– Расскажи мне, что произошло.
Нану отвела нас в свой маленький домик, расположенный в нескольких минутах ходьбы, и мы сидели в ее гостиной, наслаждаясь чаем, который она налила из висевшего над очагом чайника.
– После того как твоего отца убили, на дом был совершен налет.
После того как моего отца убили.
Я нутром чуяла, что это так, – так же, как чувствуешь приближение горной бури. Моего отца больше не было. И мне нужно было знать почему. Но моя бабушка до сих пор избегала моих вопросов и вместо этого постелила нам спальные места в главной комнате.
– Расскажи мне, что произошло, – тихо повторила я, подходя к ней, пока она разжигала огонь.
Она налила еще молочного чая, и на поверхность всплыл стручок зеленого кардамона. Я схватила теплую чашку, но не смогла поднести ее к губам, язык словно онемел.
– Пей свой чай, – отрезала она.
Я с трудом сглотнула, пытаясь скрыть разочарование. Когда я взглянула на нее, она смотрела на меня каменным взглядом, поэтому я поднесла чашку к губам и выпила горячую жидкость, не почувствовав ни капли и едва заметив, как обжигающий чай хлынул мне в горло.
– Вот. – Я со стуком поставила свою чашку на стол перед нами. – А теперь расскажи мне, что произошло!
Нур мягко положила руку мне на плечо, и я бросила на нее благодарный взгляд. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь унять бурю эмоций, рвущихся наружу. Я знала, что моя бабушка ни в чем не виновата, но мне было нужно, чтобы она все мне рассказала.
Нану глубоко вздохнула:
– Когда тебя схватили, твой отец был вне себя от ярости. Он собрал лучшее оружие, намереваясь освободить тебя. Никто не мог вразумить его. Его друг Касильдо сказал, что поможет ему, и с наступлением темноты они вместе отправились тебя искать.
Касильдо. Мой отец навещал его, когда мы ездили в Басраль, и Касильдо часто покупал у него мечи. Он был хорошим другом моего отца, и я подумывала о том, чтобы остановиться у него, когда мы ехали сюда. Но из-за того, что Касильдо помогал моему отцу спасти меня, у меня в груди что-то дрогнуло. Я даже не знала, что мой отец пытался спасти меня.
Рука сама по себе потянулась к прохладным пальцам Нану. Она замолчала и, посмотрев на наши соединенные руки, нахмурилась. Мы нечасто касались друг друга, а теперь в течение всего нескольких часов я успела и обнять ее, и подержать за руку. Когда умерла моя мама, в своем горе я обращалась не к бабушке. Но теперь она осталась единственным человеком, который знал моего отца так же, как и я, и кто знал, что он значил для меня.
– Я не знала о попытке Бабы вызволить меня, – сказала я, вспоминая те первые дни заключения в дворцовой темнице, прежде чем меня перевезли на остров.
Я ожидала, что меня казнят, но меня отправили на пытку, которая была гораздо хуже смерти. И в это время отец погиб, пытаясь освободить меня. Мрачное, болезненное чувство росло внутри меня и становилось всепоглощающим.
– Баба умер из-за меня? – Я отвернулась от Нану, не желая видеть в ее глазах подтверждение.
– Нет, – сказала она, и ее голос прорезался сквозь рев в моих ушах. – Его предал его друг, Касильдо, который сказал, что сможет доставить их в дворцовую тюрьму. Вместо этого он привел твоего отца прямиком к городской страже. Но твой отец не собирался молча сдаваться. Он сражался с ними, пока солдаты не одолели его. Глупец.
Нану говорила тихо, но ее слова отдавались в моей голове так громко, что я не могла мыслить здраво. Я представила себе все: как он, увидев стражников, обнажил свой любимый, украшенный филигранью тальвар, как искривился его рот, когда он повернулся к своему другу и осознал его предательство. Вероятно, это было очень похоже на то, как я смотрела на Мазина перед тем, как стражники схватили меня.
Наверняка он почувствовал то же самое, что и я, тот же приступ недоверия при осознании того, что твой ближайший союзник тебя предал. Понимание того, что ты остался один.
– Где он сейчас? – спросила я убийственно спокойно.
Нур встретилась со мной взглядом. Она сидела на подстилке из финиковой пальмы, поджав под себя ноги. Заметив выражение моего лица, она кивнула. Да. Она знала, чего я хотела. Потому что она хотела того же, за то же преступление. Ответ на вопрос, какими будут мои дальнейшие действия, был ясен как день.
