был уже рядом с ней, вытирая пот с лица и груди своей рубашкой.

Глядя на его торс, вы становились похотливой вдовушкой: требовался веер, чтобы прикрывать сладострастные взгляды. Джеки теперь понимала, как чувствует себя мужчина, разглядывающий особенно соблазнительное декольте.

— Эй! — Он взял ее за руку и приставил указательный палец к сердцу. — Видишь? — Прямо над соском она увидела маленькую татуировку: «Эмбер». — Я сделал ее сразу после похорон. Ей бы понравилось, как ты думаешь?

— Да, понравилось бы.

Из голоса Джеки исчезли все похотливые нотки. Перед глазами у нее встал портрет матери Эмбер, только теперь на портрете была сама Эмбер. Она высовывалась из рамки и указывала на его грудь, из которой вдруг начали вырываться синие языки пламени, затем они погасли, и, как в рекламе гамбургеров, на груди стало проявляться выжженное черным цветом его имя.

Саймон внимательно смотрел на нее.

— Тебе не нравится.

— Да нет же, просто…

— Я знаю, о чем ты думаешь.

— Просто немного неприа… неприятно. Потому что никто не заменит ее… но… пралльно ли отдать ей сердце… навсегда?

Саймон улыбнулся, накинул рубашку и привлек Джеки к себе.

— Если она тебе неприятна, я заклею ее пластырем, — сказал он, — и, может быть, на другой стороне сделаю татуировку с твоим именем. Кстати, сколько ты уже сегодня выпила?

— Чуть-чуть… Все в прядке… — Наверное, пора было уже отделиться от Манго и девчонок.

— Си-Джей и Роза такие классные девчонки. Как ты думаешь? — спросил Саймон. Он взял ее ладонь и положил себе на талию под рубашку.

— М-м-м, — сказала Джеки, — здорово. — Она на секунду прижалась подбородком к прохладной ткани его рубашки.

— Ого! Джеки, детка, ты горячая как печка. — Саймон дотронулся до ее щеки. — Может, снимешь пальто?

Проблема заключалась в том, что через час после начала концерта она уже снимала пальто, и никто не обратил внимания на ее платье. Однако, посмотрев в зеркало в женском туалете, Джеки поняла, что зря это сделала — под мышками у нее были темные овальные пятна от пота. К счастью, в туалете оказалась сушилка для рук, и Джеки тщательно, в течение двух минут, просушивала одну подмышку. Пот высох, оставив отвратительный белый ободок. Девушка, одетая в ямайском стиле, в кожаных сапогах-казаках, уставилась на нее в зеркало и сказала, поджав губы:

— Красавица, да ты наклюкалась.

— А может, мне застирать все платье, а потом быстренько высушить его? — весело спросила Джеки, как будто они попали в эту переделку вместе и лично она не собиралась уклоняться от ответственности. Но девушка уставилась на нее пустым наглым взглядом, и Джеки почувствовала себя глупой папенькиной дочкой.

Когда они приехали в отель «Бредли», Саймон сказал, что в китайском ресторане уже нет свободных столиков, поэтому он забронировал номер и заказал суши и «Боллинджер».

— И еще… кофе… пжалста… — пробормотала Джеки.

— Благодарю вас, сэр, — ответил администратор.

— Ваше-то я не мужик… — начала Джеки, подражая смешной интонации Си-Джей, и тряхнула челкой, чтобы всем было видно, как блестят ее локоны, спадающие на лоб.

— Он разговаривает со мной, Джеки, — прервал ее Саймон, передавая администратору золотую кредитную карточку и оставляя на чеке свою подпись — линию с точкой над ней.

— О, прстите! — Джеки махнула рукой в сторону администратора. — Бльшое, бльшое вам сссибо. Не мгли б вы пата… пото… ропиться с кофе, и мжно двойной, естессно, без воды, немного сока… Знаешь, я те скажу… — начала говорить она Саймону, пока он вел ее к лифту, — я сршенно не чувствую себя уставшей.

— Теперь можешь снять пальто, — сказал Саймон.

Он привел Джеки в номер, полностью соответствующий мрачной теории Аманды: темная комната с кроваво-красной отделкой, какие-то детали черные, и все настолько плохо освещено, что можно было разглядеть только кровать с пологом и жесткое черное кожаное кресло рядом.

— Брр! — поежилась Джеки. — Может, через несколько минут… Как думаешь, у них есть халаты… в ванной, а? — Саймон выглядел озадаченным.