Нану наблюдала за нами, наклонив голову, как будто впервые видела нашу связь. Но она еще не ответила на мой вопрос.
– Касильдо, – повторила я, – где он?
Эти слова я произнесла едва различимо, но от их мощи воздух вокруг изменился. В комнате повисла тяжелая атмосфера гнева и предвкушения, и я сжала пальцами маленький карманный кинжал моего отца.
Нану прищурилась:
– Касильдо вернулся в город, он по-прежнему уважаемый торговец. Если на то пошло, предательство улучшило его положение в глазах императора. Но, прежде чем вернуться, он совершил налет на кузницу твоего отца. Забрал все его мечи. Без зазрения совести брал себе все, что мог взять.
Почему ты не остановила его? – захотелось мне накричать на нее. Но я знала ответ на этот вопрос. Моя бабушка не была воином, а после моего ареста и смерти моего отца защищать было уже некого.
– Так вот почему Касильдо предал моего отца? Ради его мечей? – Я повысила голос, и слова прозвучали слишком громко в повисшей между нами тишине.
Моя бабушка слабо улыбнулась:
– Касильдо утверждал, что боялся императора и именно поэтому выдал твоего отца. Но я знаю, что с тех пор он выставляет ножи твоего отца в своем арсенале и хвастается ими.
– Мой отец умер ради коллекции мечей. – Я покачала головой.
– Дания, я понятия не имела, что твой отец шел на верную смерть. – Глаза моей бабушки затуманились.
– Я не виню тебя, Нану, – смягчила я голос, хотя прежняя ярость переполняла мои вены, прорывая плотину. – Я виню людей, из-за которых я оказалась в тюрьме.
Перед моим мысленным взором промелькнуло холодное лицо Мазина. Воспоминание об ухмылке Дарбарана чуть не заставило меня сплюнуть. А император Вахид организовал все это, чтобы устранить противника, не разжигая гражданскую войну. Но теперь я могу добавить к этому списку Касильдо. Касильдо, которого я считала нашим союзником, стал просто еще одним предателем.
– И я виню человека, который обманул моего отца, притворившись его другом.
– Не делай глупостей, Дания, – предостерегла бабушка, но без настойчивости. Может быть, она устала бороться с моим отцом все эти годы и не хотела тратить силы на меня. Она знала, что это бесполезно.
Мои губы растянулись в невеселой улыбке.
– Что бы я ни сделала, это не будет глупостью.
Я желала мести, и у Нур был доступ к тому, что могло мне помочь. По поджатым губам Нур я поняла: она ждала, что я скажу дальше. Она хотела исправить причиненное ей зло так же, как я хотела исправить причиненное мне.
– Мы с Нур останемся здесь на несколько дней, чтобы отдохнуть, а затем продолжим путь.
Я не стала объяснять бабушке, куда мы направляемся и что ищем. Если бы я упомянула при ней о зораате, эту информацию можно было бы вытянуть из нее пытками. Будет лучше, если она останется в неведении.
– Но ты не можешь уйти сейчас. – Нану сделала шаг ко мне, ее глаза потемнели; я моргнула, гадая, беспокойство я услышала в ее голосе или что-то другое. Нану была не из тех, кто показывает эмоции. – Я думала, ты мертва, – продолжала она умоляющим голосом.
Что-то кольнуло меня в сердце, но я уже приняла решение. Теперь моя кровь превратилась в сталь, будто я стала одним из мечей Бабы и его смерть выковала мою цель. Теперь речь не обо мне и не о Нану. Не о правосудии. Теперь речь о мести.
– Мы останемся ненадолго, но я не могу больше рисковать. Особенно учитывая, что новости о моем побеге, вероятно, скоро дойдут до Вахида.
Бабушка кивнула, и я почувствовала ее разочарование. Она хотела, чтобы я осталась, но не могла меня заставить. Не сейчас. Я не смогу жить в мире с собой, если не предприму что-нибудь в связи со смертью отца. Я не могла оставить это без ответа, не могла позволить предателю разгуливать на свободе, как и тем, кто сыграл свою роль в моем предательстве. Я избавилась от оков, и теперь все мои темные стороны рвались наружу.
Касильдо. Дарбаран. Мазин. Я взглянула на Нур. Одно имя в моем пазле пересеклось с ее. Вахид. Я повторяла их имена снова и снова у себя в голове, пока не выработала план, пока не смогла представить себе каждый шаг, который мне нужно было сделать, чтобы достичь цели. И для начала нужно было найти сокровище джиннов.
В тот вечер мы лакомились тушеной козлятиной, которую моя Нану приготовила по такому случаю. Кусочком мягкой лепешки я зачерпнула из тарелки остатки подливки и, ощутив вкус черного кардамона и перца чили, удивилась, как я вообще смогла прожить целый год без этого. Я сидела за низким столом в главной комнате Нану и ковыряла в тарелке оставшиеся острые маринованные огурцы, резкость кислого вкуса возвращала меня к реальности.
Нану пригласила нескольких женщин из деревни помочь с приготовлением еды, и я старалась не поднимать глаз, когда они бросали любопытные взгляды на нас с Нур. Нану заверила меня, что они не доложат о нас Вахиду, но мне все равно было тревожно из-за того, что о нашем побеге знает так много людей. Я не хотела, чтобы что-то помешало тому, что я собиралась сделать. Смерть моего отца укрепила мою решимость. Но я не плакала. Не горевала. Вся моя скорбь вылилась в гнев. Острая потребность в возмездии сомкнулась у меня на горле, вонзив в кожу когти. Я так сильно вцепилась в края своей миски, что камень не раскололся пополам лишь чудом.
– Мы действительно отправимся туда, куда я думаю? – Нур перебралась ко мне и плюхнулась на подушку рядом, ее тарелка была такой же пустой, как и моя. – Ты наконец согласна отправиться за сокровищем Сумы вместе со мной?
Я откинулась назад и тяжело вздохнула. Мы с Нур встали на общий путь мести. И, имея доступ к сокровищам Сумы, мы могли воплотить наши мечты в жизнь.
– Да.
Нур положила себе на тарелку еще риса из мисок, стоявших перед нами, и понизила голос:
– Я думала, тебе нет до этого дела.
– Это было до того, как я узнала, что моего отца убили. Теперь я понимаю, что хочешь сделать ты. И я согласна. Мы обе заслуживаем возмездия. – Ярость удушающими пальцами сдавила мне горло, и я почти не могла дышать.
Нур отставила миску и потерла шею:
– Дани, я знаю, ты злишься…
– Меня переполняет нечто гораздо большее, чем просто злость. – Мой голос был похож на низкое рычание.
– Хорошо. Но не принимай важных решений сразу после того, как узнала, что случилось с твоим отцом. Продумай все как следует.
– Ты так говорила себе, когда Вахид убил Суму? Когда он убил твоего отца?
Нур резко втянула воздух сквозь зубы, но я продолжила:
– Я продумываю все тщательно. Больше, чем кто-либо когда-либо. Я думаю о каждом порезе, каждом синяке и каждом ударе, которые собираюсь нанести в отместку за то, что сделали с моим отцом. За то, что сделали со мной.
Мои губы сжались в мрачной усмешке, и я уставилась на деревенских тетушек, которые весело смеялись между собой. Некоторые из них вернулись с кормления кур, одна женщина втирала подогретое горчичное масло в волосы моей Нану. Афра, старейшина деревни, жарила на пороге дома чили, отпугивая дурной глаз, который мог преследовать меня из тюрьмы. В доме царила атмосфера праздника: дочь кузнеца вернулась в семью тетушек, которые были рядом всю ее жизнь. Только теперь эта дочь изменилась. И хотя я выросла в этом месте, собой я стала не здесь. Не совсем. Расплавленное железо по-настоящему проникло в мои вены, лишь когда меня бросили на каменный пол тюрьмы.
– Я хочу, чтобы ты была уверена. Как только мы встанем на этот путь, мы не сможем повернуть назад.
Я скрестила руки на груди:
– А ты уверена? Сможешь ли ты спокойно жить, зная, что убийца Сумы все еще на свободе?
Нур отвела от меня взгляд, и, прежде чем она уставилась в свою миску, в ее глазах промелькнула боль.
Я кивнула:
– Я так и думала. Я тоже больше не смогу спокойно жить. По крайней мере, пока они дышат.
В моей памяти, словно первое облачко перед надвигающейся бурей, всплыло лицо Мазина. Мои мысли всегда будут возвращаться к нему. Были и другие, которые заслуживали моего гнева не меньше, но именно предательство Маза стало самой глубокой загноившейся раной, зараза из которой распространилась на все остальное. Именно его предательство оказалось самым подлым. Если бы не он, Баба был бы еще жив.
Я сглотнула и на мгновение закрыла глаза, а затем снова сфокусировала взгляд на Нур:
– Пока дышит Мазин. Он катализатор. И я сделаю все, чтобы он почувствовал мою ярость.