Он божественно красив. Однозначно божественно красив. В отличие от, скажем, Сэма. Выражение лица Сэма всегда меняется, как будто он прислушивается к чему-то, а лицо Саймона всегда выглядит таким уверенным и одновременно изящным — ровный переход от почти электрической, так что волосы встают дыбом, красоты через ежедневную, обычную к глубокой и задумчивой красоте. Вне этой шкалы, конечно, есть еще и красота настоящего мачо: в такие моменты Саймон щурится и обнажает зубы в улыбке, вот как сейчас, словно волк в сказке «Три поросенка». Эта улыбка дает понять — он точно знает, что делает, и, возможно, он просто мастер по части совершенства.

— Джеки, — прошептал Саймон, — почему бы тебе не поискать халат, если это то, чего ты хочешь? Сходи за ним, чего стоять просто так.

Неожиданно идея с халатами, которая пришла Джеки в голову, потому что ей очень хотелось избавиться от этого дурацкого платья с потными подмышками, приобрела совершенно новые очертания. «Найди халат, найди халат». Боже, это какой-то код для тех, кто использует в постели хлыст и наручники! «Ты надеваешь халат? Мы в халатах, а ты? Ты хочешь сделать это в халате или без него?»

— Я не хчу халат, — сказала Джеки и пожала плечами. Саймон прищурился. — Знашь… думаю, мне будет хршо в полотенце.

Она направилась в ванную, вытянув одну руку прямо перед собой, а второй опираясь о стену, чтобы не свалиться. Через несколько минут Джеки появилась в двух полотенцах. Одно она обмотала вокруг тела на манер туники — от груди до колен, а второе набросила на плечи. После галогеновых ламп ванной номер был еще больше похож на кромешный ад, и один парнокопытный черт в брюках лежал на алтаре в дальнем конце комнаты в ореоле густого красного света и ждал, что Джеки сделает с ним что-нибудь дьявольски непристойное.

— Иди сюда, детка, и мы послушаем музыку, ага?

В этом не было ничего особенного. Джеки, переваливаясь как пингвин, прошаркала к кровати, плюхнулась на матрас и вытянула ноги вверх, руками сжимая концы полотенца у себя на плечах.

В руках у Саймона была какая-то штуковина типа пульта для переключения каналов.

— Что ты хочешь? — спросил Саймон.

— Пжалста, давай поиграем в собачек, — ответила Джеки. — В смысле, просто чтоб начать, а потом можно продолжить, п-позже… видишь, как ты сводишь меня с ума. Хотя, может, мне лучше п-п-поставить одну ногу на пол… если тебе так будет удобно…

— А я думал, что-нибудь приятное.

— Ага.

— Может, Дилана?

Джеки подняла голову и уставилась на Саймона. Он держал в руках пульт и указывал на стереосистему рядом с кроватью. И он говорил о музыке.

— Да, да, да! — закричала Джеки.

— Вот так уже лучше. — Саймон наклонился и страстно поцеловал ее.

— Я думала, у тебя есть какой-то дьявольский план по части секса, — прошептала она.

— Есть, — ответил Саймон.

Она видела, как в темноте блеснула его улыбка, и полотенце на поясе резко стало ей мешать.

— Саймон, я щас вернусь. Мне только нужно выпить стакан воды, — пробормотала Джеки, слезая с кровати, и мягко, как гейша, пошла к столу у окна, на котором стояли бутылки с минеральной водой. — Должна признаться… я совсем немного, чуточку нервничаю… короче, вот так… — Она на ощупь обошла стол, шаря одной рукой в поисках бутылки, и сбросила полотенце. — Знаешь что? Это были твои девочки? — Джеки ощупывала стол, двигаясь в противоположном от воды направлении. — Они очень миленькие, и все такое… Я уверена… Но ты же еще ничё не видел… О, мать твою… К черту эту воду… — Сказав это, Джеки развернулась, чтобы возвратиться в кровать, запуталась ногой в телефонном шнуре и полетела в темноту, а затем почувствовала сильный удар и ощутила щекой колючее прикосновение ковра.

— Джеки? Детка? — Полуголый Саймон склонился над ней, но даже он не мог отвлечь Джеки от пульсирующей боли в лодыжке.

— Я сломала ногу, — пробормотала она. — Я знаю, потому что уже ломала. Черт!

— Ну а у меня это впервые, детка, могу тебя заверить, — сказал Саймон, и это было последним, что услышала Джеки, перед тем как отключиться.