Нур смотрела на меня с непроницаемым выражением лица, в ее ярких глазах отражался свет факелов.
– Если это то, чего ты действительно хочешь, то я готова. И я хочу уничтожить его.
Я знала, что под «ним» она подразумевала другого, и все же речь шла про две стороны одной медали.
Нур вздернула подбородок:
– И я хочу добиться справедливости для Сумы.
– С Вахидом будет покончено, поверь мне. Ты уверена, что хочешь разделить со мной всю эту силу?
Нур кивнула, и, прежде чем у меня сдали нервы, я должна была задать ей этот вопрос:
– Почему?
Нур глубоко вздохнула и стала смотреть на пляшущие в очаге языки пламени:
– Потому что, когда я могла навсегда остаться в той тюрьме с Тохфсой, ты вернулась. И потому что я не думаю, что кому-то из нас стоит делать это в одиночку. Потому что мы отличная команда. И потому что… – Она поколебалась. – Потому что мы обе знаем, каково это – потерять отца и чувствовать себя бессильной. И я хочу, чтобы к нам вернулась часть этой силы.
Я выдохнула, гнев начал улетучиваться. Нур была права, мы действительно хорошо сработались – это доказал как наш побег, так и путешествие сюда. И у нас был общий враг. Как бы сильно мне ни хотелось въехать в город с высоко поднятыми мечами, я понимала, что в этом деле необходимо действовать умнее и хитрее.
Речь шла не просто о наказании, а о том, чтобы заставить их заплатить, используя всю мощь, которую я могла раздобыть.
– Это будет нелегкий путь, – сказала я, наблюдая за деревенскими женщинами и понимая, что, скорее всего, никогда больше сюда не вернусь. Особенно после того, что произойдет дальше.
– Поверь мне, как только я встретила тебя, то сразу поняла, что с тобой будет нелегко. – На лице Нур медленно расплылась улыбка.
Я потянулась и сжала ее руку, хотя чувство благодарности было мне непривычно:
– Спасибо, подруга.
Нур не была обязана делиться своей силой. Но и я не собиралась отказываться от нее.
– Поблагодаришь меня, когда в твоих руках окажется магия джинна. Когда у тебя будет сила сделать практически что угодно.
Я кивнула, но изо всех сил сжала обветшалый деревянный стол, думая о том, что единственное, чего я хочу, – это вернуть своего отца. Но никакая сила джинна не могла мне этого дать. Ничто не могло. Бабы больше не было, и теперь успокоение мне могло принести лишь уничтожение моих врагов. Они заплатят за то, что сделали.
– Не думаю, что нам стоит задерживаться здесь надолго, – тихо сказала Нур, улыбнувшись и кивнув женщине, проходившей мимо костра. – Жители деревни наблюдают за нами.
Я вздрогнула от ее слов:
– Думаешь, они расскажут императору?
Наша деревня была предана своим, и я бы удивилась, если бы кто-нибудь нас выдал. Но, опять же, не могла я и подумать, что Мазин поступил бы со мной так, как он поступил.
– В такой-то деревне? Да тут убьют за пару лишних монет в кармане, чтобы пережить зиму.
Я наблюдала за тем, как у костра пели несколько женщин:
– Значит, нам надо выехать с первыми лучами солнца.
– Я начну набивать свой рюкзак роти[14] твоей бабушки. Нам предстоит долгое путешествие, а фиников я уже наелась.
Я лучезарно улыбнулась Нур – мне впервые захотелось по-настоящему улыбнуться с тех пор, как я узнала о смерти Бабы.
– И пакоры[15] тоже возьми. Я заметила у очага еще тарелку.
– О-о-о, отличная мысль.
Нур побрела к еде, а я закинула в рот несколько семян фенхеля и принялась их жевать, глядя на огонь. Казалось, смерть Бабы высвободила что-то во мне, что-то, что я силой сдерживала, когда еще надеялась, что вернусь к нему. Но теперь надежды не было. Я больше не собиралась сдерживать себя.
Я крепко сжала кулаки, думая о Касильдо – человеке, который обманул и подставил моего отца. Они были друзьями с детства, и этот человек был мне как дядя. От того, что он так легко сдал моего отца, у меня по коже шел мороз. Но в этом холодящем чувстве я обрела силу, как будто могла заблокировать все эмоции, и это позволило выделить из моих целей только те, которые имели значение. Может быть, это и было ответом на все вопросы. Может быть, превратив свое тело в лед, я смогла бы стать оружием, которое было мне необходимо, чтобы отомстить за отца. Чтобы отомстить за саму себя.